I've Just Seen a Face

*** Грейвз использует колдографию как якорь и устраняет погром лишь со дня съемки и позже. Этот подход позволяет экономить время, сохранить ясность мышления и не слишком отчаиваться, глядя на свалку собственной памяти. Правда, невозможность без путаницы вспомнить что-либо, произошедшее до этого периода, заставляет его сбегать в мир фантазий. Он смотрит на снимок так часто, что временами кажется, будто он знает Тинино лицо лучше, чем чье-либо другое. Все прочие уже начали размываться в памяти - последствие ментальных атак Гриндевальда и того факта, что даже во время его визитов он не видит других людей, только извращенную копию себя самого. Лицо Тины с пробегающей по нему чередой эмоций - словно тихий остров, окруженный беспокойными водами памяти, и Грейвз цепляется за него так часто, что, быть может, одно лишь это не дает ему пойти на дно. Профиль Райли он теперь тоже вряд ли забудет. Изображение черно-белое, и оттого смуглая кожа Тины выглядит бледной, а волосы - черными. Он помнит, что в жизни они отливают каштаном на солнце. Вот она обхватывает плечо Райли тонкими белыми пальцами, и Грейвз воображает, что это его плечо, он представляет, как оборачивается и будто бы случайно касается ее руки, и произносит что-нибудь ободряющее. Он знает, что в реальности не стал бы заводить отношения с коллегой, но эти фантазии безобидны и помогают скоротать время, занимая мысли хоть чем-то. Тина с колдографии смущенно опускает голову, темные пряди падают ей на лицо, и Персиваль думает, что так она могла бы улыбнуться его неловкой шутке. Он бы пригласил ее выпить кофе после работы, и они мило бы болтали о делах и коллегах. Он мысленно представляет себе этот разговор, ее голос, свои ответные реплики, и понимает, что действительно хотел бы узнать ее ближе. Чем она занимается после службы, какие у нее отношения с сестрой, о чем она мечтает - он бы хотел знать все, что Тина захотела бы ему рассказать. Вместо этого он может лишь мысленно вести фальшивыe диалоги с самим собой. Ее образ не покидает Персиваля даже во сне. Череда видений, порой весьма откровенных, заставляет его как можно дольше не желать пробуждения. В его снах Тина смотрит на него тем самым смешливым взглядом, заправляет за ухо пышные волосы, целует его, говорит с ним и улыбается ему. В этих снах, рядом с ней, Грейвз счастлив так, как не был уже давно. Счастлив здесь и сейчас - в плену у Гриндевальда, воображая себе отношения, которых нет в реальности, с девушкой, которую толком и не знал. Он начинает подозревать, что все же тронулся умом. Безумие или нет, но сил противостоять этому он не находит совершенно. Если только он выберется отсюда, если только увидит ее лицо снова... Тогда он не станет как болван разглядывать колдографию, он больше не станет следовать собственному правилу о внеслужебных отношениях. Он сделает все, чтобы его видения и сны воплотились в реальность, или хотя бы попытается - изо всех сил. Он смотрит на снимок так часто, что выучил его наизусть и может воспроизвести по памяти, просто закрыв глаза. Так часто, что глубоко убежден: ее лицо - самое прекрасное, что ему доводилось видеть за всю свою жизнь. И все же он был достаточно слеп, чтобы каждый день проходить мимо, скользя по нему равнодушным пустым взглядом. Грейвз пытается понять, когда именно он был большим безумцем - тогда или сейчас, но не может найти ответ. *** В последний раз Гриндевальд приходит к нему в собственном облике. Это обескураживает больше, чем он сам от себя ожидает. Возможно, Гриндевальд решил отдохнуть от чар, возможно, есть какая-то другая причина, Грейвз не знает. Разного цвета глаза смотрят на него в упор, и он чувствует инстинктивное желание отвести взгляд, но, как и всегда, не может пошевелиться. — Ваш отдел - сборище некомпетентных идиотов, — вдруг устало роняет Гриндевальд, и от звука его голоса Грейвз вздрагивает. Он не слышал его со времен первого визита. Впрочем, он не слышал ничьих голосов, только свой собственный, ставший за это время глухим и чуждым. Он хочет ответить что угодно, просто чтобы создать иллюзию хоть какого-то человеческого общения. Слова жгут ему язык, распирают изнутри, но Гриндевальд не дает ему возможности двигаться, и Грейвз глотает их, точно горькое зелье. Внутри вскипает злоба, хоть он и думал, что давно уже перегорел. Может быть, поэтому все идет не так. Вместо смертного ледяного ужаса - раскаленные гнев и ярость, и Грейвз чувствует, что то орудие, каким Гриндевальд разбивал прежний лед, добираясь до его памяти, теперь обратилось против хозяина. На короткое время он проваливается в чужой разум: мгновение балансирует на кромке, а потом с размаху падает вниз. Он видит многосложный замысел, настолько масштабный, что поле его уходит за горизонт, и он не может постичь его смысла, не видя полной картины. Только ловит ощущение: нужно что-то найти, но оно растворяется дымом, и его затягивает глубже. Он чувствует старое, давнее сожаление - заскорузлое, словно корка на ране, а под ним - черная, черная кровь. Он знает глухую тоску по чему-то утраченному - нет, по кому-то - и усталое одиночество, одиночество, подобное заточению. Нет, не подобное - много хуже, гораздо дольше, и оно разъедает его медленным ядом. Он кричит, и бьется в агонии, и не может найти выхода из чудовищного смертельного лабиринта, пока, наконец, холодное пламя чужого разума не выжигает его прочь. *** Гриндевальд вышвыривает его, словно нашкодившего щенка и смотрит так же - легкая смесь жалости и недовольства, а потом вламывается в голову Грейвза так резко, что тот ссаживает затылок о стену. Бесцеремонно обшаривая все, до чего способен дотянуться, видя его наивные фантазии, Гриндевальд лишь презрительно хмыкает, потом обнаруживает воспоминание о снимке, но теряет к нему интерес сразу, как узнает, что о нем никому не известно. Грейвз чувствует его эмоции краешком разума - побочное явление обоюдосторонней легилименции, которое быстро сходит на нет. Найдя желаемое, Гриндевальд покидает его память так же стремительно, как и комнату, кинув в него напоследок очищающим. Этот жест кажется Грейвзу особенно унизительным, будто одного заключения недостаточно. С трудом сдержав позывы рвоты, он пускается бродить по скомканным обморочным пространствам, не найдя сил даже на то, чтобы подняться с пола. *** Пару дней ничего не происходит, затем Грейвз замечает перебои с едой. Это должно бы обеспокоить его, но он ничего не чувствует. Будто все топливо для эмоций выгорело в той, последней вспышке ярости. Он представляется себе опустошенным, вычерпанным до дна. Пытается навести внутри подобие порядка, привычно используя колдографию, но в итоге просто бездумно смотрит на нее до рези в глазах. Время плавно течет мимо него, не в силах ни задеть, ни потревожить. Еда и вода больше не появляются. Последнюю кружку он растягивает как может, но порция не бесконечна. Он лежит уже все время, поднимаясь только по нужде, но даже тогда терпит до последнего. Потом и эти позывы исчезают от голода. Стихийная магия сглаживает ощущения, и он не не чувствует ни жажды, ни боли, только возрастающую слабость. Видения клубятся под его сомкнутыми веками - воспоминания, обрывки снов, голоса. Они тягуче сменяют друг друга, не затрагивая его чувств, лишь принося отрешенную прохладу. Все, чего он желает - увидеть напоследок ее лицо. По-настоящему. *** Воспаленный разум вскоре исполняет его немую просьбу. Он слышит быстрый перестук легких шагов и наконец видит ее. Тина склоняется над ним, с беспокойством всматриваясь в глаза. Она что-то говорит, но Персиваль не может разобрать слов. Околдованный, он смотрит в лицо, которое помнит вернее собственного. В этом последнем видении глаза у нее светлее, видна морщинка на лбу, другая, более короткая, прическа. Тина мягко накрывает его руку своей, нежной и теплой. На рукав рубашки падает горячая капля и расползается по ткани. Тина плачет, а он никогда не видел ее плачущей. И уж точно никогда не видел, чтобы она плакала из-за него. Возможно ли, что все это происходит в реальности? Он пытается понять, переводит взгляд в другую сторону и внезапно видит Пиквери. Потом - Уилсона, за его спиной расхаживает Райли. Возможно ли это? Он вслушивается в голос Тины и наконец сознает происходящее какими-то урывками. У него сильное истощение, но диагностирующие чары не показали ничего необратимого. Он поправится, течет сквозь него Тинин голос, и он верит ей. Хотя сама новость, видимо по инерции, пока ничего для него не значит. Гриндевальд был раскрыт и арестован, но затем бежал. Это также не вызывает и тени удивления - насколько Грейвз успел узнать противника, тот скорее запланирует собственную поимку с какой-то целью. Или же от скуки, если припомнить одинокую пустошь его разума. Все будет хорошо, говорит она. Грейвз внутренне соглашается - конечно, все будет хорошо. Теперь, когда его нашли и когда он знает, что Тина жива, ничего плохого больше не произойдет, не с ними. Уилсон подает ей темный флакон, и Персиваль узнает типовую этикетку общеукрепляющего. Тина подносит горлышко к его саднящим губам, и он осторожно пьет вязкое терпкое зелье маленькими глотками. Через пару минут он чувствует себя гораздо лучше и может сжать тонкую руку в ответ. Тина поит его очередным зельем, на этот раз для сна без сновидений, и по этому выбору он уже знает, что все будет в порядке - иначе его уже накачали бы болеутоляющим. Грейвз возвращается к ее лицу, снова и снова обводит его любовным взглядом и пытается объяснить что-то, что понял о себе за это время, но слова не идут к нему, и он говорит только: — Не оставляй меня. Прежде, чем устало закрыть глаза, он нашаривает под боком обтрепанный уголок карточки, и держится за него так же крепко, как другой рукой - за ладонь Тины. Покой замыкается вокруг безмятежным коконом, и Грейвз постепенно позволяет зелью увести его из этой опостылевшей комнаты. На мягкой границе между сном и явью он слышит тихое: — Никогда. И решает, что непременно поставит снимок Тины в рамку, это - последняя его мысль, остальные смывает ласковый прибой накатившего сна.

03.05-05.05.2017