POV Вайолет
Жизнь после смерти была не так уж плоха. Мы вели вполне приличное существование, насколько могли себе позволить. К примеру, отношения между моими родителями еще никогда не были настолько гармоничными. Сцены взаимного уничтожения во время нескольких попыток въезда новых жильцов помогли выплеснуть все прошлые обиды и сильнее их сплотить, так что теперь они полностью отдавались семейным радостям. Мой маленький брат Джеффри стал отрадой для обитателей нашего дома. Призрачный младенец, уже десятилетие сотрясавший дом ежедневным плачем, все также вызывал умиление среди мертвых женщин дома. Иногда мне удавалось их понять — минуты, когда лицо малыша озаряла улыбка или смех, были одними из самых светлых. Родители пытались вести нормальную жизнь, и я тоже участвовала в этой иллюзии. Мы отмечали праздники, собирались с друзьями, которыми теперь можно было назвать некоторых соседей, и на какое-то время могли забыть о нежелательных сожителях. Отец после недолгого перерыва все же продолжил свою психиатрическую практику. Он оправдывал себя тем, что местным призракам нужно как-то спускать пар, чтобы они не набрасывались на посетителей дома, но со стороны было прекрасно видно, что он нуждался в общении с пациентами не меньше, чем они с ним. Трудно сказать, какие плоды это дало, но отца посещала большая часть населения дома, даже Чарльз Монтгомери вылезал из подвала раз в две недели, чтобы обсудить свои проблемы. Заглядывая к нам на чаепитие, Бет — она же Черный Георгин, рассказывала презабавные истории об обитателях подвала. Нора организовала что-то вроде клуба приличного общества, пытаясь учить манерам всех, кто попадался под руку. Учитывая аудиторию — поклонниц убийцы-Джефферсона, мертвых медсестер эпохи сексуальной революции, раскованную Хейден и обожженных Лорейн с дочками — предприятие было провальным, но тем не менее продолжалось вот уже несколько лет. Подобная инициатива смогла сплотить таких разных мужчин, как Патрик, Чарльз, Трэвис, дезинсектор Фил и Хьюго — на время подобных собраний они уходили в другой конец подвала, объявив, что у них собственный мужской клуб. Даже Хейден пыталась делать что-то, кроме совращения местных мужчин и периодического досаждения нам с мамой. Она стала главным информационным источником у подвального сообщества. Умершие до начала девяностых так и не смогли освоить современные гаджеты и интернет, поэтому обращались к ней с разными вопросами, а еще Хейден собирала их посмотреть кино. Иногда, когда я забывала, как терпеть не могу эту девицу, мне даже становилось ее жалко. Я бы точно свихнулась, если была бы вынуждена постоянно находиться с людьми из прошлого века. Ее дружба с Норой представлялась мне актом отчаяния. Со временем меньше стали досаждать мелкие бандиты — Брайан и Трой, которые любили исподтишка устроить какую-нибудь пакость мертвым соседям, не успевшим вовремя заметить их присутствие. Теперь они много времени проводили с Чарльзом, который учил их потрошить мелких грызунов и делать из них чучела. Кому-то даже удалось найти свое счастье — так, Лорейн встречалась с дезинсектором, который был очень внимателен к ее дочкам. Пара была специфическая, но более, чем остальные похожая на семью, поэтому с ними у нас сложились добрые отношения. Между тем моя мама часто общалась с Чедом, если он не впадал в очередную депрессию, а Мойра стала для нас кем-то вроде доброй тетушки, строгой наставницы и лучшей подруги в одном флаконе. Констанс не приходила с тех пор, как украла ребенка, хотя некоторое время продолжала оплачивать нам интернет, но мы знали, что в соседнем доме подрастает сын Тейта, или его темной части. Братом бы у меня язык не поднялся его назвать, поскольку в этом маленьком чудовище жило зло. Раз в год на Хэллоуин мы узнавали новые новости о Майкле: когда ему было три года, при загадочных событиях погибла его няня, в пять лет во дворе попал под косилку подрабатывающий садовник. Больше убийств не было и окружающие разделились на два лагеря — одни считали его ангелом во плоти, но другие рассказывали, что прислуга очень быстро покидала дом Лэнгдонов, теряя рассудок из-за странных образов, поселившихся в их голове. В последние три года он учился в какой-то частной школе на другом конце Лос-Анджелеса, приезжая в домой лишь на праздники. Констанс не пускала его к нашему дому, однако мы чувствовали, что атмосфера между зданиями нагнетается, казалось, вот-вот, и дом Лэнгдонов откроет нам двери в мир. В этом было что-то большее, чем фантазии запертых призраков. Мама рассказала о том, что медсестра, которая когда-то делала ей узи, заявила, что ее ребенок станет Антихристом, и теперь это уже не казалось таким нелепым. Конечно, она продолжала утверждать, что ее ребенок не может быть абсолютным злом, но все мы настороженно ожидали взросления Майкла. А пока мы застыли, несмотря на всю иллюзию жизни, застряв по уши в своих дрязгах в этом доме, где нельзя забыть о прерванной жизни и несбывшихся мечтах или сбежать от тех, с кем мучительно находиться рядом. Единственным глотком свежего воздуха был Хэллоуин, когда можно было ненадолго покинуть дом и вспомнить давно забытые радости мира, но тем более душили эти стены после возвращения. Я пыталась занять себя — участвовала в жизни семьи, играла с Бо, иногда сидела с Энджи и Маргарет, но потом чувство фальшивости начинало зашкаливать и я уходила в себя. В интернете я находила утешение, пытаясь приобщиться к меняющемуся миру — читала о новых открытиях, слушала музыку, смотрела фильмы и читала блоги. Наверное, я могла бы найти там и друзей, но при мысли о таком общении мне становилось тошно, ведь между нами всегда будет стоять ложь. Пожалуй, мне хватало общения в чатах. Настоящей находкой для меня стал блог Салли. Она никогда не показывала свое лицо, но показывала мир своими глазами — опасные и смертоносные предметы в красивом обрамлении, стихи о любви и боли, видео с песнями, записанными ее друзьями, интересные заметки о жизни и разных событиях. Похоже, она много времени проводила в каком-то отеле. Она меня вдохновила так, как никто другой, благодаря ей я вспомнила о мечте стать писательницей. В особо грустные моменты я сочиняла стихи, но моим большим проектом стала серия рассказов по мотивам жизни соседей. Вот только в большинстве историй был задействован один и тот же психопат…***
Год проходил за годом, но тоска по Тейту так и не исчезала. Мое решение оставалось твердым — я не могу его простить. Ради мамы, погибшей, рожая плод его безумия и моего мертвого брата, ради тех людей, которые застыли рядом навечно, и ради себя — ведь он окутал меня такой мерзкой ложью, — я должна забыть его, должна отомстить так, чтобы он осознал весь ужас своих поступков, если это вообще возможно. Но стоило мне только остаться наедине с собой, без родителей, как каждая клеточка моего тела начинала тосковать по его рукам. Я скучала по нашим разговорам и по нашему молчанию, а приятный бонус в виде возможности спать оборачивался бременем, раз за разом даря сновидения о Тейте, в которых кошмарные моменты переплетались с восхитительными. Я хотела возненавидеть Тейта, но так и не смогла. Точнее, мое отношение к нему раздвоилось на две неравных части. Я ненавидела его поступки, причинившие много зла, и меня ужасала его логика, позволяющая губить окружающих, но я не могла забыть его другую сторону — одинокого доброго подростка, познавшего слишком много боли и защищающегося от окружающего мира… парня, очень похожего на меня. На самом деле Тейт никогда не покидал меня. Он держал слово и почти не попадался на глаза, но я всегда знала, что он рядом. Я ощущала его за стеклянной дверью в гостиной, когда была с семьей и соседями, чувствовала его незримое присутствие в моей комнате, когда должна была быть одна. Поначалу я даже думала, что схожу с ума, пока не услышала отчетливый смешок во время просмотра одного видео. В тот раз я сразу почувствовала разницу между его присутствием и отсутствием и была вынуждена признаться себе, что я тоже веду не совсем честную игру, не прогоняя его от себя. Но именно эта небольшая сделка с совестью помогала мне не сойти с ума от одиночества. И все же, из года в год, в тот самый День Всех Святых, мне было не избежать встречи с Тейтом лицом к лицу. Я не могла отказать себе в удовольствии на время уйти от родителей и погулять по городу, навестить те несколько мест, которые успели запомниться при жизни и открыть новые. Тейт пользовался этим, спешил составить мне компанию. Каждый раз он просил прощения, которое я не в силах была ему дать. Я даже не могла по-нормальному снять стресс. После Хэллоуина, или других событий, напоминающих о прошлом, мне нестерпимо хотелось вновь заняться кровопусканием, но я не могла нарушить обещание не делать этого, которое дала когда-то Тейту. Он должен видеть, как это — не лгать и держать слово. Другие варианты заглушить боль были нелепы и бессмысленны. Как-то раз из любопытства я выбросилась из окна чердака. Это было очень больно и к тому же меня заметила Хейден, после чего я получила прозвище суицидницы. Было много раз, когда я была готова забыть обиды и позвать Тейта. Кто бы меня осудил в этом доме, каждый пленник которого пойдет на все ради частицы счастья? Уверена, даже мама смогла бы меня понять и принять это решение. Но что-то меня останавливало, и это не только обида и желание наказать его. В смерти и без того было мало места свету и надежде, и я боялась, что с Тейтом могла бы потерять себя насовсем, окунувшись в бездну его внутренней тьмы. Но в последнее время надежда стала моей постоянной спутницей. Нашими стараниями в доме уже давно не было постоянных жителей, благодаря которым призраки могли бы удовлетворить аппетит играми с сознанием и новыми убийствами, а разговоры Тейта с отцом, которые я время от времени подслушивала, были довольно мирными — он помогал соседям, наблюдал за птицами и увлекся медициной. Он действительно очень старался. Так может быть, когда-то у нас в самом деле появится шанс?