And Counting

24 ноября, 2016 Минуло много месяцев без Вону, и Мингю чувствовал себя потерянно и опустошённо. Он не ходил, а блуждал; не дышал, а ловил ртом воздух; не спал, а чахнул. В течение месяцев их разлуки вдалеке друг от друга Донхён быстро заметил перемены в поведении Мингю, сделав вывод, что, возможно, Вону действительно оборвал то, что было между ними. Он не ощущал вины, ни капельки не ощущал, ведь большая «проблема» наконец-то исчезла с пути, но затем появились отказы Мингю ходить на свидания, едва очевидное отворачивание головы от поцелуев и отсутствие общения. Точно заевшая пластинка, Мингю снова и снова отталкивал людей. Мингю и Донхён не расстались — по крайней мере официально. Они перестали говорить, ходить на свидания и обмениваться нежными объятиями и поцелуями. Мингюево я люблю тебя превратилось в пыль, потому что он произносил это всё реже; и в итоге он вообще перестал это произносить. В каждую их встречу Донхён интересовался мингюевым днём, а Мингю отвечал, что всё в полном порядке. Мингю всегда был плохим обманщиком, и Донхён видел его насквозь. Донхён скучал по тому, что у них было. Он скучал по их мелким спорам и мингюевым попыткам всё исправить. Ему не хватало тёплых прикосновений Мингю, как и звучания его смеха. Он хотел снова проводить время с Мингю в загородном клубе, совсем как прежде. Однако он понимал, что с его стороны было нечестно скучать по чему-либо, учитывая, что он никогда не уделял Мингю равного внимания. Донхён не был хорошим парнем, и он понимал это. Они оба понимали. Они наконец-то были вместе в день поздравительной вечеринки Донхёна по случаю победы в национальном соревновании по гольфу. Всё те же надменные и узколобые мужчины, которых часто видел Мингю, пришли, одетые в чёрные и белые костюмы, с проблемными жёнами, вцепившимися в их локти. Дети слонялись рядом с нянями. Бóльшую часть времени Мингю провёл в одиночестве. Люди, поздравлявшие его, и репортёры, которые хотели взять интервью, постоянно окружали Донхёна. Он сказал Мингю, — Прости, малыш. Поговорим попозже. — Но Мингю и так знал, что Донхён был в восторге от всего этого внимания, так что он не стал возражать. Четверть вечеринки он провёл с Сынчолем и его спутницей; однако быть третьим лишним всегда было отстойно, и именно поэтому он покинул их, отмазавшись тем, что идёт за клубникой в шоколаде. Во время речей, посвящённых Донхёну и произнесённых его родителями и мингюевым отцом, Мингю сидел за столиком близко к выходу. Это были длинные, нудные монологи, которые наверняка были написаны за несколько часов до вечеринки. Мингю даже не пытался слушать, что говорили эти люди. — Выпьем, — произнёс в ручной микрофон Донхён, подняв бокал с шампанским, — за очередной удачный сезон. Мужчины и женщины, заполнившие комнату, подняли бокалы, из зала послышались весёлые «выпьем!» и улюлюканье. Присоединившись, Мингю поднял свою баночку со Sprite-ом и опустошил её, рыгнув следом. — Пс-с. — Мингю развернулся, его брови взметнулись вверх. — Хей. — Он смотрел на Минхао, который отодвигал стульчик рядом с ним, держа за руку Субин. Он пробормотал приветствие, наблюдая за тем, как они вдвоём расположились на стуле. — Ты один? Мингю пожал плечами. — Со мной Донхён, но он сейчас на сцене, так что… Кивнув, Минхао накормил Субин клубникой в шоколаде с тарелки Мингю (он не спросил разрешения, и если бы Мингю не было плевать, он бы посчитал это грубостью). — Ты не улыбаешься. Разве ты не рад, что он выиграл соревнование? — Конечно, я рад. Ну, мне так кажется. Я не знаю. — Мингю облокотился об стол и спрятал лицо в собственных руках. — Я буду плохим парнем, если скажу, что это всё как-то подозрительно? Я никогда не видел, чтобы он тренировался, но он выиграл каждую игру в этом сезоне. Нельзя выиграть что-то настолько масштабное без тренировок, верно ведь? Минхао задумался с протяжным «хм-м» и взвизгнул, когда Субин случайно укусила его палец вместо клубники. — Ай, Субин! — Он скормил ей остаток от клубники и вытер руки салфеткой. — Э-э, я не знаю, хён. Может, он от природы такой хороший игрок? — Нет, ты не понимаешь, — заявил Мингю, качая головой. — Он… он не так уж и хорош. Я плохо разбираюсь в гольфе, но я видел, как он играет. Он не хорош настолько, чтобы быть непобедимым. Минхао пожал плечами. — Мне очень жаль, но я реально без понятия, как он выиграл. Насколько мне известно, игру могли оценивать предвзято. — Выходит… жульничество? — Надеюсь, ты не обидишься на мои слова, но это возможно. — Он стряхнул кусочек шоколада с лица Субин. — Жульничество — обычное дело в соревнованиях, знаешь ли. С деньгами можно выиграть что угодно. Мингю зажевал собственную нижнюю губу. Донхён не мог сжульничать; он не был до такой степени отчаянным. Более того, он никогда не казался особо увлечённым гольфом, так что было бы странно, пробей он себе путь с помощью взяток. Однако когда Мингю повернулся к сцене, он увидел улыбку Донхёна — и вместо гордости её переполняла самонадеянность. Внезапно мысль о жульничестве уже не казалась ему неправдоподобной. ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ ••୨୧┈┈┈୨୧•• ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ ••୨୧┈┈┈୨୧•• ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ Речи завершились, и все вернулись к общению. В зале воняло алкоголем, а присутствовавшие смеялись и болтали без умолку. В какой-то момент Субин поинтересовалась, чем пахнет, и Минхао прижал откушенную клубнику к её носу, чтобы скрыть дрожжевой запах. Не догадываясь об его причинах, она захихикала и сделала то же самое с его носом. Мингю поискал Донхёна взглядом в толпе людей, наконец обнаружив его у сцены вместе с друзьями. — Эй, Минхао, — он привлёк к себе внимание как Субин, так и Минхао, — я пойду поговорю с Донхёном. — Он помахал им, поднявшись с места. — Увидимся. Субин помахала ему липкими руками, когда Мингю зашагал прочь, и выкрикнула «Пока-пока!». Он оглянулся на неё через плечо и улыбнулся, а затем пробрался к своему парню сквозь толпу. Как только он оказался позади Донхёна, донхёновы друзья легонько подтолкнули его локтями и указали на Мингю. Донхён развернулся и осклабился, когда их глаза встретились. — Привет, бойфренд. — Хей, — Мингю оттащил Донхёна в сторону, — мы можем поговорить? Это… вроде как важно. Улыбка Донхёна на мгновение померкла, прежде чем он вернул её на место. Она не коснулась его глаз, но он попытался. — Конечно. — Он оглянулся через плечо и помахал группке людей, с которыми он до этого болтал. — Я присоединюсь к вам попозже, ребят! Бойфренд зовёт! Парни засвистели, и если бы Мингю не был так серьёзен, он бы им подмигнул. Вместо этого его взгляд, пока он вёл Донхёна к вестибюлю, был полон злобы. Всё равно ему никогда не нравились друзья Донхёна. В вестибюле не было много людей, единственные, кто там находился — это швейцар и двое портье. Намереваясь поговорить в приватной обстановке, они с Донхёном расположились в лаундж-зоне, подальше от стойки регистрации. — Что случилось? — спросил Донхён. — Ты сам на себя похож. Ты в порядке? — Ты случайно, — Мингю замешкался, боясь обидеть Донхёна, — не сжульничал? Донхён выглядел застигнутым врасплох. — Погоди, что? Нет, я бы никогда тебе не изменил.* — Я… не это имел в виду. — Мингю опустил голову. — Я имел в виду игру. Это была честная победа или всё было куплено? Ответа долго не следовало, так что Мингю поднял глаза, и Донхён стоял как вкопанный. Он уставился на своего парня в недоумении, повторил вопрос, а затем почувствовал, как в его лёгких не осталось воздуха, когда Донхён кивнул. — Я сжульничал, — стыдливо признался Донхён, — но пожалуйста, не думай обо мне плохо. Мингю свёл брови к переносице. — Что это, по-твоему, значит? Ты действительно сжульничал? Как это вообще сошло тебе с рук? — Твой папа — судья, Мингю— — Оу, так вот в чём дело? Мой папа решил, что это отличная идея — позволить тебе выиграть, не прилагая для этого никаких усилий? — Я в курсе, что мне не стоило жульничать, — сказал Донхён, сжав обе руки Мингю, — но я уже не могу ничего с этим поделать. Мы должны потанцевать, чтобы ты отвлёкся. Когда Мингю потянули к залу, он вырвал свои руки из чужой хватки и покачал головой. Донхён нахмурился. — У меня нет настроения на танцы, Донхён; я не могу танцевать, зная, что всё это время мой папа помогал тебе жульничать. — В чём твоя проблема? У тебя теперь ни на что нет настроения, — заявил Донхён. — Ты сам не свой с тех пор, как Вону с тобой порвал. Ты вполне способен жить без него! Когда ты уже повзрослеешь и забудешь о том, что он ушёл от тебя? Слова Донхёна потянули за струнки, которым следовало оставаться нетронутыми, и с мгновение голова Мингю была как в тумане. Осознав, что он произнёс неправильные вещи, Донхён стал беспрерывно извиняться. Однако в течение этих несколько секунд где-то на задворках мингюева разума промелькнула мысль. — Как ты узнал, что Вону ушёл от меня? — спросил он, не припоминая, чтобы он когда-либо обсуждал это со своим парнем. Донхён всё продолжал извиняться, и это подкрепило подозрения Мингю. — Донхён. — Прости. — Донхён. — Клянусь тебе, я сожалею об этом. — Донхён, о чём ты говоришь? Он отвёл взгляд и весь напрягся от тревоги. — Много чего произошло до того, как он попрощался, — объяснил он. — Я сказал то, что не должен был, и просто— — Ты… — Мингю недоговорил, однако Донхён всё понял и кивнул, ощущая вину. — Ты этого не делал. Ну правда, ты бы не опустился до такого. — Мингю, пожалуйста— — Не трогай меня, — усмехнулся Мингю, злобно уставившись на подавленное выражение донхёнова лица и отступив назад. — Не могу поверить, что я вообще ставил тебя превыше него. С какой стати ты вообще решил сказать ему что-то, что заставило бы его уйти?! — Нет— Мингю, мне жаль! Мне очень жаль! — Ты должен просить прощения у Вону, а не у меня. Когда Мингю направился прочь, ощущая, как предательство и сожаление калечили его сердце, Донхён крикнул, — Мы не можем так просто всё оборвать! Мингю повернулся, и он не мог отделаться от чувства дежавю, которое напоминало ему о том, что всё происходило совсем как в тот день, когда от него ушёл Вону, но только в другом месте и с абсолютно другим человеком. — Я не говорил ничего о расставании, — сказал он, — но раз уж ты упомянул об этом, с нами кончено. Мы расстаёмся здесь и сейчас. Той ночью Мингю бросил Донхёна, не попрощавшись, и Донхён остался стоять в полном людей здании, ощущая себя скорее виноватым, чем убитым горем. ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ ••୨୧┈┈┈୨୧•• ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ ••୨୧┈┈┈୨୧•• ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ — Пожалуйста, перестань звонить, Донхён; мне надо побыть одному. — Но мне надо объяснить, почему мы вообще начали встречаться. — Потому что мы нравились друг другу… — Всё не так просто, Мингю. Мы не можем расстаться, пока ты не знаешь правду. 25 ноября, 2016 Следующей ночью отец Мингю устраивал очередной ужин с друзьями по гольфу и парочкой судей с соревнования Донхёна. Мингю сидел у подлокотника дивана в общей комнате, засыпая в почти полной тишине. Смех, доносившийся из столовой, злил его, и он сжимал руки в кулаки, когда тот становился громче. Лжецы и предатели не заслуживали быть такими счастливыми, и они уж точно не заслуживали жить в такой роскоши, думал он. Но этажом ниже жил — дышал — мужчина, который снова превратил жизнь Мингю в обман: его отец. Он направился на первый этаж, к столовой, прислонившись спиной к стене рядом со входом в комнату. Он запрокинул голову и закрыл глаза. Конфронтация всегда представлялась ему сложной в серьёзных ситуациях, и на этот раз ему было труднее всего. Он не был уверен, что готов. Сделав глубокий вдох, он зашёл внутрь. Чётное количество глаз направилось на него, и смех прекратился, когда они увидели Мингю. Его отец выглядел таким же удивлённым, как и все остальные. — Мингю, — сказал он, — я думал, ты собирался пораньше лечь спать. Присоединяйся к нам. — Нам надо поговорить. Его папа засмеялся, но никто другой в комнате за ним не повторил. — Мингю, пожалуйста; мы кушаем— — Сейчас, пап. Мингю дождался, пока его отец поднялся с места, после чего повёл их наружу. Они остановились у клумб, примыкавших друг к другу и посаженных перед домом. Было темно, однако благодаря искусственному освещению от лампочек со внутреннего двора Мингю было легче разглядеть лицо своего отца. — Что случилось, Мингю? — вздохнул его отец. — Это невежливо; у нас сегодня гости. — А когда тут не бывает гостей? — Он засмеялся, но Мингю его не поддержал, и этого оказалось достаточно, чтобы заставить его заткнуться. — Ты подкупил Донхёна, чтобы он встречался со мной? Его отец напрягся. — Это нелепо. Ложь. Всё ложь. Когда Донхён позвонил ему тем утром, то и дело прерываясь на тихие всхлипы, он рассказал Мингю всё. Его репутация как игрока в гольф была фальшивой и сфабрикованной — это само собой разумеется. Однако это было возможно, потому что он заключил сделку с отцом Мингю в ту ночь, когда Мингю задержался на ужин; в ту ночь, когда Мингю и Донхён впервые встретились. — Мне надо удостовериться, что мой сын останется, — сказал он Донхёну, — поэтому если ты хочешь, чтобы я убедил судей довести тебя до национальных, мне нужно, чтобы ты выполнил мою просьбу. — Просьба: — Влюби в себя моего сына, чтобы я не потерял его. После того, как Сынчоль рассказал их отцу о сексуальной ориентации Мингю, о важном факте, который, он надеялся, тот примет, он воспользовался информацией в собственных целях и предположил, что Донхён подойдёт на роль парня Мингю. Бисексуал, привлекательный, умный и разносторонний — ему казалось, что лучшего человека для его сына не сыскать. Это была глупая, омерзительная идея, на которую, Донхён знал, не следовало соглашаться. Он знал, что это бы лишило искренности то, что было между ними (что бы это ни было). Но в тот момент он испытывал чувства к Мингю, чувства, продолжавшие расти кирпичик за кирпичиком, так что он не отказался. А затем появился Вону, и это напугало Донхёна. У того были все шансы отобрать Мингю, и это бы лишило его победы на национальных. Их общая история не могла не бросаться в глаза, и было сложно не заметить, с какими гордостью и восхищением Мингю говорил о Вону. Ревнуя и желая получить первое место, Донхён уговорил Вону оборвать всё, и он ощущал себя таким безумно виноватым, после того как сознался Мингю в своих поступках. Так что стоя перед мужчиной, который вроде как был его отцом и вроде как был в курсе всей этой информации, Мингю тошнило. Его переполняли эмоции; его могло вырвать в любую секунду. — То, что ты отрицаешь правду, ещё более нелепо. — В глазах Мингю не было ничего, кроме боли. — Врать бесполезно; Донхён уже рассказал мне о том, что добился всего жульничеством. — Это был единственный способ вернуть тебя. — Единственный способ вернуть меня или единственный способ продолжать держать меня на поводке? — Взгляд его отца был пустым, нечитаемым. — Невероятно. Как я мог подумать, что тебе всё-таки не плевать— — Мне не плевать, — поспешно ответил он. — Тогда зачем ты солгал? — Мне нужно было тебя как-то задержать! — Всё, что ты сделал — это довёл меня до такой жизни, которая не принесла мне счастья! Его отец выглядел оскорблённым и злым. — Как тебе только хватает наглости говорить, что ты несчастлив, после всего, что я для тебя сделал?! — Мингю промямлил что-то, слушая своего отца, закатив глаза и прижав пальцы к собственным вискам. — Я дал тебе деньги. Я дал тебе машину, хорошую одежду, качественную еду, парня, и я даже заплатил за твоё обучение. Не смей меня ни в чём обвинять. — Я никогда тебя ни в чём не обвинял; я сказал, что ты солгал мне. И эта ложь привела меня к моим ошибкам, потому что я верил только тому, что мне говорили! — Ты сам виноват в своей легковерности! И это стало последней каплей; это заставило Мингю залиться слезами беспомощности, словно он был ребёнком, который не мог переспорить ребёнка побольше и понаглее на детской площадке. — Родители не выставляют сыновей дураками, понятно? Всё это время я выглядел как дурак, ведь я думал, что Донхён любит меня, — он покачал головой, понизив голос, — но это всё было ложью. Ты— я лишился лучшего друга, а всё потому что я был так ослеплён этой затянувшейся ложью. Он направился к своей машине с отцом, следовавшим за ним по пятам. Они остановились у двери от водительского сидения, как вдруг его отец воскликнул, — Мингю, у тебя был выбор! — Да, и этот выбор был между тем, чтобы продолжать жить как прежде, или тем, чтобы исправить мои отношения с мужчиной, который до сих пор не извинился перед моей мамой за то, что оставил её, не сказав ни слова! Мингю открыл дверь машины, но она снова закрылась, захлопнутая его отцом. — Ты не имеешь права повышать на меня голос; я твой отец— — Тогда почему ты никогда не ведёшь себя как мой отец, а? — Мингю невесело рассмеялся, и голос его более юной версии восстал из пепла, в котором он оставил его два года назад. — Я столько лет жил и не помнил собственного отца! Мне постоянно говорили, что ты уехал по работе, чтобы помогать семье, но вместо этого ты каждые выходные играл в гольф в каком-то элитном загородном клубе, напиваясь вином и наслаждаясь всем этим дорогим дерьмом, которое не так уж и важно, как всё остальное в жизни! Ты предпочёл богатство своей семье, пап! Ты решил, что раз я простил тебя за то, что ты оставил меня, то ты прощён за то, что оставил мою маму ради всего этого? — Его отец молчал, и руки Мингю сжались в кулаки. — К чёрту. Я возвращаюсь к маме, я не нуждаюсь в том, чтобы меня снова обманывали. Мингю кинул на отца последний взгляд, обратно распахнув дверь машины. Прежде чем он успел её закрыть, его папа сказал, словно это имело смысл, — Я дал твоей матери достаточно денег, чтобы позаботиться о тебе и твоём брате. Однако это всё, что его волновало: деньги, роскошь и популярность среди людей с таким же образом жизни. В его жизни не было места для семьи; единственный раз, когда у него нашлось для этого места, был в тот момент, как он осознал, что будучи семейным мужчиной, он мог укрепить свой образ и впечатлить приятелей. К несчастью для него, он дерьмово справлялся с ролью хорошего отца. Разочарованный, Мингю посмотрел в отцовские глаза, и его собственные остекленели от слёз, вместе с тем как он чётко произнёс, — Но ты не дал ей любви и поддержки, а она нуждалась именно в этом. Затем Мингю повернул ключ зажигания, пристегнулся и поехал домой, где его ждали его мать и брат.