Черная Башня

Флоран стоял на коленях. Микеле видел, как по ладоням его, израненным, обожжённым, стекает густая неестественно-темная кровь. Запястья его были скручены колючей проволокой, и от неё тянулись не то трубки, не то провода. Микеле медленно поднял взгляд, майка на спине Флорана была изорвана, левое плечо выбито и на бледной, как снег, покрывающий море, коже чёрные синяки, он стоял на коленях потому, как ноги его были сломаны, и ходить он больше не мог. Микеле все не понимал, почему они до сих пор здесь, почему их держат в этом чертовом склепе, когда знают, что не добиться от них ничего больше. Охранник, стоящий возле него, гнусаво усмехнулся и пнул Флорана в колено, тот качнулся вперёд и шипы проволоки сильнее впились в его запястья. Руки его, и так похожие на кровавое месиво, безвольно дернулись, но от этого кровь потекла лишь сильнее. -Не смей…- прошипел Микеле. Голос, словно не его, наждачкой прошелся по горлу. -Заткнись, отродье, — гаркнул солдат, и вновь засмеялся, и вновь ударил Мота так, что тот согнулся пополам. Микеле отвернулся, чувствуя, как глаза начинает щипать от слез. Что мог он, сам в состоянии не лучшем, лишенный силы, надежды, способностей, цели. Ничего не осталось. Флоран с трудом повернулся к нему и улыбнулся разбитыми губами. Он смотрел на него с какой-то тихой безнадежностью, теплом и горечью, как смотрят герои, умирающие от стрелы врага, как смотрят на тех, кого любят, ради кого готовы пожертвовать последними секундами своего существования. -Я люблю тебя, — прошептал Микеле одними губами. Голос его заглушил скрип открывающейся двери, чьи-то шаги. Голова Флорана вновь тяжело качнулась обратно, он с трудом поднял взгляд. И встретился глазами с ехидным прищуром на лице собственного отца. Как же, все-таки, он не был похож на Дова. -Ну что, доигрался, малыш, — усмехнулся Аттья, — строил из себя героя, дрался за свободу, за любовь, а в итоге, все закончилось, как и должно было с самого начала. Ты здесь, и этот, главный твой фанат, тоже здесь. И чего ты добился, Флоран? Мот молчал, а Микеле, не отрываясь смотрел на его ободранную шею, щеку, испачканную кровью, тёмные волосы. Он не видел его лица, но готов был поклясться, во взгляде Фло сейчас ни единой эмоции. -Ладно, — Аттья нетерпеливо переступил с ноги на ногу, а потом достал из-за пояса пистолет, — не хочешь говорить, не надо. Все равно это ни к чему не приведёт. Он снял пистолет с предохранителя и прижал его ко лбу Флорана. -Последнее желание? Мот поднял на него насмешливый взгляд. -Гори в Аду, Дов Аттья. Прогремел выстрел. Микеле резко открыл глаза. Над ним темнел старый чуть потрескавшийся потолок, первые секунды он слышал лишь собственное сердце, бешено колотящееся в груди, а потом шумно втянул ртом воздух и закашлялся, садясь на кровати. В голове гудело. Ему казалось, что он до сих пор слышит эхо выстрела, а то место будто сжимает его в тисках, не давая выбраться. Слишком душно… Он попытался откинуть одеяло и не смог почему-то. Медленно опустил взгляд на собственные руки. Пальцы были в чем-то липком и горячем, в темноте не разглядеть, Микеле потянулся, пытаясь нашарить выключатель на проводе от лампы, и сбил с тумбочки чашку. Она разбилась, а он все никак не мог найти провод, что-то отвратительно-теплое текло по его рукам на кровать, а из комнаты словно воздух выкачивали. Микеле чувствовал, как забивает нос запах чего-то горького, грязного, давно разложившегося… Он щелкнул наконец выключателем и тусклый свет осветил его ладони, залитые тёмной, липкой кровью. Микеле отшатнулся, и понял, что вся кровать в крови, по рисункам его, лежащим на столе, кровь течёт, и сам он весь, с ног до головы в ней. -Ну что, нравится? — спросил хриплый голос из темноты. Микеле резко вскинул голову. От страха он не мог пошевелиться, а Флоран смотрел на него белыми глазами без зрачков и губы его в крови были. Он растянул их в улыбке, — такой я тебе нравлюсь? А потом рот его словно порвался пополам и он кинулся на Микеле, разевая огромную зубастую пасть. Микеле зажмурился и закричал так, как ещё никогда в жизни… и в следующую секунду почувствовал, как чьи-то руки сжимают его плечи, а его самого трясут, как тряпичную куклу. -Очнись, Мик! Да проснись же ты! Микеле почувствовал, как его потянули вперёд и чуть ни свалили с кровати, он распахнул глаза, готовясь увидеть все, что угодно, но увидел лишь Маэву, сжимающую его плечи. Руки её дрожали. -Как ты? — тихо спросила она, — ты так кричал, и я просто… извини. Она словно отпрянула от него, но он поймал её за запястье и почти дернул на себя, заключая в объятия. От неё пахло шампунем и теплом, и руки её казались неожиданно сильными, когда сомкнулись за его спиной. Микеле закрыл глаза, позволяя себе провалиться в этот запах. Его до сих пор трясло. Как на заезженной ленте он видел вновь и вновь, как искривляется лицо Флорана, как он кидается на него и… -Все хорошо, это просто сон. Маэва коснулась его волос и мягко провела по ним ладонью, её руки крепко обнимали его, Маэва была меньше и слабее, но Микеле почувствовал вдруг, что она сможет защитить его от любых кошмаров. -Я видел… -Я знаю. Знаю. Просто… попытайся не думать об этом. Хотя бы сейчас. Её голос сорвался и она сама уткнулась ему в шею, сильнее вцепившись во влажную от пота майку. Микеле чувствовал, как мелко трясутся её плечи и ему казалось, что она единственный человек, что может понять его сейчас. С момента смерти Ноэми прошло два дня, Микеле вновь стоял перед знакомой дверью и думал, как лучше объяснить все. Больше он не собирался уходить, не получив ответа. Он знал, ему казалось, что он знал все, сидя там, за проклятыми ящиками, он испытал всю ту боль, что чувствовали заключенные, весь их страх и отчаяние. Когда убили Ноэми, когда выстрел разнесся над мертвыми волнами, ему казалось, что это его жизнь оборвалась, к его лбу приставили пистолет. Он умер в ту секунду, умер всего на миг, но за миг этот прочувствовал ужаса больше, чем за всю свою жизнь. Возможно это и стало платой за то, что он сотворил с Флораном. Микеле прислонился к косяку и постучал кулаком в дверь. Как он и ожидал, никто не ответил. -Я знаю, что ты меня слышишь, открывай, — потребовал он. Наверное со стороны это звучало почти жалко, — Флоран, я не уйду. Если ты не откроешь эту дверь, я вынесу её собственной силой. Поверь, у меня получится. Пустые угрозы. Он знал, что сейчас он сможет максимум спичку поднять, не то что вырвать с корнем железную дверь. А ведь когда-то у него получалось двигать камни в стенах, вырывать из пола прикрученную намертво мебель. С той стороны не раздалось ни звука и Микеле со всей силы долбанул ботинком о дверь, а потом прижал к ней обе ладони и попытался сосредоточиться на той силе, что раньше разрывала его буквально на части. Он не заметил, как раздался щелчок, и чуть ни упал на пол, когда его толкнули, ударив дверью по носу. На пороге стоял Флоран. Микеле резко вскинул на него взгляд, так, что голова на миг закружилась, и замер. Глаза его, почти чёрные, словно прожигали в нем дыру, замораживая все внутренности, Микеле почувствовал, как решимость его растворилась прежде, чем он успел открыть рот. Никогда прежде Флоран не смотрел на него так. -И чего тебе надо? — хмуро бросил он. Микеле перевёл дыхание и выпрямился, сцепляя пальцы. -Я был там, — ответил он, — внизу, где держали тебя. И ещё ниже, где только… смертники. Я все видел. И я понимаю все, что ты испытываешь. Я понимаю, что натворил, и мне не искупить этого, но… Флоран нехорошо усмехнулся. -Серьёзно? — он вскинул бровь и Микеле заметил едва видимый шрам у него на виске. Раньше его не было, — ты сбегал вниз, посмотрел на то, как Дов пытает монстров вроде нас, и считаешь, что теперь понял всё и вся? -Я не говорю, что… -Я не собираюсь разбираться с твоими детскими мечтами, Локонте. Уходи. Флоран уже собрался захлопнуть дверь, но Микеле дернулся вперёд и подошел почти вплотную к нему, прижимаясь к косяку плечом. Конечно его могли сдвинуть, даже не прилагая усилий, но он старался не думать об этом. -Ну что ещё? — прорычал Флоран. -Почему ты так говоришь? Ты ведь знаешь, что я не вру. -Прекрати… -Я видел все! — Микеле сорвался на крик и попытался толкнуть Флорана в грудь. Тот даже не покачнулся, — я видел тебя, утыканного проводами! Видел Ноэми! Ты знал, что она выжила на берегу? А ты знаешь, как ее убили? А я видел это! И это… отвратительно… -Это реальность, — припечатал Мот, — а ты не понимаешь ничего! -Нет, понимаю! Я вижу, кто из нас добро, а кто зло, Флоран, как бы избито это ни звучало! Мот смотрел на него секунду, а потом вдруг запрокинул голову и засмеялся. Микеле почувствовал, как у него сердце в пятки уходит от этого смеха, в нем было столько боли, сумасшествия, какой-то предсмертной истерии, что захотелось зажать Флорану рот, лишь бы этого не слышать. -Вот как, — Мот склонил голову на бок, — какой ты молодец. Видишь все, понимаешь все. Ты ребёнок, Локонте. Сколько тебе лет? Двадцать? Двадцать один? -Вообще-то двадцать пять. -Тем более. Ты живёшь в прекрасном безоблачном мире, среди музыки, красок, солнца, но все это ложь. Посмотри вокруг. Это реальность. И она совсем не такая замечательная, как тебе кажется. Мы монстры, выродки, и всех нас ждёт одинаковый конец, помнится Ноэми тоже мечтала о голубых незабудках, а что вышло, даже на её могиле они расти не будут. Тебе не понять этого, не понять всего того, что творилось здесь годами, так что будь добр, уходи. И доживай свой век подальше от меня! Он думал, что Флоран его сейчас ударит, но он стоял неподвижно, сжав челюсти и смотря на него болезненным, ненавидящим взглядом. Он разрушал все, собственными руками, все то, во что Микеле верил целый месяц, пока Флорана не было, и Микеле сказал последнее, что оставалось у него. -Но я люблю тебя. Губы Флорана сжались в тонкую линию. -Ничего, не пройдёт и двух недель, найдешь себе другое увлечение. Микеле чувствовал, что ещё немного, и он опять разрыдается. И так слишком много слез за два дня. -Но… -Все твои чувства — вымысел. Ты любишь образ, который сам создал. Я не твой прекрасный принц и я не спасу тебя из лап чудовища. -Но ведь все было! Ты тоже ко мне не равнодушен, я знаю это! Микеле вцепился в ворот его майки и дернул на себя. Ткань опасно затрещала, а Мот опять даже не пошевелился. Микеле отчаянно пытался понять, о чем он думает в этот момент, и не мог. Как утопающий, он хватался за последнюю соломинку, надеясь, что Флоран не сможет её сломать. Флоран никогда не говорил с ним так прежде, так, словно Микеле стал преградой на его пути, словно и не было тех ночей и разговоров, словно не сидели они тогда на платформе. И он уже не знал, кому верить, тому нежному и заботливому Флорану, который обнимал его и кидался на каждого, кто попытается коснуться его, или этому сломанному скалящему зубы существу, что плевалось правдой в лицо, с каждым словом разбивая все то, во что он верил. Кто из них был прав, и кто из них был реален, верил ли Флоран сам во все то, что он говорит, или просто был слишком напуган, чтобы бороться дальше. Хотя Микеле и не представлял, чтобы Мот кого-то боялся. -Ты прав, — наконец выдохнул Флоран, — но если между нами и было что-то, то все кончено. Ты не нужен мне больше. Уходи. Его легко толкнули назад и Микеле прижался спиной к ледяной стене. Вокруг разливалась звенящая пустота, воздух выбили из лёгких, а землю из-под ног. И время не остановилось, и башня не рухнула, просто он вдруг почувствовал себя самым одиноким и самым ничтожным существом на всем этом свете. Перед ним с лязгом захлопнулась чёрная железная дверь. 888 Боль — понятие относительное. Когда Ноэми стояла перед Довом, больно не было, когда Флоран ударил его, повалив на промерзшую землю, больно не было, когда поезд сбил его, даже тогда не было, но сейчас… Микеле сидел на полу ванной и смотрел на собственные руки с зажатым в них лезвием. Он уже не помнил, как дошёл до такого. Боль — понятие относительное. По сравнению с тем, что испытал Мот, находясь в камере, он, наверное, не должен был чувствовать вообще ничего, но Микеле знал, ещё никогда в жизни ему не было настолько больно. Хотелось вырезать из груди собственное сердце, хотелось разбить все к чертям, хотелось отмотать время назад или вновь залезть под тот проклятый поезд и получить сотрясение мозга. Хотя бы забыть все, если умереть не получится. Даже смешно, настолько привязаться к человеку, что потеряв его, потерять все. Он старался думать о семье и доме, о маме, брате и сестре, а мысли так или иначе вновь возвращались к Флорану. И с каждым разом желание прекратить это становилось сильнее. Один. Микеле осторожно провёл лезвием по коже и повернул руку, из пореза медленно вытекла капелька крови. Все таки боль была, но такая приятная, что ей можно было наслаждаться, мягкая и тягучая, она закутывала в свои объятия, призывая испытать её снова. Микеле понравилось. Два. На этот раз чуть сильнее. Он держал Флорана за руки и шрамов на запястьях у него не было. Неужели он никогда не испытывал этого. Жажды причинить боль самому себе, погрузиться в неё, почувствовать, как она растекается по венам, стать частью этого ощущения. Частью вечности. Три. Микеле хотелось смеяться. У него ничего не осталось. У него не было друзей, не было семьи, силы, надежды. Раньше он верил, в то, что Фло жив, в то, что все ещё можно исправить, он поднимался утром и шёл вперёд, собственные мысли стали наркотиком, он жил только благодаря им. Его сила росла только благодаря им. Теперь верить больше не было смысла. Рана за раной, вскоре на левой руке не осталось места, и он сжал лезвие пальцами другой руки. По светло-голубой плитке растекалась яркая лужа крови, она заливалась в швы у стен и под раковиной, все дальше и дальше. Микеле откинул голову назад, упираясь затылком о стену и сделал следующий надрез. Он чувствовал, как его клонит в сон, рассматривать собственные искалеченные запястья было страшно и одновременно приятно. Теперь он никому ничего не должен, он не нужен больше, не нужен тому, кто стал для него больше, чем сама жизнь. А может быть и прав Флоран, вся его жизнь одна сплошная сказка. Только вот необычная, вывернутая наизнанку, где счастливого конца не будет ни у кого. Микеле засмеялся и вытер тыльной стороной ладони нос, теперь на губах чувствовался вкус его собственной крови, он слизнул её языком и закрыл глаза. С каждой секундой все сильнее хотелось спать. А может все-таки стоило вынести Флорану дверь… наверное, надо попробовать. Потом. Когда он проснется. Где-то на границе сознания Микеле услышал, как открылась дверь и послышался короткий девичий вскрик. Он приоткрыл глаза, веки вдруг стали такими тяжелыми, но увидел лишь лёгкую синюю ткань на размытом фоне, кто-то кричал, хватал его за руки, пытаясь обмотать их такой знакомой на вид чёрной тканью, а он лишь слышал собственный медленный пульс. Он почти был в Нирване. 888 Маэва носилась из угла в угол, рычала и плевалась проклятиями, швыряла вещи в стену, обещала сделать с ним такое, о чем он даже не подозревал. Её трясло от ярости и Микеле старался не смотреть на неё. Он все не мог понять, почему она злится так, ведь не случилось ничего, подумаешь, покалечил собственные руки. Ему казалось, что он смотрит на этот мир сквозь разбитое зеркало, словно он в ином измерение, и все, что происходит вокруг, происходит не с ним. Кто-то другой сейчас лежит у него в комнате, на ком-то другом Маэва срывает собственную злость, а он так и остался за кулисами, наблюдать за представлением, не имея права вмешаться. Микеле с усилием открыл глаза и сел на кровати. Мелин замолчала на полуслове. -Лежи, идиот, — фыркнула она, — я же тебе объясняла, что может случиться. -Все в порядке, — рассеянно ответил Микеле. Опустил взгляд на собственные руки. Теперь его запястья скрывали куски ткани, порванная рубашка Флорана, чёрная, с лёгким запахом пота, дождя и сигарет, словно частичка его, оставшаяся после расставания. Микеле все не мог налюбоваться. -Ты псих, — покачала головой Маэва, — ну зачем, зачем ты это сделал? Я знаю, нам всем тяжело, но Мик… Зачем ты хотел покончить с собой? -Я не собирался умирать, — ответил Микеле. Провёл пальцами по жёсткой ткани и сжал собственную руку, — просто. Маэва подавилась собственным возмущением. -Просто? Ты просто взял и лишил себя нескольких литров крови? Просто от нечего делать? -Я благодарен тебе за то, что ты спасла меня, — Микеле резко поднялся с кровати и подошел к ней. Мир слегка закружился перед глазами, но это было не так важно, — но я не буду отчитываться перед тобой. Она сжала губы в тонкую линию. -Не меня благодари, а Диан. Если бы ни она, ты бы был уже мёртв. -Я поговорю с ней. -Будь так добр, отложи это хотя бы до завтра. Я не хочу, чтобы ты рухнул в обморок. Она развернулась и покинула комнату, хлопнул за собой дверью. «Обиделась» — рассеянно подумал Микеле. Вновь посмотрел на собственные руки и опустился на кровать. Он не собирался так глупо обрывать собственную жизнь, хоть и смысла дальше бороться не видел. Та кровь на полу была лишь попыткой заглушить боль, сжирающую его изнутри, ему казалось, что ему ломают кости, выворачивают душу, и уж лучше отключиться из-за потери крови, чем терпеть все это. Крохотный момент забытья, как после выпивки, только следы дольше сходят. Хотя, он был не против носить вещи Флорана, пусть даже такой ценой. Все таки стоило выбить ему дверь. Микеле улыбнулся и откинулся назад, он чувствовал себя настолько свободным, одиноким и ни от кого не зависящим, что, казалось, мог взлететь. Ничто больше не тянуло его вниз, он потерял все, потерял самого себя и наконец таки стал самым сильным и могущественным существом. Гораздо лучше, чем тот, кто мог управлять материей. Пора было действовать. Он даже слов не подбирал, просто в какой-то момент встал с кровати и вышел к коридор, направляясь к проклятой чёрной двери. Чувства вины, как и чувства страха, больше не было, ему было все равно, что ответит Флоран, он мог прогнать его, избить или принять обратно, Микеле просто желал сдвинуть все с мёртвой точки. Пора возвращаться в мир живых, пусть он оказался совсем не таким прекрасным, как был раньше, но их заждались здесь, само время заждалось. Пора было идти вперёд, оставить прошлое в прошлом, и этой ночью он собирался окончательно переступить эту грань. И Флоран пойдёт вслед за ним, даже если придётся тащить его силой. Остановившись возле двери Мота, он подумал секунду и, как и в прошлый раз, долбанул по ней носком ботинка. Почему-то стало смешно, он ударил ещё раз, с размаху, так чтобы Флоран точно услышал, отскочил назад и принялся ждать. С той стороны послышались тяжелые шаги. Тонкая полоска света скользнула по полу и залила коридор рыжеватым теплом, прижавшись к косяку, стоял Мот. Его фигура казалось слишком большой, похожей на силуэт в театре теней, но Микеле больше его не боялся. -Даже не сомневался, что ты придешь, — мрачно усмехнулся Флоран. Как ни странно, усталым он не выглядел, было что-то натянутое в нем, словно сам он стоял на грани, готовый вот-вот порваться, как лопнувшая струна. Того льда, что раньше, во взгляде его не было, он словно прятал истерику где-то глубоко внутри, хаотично пытался затолкать остатки эмоций обратно, и все никак не мог их победить. Микеле нагло прошёл в его комнату, отодвинув его самого плечом. Заметил, как Флоран сжал руку в кулак, так, что костяшки хрустнули, но ни один мускул на его лице не дрогнул. -И зачем ты опять явился? -Флоран, я знаю, что с того злополучного дня произошло очень и очень много всего, но я хочу это исправить. Мот усмехнулся и покачал головой. Посмотрел на Микеле с демонстративной усталостью, итальянец почти физически ощутил, как его хотят отсюда выставить. -Исправить? И как же ты собираешься это сделать? Перемотать назад последние два месяца? -Нет, Флоран, ты не понял, я сделаю всё, чтобы это исправить. Микеле сцепил руки за спиной и упрямо вскинул подбородок. То ли от потери крови, то ли от понимания собственного никому не нужного героического идиотизма, ему казалось, что комната качается, он чувствовал, как Флоран хочет разорвать его на части, даже не выходя отсюда, но в тот же момент ощущал такую дичайшую эйфорию, что ничего не мог с собой поделать. Здесь и сейчас решалась его судьба, а он сжимал в пальцах лоскут чёрной ткани и боролся с желанием рассмеяться в голос. Безумие. Маэва права, он точно псих. Флоран очень нехорошо и очень не по-доброму улыбнулся. Разжал и снова сжал кулак, медленно обвел Микеле странным, голодным взглядом, и сделал шаг к нему. Он смотрел на него, как удав на кролика и впервые за весь вечер Микеле подумал, что может быть это была не самая лучшая идея. Так беспечно отдавать себя в чужие руки, не оставив даже путей отступления. -Все, говоришь? — медленно протянул он, — прям всё-всё? -Всё-всё, — передразнил его Микеле. Улыбка Мота стала, кажется, ещё более зловещей. -Ну хорошо. Развернись. К стене. Локонте бросил на него быстрый взгляд, но сделал, как было сказано. В конце концов, это же Фло, они слишком крепко связаны, чтобы сейчас он сотворил что-то непоправимое. Его толкнули в спину и он чуть ни врезался лицом в стену. Взгляд заскользил по неровным строчкам, которые он успел уже выучить наизусть, и уткнулся в неровные рисунки возле плинтуса. Там был изображен улыбающийся мальчик, сидящий на песке. Ему вдруг показалось, что он где-то видел подобное. -Руки не расцепляй, — выдохнули ему на ухо и Микеле непроизвольно дернулся. Флоран был слишком близко, только от ощущения этого чувства защищенности больше не возникало, наоборот, хотелось убраться подальше. -Я был внизу четыре раза, — хрипло усмехнулся Флоран, — на этаже для смертников, четыре раза думал, что это мой последний день в жизни, и четыре раза выживал. Я возвращался сюда и не мог выкинуть из головы образы всех тех, кого пытали, истязали и убивали на моих глазах. Они снились мне, каждую ночь. Ты видел когда-нибудь, как пытают людей, Локонте? Микеле почувствовал, как его схватили за волосы и потянули назад, пришлось запрокинуть голову, почти укладывая её на плечо Флорана. -Нет, не видел, — тихо ответил он. -Вот именно, — его отпустили, а жёсткие ладони скользнули по бокам и остановились на поясе джинсов, Микеле с трудом перевёл дыхание. От каждого слова Мота страх, что он пережил там, внизу, возвращался, заползал под кожу, захлестывал волнами, ему вновь казалось, что это он стоит на коленях перед Довом, и именно ему сейчас пустят пулю в лоб, — а я видел. И сам проходил через это, снова и снова. -Фло, что ты… -Ты хочешь понять, почувствовать все, что чувствовали мы, я не смогу дать тебе этого, но дам хотя бы часть, совсем незначительную, но может ты хоть немного поумнеешь. Микеле не успел ответить, прежде чем пальцы Флорана сомкнулись вокруг его шеи и толкнули вперёд, прижав щекой к стене. Он почувствовал, как шершавый бетон расцарапывает кожу над левой бровью, но в следующий момент звякнула пряжка на джинсах и их спустили вниз, чуть ни порвав ткань. -Пусти… -Ты этого хотел?! Узнать, как все бывает на самом деле?! Так вот, боль и унижение, и ничего больше! Наслаждайся! Паника. Микеле чувствовал, как страх накатывает волнами, он не мог вырваться, Флоран был больше, сильнее, он попытался дернуться, и в следующую секунду его вновь приложили лицом о камень, Мот ударил его по коленям и сжал запястья одной рукой. Микеле попытался сдвинуть его с места, выкрутиться из его хватки, но не мог. Не мог даже двинуться. -Что, уже передумал?! Не понравилась участь заключенного?! -Флоран, отпусти! -Рано ещё… Мот качнулся вперёд и вцепился зубами в плечо Микеле, Локонте вскрикнул, почувствовав, как ему прокусывают кожу, а в следующую секунду тело пронзила такая боль, что перед глазами потемнело, и его ещё сильнее дернули на себя, заставляя в очередной раз проехаться лицом по стене. Ему казалось, что его сейчас разорвет на части, Мот раненым зверем рычал на ухо, а Микеле мог только мечтать о том, когда это все закончится. Боль и унижение, как и обещали. Вдруг послышался рваный хрип и Флоран отпустил его, чуть ли ни падая назад. Микеле обессиленно сполз по стене, чувствуя, как каждое движение отдается болью во всем теле. С трудом поднял взгляд. Флоран стоял посреди комнаты, одной рукой сжимая ремень на собственных джинсах, и не отрываясь смотря на собственную окровавленную ладонь. Несколько капель упало с его пальцев и он медленно поднял голову. В глазах его, с расширенными, почти затопившими всю радужку, зрачками, плескалось чистое безумие, животный ужас, он смотрел на Микеле так, словно увидел собственную смерть. Казалось, он сорвется на бег сейчас, закричит, упадёт на колени, попытается все-таки разбить ему голову о бетонную перегородку, но Флоран прижал пальцы к груди, словно пытался закрыться, и медленно шагнул назад. -Фло? Микеле шмыгнул носом, стер невольно выступившие слёзы и только сейчас заметил, что порезы на запястьях его разошлись и теперь у него все руки в крови. Но ведь не поэтому Флоран смотрит на него так, словно действительно боится. -Фло, это же я, — тихо сказал он. Мот словно дернулся от удара током, сделал ещё несколько шагов назад и уперся спиной в стену. -Я чудовище…- еле слышно прошептал он. Микеле медленно поднялся на ноги, оправляя одежду. Пускай все тело словно один комок нервов, он не мог оставить Флорана так, когда у того руки ходуном ходили, а он даже не замечал этого. -Фло, успокойся. -Не подходи! — Мот дернулся назад, и сполз по стене, забиваясь в угол, — не подходи ко мне… -Я не сделаю тебе ничего… -Зато я сделаю! Не трогай меня! Не приближайся! Микеле замер на полпути и растеряно посмотрел на него. Только вот угрозы в голосе Флоране больше не было, паника, страх, отчаяние, все вместе, а ещё понимание чего-то ужасного, что сейчас топило его под своей толщей, он захлебывался истиной, и Микеле не мог понять, какой именно. О чем подумал он, увидев его израненные руки. -Я чудовище, — еде слышно пробормотал Флоран, — я монстр, я гребаный монстр… Микеле подошел к нему и присел рядом, Флоран шарахнулся от него в угол, ссутуливая плечи и почти закрывая голову руками. Он продолжал говорить что-то, бессвязно, и Микеле увидел вдруг, как блестят его глаза. А потом Флоран заплакал, сидя на холодном полу и вытирая лицо испачканными в крови ладонями, почти навзрыд, беззвучно, утыкаясь носом в собственные руки. Он проклинал себя, просил прощения через слово, твердил, что он всего лишь чудовище, а Микеле продолжал обнимать его, чувствуя, как дрожат широкие сильные плечи. -Все хорошо, все будет хорошо, — прошептал он. Обхватил его руками и прижал к себе, касаясь губами виска. -Не надо… ты же знаешь, знаешь, это я должен был все это время умолять простить меня. Ты ведь знаешь, кто я. -Ты тот, кого я люблю, — тихо, но твердо ответил Микеле. Ему ничего не сказали, Флоран уткнулся носом в его плечо и закрыл глаза. Микеле осторожно гладил его по голове и почему-то улыбался. Теперь все будет хорошо. Теперь все точно будет хорошо.