***
— Хэлкин, передай, пожалуйста, масло. Гарри — по крайней мере, мальчик всё ещё считал себя Гарри — сжал крепче челюсти и демонстративно отвернулся от не прекращавшей потешаться старушенции. — У тебя что-то со слухом, Хейнерек? — улыбаясь, не оставляла попыток достать ребенка Вальбурга, оправдывая себя тем, что тренирует его выдержку — ту самую, которой так не доставало Сириусу. Впрочем, не доставало её и Гарри Поттеру. — Белла, скажи ей! — наконец воскликнул он, обращая полный негодования взор на спокойно попивавшую кофе Беллатрису. Ведьма с видимым усилием оторвалась от внимательнейшего рассматривания стены напротив и, прожевав тост, доверительно наклонилась вперёд, чтобы поманить ребенка к себе пальцем и как величайший секрет прошептать на ухо: — Гарри, наивный мой мальчик, знаешь, какое оружие самое опасное? — промурлыкала она. — Какое? — предвкушающе спросил Гарри, тоже переходя на шепот. — Конечно же оружие врага! — Беллатриса щёлкнула пальцами и захихикала. — Только того оружия, что направлено на тебя, — острый ноготь колко ткнул худую мальчишескую грудь, и Гарри, действуя на автомате, потёр место укола ладошкой, — только его стоит бояться. Видя полное непонимание на детской мордашке, Белла закатила глаза и откинулась обратно в кресле. — Просто назови её бабушкой, и дело с концом. — Даже не смей! — с Вальбурги в миг слетело всё веселье, а сухой палец предупреждающе закачался перед носом Поттера. — Беллатриса, хватит вмешиваться в воспитательный процесс! Гарри коварно улыбнулся на это, вызвав ещё один приступ смеха, но теперь уже у леди Блэк. — Смирись, тётя, скоро весь мир будет считать, что ты обзавелась внуком, — язвительно заметила Белла. — Потешайся, потешайся, — хмыкнула миссис Блэк, рьяно нарезая яичницу: не иначе как в попытках выместить на ни в чём не повинной еде раздражение, — сейчас тебе смешно, но когда ты наконец возьмёшься за введение ребенка в Род? Со вторым именем проблем не возникнет — имя крестного отца без проблем приживётся. Но все дети Блэков носят имена звёзд, и что-то я не помню среди них «Гарри». — А какие помнишь? — подпирая щёку рукой, скучающе спросила Белла. Вопрос был серьёзным, но не самым срочным, по мнению ведьмы. До седьмого дня Рождения ребенок в большей степени зависел от магии и поддержки матери, и только после семи лет полностью входил в Род. Связано это было с большой смертностью детей в средние века, а также с непримиримым отсеиванием сквибов — до положенного возраста обычно уже у всех детей-магов случались магическое выбросы. Таких детей сразу же закрепляли в Роду, в то время как «уродцев» из него выкидывали, чтобы не портить беспрекословно чистокровную родословную. Оттого детей до семи лет предпочитали не показывать никому, кроме близких родственников. Некоторые семьи-отшельники даже не говорили о рождении дитя до первого полноценного выброса. Именно этим Беллатриса и хотела позже аргументировать, почему так поздно внесла «внезапно обнаруженного» незаконнорождённого сына Сириуса в Министерские книги переписи населения. — Начинающихся на «Г»* не так уж много, — Вальбурга манерно отставила руку, начиная загибать пальцы, — Грас, Геркулес, Гакрукс… — Ну что, Гарри, нравится что-нибудь? — фыркнула Беллатриса, отлично понимая, что имена оставляют желать лучшего. Опущенная голова мальчика, пытавшегося сдержать слёзы обиды на взрослых и судьбу, была ей ответом. Однако с именем было ничего не поделать. Менять его лишь бы на что было ни в коем случае нельзя. Ведь имя — это судьба. И если в стенах дома можно было продолжать называть ребенка Гарри, то официально имя должно было отвечать правилам Рода и мерам предосторожности: хоть у кого-то да появятся подозрения, почему сыновей Сириуса и Джеймса зовут одинаково. — Расскажу тебе одну историю, — промокнув губы салфеткой и оставив на ней яркий отпечаток алой помады, сказала Белла, — На звёздном небе живёт одно существо. Оно обманчиво неярко, но на самом деле просто огромно. Но что самое потрясающее, что это существо вобрало в себя лучшее, что имели другие волшебные создания: мощное тело василиска, зубы дракона, стремительность мантикоры. Оно настолько сильно, что практически бессмертно, и сами боги поставили его стражем у своих врат… Ведьма замолчала, насмешливо глядя на округлившийся рот Гарри, который после времени, проведённого с Уолденом, был помешан на магической фауне. — И имя ему — Гидра. — То есть Гидрус по-древнегречески, — Вальбурга довольно потёрла руки и обменялась с Беллатрисой воодушевлёнными взглядами. Они явно почувствовали облегчение, расквитавшись с проблемой. — Ну, как тебе, Гарри? — полюбопытствовала Белла. — Просто отвратительно! — взвыл мальчик, закрывая лицо ладонями. — Скажи спасибо, что твое полное имя не Дракониус, — пожала плечами Вальбурга, и ведьмы, более не обращая внимания на стенания Поттера, вернулись к завтраку.***
С тех пор как в поместье ворвались мракоборцы с последним обыском, Малфои предпочитали проводить вечера в той самой гостиной, где кресла всё ещё были настороженно развернуты в сторону закрытого для визитов камина. Если бы кто посмел заявиться в Малфой-мэнор в столь поздний час, то сразу напоролся бы на трёх разозлённых магов, негласно несущих свой пост. Гостиная стала для них последним рубежом и, как ни странно, последним пристанищем, в котором все трое находили успокоение: они знали, что если кто и сможет пробить родовую защиту, то непременно окажется в комнате, в которой всегда готовы принять бой. Хотя бы морально готовы. Сказать по правде, в полной мере никого из них нельзя было назвать бойцом. Нарцисса никогда не была сильной ведьмой и только благодаря зачаткам истинно блэковского характера дралась отчаянно, готовая защищать то, что принадлежит ей, до последнего вздоха. Абраксас, в молодости любивший решить спор старой доброй дуэлью, после исчезновения Тёмного Лорда был ограничен Министерством в использовании магии, из-за чего и передал Род сыну. Который и был единственным защитником в доме и при этом -довольно посредственным дуэлянтом, предпочитавшим иметь дело не с проклятьями, а бумагами. Чем Люциус и занимался, листая объёмную папку, когда из соседнего кресла к нему обратился отец. — Чем ты занят? — протянул Абраксас с ленцой и перевернул страницу «Пророка», на первой полосе которого Рита Скитер на все лады склоняла имя Альбуса Дамблдора. — Готовлю речь для Палаты Лордов по поводу закона о монополизации**, — в тон отцу ответил Люциус, впрочем, не отвлекаясь от документов и умудряясь одновременно надиктовывать что-то прытко-пишущему перу, а Нарцисса, сидящая с другой стороны от мужа, слабо улыбнулась. Она всегда восхищалась интеллектуальными способностями Люциуса, женским естеством прощая ему за блестящий ум отсутствие подвигов в дуэльном зале. На что Белла обычно фыркала и в следующем бою опять укладывала Малфоя на лопатки. — Зачем? Думаю, Дамблдор справится и без тебя, — пока не повышая голоса, заметил Абраксас, но для всех присутствующих стало очевидно его нарастающее недовольство. — Со своей — точно без меня, — нарочито спокойно продолжил Люциус, теперь уже специально не смотря в сторону отца, — но посмотрим, как он справится с петицией Палаты Лордов, — довольно добавил он. План выглядел идеальным, выверенным до последних мелочей, что не могло не порадовать Люциуса, всегда и во всем стремившемся держать руку на пульсе. Непредвиденные ситуации, риски и чужое вмешательство — были для него подобно всадникам апокалипсиса, которых следует обходить по широкой дуге. И вот наконец-то, после долгих лет хождения по краю, Малфой почувствовал твёрдую почву под ногами. Которую так и норовил выбить отец. — Не будь здесь Нарциссы, я бы сказал тебе, как Дамблдор с ней справится, — Абраксас поджал губы и кинул газету на столик, поверх документов, в которые периодически заглядывал сын, нехитрым жестом показывая, насколько стоящими их считает. — Если вообще, не дай Мерлин, обратит внимание на твою возню. На лице Люциуса не дрогнул ни один мускул, но прытко-пишущее перо, поставив кляксу, упало на пергамент. — Возню? Так ты называешь мои попытки вернуть нам влияние в Министерстве? — холодно заметил мужчина, не отрывая напряжённого взгляда от папки, в которую крепко вцепились напряжённые пальцы. Абраксас тяжело поднялся из кресла. — Я так называю твои попытки нажить врага, который нам не по силам, — он разочарованно цыкнул и направился к двери. — Спокойной ночи, Нарцисса. — Спокойной ночи, — вежливо откликнулась ведьма и, стоило шагам скрыться за углом, накрыла своей ладонью ладонь мужа. Он рассказал всё раньше. Весь план, от и до. Они делились самым сокровенным за закрытыми дверями спальни, а для Люциуса величие семьи — всегда было целью, сидящей занозой и сладкой истомой в сердце. — У тебя всё получится, — прошептала Нарцисса, нежно поглаживая чужие костяшки пальцев. — Баланс вселенной, — усмехнулся Люциус и ласково поправил выбившийся из причёски жены локон, — насколько отец не верит в меня, настолько веришь ты. — Однако есть то, в чём мы очень схожи, — на лице женщины расцвела мягкая улыбка, а Люциус скептически поднял бровь, — мы оба любим тебя. В другом крыле Малфой-мэнора Абраксас писал речь для Палаты Лордов, чтобы утром вернуться в гостиную и проверить, всё ли учёл его сын, отправляясь на бой. И хоть этот бой и происходил в кабинетах Министерства, а не в дуэльном зале, Люциусу не помешала бы поддержка.***
Белла улыбнулась уголком рта, заметив небольшой ночник, оставленный Кричером под дверью детской. Старый эльф, хоть и ворчал, не переставая, о безродности найдёныша, но заботился о нём так, как и велела хозяйка: словно мальчик уже был частью семьи. Правда мягкий свет ночника напомнил Беллатрисе о другом ребенке, боявшемся просыпаться в темноте, а потом ставшем ужасом, который прятался в тенях. Белла повернула голову направо, где дальше по коридору угадывалась дверь в спальню Регулуса, и, на секунду прикрыв глаза в память о брате, шагнула в детскую. Как и в ту, первую ночь комната была погружена в приятную тишину. И, как и в тот раз, ребенок проснулся сразу же, стоило Блэк переступить порог. — Белла? — мальчишка потёр заспанные глаза, моментально сбрасывая объятья чуткого сна, привитого жизнью с Дурслями. Поттер сел в кровати и слепо зашарил по тумбочке в поисках очков. — Подвинься, — Беллатриса бесцеремонно согнала Гарри с нагретого местечка и легла рядом с ребенком, качая свешенной с края кровати ногой в домашней туфле. Белла давно готовила сказочку, которую расскажет своему приёмышу и которая решит все дальнейшие проблемы. Но почему-то начать было не так уж просто. Может, дело было в том, что у Блэк был мизерный опыт общения с детьми, а может быть в том, что глаза Поттера, горевшие в отблесках ночника колдовским огнём, казались не по-детски серьёзными. — Вальбурга говорила тебе, что мы родственники? Гарри радостно подпрыгнул, усаживаясь на коленки, и, сверкая глазищами, приблизил лицо к лицу Беллы. — Правда? Вы мои настоящие родственники? — в восторге прошептал мальчик, обдавая щёку ведьмы горячим дыханием, и та, наморщив нос, одной рукой уложила мальчишку обратно на подушки. — Значит, не говорила, — Белла устроилась поудобнее и в задумчивости принялась накручивать локон на палец. — По правде говоря, все волшебники — настоящие волшебники! — живущие в Англии, в той или иной степени родственники. Но для тебя Блэки ближе всего. Вальбурга приходится племянницей твоей бабушке, Дорее Поттер, а я, соответственно, твоя троюродная сестра, — женщина скосила глаза и, наткнувшись на удивлённую мордашку, весело фыркнула, — хотя по возрасту скорее тётя. Но в нашей семье есть кое-кто, кто действительно очень близок тебе. — Кто? — немедленно откликнулся ребенок, и Беллатриса захихикала, поражаясь детской непосредственности. — Пойдём, — Блэк соскользнула с постели и приложила палец к губам, — только тихо. Они спускались по лестнице, и Гарри в очередной раз удивился, что ступени скрипят только под его босыми ногами, в то время как Белла ступает абсолютно бесшумно, крадучись, как кошка на мягких лапах. Ей не нужен был свет, не нужно было боязливо опираться на перила. «Я вижу в темноте», — сказала Белла тогда. И Гарри подумал, что это волшебство делало ведьму почти неуязвимой. — Я тоже хочу видеть в темноте, как и ты! — зашептал мальчик, следуя за Блэк шаг в шаг. Женщина обернулась через плечо и тихо засмеялась, блеснув белозубой улыбкой в обрамлении алых губ. Белла не стала объяснять, что для таких «способностей» нужно несколько лет посидеть в Азкабане. Ведьма зашла в гостиную и, схватив со стола подсвечник, зажгла свечи. Пляшущие языки пламени выхватили её острый подбородок, голые плечи и тяжелое родовое кольцо, прежде чем Беллатриса поднесла огонь к стене, на которой висел зачарованный гобелен Блэков. — Смотри, — Белла поманила Гарри ближе, а потом крепко схватила за загривок, привлекая к себе. Её голос лился сладкой патокой прямо в ухо, к которому женщина склонилась, порывисто шепча: — Смотри, Гарри, как много колдунов стоят за твоими плечами! И от каждого из них в твоих и моих жилах течет кровь. Магия! Все они берегли и приумножали магию в себе, передавая детям, внукам… — неверный свет от свечей прыгал по вышитым лицам, вместе с ветвями древа спускаясь всё ниже, — чтобы однажды магия расцвела в нас с тобой. Разве это не прекрасно? Гарри пораженно смотрел на, казалось, сотни магов, которые с одинаково надменными выражениями лиц разглядывали его. И мальчику становилось и боязно, и радостно одновременно. — Это всё мои родственники? — тихо спросил он, ведя пальцем по прописанной художником коре. — Это ведь ты, Белла? — палец остановился на одном из медальонов. — Да, а это Дорея Блэк, которая вышла замуж за Карлуса Поттера и родила ему сына Джеймса. Твоего отца, — Беллатриса приподняла подбородок мальчика, пощекотав острым коготком, чтобы тот посмотрел в нужном направлении. Она внимательно наблюдала за его реакцией, но, заметив только нахмурившиеся брови и ищущий взгляд, осторожно продолжила, встав перед Гарри на колени и грубовато сжимая его предплечья, требуя обратить на себя внимание. — Твоего отца не может быть здесь. Да и ни на одном другом гобелене ты его не найдёшь. — «Преступившие законы Рода — да будут прокляты», — закусив губу и опустив взгляд в пол, ответил мальчик. — Да, Джеймс Поттер предал память всех тех, кто жил согласно законам, чтобы он вырос сильным магом. Он наплевал на них, наплевал на тебя, Гарри, — Беллатриса немного встряхнула ребенка, заставляя того сосредоточиться на важных словах, на словах, которые в большей мере чем ритуал принятия в Род превратят Поттера в Блэка. — Своим безрассудством он отнял у тебя не только добрую половину магического потенциала, но и семью, которая всегда стояла бы за твоими плечами. Все эти люди, — Белла обвела широким жестом гобелен, — живые ли, мёртвые ли — всегда бы стояли за твоей спиной, поддерживая. Не было бы Дурслей, не было бы одиночества, и всегда была бы магия. Если бы Джеймс Поттер не нарушил закон. — Зачем ты привела меня сюда? — Гарри был на грани, детский голос предупреждающе подрагивал, силясь сдержать подступающие слёзы. — Хочешь показать, что мне здесь нет места, да? Хвастаешься? — Нет, глупый, — Белла впервые при общении с мальчиком улыбнулась открыто. Не сумасшедше, не коварно и не насмешливо. А очень искренне, желая показать другую, правильную дорогу. И лишь слегка подтолкнуть в её направлении. — Помнишь, я говорила о близком человеке? — палец ведьмы уперся в изображение красивого молодого мужчины с чёрными вьющимися волосами по плечи. — Сириус Орион Блэк? — запинаясь, прочёл Гарри, щуря подслеповатые глаза. — Твой крёстный, — подсказала Беллатриса, — и, если ты захочешь, то от его имени вниз спустится ещё одна веточка, с твоим родовым именем. — Гидрус Сириус Блэк? — опять нахмурившись, спросил мальчик, который был всё ещё в расстройстве от выбранного взрослыми имени. — Именно так, — засмеялась Белла и, встав с колен, подтолкнула ребенка в сторону выхода. По щелчку пальцев гостиная опять погрузилась в темноту. — Но если тебе очень хочется, то я могу называть тебя Гарри, хотя за Вальбургу не ручаюсь. — В таком случае, — мальчик поймал ладонь ведьмы и, испугавшись собственной смелости, втянул голову в плечи, — я бы хотел быть Блэком. — Справишься? — Я буду очень стараться.