And Counting

2 января, 2016 В последний день дома Вону предложил своим родителям, тётушкам и дядюшкам сходить в кино и поужинать за его счёт. Сначала они отказались — конечно, они отказались; они не могли так просто принять деньги от кого-то младше них, — но после долгих обсуждений ему всё-таки удалось уговорить их пойти. При условии, что они с Минсо присмотрят за остальными детьми в доме, включая Чана. — Ты же знаешь, где ключи, верно? Верно. И ещё, в холодильнике есть остатки еды, а на столе лежат деньги на случай, если вы решите заказать пиццу. Дети должны быть в кроватях не позже девяти, но Дино спит в одиннадцать. Убедись, чтобы все выпили по стакану молока перед сном, и— — Почистили зубы; я понял. Вону ожидал, что его мать станет болтать о том, что можно, а что нельзя в их доме, однако он не думал, что у неё окажется столько всего на уме. Если бы её список перевели на бумагу, он бы был достаточно длинным, чтобы дважды обернуться вокруг их дома. Ему слишком много чего надо было понять и придерживаться и слишком много надо было слушать. Она в четвёртый раз за день повторяла ему, что делать, и по правде говоря, Вону уже начинало тошнить. Она повернулась к нему в дверях, одетая наряднее, чем когда-либо. Вону не помнил у неё в гардеробе ничего, кроме треников и её обычной рабочей одежды, но увидев её тёмные джинсы, он сделал заключение, что она наконец-то нашла время на шоппинг, пока его не было рядом. Под её желтовато-коричневым свитером была белая рубашка, а поверх всего этого было чёрное пальто, которое Вону купил ей год назад на день рождения. Её ноги защищала пара ботильонов, сочетавшаяся с её матово-красными губами. Его мать выглядела потрясающе. — Ну ладно, студент, — посмеялась она, хватая свой ридикюль со столика у двери, — похоже, теперь они твоя ответственность. Ты уверен, что справишься? Ты же в курсе, как с ними бывает трудно… Вону опустил взор на невидимые часы на запястье, приподняв брови и разинув рот. — Вау, ты только погляди. Ваш фильм уже через полчаса. Я слышал, сегодня будет куча народа, — пропел он, намекая, что ей и остальным пора было идти. Улыбнувшись в своей привычной манере (Мингю утверждал, что это была фишка Чонов, потому что его семья была полна людей с улыбками, которые наверняка напоминали леденцы на вкус), она положила руку на голову Вону и провела большим пальцем по его пробору в середине. — Хей, — тихонько произнесла она, вынужденная поднять голову, чтобы встретиться с сыном глазами, — спасибо тебе. Это очень внимательно с твоей стороны. — Лучший сын на свете? — подразнил Вону со смехом, мягко отодвинув её ладонь от своего черепа. Его мать кивнула. — Ты на верном пути, дитя. — Затем её муж, на котором были нежно-голубая рубашка и брюки цвета хаки, переплёл их руки, выпроваживая её из дома. На пути к машине мать Вону обернулась через плечо, в последний раз помахав сыну, прежде чем они отчалили. — Будьте осторожны! — Обязательно! Несколькими мгновениями позже машины, принадлежавшие тётушкам и дядюшкам Вону, спускались по дороге вслед за Хондой его родителей. К тому времени, как они пропали из виду, он закрыл входную дверь, запер её, после чего отправился в гостиную, чтобы присоединиться к кузенам и кузинам. — Уни-хён, — взвизгнула одна из них, проковыляв к нему на своих крохотных ножках и обняв его за ногу, — давай играть! — Играть? — пробормотал он, подняв её на руки и прижав к собственному боку. — Хорошо, мы можем поиграть. Как насчёт пряток со всеми? Это была кошмарная идея. Дом едва вмещал людей внутри и был таким маленьким, что игра в «прятки» звучала больше как «поворот и— о! а вот и ты!» Но некоторая часть их семьи собиралась переехать заграницу в связи с новой работой его дяди, поэтому в доме было полно коробок и разбросанных вещей, благодаря чему прятаться становилась легче, по крайней мере пока игроки не шумели. Так как Вону был автором идеи, дети назначили его водящим и повернули его лицом к углу. Считая до пятидесяти, он различал скрипучие звуки хихиканья и шаркавших ног, пока все остальные прятались. Он выкрикнул, — Сорок девять… Пятьдесят, — а затем поспешно развернулся, чтобы взяться за поиски, тут же замечая маленькую пару ног, выглядывавшую из-под коробки. — Я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват! Спустя двадцать минут после начала игры Вону осознал, что дети потрясающе умели прятаться и играли лучше, чем взрослые вроде него. Он обнаруживал детей в необычных местах, которые никогда не казались ему подходящими для пряток, как, например, под диванными подушками (слава богу, он не сел на них), на верхней полке в кладовой, среди груды давно не стиранного белья и внутри чехлов от гитары. Это преимущество того, чтобы быть ребёнком, потому что 1) ты очаровательно маленький и 2) твоё воображение — это буквально гигантский шарик из ярких красок. В такие моменты он отчаянно желал быть не девятнадцатилетним, а девятилетним. Во время других игр, в которые они играли, кузены и кузины Вону эксплуатировали его и делали, что вздумается — с ним. Они были детьми, но они были не глупы; они знали, что следующим утром он снова собирался уехать на учёбу. В связи с этим девочки цепляли на него тиары и розовые боа, в то время как мальчики рисовали на его коже «татуировки» с монстр-траком смываемыми фломастерами Crayola. У него не было шанса выбраться из этой ситуации, так как один из них перегнулся через его спину, а Минсо ушла покупать таблетки. Чан… ну, он пригласил на свидание одну брюнетку с танцевального класса и был слишком занят перепиской с ней, чтобы помочь. Вону навострил уши, услышав, как парадную дверь отпёрли, и когда он увидел Минсо, входившую в дом, его окатило облегчением. — Я дома! — воскликнула она. Все ответили, — Добро пожаловать в скромный, уютный домик Чонов, Ли и Чо! — Это была их семейная фишка, которую они стали использовать с тех пор, как Вону уехал в университет. Минсо дрожала. Она оставила белый бумажный пакет на столешнице и сняла перчатки из искусственной кожи, грея руки дыханием. Её тело как будто сжалось в комочек, когда она села на корточки рядом с Вону, которого по-прежнему атаковали по крайней мере четыре его родственника. — Ты похож на принцессу королевства, полного байкерских шаек и головорезов, — посмеялась она. Вону улыбнулся ей слабой, дразнящей улыбкой, которая соответствовала еле очевидной свирепости в его взгляде. — Вау, с каких пор ты такая смешная? Минсо весело улыбнулась, ответив, — Я всегда была смешной, мой маленький кузен; ты просто никогда не замечал. — Окей, — Вону принял позу чудовища, нечто вроде Годзиллы, вместе с тем как тон его голоса переменился в идеальную имитацию Арнольда Шварценеггера, — мне надо прибраться, дети мои. Дети бросились в гостиную, крича и хихикая. — Если бы мне всё ещё было шесть лет, я была бы в ужасе от тебя, — заявила Минсо. Она вздохнула, поднявшись, и уставилась прямиком на Чана. Он — конечно же — улыбался во весь рот, опустив взгляд на телефон и стуча большими пальцами по нижней части экрана. — Дино, — просвистела она, вынудив его выпрямить шею, чтобы посмотреть на неё, — иди включи детям мультик. — Но— — «Город героев» и «Король Лев» лежат на подставке для телевизора. — Погоди, но— — Я заберу у тебя телефон, если ты не будешь слушаться. Округлив глаза, Чан сунул телефон в карман и поспешил в гостиную, оставив Вону и Минсо наедине. Минсо закатила глаза, повернувшись к Вону, и Вону опустил на неё взор, впечатлённо ухмыльнувшись. — Тебе удалось заставить его оторваться от телефона больше, чем на пять секунд, — похвалил он. — Хорошая работа. Она подмигнула ему и щёлкнула зубами. — Я ведьма; я заколдовала его и теперь он только и делает, что подчиняется мне. — Жуть. — Не то слово. После этого Вону задал Минсо пару вопросов о таблетках, например, для чего они предназначались и где она их взяла. Оказалось, у неё был дефицит витамина D, так что доктор прописал ей средство, помогавшее обратно поднять его уровень. Эти таблетки было легко глотать, поэтому Минсо охотно принимала их. Пока она рассказывала ему о стычке с одним из своих бывших парней в аптеке, мобильник Вону завибрировал на столе. Они с Минсо перевели на него внимание. Вызывающий абонент: Неизвестный номер — Телефонный розыгрыш? — с сомнением произнесла Минсо. Вону пожал плечами. — Плевать. Я не собираюсь отвечать. Они продолжили с того места, где остановились, однако около шести вечера Вону вспомнил, что завтра утром должен был приехать мусоровоз, а дома было несколько пакетов с мусором. Пока Минсо следила за остальными в гостиной, он собрал все пакеты и направился наружу, чтобы оставить их перед домом. Опустив последний пакет, он получил ещё один звонок от неизвестного номера. Он решительно отклонил его, но испугался, услышав, как чей-то голос сказал, — Знаешь, говорят, грубо — вот так игнорировать чужие звонки. Вону развернулся и изумлённо захлопал ресницами. Каким-то образом, не имея понятия, как он вообще попал туда, Вону поймал себя на том, что уставился на Донхёна. Он держал в руке телефон, и на его губах играла хитрая усмешка. Вону не должен был так сильно волноваться, но — чёрт возьми, он волновался. — Эм, привет, — по-глупому поздоровался он, слишком удивлённый, чтобы придумать что-нибудь получше. Донхён мгновение стоял, просто улыбаясь. Было страшно смотреть на него, зная, что он пришёл без Мингю. Зачем бы он ни явился, это наверняка было что-то важное. — Если ты не против, — начал он, — мы могли бы прогуляться?.. Выпить чего-нибудь тёплого?.. — Вону замешкался. — Я знаю одно отличное местечко, где продают горячий шоколад. Оглянувшись на дом, он подумал, что, наверное, он мог отлучиться за горячим шоколадом — не дольше, чем на час. Так что он сунул замёрзшие, сжатые в кулаки руки в карманы своей огромной толстовки и кивнул. Вону не был готов сесть в дорогущую тачку Донхёна с чёрным салоном и кожаными сидениями и тропическими ароматизаторами, однако Донхён настоял. Путь был тихим, не играло даже радио. Было неловко — по крайней мере Вону; Донхён, казалось, был в порядке. Они прибыли к кафе рядом с западным мостом, который находился не так уж и далеко от вонуева дома. Несмотря на поздний час, внутри всё же присутствовали люди, разговаривая и смеясь, попивая горячие напитки, приготовленные баристами-студентами. Внутри кафе выглядело так же, как и любое другое в маленьком городке: просто и неуклюже; ничего общего с современным городским образом жизни. Вону заприметил для них место у самого окна, пока Донхён заказывал ему горячий шоколад, а себе — латте с зелёным чаем. Когда он вернулся, он принёс тарелку с лимонным и малиновым фунтовыми кексами. — Ты кажешься тем, кому нравится подобное, — сказал Донён, указывая серебряной вилкой на малиновый кекс, — так что я купил это для тебя. Я угощаю. Вону нехотя взял вилку, которую ему протянули, и глуповато осклабился. — Хм, спасибо. Это было не обязательно, правда. — Ничего, — он схватил другую вилку и отделил кусочек от своего лимонного кекса, — деньги не проблема. Улыбка Вону дрогнула, однако он попытался удержать её из уважения. — Оу. Точно. — Ну, как жизнь? Вону хотелось ответить, — Это чертовски странно. — Но получилось бы грубо, так что вместе этого он ответил, — Да вроде как обычно. Я счастлив и здоров; это всё, что имеет значение. — Это хорошо. — Ага. — Незнакомая девушка принесла им напитки, и они поблагодарили её, когда она пошла обратно. — Что насчёт тебя? Что нового? Донхён хмыкнул, слизнув крошки, прилипшие к губам. — Ну, на следующей неделе у меня соревнование по гольфу. — Ты нервничаешь? Он пожал плечами. — Не. Самую малость. Я не знаю; один из моих противников — тринадцатилетний вундеркинд из Германии, и судя по всему, он какой-то гений-двеннадцатиклассник. Вону удивлённо приподнял брови. — Вау, это… это впечатляет. — Да, но, — Донхён ухмыльнулся, — мне надо только отыскать его слабости, тогда я запросто выиграю. — Что если его сложно будет прочитать? — спросил Вону. — У некоторых людей сложно обнаружить слабости, знаешь ли. — Поверь, я знаю, что делаю. Вону кивнул, отделив достаточно большой кусок от своего кекса. — Тогда желаю удачи. Надеюсь, ты победишь, и на будущее: говорят, чтобы найти слабость человека, ты должен знать и его сильные стороны. Донхён засмеялся, низко и скорее сам с собой, чем с Вону. — Да, ты именно такой, как тебя описывал Мингю. Вону прекратил жевать. — И… как же он меня описывает? — Добрый, вдохновляющий, — он сделал глоток латте, — более замкнутый, чем кажется. — Оу, — ответил Вону, хотя на самом деле он не представлял, что сказать, — понятно. Наверное, это хорошо. Донён промычал в ответ. — Ну, гм. О тебе он тоже говорит. — Правда? — Казалось, Донхёна совсем не волновали слова Вону, на его лице не было признаков ни изумления, ни счастья; как будто он ожидал, что Вону это скажет. Он опустошил треть своего напитка. — Что он говорит? В действительности Вону понятия не имел, что Мингю говорил или думал о Донхёне. Они обсуждали его — безусловно, — однако Мингю ни разу не говорил «Я без ума от него и его задницы» или чего-то настолько простого, как «Мне очень нравится его нос». По существу, Вону ничего не знал о Донхёне, потому что Мингю никогда ничего не говорил. Словно Донхён не играл особой роли в его жизни. — Я не знаю, — честно признался Вону, но затем соврал, — он говорит так много, что я не запомнил. Донхён кивнул. — Я удивлён. Обычно он не говорит ни о ком, кроме тебя, так что мне приятно. — Он любит тебя, — улыбнувшись, сказал Вону. — Я уверен, что любит. — А, верно. Это я и хотел с тобой обсудить. — Донхён покачал головой в знак признания того, что он вспомнил, однако это выглядело скорее саркастично, чем искренне. — Ага, нет. Ты очень сильно ошибаешься. Мингю вечно говорит, что любит меня, — пробормотал Донхён, проводя большим пальцем по краю собственной кружки, — но он не любит. Донхён опустил взгляд, поэтому Вону было трудно прочитать его эмоции; даже тон его голоса не выдавал того, что он чувствовал. Он не звучал ни разочарованно, ни грустно, ни счастливо. Он как будто не представлял, что чувствовать. Вону не был уверен, что сказать. — Думаю, он в курсе, что не любит меня, но он не хочет признавать этого, — Донхён тяжело сглотнул. — Теперь я понимаю, что ты чувствуешь. Застигнутый врасплох, Вону осторожно поинтересовался, — О чём ты? — Не строй из себя дурака. Я знаю, что у тебя есть чувства к Мингю. — Я никогда этого не говорил. — Но это же правда, да? — Донхён поднял глаза, встречаясь ими с вонуевым взором, с завистью, окрасившей кольца вокруг его зрачков. Вону не стал отвечать. — В твоём случае это так очевидно. Ты смотришь на него, словно он единственное, что ты видишь, и всё, что он делает, вызывает у тебя улыбку. Но вместо того, чтобы сказать, что любишь его, ты смеёшься, потому что ты в курсе, что не можешь признаться в этом вслух. Это грустно. Вону по-прежнему не был уверен, как отреагировать. — Мы даже не знаем друг друга, но с какой-то стати ты решил, что имеешь право говорить мне все эти— — Тебя не сложно прочитать, — объяснил Донхён, — в твоём случае это слишком лёгкая задача. И что самое забавное: я думаю, Мингю тоже любит тебя. — Он не любит. — Боже, ты тупица, — произнёс он. Он заговорил громче. — В нём столько сожалений и сомнений, что он, сам того не замечая, начинает делиться ими со мной. У нас с ним не было ни одного разговора, в котором он бы не упоминал твоего имени. Он рассказывает мне, что когда он рядом с тобой, его переполняют слова и чувства, которые он не в силах выразить. Твоё присутствие ранит его. — От его саркастичного, невесёлого смеха их стол затрясся. Он опустил голову, прежде убедившись в том, чтобы различить вину на вонуевом лице. Его осклаб стал шире. — Ты как яд. Вону становился всё уязвимее, вместе с тем как в кафе становилось холоднее. Если бы он знал, что их разговор приведёт к этому, Вону бы убежал и вернулся домой. Вместо этого он принял приглашение и сидел с Донхёном, с парнем, из-за которого он ощущал себя смертельно опасным. Ранить Мингю никогда не было его целью; должно быть, произошло недоразумение. — Я это не специально, — попытался оправдаться Вону. — Но ты сам не замечаешь, как ты эгоистичен. Он посвятил тебе почти всё своё детство, но ты не приложил достаточно усилий, когда он бросил тебя ради меня, потому что ты хотел скинуть всю тяжёлую работу на него; ты хотел, чтобы он приполз обратно к тебе. Не спорь и не говори, что это не правда; ты в курсе, это правда. — Вону открыл рот, норовя запротестовать, однако он ничего не сказал. — Весь этот год ты наблюдал за тем, как он живёт без тебя, и ты прекрасно понимаешь, что он неплохо справляется. Он больше не нуждается в тебе, Вону. Это предел того, сколько воспоминаний ты можешь создать с человеком, прежде чем всё кончится прямо на твоих глазах. Ты бы мог его отпустить. Вону ничего не произнёс, потому что Донхён был прав: Мингю больше не нуждался в нём. Он был прошлым Мингю — детством Мингю, — и годы, когда он был ребёнком, уже миновали. Мингю приближался к первой стадии становления совершенно другим человеком, а становление другим человеком значило, что он забудет о некоторых вещах из прошлого. Вону был его прошлым. Вону собирались забыть. — Ты прав, — признал он, — но я и так планировал уйти. ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ ••୨୧┈┈┈୨୧•• ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ ••୨୧┈┈┈୨୧•• ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ Встреча с Донхёном завершилась вскоре после их разговора. Желая поскорее добраться домой, он поклонился Вону в небрежном прощании, прежде чем оставил его одного на тротуаре. Наблюдая за тем, как его машина выезжала с обочины на дорогу, Вону стоял, не двигаясь, с побелевшими губами и холодными руками, сунутыми в карманы в надежде на тепло. Он проверил время: 19:20 Ему надо было вернуться домой и сообщить Минсо, что с ним всё в порядке. Он получил восемь пропущенных звонков от неё и ещё несколько от Чана. Его телефон умирал, едва не разряженный. Раз уж он шёл пешком, ему следовало на всякий случай сохранить как можно больше батареи. На улице было как в заднице у Джека Фроста; лёгкий ветер развевал его волосы, низкая температура стягивала ему кожу, и у него текло из носа. На нём не было подходящей одежды для такой холодной зимней ночи, потому что толстовка и джинсы определённо не собирались его греть. К счастью, он взял с собой горячий шоколад, благодаря которому он не раскрошился льдинками по тротуару. Когда Вону приближался к западному мосту, его телефон зазвонил, и у него едва оставался горячий шоколад. Он опустошил стакан, а затем выкинул его в ближайшую мусорку и ответил на звонок. — Алло? — Вон— О боже. Где ты? — Мингю. — Ты в порядке? Минсо позвонила и сказала, что ты пропал на несколько часов и что никто не в курсе, куда ты делся! — Я в порядке, Мингю. Правда. — Где ты сейчас? Я на западном мосту возле той пекарни, куда мы раньше ходили. Ты далеко? Вону остановился. Он уже добрался до западного моста, и прямо перед ним стоял не кто иной, как Ким Мингю, который встревоженно шагал туда-сюда с большим пальцем между зубов. По его спутанным волосам, вздымавшейся груди, растрёпанной одежде и нахмуренным бровям было несложно понять, что Мингю был обеспокоен и в панике, на грани того, чтобы разорвать город на части в поисках своего лучшего друга. Вону благодарно улыбнулся, но его сердце болело от одной мысли о том, что он, скорее всего, больше никогда не увидит Мингю. — Серьёзно, где т— — Посмотри налево. Повернувшись, Мингю обнаружил Вону, медленно шедшего к нему с обветренными губами, сжатыми в тонкую линию, и телефоном у уха. Облегчение потушило беспокойство и тревогу, которыми жгло его вены, вздох покинул его грудь и рассеялся в холодном воздухе. Он побежал к Вону. — Вону! — Вместе с тем как Вону поднял руку, чтобы помахать, его застали врасплох, неожиданно затянув в объятие. Мингю держал его, оберегая изо всех сил, и желудок Вону скрутило от желания блевать. — Ох, слава богу! Мы повсюду тебя искали. — Он отстранился, обняв щёки Вону ладонями в поспешных поисках каких-либо следов телесных повреждений. — Ты же в порядке, да? На тебя не напали и ничего в таком духе? Вону медленно покачал головой, слишком потрясённый реакцией Мингю. — Нет, я в норме. Я просто гулял с Донхёном; я не поранился. — Окей, — Мингю снова обнял его. Вону впервые не обнял в ответ, — отлично. Я дико распереживался. Вону осторожно выбрался из кольца мингюевых рук и отступил на шаг, создавая некоторую дистанцию. Он улыбнулся Мингю, прежде чем опустил локти на парапет, восхищаясь тем, как вода блестела из-за света. Мингю повторил за ним. Он собирался сделать это — он собирался оставить Мингю, — но он решил, что, возможно, не было ничего такого в том, чтобы на прощание разделить с ним один последний момент. Вне всяких сомнений, западный мост был самым прекрасным местом для такого дела; наверное, слишком красивым, чтобы пожелать всего хорошего человеку, о котором Вону так сильно заботился. Под мостом текла река, которая вела бог знает куда, и она переносила лепестки и листья кустов и деревьев. Над рекой засыхала вишня, готовившаяся к весне, украшенная гирляндами, которыми были обвешаны ветви и стволы. Из ночной пекарни поблизости доносились лёгкие запахи шоколада и корицы. Вону был в восторге — в таком, что едва не забыл о мингюевом присутствии. — Ты снова это делаешь, — сказал Мингю. Когда Вону непонимающе нахмурился, Мингю объяснил, — Ну, то, что ты делаешь каждый раз, когда видишь что-нибудь красивое. В твоём взгляде читается восхищение, и из-за этого ты выглядишь очень мягким, — он широко улыбнулся. — Это то, что мне нравится в тебе больше всего. Вону кивнул. — Приятно понимать, что во мне есть хоть что-то, что может нравиться, — он засмеялся, надеясь, что это отвлечёт Мингю от недостатка настоящего, искреннего счастья. — В последнее время трудно найти во мне то, что действительно может нравиться. — В тебе много того, что может нравиться, — сказал Мингю. — Например, твоя улыбка… и как ты морщишь нос… и как звучит твой смех… и как ты тратишь время на то, чтобы по достоинству оценить разные вещи… и твои чудачества… — Его тон дрейфовал прочь, как и его взгляд. — Суть в том, что в тебе много того, что может нравиться, не важно, отдаёшь ты себе в этом отчёт или нет. Чёрт, Вону хотелось плакать. Привычное острое ощущение, от которого у него часто скручивало низ живота, было таким сильным, что он буквально чувствовал, как слёзы признательности просились выбраться наружу. Он сглотнул, сдерживая их, по-прежнему не отрывая глаз от пейзажа впереди. — Как попрощаться с человеком, которого ты любишь, — пробормотал он себе под нос, — чтобы не казалось, что это конец абсолютно всему? И хотя этот вопрос он задал самому себе и только себе, Мингю услышал и ответил, — Просто не прощаться — по крайней мере не пока. А что? — Да так. — Оу! — Мингю резко выпрямился и развернулся лицом к Вону, заставив последнего изумлённо вздрогнуть. Он хихикнул. — Кстати, я получил твою записку! Она испортилась, потому что я случайно пролил на неё чай — прости. Почему код Морзе? — Я стремился к секретности, — честно ответил Вону. — Я бы воспользовался бинарным кодом, но код Морзе казался более логичным вариантом, потому что, ну. Общение. — Что там было написано? Вону опустила глаза на собственные руки, тяжело сглотнув. — Это уже не имеет значения. — Ску-у-ука, — Мингю дразняще толкнул Вону в плечо своим, — это наверняка что-то значит, раз ты хотел сохранить это в тайне. — Может, как-нибудь потом? — Хмф, — Мингю бросил на него хитрый взгляд. — Зануда Вону снова в деле. Вону был признателен Мингю за то, как он старался сделать их разговор веселее, потому что он был на сто процентов уверен, что Мингю ощущал его душевные страдания. Однако его стараний было недостаточно. Ничто не могло заставить Вону почувствовать себя лучше. Он посмотрел на Мингю, и всё, о чём он был способен думать, это Я влюблён в тебя. Мингю не улыбался; на его лице было безучастное выражение, словно он пытался оценить пейзаж так же, как это делал Вону. Огни горели звёздами у него в глазах, ресницы красились из белого в чёрный, отражая их. Он выглядел потрясающе даже в повседневной одежде, и Вону по-прежнему был готов на всё ради него. — Мингю-а, — Вону стоял, не двигаясь, не отрывая глаз от мингюевых, которые были сосредоточены на арке из стволов деревьев, балдахином нависавших над рекой, — ты можешь исполнить мою просьбу? Мингю повернулся так, чтобы его тело отражало вонуево. Кивнув, он ответил, — Конечно, я сделаю что угодно. — Можешь взглянуть мне в глаза? Это была странная просьба. Тем не менее, Мингю послушался или по крайней мере попытался. Их глаза не встретились. Казалось, что они встретились — Мингю мысленно убедил себя в том, что они наладили зрительный контакт, — но это было что угодно, только не зрительный контакт. Мингю не смотрел на тёмно-коричневый цвет вонуевой радужки; вместо этого он сконцентрировался на том, какими короткими были его ресницы. Даже теперь, после всех трудностей — после поцелуя и расставания, — Мингю был не в силах взглянуть на Вону так же, как годами ранее. В этом вся фишка: раньше Мингю смотрел на Вону глазами, полными доверия, привязанности и обожания, смотрел достаточно пристально, чтобы видеть, что находилось за их поверхностью. Просто посмотрев на Вону, Мингю мог молча дать ему понять, как он его любил — что мир не значил ровным счётом ничего без него. Но после стольких лет Мингю не мог подарить Вону даже один взгляд, не отвернувшись спустя долю секунды. Тест номер один: провален — И ещё кое-что, — Вону поднял руку и растопырил пальцы. — Коснись моей руки. Мингю нерешительно прижал ладонь к вонуевой. Он и не догадывался, как сильно соскучился по осязанию Вону — даже такому простому. От холода чужих рук у него возникло желание взять их в собственные и согреть горячим дыханием, однако ничего в том мгновении не говорило Мингю о том, что это было позволено. Все касания, осязания и действия были под запретом до тех пор, пока Вону не сказал обратного. Вону поднял их руки к небу и заглянул между них, сощурившись. Он искал одну последнюю причину, чтобы остаться с Мингю, чтобы подарить ему последний шанс. Но он поискал звёзды, а затем ещё, вот только между их пальцев зияла пустота. Тринадцать звёзд исчезли, как и все шансы, которые у них были. Вону было пора идти. Тест номер два: также провален Именно тогда Вону осознал, что он оттягивал момент, как и всегда. Он искал оправдания и причины не уходить, как от него и ожидалось. Но пришло время покончить с этим. Ему следовало прекратить отвлекать себя, потому что это лишь усложняло его задачу. — Наверное, с нас хватит, — пробормотал Вону. — …Что? Вону убрал руку подальше от мингюевой. Внезапно стало холоднее. — Я, хм— Я думаю, мне пора идти. — Оу, — Мингю выпрямился, застыв на месте, — ага— нет, всё… в порядке. Уже довольно поздно. Я должен отвезти тебя домой. — Нет, я пройдусь один. — Нет, Вону, давай ты перестанешь? — Мингю выглядел слегка расстроенным. — Просто дай мне отвезти тебя домой. Сегодня твоя последняя ночь. Вону решительно ответил, — Я пройдусь до дома. — Что тебе сказал Донхён? Если он что-то сказал, я поговорю с ним и разберусь; я не позволю ему говорить тебе всякое дерьмо. Вону почувствовал, как смягчился. Как он мог уйти, когда Мингю так упрямо не желал оставлять его одного? — Он ничего не сказал. У меня просто плохой день, и я хотел бы побыть один. Мингю никак не отреагировал. — Окей, — протянул он, не поверив ему, но уважая желания Вону. — Тогда понятно. Позвони, когда доберёшься до дома и завтра, когда будешь уезжать. Вону замер. Он не двигался, уставившись на Мингю глазами, полными искренности и печали. Мингю забеспокоился, Вону чувствовал это. — Пока, Мингю. В тот же миг, как Вону произнёс слова, которые должны были стать прощальными, Мингю схватил его за запястье. Вону мысленно ругнулся. — Нет, погоди. Почему ты звучишь так, словно собираешься уйти? То есть, я в курсе, что у тебя есть университет и всё остальное, но это звучит иначе. — Мингю сглотнул. — Если честно, это звучит так, словно ты говоришь, что больше никогда не увидишь меня. И это было именно то, что значили его слова — или по крайней мере то, что они должны были значить, и Мингю, кажется, всё понял. Если честно, Вону не горел желанием оставлять Мингю. С чего бы кому-нибудь гореть желанием оставить человека, который изменил его жизнь к лучшему и подарил ему столько счастья в прошлом и был рядом в самые тоскливые мгновения? И всё же, несмотря на это, Вону осознавал, что все их приятные, дорогие сердцу моменты были в прошлом, и всё изменилось, и это было сложно принять. Взглянув на Мингю, заметив отчаяние и влагу в его глазах, Вону почувствовал вину. Ему ужасно хотелось заверить, что «я не оставлю тебя», но увы, дни дружбы Мингю и Вону — Вону и Мингю — приближались к концу. Было такое ощущение, будто Вону попал в ночной кошмар, который он так боялся пережить. Возможно, именно так всё и было. — Я больше не хочу видеть тебя в своей жизни— — Вону, пожалуйста— — …И я должен научиться жить, не дожидаясь тебя. — Мы можем всё уладить— — Мне предложили перевестись в Токио на семестр, как представителю; я буду присылать открытки или что-нибудь ещё в таком духе. А может, и нет, но лучше ты будешь знать заранее. — Если дело в Донхёне— — Удачи в университете. Я хочу, чтобы ты кушал, и я не имею в виду чашки заварного рамёна или еду из микроволновки. Кушай уличную еду, она вкуснее всего. — Дай мне сказать— — Я не дам тебе, блять, ничего сказать, потому что твои попытки остановить меня могут сработать, а это значит, что ты и дальше будешь причинять мне страдания! — сорвался Вону, и всё затихло. Всё, что двигалось, вдруг забыло, как это делается, отчего в воздухе повисло напряжение. Ни один кузнечик не стрекотал. Он продолжил дрожавшим голосом, — Мне больно, Мингю. Не физически, но в моих мыслях и эмоциях творится такой хаос, что это начинает причинять мне реальную боль, — он почувствовал, как его сердце скрутило от его же грусти, и слёзы разочарования собрались в уголках его глаз, — и это невыносимо. С каждой новой секундой становилось только больнее. Вону просто хотел уйти и чтобы Мингю не пытался его остановить. Мингю шёпотом поинтересовался, — Вону-а… я до сих пор тебе нравлюсь? Вону в ответ рассмеялся. Вместо тепла этот жест источал голый лёд. Затем его лицо скривилось от злости, вместе с тем как он принялся пинать зажимы, прикреплённые к парапету моста, повернувшись спиной к Мингю. — Нравишься? Нравишься? Это единственное слово, которое приходит тебе в голову? — Он развернулся и стал сверлить Мингю взглядом, и слёзы по-прежнему собирались у них в глазах, пока он пытался сдерживать их. — Я любил тебя со старшей школы, и я всё ещё люблю тебя! Несмотря на то, сколько дерьма мне пришлось пережить, несмотря на то, что ты всё время игнорируешь меня из-за своего парня и я наблюдаю, как ты влюбляешься в кого-то, кто не я, я всё ещё люблю тебя! Все вокруг твердят, чтобы я перестал, твердят, что мне будет лучше с кем-нибудь другим, но не могу я, блять, отпустить! Почему? ПОТОМУ ЧТО Я НЕ МОГУ ПЕРЕСТАТЬ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ! — Почему ты мне не говорил? — Как я должен признаться своему лучшему другу, что люблю его, когда он уже встречается с кем-то другим? — Мингю помрачнел, застигнутый врасплох словами Вону. Он моргнул, опустил плечи и ощутил, как уголки его губ дёрнулись вниз. — Мингю, я, конечно, люблю тебя, но я не такой мудак, чтобы вставать между тобой и Донхёном. — Ты должен был сказать раньше! До старшей школы — это было так давно, Вону! — Я просто слишком долго, блять, ждал подходящего момента, чтобы признаться! И когда ты вдруг нашёл себе кого-то, пока меня не было рядом, было уже слишком поздно! — Вону нервно выдохнул, пытаясь успокоиться. Его голос стал тише после того, как он еле различимо всхлипнул, и он вытер сопли, стекавшие с его носа. — С меня достаточно. Я устал жалеть о своём выборе, меня достала эта безответная любовная чушь, и я не хочу помнить ничего из нашего прошлого; это слишком больно. Я ухожу, и я не намерен больше тебя видеть. Так что Вону развернулся, чувствуя, как внутри он весь осыпался. Он снова и снова приказывал себе не плакать; Вону изо всех сил старался не показывать виду, что жалеет, и всё же он не желал оставлять Мингю. Он не желал оставлять своего лучшего друга — свою первую любовь. Однако он понимал, что если он хотел уберечь себя от бóльших страданий, им нужно было разойтись. Это было сложно. Очень сложно. — Прости, хён, — сказал Мингю. И это всё только усложнило, потому что слышать, как его лучший друг зовёт его «хёном», было более чем мучительно. Вону всегда был «лучшим другом», и он всегда был «пессимистичным парнем», и иногда он был ещё кем-то, но он никогда не был «хёном». Услышав это, Вону был скорее расстроен, чем счастлив. — Не зови меня хёном, — пробормотал Вону, — и я не собираюсь менять решение, я оставлю тебя. Стоя позади него, Мингю издавал звуки, похожие на плач. Желание обернуться и обнять Мингю и остановить его слёзы обвило Вону, умоляя, однако он не поддался. Из-за Мингю задача «проститься навсегда» представлялась сложнее, чем следовало бы. — Пожалуйста, не оставляй меня. Вону оглянулся, и его глаза наткнулись на мингюевы, грустные. Не в силах ничего произнести, потому что он знал, что снова заплачет, если откроет рот, Вону тяжко покачал головой, после чего продолжил путь вдоль тротуара. К его разочарованию, Мингю не последовал за ним. ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ ••୨୧┈┈┈୨୧•• ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ ••୨୧┈┈┈୨୧•• ·̇·̣̇̇·̣̣̇·̣̇̇·̇ — Вону! Минсо бежала к нему, и её короткие волосы летели ей в лицо. Вону остановился и отвёл от неё взор. — Эй, — она ударила его в плечо, — если бы я знала, что выкинуть мусор значит исчезнуть на три часа, то я бы сама этим занялась. Ты должен был хотя бы предупредить меня, что уйдёшь! — Мне жаль. — И правильно! Джимин наделала в штаны, и она всё никак не прекращала двигаться, но Чан не хотел помогать, и— Эй… — Минсо откинула голову, смотря вверх на кузена, который определённо перерос её за год, что провёл вдали. Она заметила красноту в глазах Вону, опухшую кожу вокруг них, его покрасневший нос и его бледность. Обеспокоенная, она положила тёплую руку ему на щеку, а другую — ему на предплечье, и спросила, — Ты плакал? Вону медленно поднял глаза, чтобы посмотреть на неё сквозь влажные ресницы, и встретил её взгляд. От его вида сердце Минсо дало трещину, и первое, что ей захотелось сделать — это обнять его, избавляя от всех проблем. Вону тяжело сглотнул, после чего сказал: — Всё кончено. Мингю и я… с нами полностью покончено. Больше никакой грусти. Больше никаких недоразумений. Больше никакой безответной любви. Больше никакой дружбы. С нами покончено. — Он натянул улыбку, которая казалась полной отчаяния. От того, как черты минсоева лица смягчились в жалости, уголки его губ дрогнули, и слёзы собрались у него в глазах. Затем он сорвался на горькие рыдания, за которые ему было стыдно, и Минсо затянула его в крепкое, оберегающее объятие. — Я отказался от своего лучшего друга. Я действительно отказался от Мингю, — он теснее сжал кузину, — и это так мучительно больно.