Разговор

***

И вот в комнату вошла Китнисс, а немного погодя — Цинна. И тотчас тема разговора была изменена: не сговариваясь, Эффи и Хеймитч (а они только-только успели помириться) перешли на безопасные темы — никаких заговоров, бунтов, угроз убийства и вообще ничего вредного для здоровья. Причины на то имелись очень веские. За последнюю неделю Китнисс похудела на 14 килограммов. Хеймитч был в курсе, чем вызвана столь стремительная потеря веса, и искренне полагал, что это далеко не самое худшее, что могло произойти, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства. А вот Эффи… Она, похоже, догадалась. Что причина всему — президент Сноу и его угроза расправиться со всеми близкими Китнисс людьми, если та провалит «миссию». Начиная где-то с Шестого Дистрикта Китнисс начала понимать, что из их затеи ничего не получится. И теперь была вся на нервах, правда, спасибо Питу и ментору, неприятности случились всего один раз — три дня назад в мэрии Пятого Дистрикта её внезапно начало рвать. Инцидент удалось быстро уладить, но проблема усугублялась с каждым днём — Китнисс почти ничего не ела и быстро становилась похожа на скелет, обтянутый кожей. Учитывая, что всего через два дня они должны были прибыть в столицу, в общем и целом — это была катастрофа. — Доброе утро, Солнышко! — ласково поприветствовал её ментор. Китнисс подняла на него рассеянный взгляд, белки её глаз были красными. Несмотря на все старания группы подготовки, сквозь обильно наложенную косметику отчётливо проступали чёрные круги под глазами. Её и без того худая фигура стала болезненно угловатой. Сегодня на ней было синее платье чуть ниже колен с глухим воротом, призванное скрыть от назойливых взглядов худые ключицы и заострившиеся коленки. Хеймитч встретился глазами со стилистом, но приветственной улыбки не получилось. Из соображений безопасности о разговоре Китнисс со Сноу, помимо ее самой, знали только двое: Пит и Хеймитч. Касаемо осведомленности Эффи — трудно было сказать наверняка, но ещё в Дистрикте Девять она резко прекратила свои попытки одёргивать и читать нотации каждый раз, когда поведение её подопечных отступало от норм, предписанных этикетом. Из этого Хеймитч сделал вывод, что она начала смутно догадываться о причинах всё нарастающей нервозности Эвердин. Впрочем, всё самое ответственное и трудное взял на себя Пит: Хеймитч которые уже сутки с удовлетворением отмечал его положительное влияние на Китнисс. «Как за каменной стеной», — избитое выражение назойливо крутилось у него в голове. Пит всегда был настороже, и лучше всего у него получалось «сглаживать острые углы», а их у Китнисс, и особенно сейчас, было в избытке. Эффи немигающим взором оглядела Китнисс с ног до головы, затем перевела взгляд на Цинну и, встретившись с ним глазами, еле заметно кивнула, он в ответ наклонил голову. И ментору захотелось дико рассмеяться: своими привычками эти двое капитолийцев ну уж очень сильно отличались от Двенадцатого Дистрикта. А затем к нему вплотную подошёл безгласый, парнишка лет пятнадцати, чуть моложе его питомцев. Он держал в руках серебряное блюдо, в центре которого на белоснежной салфетке одиноко лежала трубка портативного телефона. И улыбку с лица ментора точно ветром сдуло: этот звонок мог быть только из Капитолия! — Эбернети слушает, — произнёс он подчёркнуто твёрдо. Внезапно ему жутко-страшно-сильно захотелось глотнуть белого ликёра старухи Риппер. — Привет, Митч! — голос Финника был нарочито беспечен. С одной стороны, Хеймитч испытал облегчение, услышав голос Одэйра, а вот с другой — Финник обещал звонить лишь в не терпящем промедления случае. Новости — и новости чрезвычайные — вот истинное значение его звонка. — Чего-то ты рановато, — медленно и тягуче произнёс Хеймитч, глазами подыскивая место, где можно будет уединиться, когда нужно будет поговорить без посторонних. Не считая операторов Тайной полиции, разумеется. — Так мы вчера до шести праздновали, никогда не угадаешь что! — ещё более несерьёзно ответил ему Финник. — Ой, вот только загадок не задавай, голова и без тебя гудит, — и ментор не спеша направился в коридор, а оттуда в своё купе. Хеймитч знал, что в этой части поезда в подслушке всегда начинались помехи, сквозь гудение и шипение не дававшие разобрать ни слова. — День рождения Гемеллия! — с воодушевлением заявил Финник. Хеймитча тотчас прошиб холодный пот: Гемеллием звался один из младших помощников Сноу, и его имя было названо по одной причине — Финнику стали известны какие-то очень «горячие» подробности, и связаны они были с президентом! Понятно, что далее весь их недолгий разговор представлял из себя сплошную конспирацию. — У тебя сейчас голова болит? — задал вопрос ментор. Вроде обыкновенный вопрос давно и много пьющего человека, но на самом деле Хеймитч желал знать, насколько всё опасно. — Не-а, — в полном беспечности ответе Финника содержался тайный смысл, что опасность реальна и чем быстрее начать действовать, тем лучше. — Но вот почему ты такой везучий? Это несправедливо, — пробасил недовольным голосом ментор. На самом деле вопрос был задан с целью узнать, что случилось. — В мои годы кутить можно ночи напролёт.  Насмешливый ответ Одэйра означал, что опасности подверглись трибуты Хеймитча. И он затаил дыхание, давая Финнику возможность в зашифрованном виде разъяснить, что случилось, а главное — кому грозит опасность. Пит или Китнисс? Хотя было ясно, что не светловолосому сыну пекаря. Финник помолчал немного, а затем выдал довольно длительную тираду: — Ты мне говорил, что пить Austerio (сорт капитолийского коньяка) нужно, закусывая Zuppazzo (очень острый салат с артишоками). Артишоков не было, но были мандарины! И они прекрасно пошли под Austerio! Голова не болит. Эту бессмыслицу он сказал для того, чтобы сбить ищеек Капитолия со следа. Ведь самое главное содержалось в его следующей фразе. — Поздравляю, — ментор специально придал своему голосу саркастичный оттенок и постарался вложить в одно-единственное слово максимум неудовольствия. — А, чуть не забыл, тебе передавал привет Метелл, это который Фаракс, — так звался их общий знакомый, он когда-то очень давно сорвал крупный куш, поставив на трибута Второго Дистрикта. Но было это так давно, что об этом решительно никто не помнил. — Ведь он тебе должен. Полсотни, правильно? — Сорок пять тысяч, — с крайним неудовольствием в голосе пробасил Хеймитч. Только что он узнал, что кто-то «заказал» убийство Китнисс. Кто-то из родни павших трибутов Второго, Катона или Мирты. И что на самом деле за покушением на Победительницу стоит президент Сноу. — Когда прибудешь в Город? — деловито спросил Финник. Данная фраза значила, что Хеймитчу одному не справиться, необходимо немедленно задействовать имеющийся канал связи с заговорщиками. Как можно быстрее связаться с Плутархом Хэвенсби. — Вечером завтра, — не торопясь ответил ментор. Этим он хотел сказать, что у него нет точного времени или места встречи с агентами Тринадцатого. Финник был уже в курсе, что на Хеймитча Эбернети вышла сама Альма Койн и теперь он и его подопечные были в сфере её пристального внимания. Канал связи был односторонним. — Метелл обещал жаркую встречу за свой счёт. Хеймитч скрипнул зубами — фраза Финника означала, что тому доподлинно известно, что покушение готовится силами уроженцев Второго же Дистрикта, капитолийцев не привлекают. Затем их разговор резко прервали: внезапно Хеймитч услышал в трубке громкий женский визг, голос отчаянно звал Финника по имени. После этого послышался какой-то удар, звуки то ли борьбы, то ли падения с ног. Через мгновение в трубке раздался голос Одэйра: — Лутация, сколько можно повторять, не делай так! Ты знаешь, сколько стоит этот телефон? Сейчас я тебя жёстко отшлепаю!  Затем, по-видимому, трубку куда-то положили и Хеймитч был вынужден слушать звуки какой-то возни — вероятно, борьбы, — послышался свист, сопровождающийся женскими воплями, потом, кажется, разбилось что-то стеклянное. После чего раздался крик раздражённого Финника: — Сейчас ты у меня получишь! От меня не уйдёшь. Ты знаешь правила — семнадцать ударов плёткой. Иди сюда! — потом опять женские крики. Признаться, Хеймитч начал терять терпение. И вот наконец он услышал в трубке голос довольного Финника: — Извини, Митч, эта дрянная девчонка нуждалась в уроке. Лежи смирно, я сказал! Митч, так как же, что мне передать Метеллу? Ты кажется выиграл у него две бутылки Fraser? (сорт виски) Хеймитч не смог сдержаться, и Одэйр услышал его смех в своём сверхдорогом аппарате (подарок «бывшей» на 22-й День его рождения, приблизительная стоимость больше четырнадцати тысяч долларов), а затем и фразу Эбернети:  — Три бутылки! Он проспорил мне две, но не отдал должок, и за это я взыщу с него проценты. Три бутылки, три. Продолжая посмеиваться, Хеймитч вновь услышал визги девушки (он догадался, что Финник стегал её плёткой) и нажал на кнопку отбоя. «Дурдом какой-то, — недовольно подумал Хеймитч, — нельзя так сживаться с ролью, прирастёт маска, её потом с мясом не отдерёшь! Придётся ему мозги вправить, эти игры мне всегда не нравились. Приеду — займусь этим». С такими мыслями он шёл обратно, в салон. И застыл в дверях. Пит вместе с Китнисс сидели за столом и — о чудо! — она уплетала что-то, как голодная волчица. За обе щеки! Эффи сидела спиной к «несчастным влюбленным», на пару с Цинной составляя план вечернего банкета в мэрии Второго. Обычно — ментор уже успел к этому привыкнуть — она заблаговременно сообщала властям Дистрикта, в который они готовились прибыть, о предпочтениях гостей. Так, каждый раз Эбернети находил напротив своего места салат, где обязательно присутствовали свежие огурцы. Вот только всю последнюю неделю в отношении Китнисс данные ухищрения не срабатывали: блюда, которые предназначались персонально для неё, каждый раз оставались нетронутыми. И вот что же он видел? Китнисс с жадностью поглощала мясное рагу. «Забавно, всё-таки она не хочет помереть с голоду. Что она ест? Ну, надо же! То, к чему привык дома, того тебе и хочется. Девчонка накинулась на свежую дичь. Что это там у неё на тарелке? Чернослив? Пит не забыл, он крепко запомнил то немногое, что она любит. А я вот позабыл, в этой суматохе не до того. А он молодец! Светлая голова! Так, а это что-то новенькое!». Как раз в это мгновение Пит Мелларк придвинул поближе к ней маленькую тарелку с какими-то кулинарными изделиями. Хеймитчу не удалось как следует рассмотреть, что это такое: Китнисс взяла сначала первую булочку, затем вторую, и сразу следом третью. И тарелка опустела! Хеймитч не верил своим глазам: Китнисс всё съела! Это было поразительно, а кроме того, её сумрачно-отрешённое настроение резко сменилось на боевое. Более того, Китнисс произнесла первые за три дня слова: — Это что, сыр? Очень вкусно. Спасибо.