Черная Башня

В этот раз запаха хлорки не было, не было белых стен и въедающегося в мозг писка. Микеле просто закрыл глаза, а когда открыл вновь, увидел перед собой лишь потолок собственной комнаты. Покрытый старой штукатуркой, в пятнах чернил и краски, синей, в цвет флорановских ладоней, с тонкой трещиной, разрезавшей его словно пополам. От его упражнений в телекинезе, не иначе. Боль словно исчезла, Микеле казалось, что он где-то между небом и землёй, в голове было так и чисто и ясно, что это ощущение вышибало почву из-под ног, сомнений не осталось, ни страха, ни выбора, кто-то решил все за него, и сейчас Микеле как никогда раньше знал, что ему предстоит делать. И решение это казалось таким простым, таким правильным и нужным, что становилось смешно. Не бывает войны без крови, и мира без жертв не бывает, если они решили менять все, то самое время идти вабанк. Он видел достаточно, чтобы сделать выбор, видел, как люди убивают себе подобных, как сильные уничтожают слабых, ненавидят тех, кто не похож на них. Видел, как отец наслаждается страданиями собственного ребенка, видел во что превратилась изжившая себя махина тотального контроля. Хватит защищать всех и каждого, если раньше Микеле ещё верил, что такие как Коэн или Аттья способны измениться, то теперь понял, что шанс их упущен. Осталось лишь искупление. Смерть. А ещё он вдруг понял, что способен на все, пойти на что угодно, переступить через собственные запреты, лишь бы не видеть больше безысходности в темно-шоколадных глазах. Он так хотел спасти Мота, так желал сделать его жизнь хоть немного лучше, что увяз по самую макушку, растворился в нем, стал чужими руками и чужими крыльями. Без Флорана все его способности, все стремления, таланты, идеи, всё теряло смысл. А значит задача его спасти не весь мир, а всего лишь одного единственного мутанта. Что удивило Микеле больше всего, так это ощущение, что будто сопереживает ему вся чертова башня, Маэва с Диан крутились вокруг него, ловя каждое слово, то и дело заходил кто-то с нижних этажей, хотя Мелин отчаянно не желала их пускать, даже солдаты заглядывали. Извинялись. Так странно было слышать, как в коридоре люди в бронежилетах тихо рассказывают Маэве, как им жаль. Только вот Флоран не заходил. Ни разу. Уже совсем вечером, чудом проскользнув мимо бдительного внимания девушки, в дверях нарисовалась физиономия Нуно. Физиономия улыбалась, и, как ни странно, выглядела донельзя довольной. -Ну что, рукоплескания герою? — усмехнулся он. Микеле отмахнулся от него, и закинул руку за голову. Все таки в том, чтобы валяться круглые сутки, были свои плюсы. -Что за балаган ты тут развел? — итальянец попытался спросить это самым грозным тоном. Резенди явно проняло. -Я?! — почти взвизгнул он, — я ничего не делал. Это лишь обстоятельства, не более. Ты вообще представляешь, как вся эта ситуация сказалась на башне? -Учитывая, что охрана приходит с извинениями, случилась катастрофа. -Это ещё мягко сказано, — Нуно плюхнулся на кровать, хлопнув руку на колено Микеле, — доигрался Дов, все теперь по наклонной пойдет. Жозелин растрепала всей прессе, охрана всему персоналу, а я всем заключённым, так что теперь… Теперь они его просто ненавидят. Ну не все конечно, народ разделился на два лагеря, за и против… но это все не важно! Ты теперь не просто герой, ты символ! Микеле вопросительно вскинул бровь. Резенди снова мутил воду, но теперь он готов был выслушать его до конца. -Символ чего? Революции? Самопожертвования? Невезучести? -Символ нового мира, — Нуно многозначительно понизил голос, — тех, кто готов спасать, готов сложить собственную жизнь ради жизни другого, самоотверженных, смелых, с горячим сердцем. За тобой сотни пойдут. -С чего ты взял, что… — Микеле запнулся на полуслове и подозрительно прищурился, — ты что там про меня наболтал? -Я? — Нуно снова изобразил удивление, — только правду. Стоп, ты сейчас не злись только, я же просто… просто как лучше хотел. Он развел руками, а потом вдруг резко посерьезнел, добавляя: -Неужели ты думал, что сможешь остаться незамеченным, после того, как тебя протащило под брюхом поезда? -Остался бы… -Нет. Любому мероприятию нужен главный герой. И чем оно масштабнее, тем больше требований, нам капитально повезло, и мы не имеем право отказываться от этого везения. Микеле тяжело вздохнул и потер переносицу. Мировая известность не прельщала, но с другой стороны… Нуно прав, и Локонте сам понимал, что если делать дело, то отдавать ему всего себя, а не прятаться за пустыми страхами. Тем более поздно уже сдавать позиции. -А ты то сам почему не можешь? — вяло поинтересовался он. -Хотя бы потому что сплю с Баном, — осклабился он, — знал бы какие байки о нем травят. -А какие байки травят о Флоране. -Мот людей за деньги не убивал, контрабанду не возил и гос тайнами не барыжил, — легко отбрил Нуно, и тут же добавил, — только я этого не говорил. Понял? -Понял. Нуно немного помолчал и легко поднялся на ноги. -В любом случае, ты не парься, все хорошо будет. Я все устрою. Ты только… ты помоги мне, ладно, Мик, мы вместе такую революцию забабахаем, что потом в учебниках истории писать будут. Микеле посмотрел на него, представил, как художники будущих поколений прорисовывают бусины и монетки в его волосах, и не сдержал улыбки. -Хорошо. Так уж и быть, я готов стать вашим оружием массового поражения. Резенди фыркнул. -Ну вообще-то надеждой. Но спасибо. Реально спасибо. Он улыбнулся напоследок и исчез за дверью так же бесшумно, как и появился. Микеле закрыл глаза. Он лежал здесь, чувствуя, как ноют ребра и болят разбитые губы, зная, что возможно, это последние дни его жизни, и понимал, что никогда прежде ему не было настолько спокойно. Время неумолимо приближало конец, триумф или смерть, а он шел ему навстречу, раскинув руки. В одно мгновение, с щелчком пальцев, увешанных разномастными кольцами, его заметили сотни людей и мутантов, выстроились рядами и почему-то признали своей новой надеждой. У них были лишь сказки, переданные из рук в руки, имя, не подкреплённое ничем, и образ. Огромный, сияющий, заботливо отполированный вездесущим Резенди, упертостью Мота и бесконечной верой самого Микеле, образ сильный и гораздо более прекрасный чем его прототип. Долбанный мессия. Только вот самое смешное, что впервые Микеле был готов им стать. Как когда-то Маэва, раскинуть огромные крылья, поймать грудью пули, вознестись до самых небес и рухнуть на землю, погребя всех врагов их нового мира. Остаться портретом в учебниках истории. Лишь бы получилось все. 888 Мот явился на третий день, где-то между двумя и тремя ночи, появился неслышно, огромной тенью вместившись в дверной проем, принес с собой запах теплого дождя и мокрого асфальта, уселся в ногах, как провинившийся пёс, и остался смотреть сквозь темноту, не смея нарушить чужой сон. Микеле очнулся почти сразу же, словно почувствовал, что больше не один, дернулся в первый момент и так и застыл, глядя на Флорана и боясь сказать что-нибудь не то. -Как ты? — тихо спросил Мот. И голос его звучал слишком глухо и низко, словно он сорвал себе связки. -Нормально, — Микеле уселся на кровати, подтянув колени к груди. Так их разделяло больше метра, и почему-то сейчас это казалось правильным, — Маэва сказала, это ты меня сюда принес. Спасибо. Флоран усмехнулся, рвано и нервно, Микеле это скорее почувствовал, нежели услышал. -Спасибо? Ты серьезно? Ты… благодаришь меня? Микеле пожал плечами, не понимая, что сейчас сболтнул не так. Вдруг так захотелось извиниться, попросить прощения за все грехи, и его, и Мота, и половины башни заодно, пообещать больше не совершать глупостей и прижаться к горячему телу, вдохнуть запах, закрыть глаза и просто замереть. Пусть время летит дальше, пусть мир крутится без них, а для него будет существовать лишь этот миг, лишь чужие руки, не позволяющие сорваться в бездну, чужое дыхание, ровные удары сердца, и это чувство внутри, когда от восторга плакать хочется. Флоран поднялся резко, почти вскочил на ноги, уже собрался что-то сказать, но так и замер, вскинул руку. Повернулся, буравя невидимым взглядом темноту. -Микеланджело Локонте, ты хоть понимаешь, что я сотворил? Понимаешь из-за кого у тебя все лицо в синяках, из-за кого твоя семья покинула страну? Ты понимаешь, что мог бы умереть лишь потому, что мой отец посчитал бы это весёлым? Он мог бы убить вас всех для того, чтобы поиздеваться надо мной. И ты благодаришь меня за это? Микеле медленно выпустил воздух из лёгких, только сейчас поняв, что все это время не дышал. Темный силуэт возвышался посреди комнаты, прожигая его взглядом, и от него было уже некуда прятаться. -Нет, — тихо ответил Микеле, — я благодарю тебя просто… за то, что сделал это. За то, что спас нас, меня и всех их… Мот фыркнул, перебивая его на полуслове. -Ты не виноват, Фло! -А кто?! Дов? Конечно эту гниду можно обвинить во всем дерьме, что свалилось на нас, но ты знаешь, что я прав. Если бы я не пошел за тобой… -То меня бы убили! Маму бы…- Микеле задохнулся, так и смог произнести последнее слово. Так больно стало, как в тот момент, когда он понял, что возвращаться больше некуда. Отвернувшись, он прижался лбом к стене и попробовал успокоиться. Чертов Мот убивал своей упертостью. Несколько секунд царила тишина, а потом он почувствовал, как кровать за его спиной прогнулась и Флоран опустился на край. -Я так испугался за тебя, — почти на грани слышимости произнес он, — мне вдруг показалось, что я тебя убил. Собственными руками. И там… я всю свою жизнь вижу кровь, а тогда чуть в обморок ни грохнулся, увидя… вот это вот все. Я не смог бы… не смог бы жить без тебя, Мик. Кажется где-то разбилось что-то, Микеле так явственно услышал этот звон, что даже не сразу понял, что ему только что сказали. А может просто голова пошла кругом. Он медленно повернулся обратно и встретился взглядом с глазами цвета шоколада, черными сейчас, увидел родное осунувшееся лицо, тень от ресниц, острые скулы, щетину, о которую вечно царапался. И невпопад подумал, что красивее не встречал никого. -Подожди, — Флоран остановил его движением руки, вновь встал и прошагал до противоположного угла комнаты, — это… не все. Я скажу тебе кое-что очень… важное. После этого ты можешь попытаться разнести башню, убить меня, я не буду против, только дослушай, ладно? Микеле быстро кивнул, даже не задумавшись о том, видит ли его Флоран сейчас. Внутри поднималось неуютное тягучее волнение. -Ты говорил, что не помнишь ничего о детстве, что твой отец погиб, и ты забыл все, что случилось до этого. Я… знал об этом. Это… это просто абсурд, Мик, но это правда. Мы встречались с тобой. Один раз, пятнадцать с половиной лет назад, мы провели вместе чуть больше недели, а потом ты уехал. Ты помнишь что-нибудь из этого? Микеле до боли сжал губы, пытаясь унять головокружение. О да, он помнил обрывки того времени, тех дней, что ему хотелось бы забыть навсегда, помнил лицо мамы и диагнозы врачей, белый шум вместо прошлой жизни, непробиваемую стену из матового стекла, вставшую между ним и его воспоминаниями. -Нет, — еле слышно прошептал он. Втянул неожиданно ставший густым воздух, — я ничего не помню из этого. Ничего, Фло… -Мы встретились в начале июля, на побережье, возле дома у моря, что принадлежал моей семье. Ты отдыхал там с мамой, тебе было десять, вы приехали туда и ждали отца. Ты знаешь, кем он работал? -Учителем, — заученно ответил Микеле. Так всегда говорила мама, когда он начинал задавать вопросы. Флоран покачал головой, а потом продолжил, твердо и безжалостно. И слова его, словно яд, проникали в самый мозг, убивая все то, во что Микеле верил годами. -Он был одним из основных политиков, кто выступал против проекта башни. Всего их набралось чуть больше половины, и Коэн не мог провернуть все без их согласия. Он не мог мараться сам, и приказал сделать это Аттье. Его убили, Микеланджело. Мой отец убил его ради того, чтобы построить эту тюрьму. Наверное стоило рассердиться, разбить что-нибудь, закричать, кинуться мстить, но Микеле просто сидел на месте, заторможенно пялясь на одеяло. Он не сомневался в том, что Мот говорит правду, давно догадывался, что на самом деле все не так, как ему казалось изначально. Просто… все неожиданно так обрушилось. -Зато теперь ясно, что во мне течет кровь великого революционера, — слабо усмехнулся он. Поднял на Флорана взгляд, — а дальше что? Неужели ты помнил обо мне все эти годы? Мот словно завис на несколько секунд, потом продолжил неуверенно. -Дальше было строительство, я пытался найти тебя, но так и не смог, а потом мама умерла и я оказался здесь. А потом, когда ты появился… Я даже не узнал тебя сначала, затем понял, что ты не помнишь меня, или не узнаешь просто, я был уверен, что больше не понравлюсь тебе, ведь столько времени прошло, и… Чёрт! Флоран вновь отвернулся и сделал круг по комнате. -Да я был даже рад, когда понял, что ты меня не помнишь! А ты… а ты зачем-то втрескался в меня, идиотина, всю жизнь мою перетряс, а потом заставил полюбить тебя так, как я никого и никогда не любил. Я чудовище, Локонте, я столько боли причинил тебе лишь за то, что ты пытался спасти меня, и я не знаю, сколько ещё причиню. Я не могу обещать, что защищу тебя, не могу обещать тебе будущего, никакого, ни светлого, ни темного, но я обещаю, что сделаю все, чтобы ни одна сука, вроде Дова, больше не посмела тебя тронуть. И я обещаю, что буду любить тебя до конца своей жизни, и не важно, кончится она завтра или через десять лет. Я убью за тебя, Мик. Я умру за тебя. И я сделаю все, чтобы исправить то, что натворил. Флоран замолчал и упрямо сжал губы, смотря на Микеле сквозь завесу темноты. Локонте не видел его, но казалось, что Мот смотрит прямо в душу, словно открытую книгу читает все его мысли, и уже знает, знает все. Он вдруг так явственно вспомнил себя, застывшего посреди его комнаты, отчаянного, испуганного, судорожно сжимающего собственные запястья с только начавшими затягиваться порезами. Вспомнил горящий взгляд Флорана, ухмылку, исказившую красивое лицо, как сдирал кожу о неровную стену и выл от боли, вспомнил, как Мот забивался в угол, как с пальцев его срывалась кровь. Как беззвучно рыдал он, прижав к лицу испачканные ладони. И вдруг понял, что круг замкнулся. -Иди сюда, — тихо ответил он. Мот резко склонил голову, словно кукла на шарнирах. -Что?.. -Просто иди сюда и все. Флоран сделал несколько шагов и Микеле схватил его за руку, почти дёрнув на себя, дождался пока он сядет рядом и наконец сделал то, о чем мечтал с самого начала разговора. Мот был горячий, как чертов генератор, Микеле слышал, как у него колотится сердце, прямо под пальцами, в такт собственному биению крови, восторг, боль, что слаще любого удовольствия, разливались внутри, и секунды срывались под ноги, оставаясь вспышками в памяти. Дыхание Флорана коснулось его волос, и Микеле прижался к нему, утыкаясь носом в плечо. Наконец таки все стало правильно. -Не уходи больше. Просто не уходи, это и есть мое желание. Почувствовав, как неуверенно легли на его плечи чужие руки, отстранился и взял лицо Флорана в ладони, поймал ошарашенный взгляд, и почувствовал, как ком подступает к горлу. Мот смотрел на него так, словно только он мог подарить ему искупление. А может так и было. -Но… почему? — Флоран усмехнулся, неуверенно и нервно. -Почему что? -Почему… ты ведёшь себя так? Со мной. А Микеле вдруг почувствовал, как очередная гора падает с плеч, и дышать становится легче, почувствовал, как облегчение колючей волной скатывается вдоль позвоночника. Флоран был его. Он понял это с такой кристальной ясностью, что на секунду стало страшно. Мот принадлежал ему всецело, со всеми своими мыслями и страхами, с кровавым прошлым, с тянущимися из детства убеждениями и истинами, с отчаянной ненавистью и изнуряющей болью. Сам того не заметив, он позволил забрать свою душу и сердце. И уже не мог без него существовать. -Потому что я люблю тебя, — тихо ответил Микеле и вновь прижался к нему всем телом. И сидя там, в полной тишине, и чувствуя, как тепло укрывает мягким покрывалом, он понял, что ад остался позади. Теперь уже окончательно.