ANOTHER / ДРУГОЙ

      Сидя на диване в гостиной и пристально рассматривая свои ладони, Дилан пытался успокоиться. Внутри что-то болезненно скручивалось, не давая рационально мыслить.       Раньше не было таких ситуаций, когда подобные своеобразные напоминания происходили в присутствии кого-то. В такие моменты Дилан всегда был один, замечая либо изменения в цвете своих глаз, либо какие-то действия, спровоцированные словно невидимым человеком.       Но сейчас это случилось при Джастине. Будто показательное напоминание о себе.       В ванной комнате за дверью шумела вода. После того, как Джастин немного пришел в себя и убрал след с окна кухни, казалось, прошла уже целая вечность. Джастин был в душе, а Дилан все так же сидел в гостиной.       За окном уже сгущались сумерки, а из приоткрытого окна доносились звуки машин.       Откинувшись на спинку дивана, О’Брайен уставился перед собой, проваливаясь куда-то в затворки своего сознания и в очередной раз пытаясь найти ответ на единственный вопрос – как можно избавиться от своей собственной тени? За столько лет ему так и не удалось вспомнить, в какой момент его жизни он впервые увидел другого себя.       Дилан помнил, как видел его отражение в стаканах, как в пустом доме наблюдал за закипающей водой в чайнике, который он не ставил на огонь, и как просыпался от того, что его собственное тело переставало ему принадлежать. Но все это было обыденным, однако свое первое воспоминание о другом словно ускользало из рук каждый раз, когда Дилан пытался вспомнить свое детство сразу после аварии.       – О чем задумался? – осипший голос внезапно коснулся его ушей и заставил вынырнуть из-под толщи собственных мыслей.       Дилан обернулся, цепляясь глазами за парня в немного влажной футболке, оказавшегося на соседнем кресле. Хаотичными движениями Джастин наскоро вытер голову полотенцем и оставил его на подлокотнике, встречаясь взглядом с Диланом.       – В очередной раз пытаюсь вспомнить, как все это началось, – на выдохе проговорил брюнет, не задумываясь о том, что снова делится с Джастином самым откровенным. – Каждый сраный раз мне кажется, что я упускаю какое-то маленькое, но очень важное воспоминание о себе, – он покачал головой, слегка надавливая пальцами на переносицу, – но совершенно не понимаю, какое именно.       Джастин молчал, перебирая пальцами шнурок на своих штанах. Он не понимал ничего, что происходило с этим парнем, но с каждой секундой осознавал, что все глубже погружается во всю ситуацию. Он был не просто наблюдателем, а вполне себе действующим лицом во всей этой истории, если другая версия Дилана позволяла себе делиться с ним своими планами.       Если это, конечно, можно так назвать.       – Ты разговаривал об этом со своим врачом?       Вопрос прозвучал наивно глупо.       Конечно же, он разговаривал. Вероятнее всего, они уже сотни раз пытались добраться до этого момента в мыслях Дилана.       – Несколько лет назад Шоун считал это смыслом терапии – понять, как все началось, чтобы дальше понять, как с этим бороться, – Дилан немного поерзал на подушках, смотря куда-то в окно. – Но, когда стало понятно, что мое сознание буквально блокирует часть воспоминаний, связанных с первыми ранними проявлениями другой стороны меня, ситуация была уже практически необратимой, – он выдохнул, сцепив руки в замок и поднеся их к подбородку.       Нахмурившись, Бибер отвел взгляд от мужского лица и прикусил внутреннюю сторону щеки. То есть у Дилана точно так же, как и у него самого, нет части воспоминаний, связанных с этим другим?       – Подожди, что значит сознание блокирует часть воспоминаний? – Джастин сузил глаза, рисуя невесомые параллели в своей голове.       – Когда я начинаю выстраивать цепочку воспоминаний в обратную сторону, на каком-то моменте воспоминания словно размываются, – парень покачал головой. – Не знаю, как это объяснить.       Размытые воспоминания.       О да, Джастин прекрасно понимал, что именно Дилан имел в виду. Он прекрасно помнил, как была размыта гостиная первого этажа в его голове, когда он словно в тумане смотрел в коробку с глазными яблоками. И теперь точно помнил, как вдруг вчера все воспоминания резко вернулись к нему там, в момент разговора под скрежетавшим фонарем. Когда другой Дилан пристально смотрел на него, будто позволяя вспомнить.       Словно этот другой держит под контролем некоторые воспоминания, буквально не давая к ним доступа.       – Не знаю, что сказать, – после длительной паузы проговорил Джастин, все еще пытаясь что-то сопоставить в своей уже напрочь забитой голове. – Интересно, сможем ли мы провести хоть один спокойный вечер.       Дилан лишь улыбнулся, оставаясь где-то на затворках своих размышлений. Улыбка получилась немного вымученной, Джастин заметил это по дрогнувшим уголкам тонких губ.       – Тебе стоит отдохнуть после перелета, – выпрямившись и оглянувшись, произнес Бибер, встречая удивленные темные глаза. – Примешь душ?       О’Брайен поднялся на ноги, распрямляя спину и открыв Джастину вид на осунувшиеся и еще более острые плечи. Дилан и раньше был достаточно угловатым, но сейчас казалось, что за месяц своего отъезда похудел еще сильнее. Странно, что Джастин не заметил этого, когда с жадностью и чувством сумасшедшей собственности врезался в его тело в прихожей.       Вытащив пачку сигарет и телефон из кармана брюк, Дилан оставил их на небольшом столике у дивана.       – Поделишься полотенцем? – его губы едва приоткрылись, когда Бибер почему-то вновь заострил на них свое внимание, на мгновение выпадая из реальности.       – Д-да, – Джастин прикрыл глаза, поймав собственную усмешку, – возьми в шкафчике в ванной комнате.       Покачав головой, Дилан скрылся за дверью, и Джастин понял, что защелка изнутри не повернулась. О’Брайен решил не закрываться.       […]       Сидя на немного стертой кожаной поверхности старого кресла в знакомой студии, которая одновременно выступала гаражом Уильяма, Джастин покручивал в руке треснутый на кончике медиатор и всматривался куда-то сквозь оконную раму под потолком. Саймон в очередной раз пытался что-то наиграть на барабанах, что стояли в дальнем углу, в то время как Макс, наблюдая за ним, кривил губы и докуривал сигарету у входной двери.       – Эй, Макс, – за спиной Джастина раздался звонкий мужской голос Уильяма, – убери Саймона от барабанов, у меня сейчас башню взорвет.       Невольный смешок успел сорваться с губ Бибера, когда он наткнулся взглядом на друзей, пытающихся вырвать у Саймона барабанные палочки из ладоней. Осторожностью никто из них не отличался, поэтому уже через мгновение колыхнулась барабанная установка, а вслед за ней и микрофонная стойка, которая предназначалась для барабанщика.       – Успокойтесь, отдаю, – Саймон быстро сдался, отступая и подбрасывая в воздух две тонкие деревяшки. – Даже напоследок попробовать не даете.       И это напоследок почему-то лязгнуло где-то внутри.       Джастин поджал губы.       Конечно же, они знали, что Саймон запланировал переезд в Калифорнию на ближайшие пару недель, и поддерживали его в этом. Любой хочет быть ближе к своей семье, да и Джастин давно понимал, что это рано или поздно должно было случиться. Саймон всегда отличался от них своей тягой к свободе, и Калифорния ему подходила куда больше, чем застроенный донельзя Вашингтон.       Бибер перевел взгляд на Дженсена. Тот стоял, потирая руки друг о друга и пытаясь отдышаться. Всегда громко разговаривающий, смеющийся и самый близкий Джастину из всех. Он был тем, на кого можно было положиться и доверить себя полностью.       Но сейчас, спустя столько лет, он больше не хотел играть музыку со сцены. И Джастин понял – все, что они создавали, вдруг развалилось на куски. Либо же, он только сейчас это заметил. Ведь переезды и перегорание не происходят моментально.       Бибер взял гитару и начал медленно перебирать струны, наигрывая какую-то очень знакомую, но давно забытую мелодию. Словно пытаясь вспомнить в процессе нужные аккорды, которые сами возникали в нужной последовательности. Очень аккуратно и почти нежно поддевая подушечками пальцев недавно обновленные струны своей гитары.       Через несколько дней уже было запланировано выступление на восемнадцатой северо-западной, ребята даже успели обсудить размер аванса, выплата которого была назначена на завтрашний вечер. Выступление было запланировано, но впервые за несколько лет они не могли подобрать нужный репертуар.       Это было открытие серии встреч литературного клуба, и Бобби просто обозначил необходимость в фоновой живой музыке, не уточнив, что именно хотели слышать организаторы.       – Мы ведь можем играть какого-нибудь Джеймса Бэя, – Макс лязгнул друг о друга барабанными палочками, перемявшись с ноги на ногу.       Уильям хмыкнул, оттолкнувшись от стены.       – Если тебе хочется, чтобы все умерли от депрессии, лучше сразу играть Плацебо, – кивнул в сторону Бибера. – Джастин даже подпеть сможет. Как там? – он сделал вид, что вспоминает слова и мотив, пытаясь промычать что-то похожее на старые песни депрессивной группы.       Через несколько мгновений мычание Уила переросло в напев надрывным голосом, Саймон подхватил знакомую мелодию и уже подыгрывал Дженсену на бас-гитаре. Макс, которому все это сначала напоминало сумасшествие, теперь давал ритм на барабанах.       Джастин слегка повернул голову в сторону гитарного грифа, нащупывая подушечками пальцев следующий аккорд песни, которую ребята стали наигрывать, как вдруг краем глаза поймал едва уловимое движение тени у металлической двери, ведущую в туалет.       И вдруг, как по щелчку пальцев, окунулся в омут жуткой боли, в секунду пронзившей череп, словно стрела, запущенная кем-то прямо ему в затылок.       Сам не понял, как зажмурился и сжал губы в тонкую линию.       – Эй, ты в порядке?       Уильям. Всегда внимательный. Иногда даже слишком.       – Да, – очень быстро на выдохе ответил Джастин, резко распахнув глаза и встретив перед собой растерянный взгляд друга, прямо за спиной которого оказался знакомый мужской силуэт.       Бибер почувствовал, как похолодели кончики его пальцев. Машинально оглянулся, пытаясь бегло оценить, обратил ли внимание кто-то кроме него самого на этого неожиданного гостя. Но ребята были увлечены музыкой, а Уильям, казалось, не замечал ничего, кроме внезапно побелевшего Джастина.       – Ты меня пугаешь, – парень похлопал друга по плечу, отстраняясь. – Не хочешь провериться у врача?       Блондин фыркнул, поднимаясь и оставляя гитару у стены, поймав себя на ощущении, что боль ушла так же быстро, как и появилась несколько мгновений назад.       Темный силуэт скрылся за металлической дверью, приковывая к себе и без того растерянный взгляд Джастина.       – Я сейчас, – почти в пустоту проговорил, направившись вслед за парнем, растворившемся в темноте, словно его и не было вовсе.       Джастин уже не понимал, где заканчивалась игра его воображения и начиналась реальность. Казалось, что он в самом прямом смысле сходил с ума, раз видел что-то, чего не видят другие.       Дернув на себя дверь санузла, парень оказался в небольшом помещении с тусклым светом от одинокой лампочки, висевшей под потолком, в полном одиночестве. Прижав ладонь ко лбу, он крутанул кран и поставил вторую руку под прохладную струю воды, которая с каждой секундой становилась горячее.       Джастин потянулся к крану, в надежде оставить воду такой же прохладной, какой она была несколько секунд назад, и на автомате поднял глаза на зеркало перед собой, встречая почти черные глаза прямо за своим затылком.       […]       Такой знакомый вид из окна такого знакомого кабинета.       Дилан сидел в кресле у окна, поджав под себя ноги, то и дело поглядывая на настенные часы. Шоун должен был прийти с минуты на минуту, а у Дилана почему-то внезапно вспотели ладони. Словно это был его первый сеанс с психиатром.       В голове бесконечно прокручивался вчерашний вечер, когда Джастин немного нервно стелил ему на диване в гостиной. Что-то определенно было не тем, чем казалось, Дилан отчетливо чувствовал это нутром, но пытать не стал.       Предпочел просто наблюдать за этими отрывистыми движениями крепких мужских рук, которые, между прочим, очень хотелось поймать и прижать к своим плечам.       Чтобы почувствовать его еще раз.       Дверь резко распахнулась, и на пороге кабинета появился облысевший мужчина в пиджаке грязно-зеленого цвета. Его лицо не выдавало ни одной эмоции, но глаза светились чем-то знакомо-приятным. Таким родным.       – Дилан, – спокойный тон разорвал нависшую тишину. – Быстро же ты вернулся.       О’Брайен не воспринял эту неярко выраженную остроту, поднимаясь из кресла и делая шаг навстречу доктору.       – Я тоже успел по тебе соскучиться, – похлопав по плечу мужчину, Дилан вернулся в удобное кресло, пропуская Шоуна к своему столу.       За окном было пасмурно, легкий туман обволакивал здание серостью, из-за чего видимость значительно ухудшалась. Усевшись на свое место, Шоун поерзал в кресле и включил настольную лампу, опираясь на мягкие подлокотники.       – Не хочешь поговорить о своем отъезде? – его глаза сузились, когда он немного подался вперед. – Мне показалось, это был не просто всплеск эмоций.       Парень опустил голову, перебирая пальцами резинку кофты и на секунду позволяя бессмысленной улыбке просочиться сквозь сжатые губы, после чего он тут же скрыл ее за немного задумчивым выражением лица.       – Я надеялся, что это станет частью моей терапии, – наскоро облизнул тонкие губы. – Честно говоря, совсем запутался в своей же истории.       Шоун молчал, не отрывая взгляда от парня напротив.       – В какой-то момент мне показалось, что вся активность другого в основном завязана на Кенморе, – Дилан продолжил немного растерянно. – Ну, то есть, я подумал, а что, если все происходящее связано только с тем домом, в котором все началось… – он запнулся на мгновение, уже всматриваясь в сосредоточенные глаза Шоуна. – Хотя если честно, я совсем не помню, как это началось.       – Но ведь было очень много прецедентов в Вашингтоне, разве нет? – Шоун склонил голову вбок и взял в руки карандаш, начав покручивать его между пальцев. – Мы это неоднократно обсуждали, насколько я помню.       Дилан махнул головой, откидываясь на спину и распрямляя плечи.       – Да, но в последнее время я путаюсь в своих воспоминаниях, – его губы едва заметно дрогнули, а взгляд устремился куда-то в потолок. – Я подумываю снова начать вести дневник, чтобы хоть как-то систематизировать свои действия.       О’Брайен набрал полные легкие воздуха, будто готовясь к долгому рассказу. Но через несколько мгновений словно передумал и покачал головой.       – Мне просто нужно вспомнить этот сраный первый раз, Шоун, – Дилан поднес ладони к лицу, надавливая на виски.       Мужчина открыл верхний ящик своего стола, доставая несколько потертых блокнотов и уложил их перед собой на столе, поджимая губы.       – Давай посмотрим наши первые записи, – почти шепотом произнес мистер Шоун, теребя в руках карандаш. – Вдруг за что-то зацепимся.       […]       Застыв на месте, Джастин вглядывался в черные глазницы, которые совершенно не вписывались в это лицо, усыпанное родинками. Эти глаза, такие глубокие и скрывающие за собой что-то, что казалось невозможным, сейчас прожигали каждую частичку его самого.       Внутри застыл леденящий страх, сковавший все возможные движения. Тело попросту не слушало голову, которая в свою очередь просто вопила удирать отсюда как можно скорее.       – О чем ты сейчас думаешь?       Полушепотом. В такой похожей на Дилана манере, немного вкрадчивой. Черт, как же сильно он был похож.       – О том, что ты сумасшедший, – практически на автомате выпалил Джастин, все еще не сдвинувшись с места.       Взгляд темных глаз буравил его через зеркало, вселяя в каждую внутренность какую-то странную обреченность. Почему-то в этот самый момент Джастин на секунду подумал, а что, если эта версия Дилана решит просто избавиться от него в этом самом туалете для своей же забавы.       – Ты действительно считаешь, что все это происходит только ради моей забавы? – вопрос раздался через мгновение, резко рассекая спертый воздух в тесном помещении.       Бибер вздрогнул, ощущая мелкую дрожь, пробирающуюся вдоль позвоночника, и в этот же момент понял, что внезапное оцепенение немного отпустило. И сам не успел понять, как моментально потянулся к дверной ручке. Но его запястье накрыла крепкая ледяная ладонь.       – Не понимаешь, да? – растягивая и словно смакуя каждую гласную букву, произнес брюнет, делая невесомый шаг к Джастину со спины, хотя казалось встать еще ближе было просто невозможно. – Совершенно не понимаешь, что ты влез туда, куда тебе совсем не нужно было влезать.       Кончика носа коснулся знакомый запах, смешанный с запахом сырой земли, а уже через долю секунды мужская ладонь накрыла его шею, аккуратно и плавно пережимая артерию.       Джастин дернулся, не отрывая глаз от отражения и пытаясь бегло оценить свое положение.       Если левой рукой ухватиться за шею, то ногой вполне возможно сбить его равновесие, что и произошло в следующее мгновение. Брюнет завалился на раковину, на долю секунды теряя контроль над ситуацией, но все же успел зацепиться за рукав Джастина, повалив его за собой.       – Считаешь себя самым умным, – насмешливо бросил парень, снова обхватывая холодными ладонями раскаленную шею Бибера. – Считай, что ты умер благодаря своим догадкам.       Воздух заканчивался, а Джастин вдруг понял, что он просто разучился двигаться. Забыл, какие мышцы должны работать для того, чтобы поднять руку и расцепить крепкие пальцы на своей шее.       Смотрел в черные радужки глаз в нескольких дюймах от себя и не понимал, каким образом может спастись из этих рук.       – У тебя очень вкусный страх, – на тонких губах образовалась невероятно красивая и одновременно ужасающая улыбка. – Невозможно удержаться и не попробовать его в последний раз.       Казалось, что Джастин уже не слышал. Глаза застилал туман, а мужской голос обволакивал его с ног до головы, словно на сеансе гипноза.       Он почувствовал мокрое прикосновение в районе своей скулы. Все это было похоже на какой-то сумасшедший сон после принятия тяжелых наркотиков, но прикосновения были такими яркими.       Джастин утонул в одном из них, закрывая глаза и осознавая, что воздуха в легких больше нет. Он попросту задохнулся.       […]       Дилан крутил в руках стакан с водой, всматриваясь в прозрачные стенки. Внутри что-то болезненно скручивалось, заставляя постоянно ерзать на кресле.       – Хорошо, – еще раз произнес Шоун, перелистывая очередную страницу своего блокнота назад. – Когда мы встретились, ты рассказывал о том, как проходил лечение после сотрясения, помнишь? – мужчина исподлобья взглянул на Дилана и встретил его кивок. – Что ты сейчас можешь рассказать о том периоде? Как ты проводил свои дни в больнице?       Парень застыл на несколько секунд, пытаясь вспомнить тот страшный период своей жизни, когда он был с разбитым черепом и распухшим лицом.       – Я очень хотел играть с ребятами из соседних палат, – он вновь поерзал на кресле, пытаясь устроиться поудобнее, – но мне не разрешали бегать, да и в принципе двигаться лишний раз. Поэтому я… – закусил губу, нащупывая в своих воспоминаниях хоть один знакомый эпизод. – Я все время был в палате и рисовал в своем альбоме, который мне принесла мама.       Дилан повернулся к Шоуну, который что-то набрасывал в блокноте.       – Мне было непонятно, почему я не могу выйти на площадку под окнами и просто посидеть на лавочке рядом с другими детьми, – перед глазами промелькнула картинка, как мальчик выглядывает в окно своей палаты и с рывком возвращается на свою кровать. – Да, и вообще…       Взгляд зацепился за зеркало, стоявшее в углу справа от рабочего стола Шоуна, и Дилан резко замолчал, растерянно забегав глазами вдоль отражающей поверхности.       – Зеркало, – задержав дыхание, проговорил О’Брайен, чувствуя, как покалывают подушечки пальцев и сводит кончик языка от резко вспыхнувшего воспоминания. – Мартин, это было зеркало.       Шоун поднял голову, боясь произнести хоть слово. Дилан называл его по имени только тогда, когда забывался или уходил в свои мысли слишком глубоко. Обычно это было сухое «доктор» или немного игривое «Шоун».       – Продолжай, – не повышая голос проговорил доктор, сразу делая новые записи в блокноте. – Ты просто смотрел в зеркало или что-то случилось с ним?       Дилан боялся возобновить дыхание, хватаясь за восстанавливающиеся обрывки детских воспоминаний, наглухо подавленных его же психикой. Все еще безотрывно смотрел на свое собственное отражение в зеркале и чувствовал, как глаза наполняются слезами.       – В моей палате было зеркало, – судорожно произнес, сдерживая дрожащие губы. – Оно стояло напротив окна, и я часто рассматривал себя в нем после операции, – слезы застилали карие глаза, но Дилан снова попытался от них избавиться, начав часто моргать. – Швы на голове было видно плохо, но зато кровоподтеки на лице можно было разглядеть во всей красе, – сглотнул накопившуюся слюну. – Господи, как я ненавидел свое лицо.       Внезапно засмеявшись, Дилан прижал ладони к глазам, немного надавливая, в надежде привести себя в чувства. Он привык делать это самостоятельно, проведя в одиночестве большую часть своей жизни. Однако сейчас организм будто не слушался его, накрывая волной эмоций, которые выливались вместе со слезами из его глаз.       Доктор все еще молчал, пристально наблюдая за внезапным конфликтом с самим собой, разворачивающимся прямо на его глазах. Дилану это было несвойственно, хотя Шоун пытался добиться этого уже много лет.       Немного успокоившись, Дилан сделал глоток воды из стакана и вновь повернулся к зеркалу, встречая в нем свои покрасневшие глаза.       – В один из вечеров, когда уже совсем стемнело, я включил свет в палате и в очередной раз подошел к зеркалу, в надежде увидеть изменения в своем лице, – парень запнулся, встряхнув головой и сжав руки в кулаки. – И в этот момент увидел свое отражение в окне за своей спиной, – непроизвольно вздрогнул и обернулся к доктору, усмехнувшись. – Черт, Шоун, у меня мороз по коже прямо сейчас, веришь?       Мужчина понимающе кивнул, сжав губы.       – Ты сейчас впервые за столько лет встречаешь это в своих воспоминаниях, – проговорил монотонно, подаваясь вперед, – К тому же, это именно тот момент, который серьезно изменил твою жизнь. Это нормально – позволять себе реагировать на это.       О’Брайен сделал еще один глоток из стакана, оставляя его на столе и возвращаясь к креслу, где он сидел несколько минут назад.       – Я долго всматривался в свое отражение со спины в окне, и в какой-то момент оно двинулось, хотя я стоял на месте, – поднеся пальцы к своим губам, Дилан сжал подушечки зубами. – Это был первый раз, когда я увидел его.       Уронив лицо в ладони, Дилан покачал головой, после чего, медленно подняв голову, устроил подбородок на сжатом кулаке, встречаясь взглядом с психиатром.       Он вспомнил.       – Теперь мы хотя бы понимаем, с чего все началось, – Шоун поднялся со своего кресла, уперевшись руками в столешницу. – Дилан, нам стоит подумать, как от этого можно избавиться.       С ума сойти.       У Дилана свело каждую мышцу организма. Впервые за все время он почувствовал это. Такое забытое, практически переставшее существовать для него слово.       Сейчас в него аккуратной змейкой прохладного воздуха просачивалась надежда.       […]       Он очнулся, сидя у унитаза и уперевшись спиной в стену. Попытка пошевелиться и приподняться над полом увенчалась успехом только с третьего или четвертого подхода, но сразу после этого голова резко закружилась, заставляя парня вернуться в исходное положение.       Джастин немного наклонил голову, осматривая свои руки и собирая мысли в тугой клубок.       Что за хрень произошла здесь и произошла ли она на самом деле? Наглухо затуманенный рассудок не давал никакого четкого осознания того, что именно из того, что он помнил, было реальным.       К тому же было четкое ощущение, что он находился в сумасшедшем опьянении, уж очень похожими были реакции организма на любые старания немного сдвинуться с места.       Только вот он сегодня не сделал ни глотка.       – Черт, – шикнул себе под нос, ухватываясь за сидение справа от себя и очень аккуратно подтягиваясь на ослабленных руках, в надежде не издать лишнего шума.       В следующее мгновение Джастин уже сидел на опущенной крышке унитаза и пытался дышать полной грудью. Если уж состояние так сильно напоминало алкогольное опьянение, то и бороться с ним Бибер пытался такими же способами. Протянув руку, он крутанул вентиль крана, включая ледяную воду, и поднес под струю раскрытую ладонь, набирая в нее немного приятно обжигающей жидкости.       Окатив лицо водой, Джастин немного пришел в себя и протер глаза немного дрожащими пальцами, медленно поднимаясь на ноги и делая небольшой шаг к раковине. Невольно вздрогнул, встретившись со своим собственным отражением.       Мысли смешались в кучу, он практически не понимал, что делает здесь и как долго тут находится. Немного наклонился ближе к зеркалу, сжимая челюсть.       Свет довольно тускло освещал маленькую комнату, но он не помешал рассмотреть ярко выделяющиеся на коже шеи свежие отметины темно-багрового цвета.       И понял, поджимая губы. Реальным было абсолютно все.       […]       Дилан несколько раз нажал на кнопку в лифте, надеясь, что двери поскорее закроются, и эта небольшая металлическая коробка довезет его на нужный этаж уже через несколько мгновений.       Торопился так, как никогда, наверное.       Очень спешил рассказать Джастину о том, что сегодня ему впервые внезапно удалось открыть самое важное воспоминание в закромах своего сознания. И как странно, что это произошло сразу после того, как они поговорили об этом с Джастином прошлым вечером.       Может, это Джастин снова повлиял на него таким образом.       Может, это именно благодаря присутствию Джастина он смог распечатать эту старую коробку с самой нужной информацией в темном углу своей памяти.       Дилан чувствовал, как улыбка задерживается на его губах, и он совершенно не хотел ее скрывать. Она так правильно описывала сейчас внутреннее ликование О’Брайена, что смысла отнекиваться попросту не было.       Да, и тем более, прятать свои чувства от Джастина он не имел ни малейшего желания. Казалось, что все хорошее, что вселяло в самого Дилана веру во что-то светлое, исходило именно от этого парня, который очень кстати оказался рядом в то время, когда бессилие уже перекрывало дыхательные пути.       Выйдя из лифта, парень нажал на маленькую кнопку дверного звонка, переминаясь с ноги на ногу и ожидая побыстрее встретить знакомые глаза.       Но прошло несколько минут, а дверь так и не открылась. Дилан снова нажал на звонок, прислушиваясь к тишине за дверью, а затем дернул за ручку двери, открывая своему взору пустой коридор. Сделал аккуратный шаг, оказываясь в квартире и закрывая за собой входную дверь.       – Джастин? – громко произнес Дилан, вновь прислушиваясь и едва ли не задерживая дыхание.       У входа стояли кроссовки, а на тумбочке рядом лежала куртка, еще не успевшая высохнуть после моросящего дождя.       Дверь ванной комнаты резко распахнулась, и из-за нее показалась мужская фигура, обернутая полотенцем на бедрах. Еще одно полотенце висело на шее.       – Боже, – Дилан резко выдохнул, закатывая глаза. – Ты забыл закрыть дверь, – скидывая обувь, парень прошел в гостиную за Джастином. – Я чуть было не обделался, знаешь ли.       Обернувшись, Джастин засмеялся и принялся протирать мокрые волосы полотенцем, висевшем на его шее.       – Ты же написал, что уже идешь домой, вот я и не стал закрывать, – он смахнул капли со лба, встречаясь с Диланом взглядом. – Я пытался сделать лазанью, но не уверен, что получилось достойно, – произнес, пересекая гостиную и скрываясь за углом кухни. – Предлагаю попробовать.       Устроив кофту на спинке дивана, Дилан осмотрелся. В прошлый раз, когда он был здесь несколько недель назад, эта гостиная показалась ему просторнее, чем сейчас. Либо же дело было в его собственных вещах, которые были хаотично разложены на открытых полках стеллажа у стены, потому что…       – Можешь расположиться в гостиной, если хочешь, – задумчиво произнес Джастин, рассматривая Дилана со спины. – Ты ведь понимаешь, что можешь оставаться у меня сколько необходимо.       Прикусив внутреннюю сторону щеки, О’Брайен замялся и, кажется, даже немного смутился.       Но от этого «ты ведь понимаешь» стало так странно тепло, что Дилан мог поклясться, что почувствовал волну жара вдоль позвонков.       – Честно, я пока не думал, что мне делать дальше, – он прочистил горло, складывая свои джинсы на подлокотник кресла. – Ну, то есть у меня осталась часть сбережений, но мне хватит их совсем на короткий срок, – выдохнул, оборачиваясь. – Наверное, нужно устроиться куда-нибудь.       Джастин кивнул, усаживаясь на спинку дивана и не отрывая взгляда от Дилана.       – С ума сойти, О’Брайен, – вдруг произнес парень, наскоро облизнув нижнюю губу и выпустив короткий смешок. – Мне до сих пор не верится, что ты стоишь посреди моей гостиной в моих домашних брюках, – Джастин покачал головой, потирая коленки ладонями. – Как много всего произошло за последние пару месяцев.       Дилан почувствовал, как багровеют его щеки при одной только мысли о том, что же действительно произошло.       Чему он позволил произойти. Чему он позволил занять все свои мысли.       И от чего он не старался спрятаться, а лишь наоборот – распахивал все свое нутро, принимая это и с каждым днем лишь преумножая.       Дилан понял, что задержался с ответом, когда Джастин выглянул из-за дверного косяка, вздергивая бровь.       – Ты со мной?       Знал бы ты, насколько.       – Да, я иду, – опустив взгляд под ноги, Дилан двинулся в сторону кухни.       Через несколько минут, он уже сидел на стуле и разглядывал еду в тарелке, которую перед ним поставил Джастин.       Щеки все еще пылали от внезапных ясных воспоминаний вчерашнего откровения, а на губах застряла эта немного скованная улыбка.       – Думаешь, это совсем нельзя есть, да? – раздался обреченный голос, заставивший Дилана поднять взгляд. – Давай я попробую первым, а потом скажу, возможно ли это прожевать.       Дилан засмеялся, крутя в руке вилку.       – Ты правда думаешь, что все настолько ужасно? – придвинув к себе тарелку, он еще раз посмотрел на Джастина, внезапно почувствовав, как улыбка медленно сползает с губ и тут же растворяется в воздухе, когда глаза натыкаются на открывшийся из-под полотенца участок кожи на мужской шее. – Откуда это?       Бибер, казалось, не понял, вопросительно подняв брови и все еще сохраняя улыбку на своих губах.       – Джастин, откуда это? – повторил Дилан и, сам от себя не ожидая, рывком стянул полотенце с плеч Джастина, открывая взору четкие отметины пальцев, оставшиеся после явной попытки удушения. – Кто это сделал?       Дилан почувствовал волну жара, резко подступившую к горлу и заставляющую рвать глотку изнутри.       – Слушай…       Нет, не слушай, Бибер.       Не слушай, ясно?       Вдруг перед глазами пронесся момент, когда Дилан впервые заметил на своих запястьях подобные синяки с четкими отпечатками пальцев после одной из тяжелых ночей и внезапно в голову просочились самые ужасные догадки, от которых поочередно сводило кончик каждого пальца, а все внутренности скручивались в тугой узел.       Он пылал изнутри, боясь услышать подтверждение своих собственных мыслей.       Но Джастин молчал.       Просто, блин, молчал.       – Ответь, – голос сорвался на хриплый шепот, а губы вдруг задрожали.       Бибер отвернулся к окну, давая Дилану возможность рассмотреть ровные синяки на его шее с другой стороны, и в этот момент сомнений практически не осталось.       – У меня есть полное ощущение, что ты знаешь, откуда это, – мужской голос аккуратно стелился по деревянной поверхности кухонного стола, а Дилан боялся пошевелиться. – Но, как видишь, – Джастин улыбнулся, разведя руками, – я в полном порядке, поэтому успокойся, ладно?       Улыбается. Он улыбается.       Какого черта он улыбается, когда с ним произошло такое?       У О’Брайена, кажется, закончился воздух в легких.       – Ты слышишь себя?       Видимо, нет.       – Что ты предлагаешь мне сделать с этим? – Бибер поднялся из-за стола, оставляя полотенце на спинке стула и делая шаг к парню. – Это не я выбираю время, когда мне лучше пересечься с твоим двойником.       Дилан прислонился затылком к стене, наблюдая за приближающейся к нему мужской фигуре. Его глаза расширились.       – Ты хочешь сказать, что он делает это не впервые?       О’Брайену показалось, что он умер и сразу растворился в этом внезапно накалившемся воздухе.       Он думал, что все происходящее вокруг было абсолютнейшим бредом, потому что представить что-то подобное в реальности было попросту невозможно. Это в принципе не должно было стать реальностью.       Джастин был в паре шагов от прикосновения, которое явно напрашивалось по дальнейшему сценарию, но Дилан сдвинулся вбок, пытаясь совладать с накатывающим приступом паники под ребрами.       – Я не хочу это обсуждать, ладно? – вкрадчивым тоном, словно боясь спугнуть. – Все в порядке, я серьезно.       – Нет.       Резко.       На выдохе.       Хватаясь пальцами за мужское запястье.       Брови Джастина взметнулись, позволяя еще раз всмотреться в его раскрытые и слишком спокойные глаза.       Глубокие и такие близкие сейчас.       – Нам нужно обсудить это, Джастин, – более спокойным, но все еще рваным тоном, продолжая растворяться в медово-карих радужках. – Ты не понимаешь, насколько ужасно это может закончиться. Тебе нельзя…       И уже через мгновение он встретился с губами, неожиданно прижатыми к его рту. Горячими и молящими заткнуться.       И, конечно же, поддался. Потому что как не поддаться?       Губы напряженно распахнулись, втягивая мягкий язык в обжигающий рот.       Чертовски правильно и неправильно одновременно.       Дрожащие ресницы отбрасывали едва заметную тень на светлые щеки, заставляя унестись куда-то далеко отсюда. Из этой кухни, из этого города, с этой планеты.       Руки Дилана сместились на напряженные мужские предплечья, слегка поглаживая разгоряченную кожу.       А Джастин прижимался губами как никогда, наверное, не прижимался, вдруг вспоминая тот странный поцелуй в баре пару дней назад. Те странные губы той странной девушки, которая стала своеобразным вариантом выражения его собственного протеста. И те самые странные ощущения, которые он испытывал от этого поцелуя, после которого хотелось с мылом вымыть себе язык.       Тот поцелуй, которого он так хотел с ним.       Ладони прижались к шее, стараясь удержать Дилана на максимально близком расстоянии от себя. Ему нужен был этот поцелуй, когда под закрытыми веками взрываются фейерверки в честь самого правильного действия за весь этот чертов день.       И губы.       Эти тонкие, но самые нужные губы, тоска по которым разъедала изнутри подобно кислоте.       – Мы все равно должны поговорить об этом, Джастин, – сквозь поцелуй произнес Дилан, пальцами вцепившись в косточки на его запястьях. – Без вариантов.       […]       Стоя на балконе и уперевшись бедром в дверцу приоткрытой тумбочки, Дилан рассматривал тлеющий огонек своей сигареты в полном непонимании, как за считанные минуты внезапно охватившая весь организм паника могла отойти на задний план.       Джастин докуривал, облокотившись на открытую оконную раму, и позволял парню пристально рассматривать себя. Аккуратное прикосновение подушечек длинных пальцев в районе одного из синяков пустило разряд тока по всей коже, заставляя волосы на руках зашевелиться. Дилан провел линию вдоль багрового отпечатка и поджал губы, рвано выдохнув.       – Сколько раз ты видел его? – вопрос разрезал тишину и заставил Джастина повернуть голову, отчего рука Дилана дернулась. – Ну, не считая тех моментов в Кенморе, когда я был рядом.       Бибер сделал еще один затяг, немного щуря глаза от дыма, а затем поджал губы.       – Дважды.       Он не хотел говорить, не заметить этого было невозможно. Именно поэтому ответ был коротким и немного оборванным.       – И когда был первый раз? – Дилан поднес сигарету к губам, обхватывая фильтр.       Не напирал, а просто интересовался.       По крайней мере, сам очень хотел верить в то, что это выглядело именно так.       Но, в конце концов, он же переживает. Так сумасшедше переживает, что от одной только мысли о случившемся судорога скручивает все тело.       Джастин скривил губы, отворачиваясь и подставляя взору свой ровный профиль. Настолько ровный, что такого просто не бывает. Дилан понял, что совершенно наглым образом рассматривает его только когда уголек тлеющей сигареты обжег пальцы, заставляя шикнуть и тут же затушить бычок в небольшой пепельнице на подоконнике.       Но Бибер снова молчал, крепко сжимая скулы. Словно думал, как правильно сейчас сказать о том, что он скрыл от Дилана с самого начала.       – В ночь перед твоим приездом, – процедил сквозь плотно сомкнутые зубы.       Дилан наскоро облизнул губы и едва заметно качнул головой, сжимая пальцами переносицу.       – Почему ты мне не сказал?       – Потому что иначе ты бы не вернулся.       Черт. Слишком откровенно, Джастин.       Но парень словно не заметил.       Убрав ладонь от лица, Дилан вновь встретился с открытым взглядом, направленным прямо на него.       – Видимо, мне и правда не стоило…       – Заткнись, Дилан, – тон оказался неожиданно резким, отчего брюнет, кажется, потерял дар речи. – Единственное, что тебе и правда стоило бы, так это открыть глаза и заметить, что я делаю максимально странные вещи только для того, чтобы ты был рядом, – боже, ты действительно это говоришь? – Я натурально чуть не сошел со своего гребанного ума, проведя в одиночестве целый сраный месяц в этом мрачном Кенморе, и только из-за того, что надеялся на твое возвращение, в то время как ты просто решил слинять в Канаду после всего… – Джастин запнулся, даже не осознавая, что говорит, но наблюдать очередную попытку самобичевания у него просто не было сил.       Слова слетали с его губ быстрее, чем он успевал подумать о сказанном.       – Ты все время винишь себя во всем происходящем, – Джастин почти шипел, а Дилан все еще стоял, припечатанный к тумбочке, с плотно сжатыми губами, цепляясь за каждое слово, слетающее c этих губ. – Но неужели ты никогда не предполагал, что все, что происходит, является последствием людских решений? – вопрос был скорее риторическим, чем требующим ответа, но как же много сейчас за ним скрывалось.       Плечи Джастина вздымались, внутри с каждой секундой разрасталась злость. В его голове не укладывалось, как можно было не понимать настолько очевидных вещей.       Но все равно произнес.       – Все, что происходит со мной, является последствием моих решений, О’Брайен, – выдохнул, делая почти незаметный шаг назад. – И чем быстрее ты это поймешь, тем будет проще нам обоим.       Дилан понял, что его губы судорожно дрожат только в тот момент, когда Джастин резко замолчал. И дрожали они не от того, что Джастин вот так внезапно напал на него, местами повышая совершенно не подходящий для крика голос, а от того, что именно он произнес.       Понимание пришло только через несколько мгновений повисшей тишины.       Услышал то, чего боялся, но при этом больше всего на свете хотел услышать. Читал это между строк многозначительных реплик, срывающихся с его губ. Между кричащих интонаций и таких нужных слов.       Но когда пришел в себя, понял, что на балконе он был уже в одиночестве.