Strange depression

Ларин пьет чертовы витамины уже второй месяц. Кадык нервно подрагивает, когда он запивает таблетку водой. Юноша морщится, кашляет, и, выругавшись, ставит полупустую банку на стол. Он не знал, когда успел стать настолько зависимым. Депрессия, ворвавшаяся нежданно-негаданно, липкой паутиной накрыла его жизнь. Вместе с ней внезапным ураганом в нее влетел и рыжеволосый молодой человек с нахальным взглядом зеленых глаз, вечной усмешкой и странными методами лечения. Ларин до сих пор не понимает, как это случилось. Внезапная встреча в пасмурный питерский день насквозь перекрыла все события. Черное пальто, ироничный взгляд и высоко вздернутый нос. Лютая ненависть, постоянные препирания и, наконец, дурацкий шарф, скрывающий от заядлых моралистов невесть откуда появившиеся красные пятна. Он и сам не знал, как это получилось. Дмитрий просто помнил вечер в каком-то тускло освещенном баре. Пьяную усмешку Хованского и захлопывающуюся щеколду двери туалетной кабинки. Чувство депрессии и пофигизма развивалось давно, поэтому вывести его из колеи не могла даже такая ситуация. Дикая ругань, издевки и подколы, странно смотревшие глаза оппонента, и, наконец (Дима до сих пор не знает, как это получилось) чужие губы на своих. В тот момент на все стало наплевать. Выпитый алкоголь дал о себе знать, поэтому враг, прижимающийся всем телом, даже не вызывал отвращения. Ларин не помнит, как оказался прижат к стенке за какие-то пару секунд. И он даже не знает, когда это, черт возьми, успело перерасти в привычку. Приезды Юрия на его квартиру, дикий, совершенно сумасшедший взгляд, очередные едкие слова в адрес молодого человека. И странное чувство неясного удовлетворения от того, что все их встречи заканчиваются словами: «Я ненавижу тебя, Ларин». От этого просто становилось спокойнее. Он знал, что между ними не может быть ничего. Но отчего-то постоянная ненависть превратилась в потребность, странную привычку и — наконец — было принято решение заедать ее мелкими белыми таблетками. Как сейчас. Ларин не мог простить себе этого. Дима не знал, почему снова открывает Хованскому дверь, без слов поворачивая дверной замок. Об их встречах напоминали лишь покусанные красные губы, расширенные, почти черные зрачки и дорожка следов на шее. И, конечно, одна стабильная фраза, насмешливо, но четко произнесенная: «Я ненавижу тебя, Ларин». Дмитрий не считает, как долго все это длится. Просто утешение, найденное друг в друге, разряд, который уже не обозначишь ненавистью, но и не назовешь любовью. Да какая там, к черту, любовь — даже каких-то чувств, кажется, не было. По крайней мере, со стороны Юры. Горячие губы, накрывающие рот, впивающиеся в бедра пальцы, от которых на утро остаются красные пятна. В этой встрече нет ничего примечательного — разве что они почему-то смотрят друг другу в глаза. Дима чуть хмурится и ждет. Слова врага — своеобразная кульминация, дающая осознать произошедшее. Взгляд Ларина вопросительно скользит по человеку напротив. Он, тяжело дыша, ждет одну-единственную фразу, заставляющую снова и снова возвращаться в реальность. Просто Хованский больше не произносит ее.