Послушный мальчик?

— О как. Алексей хмыкнул. До этого он выглядел более-менее уверенно, как хозяин дома со своим маленьким милым питомцем в лице младшего Попова, но после заявления последнего как-то непонятно скуксился. Халат, свободно висевший на его теле, в ту же минуту был запахнут, убирая с глаз наготу незнакомого мужчины, а лицо его еще более напряглось и осунулось. Это выражение лица чем-то напоминало Антону его отца, и от этого Шастуну становилось не по себе. Казалось, стоило Антону сейчас хотя бы поздороваться, как он тут же получит в еще незаживший до конца живот ногой. — Парень, значит, — растянув лыбу на лице, Алексей вновь прижался губами к виску Арсения и ухмыльнулся, — получается, третий? — и тут же оскалившись, он глянул на Антона, — милости просим. Отпустив младшего брата, Алексей скрылся за дверьми, ведущими, кажется, в гостиную, и только тогда Арсений позволил себе выдохнуть. — Понял? — спросил он отчего-то напыщенно. — Не совсем, — растерялся Антон. — Старший… — Не будем об этом. Разувайся. Антону было уже точно не по себе. От Арсения, который игрался с Шастуном, как большая черная кошка с маленькой клыкастой серой мышкой, не осталось ни следа. Он был напряжен и вместе с тем слегка раздражен, а чем — было непонятно. То ли действиями Алексея, то ли растерянностью Антона. В общем, как бы то ни было, но три парня на «А» собрались под одной крышей. Алексей плюхнулся на диван и почти утащил за собой Арсения, заставив последнего сесть рядом с ним. Антон жутко неловко помялся возле порога в гостиную, после чего сел на кресло рядом с диваном. Квартира Арсения была красивая, просторная и выполнена в таком своеобразном дизайнерском стиле, сочетающем в себе бело-синие оттенки. Она выглядела как в тех пабликах, в которых нереально красивые квартиры, якобы располагающиеся в центре города, отдают за 8 тысяч и как будто бы ничего не скрывают. И два черноволосых голубоглазых парня идеально вписывались в эту картину бытия. А Антон ощущал себя чертовски лишним, но не менее чертовски заинтересованным. — Не особо похож на твой типаж, — разрушил тишину Алексей своим томным, расслабленным голосом. Он оглядывал Антона как коршун, парящий над маленькой уставшей мышкой. — Как там звали твоего прошлого парня? — мужчина призадумался. — Боже, такое нелепое имя. Встречал такое только один раз и то думал, что надо мной прикалываются. Такое… немного женское… — Никандр, — ответил Арсений. — Точно! Ника. Ты звал его так, помнишь? Одет с иголочки, такой послушный милый мальчик, а это, — Алексей еще раз взглянул на Антона, улыбнулся и с невероятной улыбкой продолжил, — совсем не похож. — Прекрати издеваться, — устало выдохнул Арсений. Для субботнего дня он выглядел уж слишком уставшим. — Я же говорил, что он придет. Ты специально придумывал издевки? — Не будь ко мне строг, мне обидно. Мужчина положил большую руку на голову Арсения и взъерошил черные волосы, после чего приблизился губами к уху младшего брата и зашептал так, чтобы в комнате его услышали все: — Посмотри, он даже не собирается что-то дела… — Я Антон, — вдруг выпалил Шастун, поднимаясь с кресла и подойдя к дивану. — Рад встрече. Вытянув свою длинную окольцованную граблю, Шастун улыбнулся, и кожа вокруг уголков его губ сильно натянулась. Алексей недовольно скуксился, но ответил рукопожатием. — Алексей. — Ты вроде собирался уходить, — Арсений скинул с головы чужую руку и поднялся с дивана, вставая рядом с Антоном. — Если вы познакомились, то мы пойдем в комнату. Не опоздай на свою встречу. Попов младший взял Шастуна за руку и немедленно вывел его из зала. Через длинный коридор, ведущий к развилке в одну комнату справа, в другую слева и еще вперед, где были две двери в ванную и туалет, Попов выбрал комнату справа, зашел туда и закрылся. Комната была идеально чистой. Ни одной пылинки или каких-то разбросанных вещей, натертый до блеска паркет, застеленная огромная кровать, слепящий порядок на рабочем столе. В этом доме точно жил кто-то с ОКР*, но Шастуну не хотелось бы знать, кто именно обладал подобным расстройством. — Пиздец, это че блять сейчас было то? — порядком удивленно и возбужденно прошипел Антон, и Арс почти сразу же пнул его по коленке, заставив согнуться. — Я же говорил — не материться. Вот теперь уже больше походил на шантажиста Попова, хотя последний утверждал, что выйдет из этой роли. Растрепав свои черные волосы и выдавив сдавленный стон в поднесённые к лицу ладони, парень плюхнулся на компьютерное кресло и отъехал от стола, разворачиваясь к Антону. — Это — мой старший брат. Я же сказал. — Я понимаю, — нервно хихикнул Шастун. — Вопрос в другом. Твой брат пидорас, - он выдержал сценическую, напряженную паузу, - или педофил? — Блять, Шастун, — Арсений вскочил со своего места и отвесил Антону подзатыльник, — я же сказал тебе не материться. Антон раздраженно погладил свой затылок, но успешно прикусил губу на еще одном мате. В доме было тихо, хотя Арсений точно знал, что Алексей собирается к предстоящей встрече. Он словно кот на милых пушистых лапках беззвучно передвигался по дому и вроде мог быть в прихожей, а вроде бы прятался за дверью в комнату Арсения и возбужденно подслушивал, как настоящий извращенец. Но когда послышался шум входной двери, дом действительно обрел тишину. Антон выдохнул. — Итак, — уже более цивилизованно начал Антон, — что. Вот это вот. Было? — Мой старший… — Нет, ты не понял. Антон подошел к Арсению, который уже успел обратно занять свое кресло, нагнулся и прижался губами к виску Попова. Черноволосый парень вздрогнул. То, что у него взмокли стопы с ладонями, а сердце зааплодировало так, что полностью забитые трибуны на футбольном матче нервно закурили под кроватью, кажется, почувствовал даже Антон. Но момент не продлился долго. Антон только легко мазнул губами по виску Арсения, отпрянул, сел на кровать и развел руки. — Вот это вот. Красный Арсений отвел взгляд, надеясь, что плотные синие шторы на окнах не проливали свет на его пунцовое лицо. — Я не понял. — Почему твой полуголый брат жался к тебе и делал… все остальное. — Наверное, целовать другого человека в голову для тебя что-то противозаконное, — устало вытянул Арсений, — но для меня это нормально. Как и для моего брата. — Погоди-погоди, — Антон очень нервно засмеялся, — быть может для тебя смотреть на то, как два брата, один из которых полуголый, а другой ты, ведут себя как пидоры, это нормально, но для меня это убого! А, блять, — Антон как-то разочарованно посмотрел на Арсения, — я же забыл, что ты и есть пидор… В этот раз Арсений уже не сдержался одним ударом в колено или по затылку. Он вскочил с кресла, схватил Антона за грудки толстовки, встряхнул и повалил на кровать. Идеально ровная поверхность одеяла тут же смялась, Антон забрыкался, несколько колец слетело с его пальцев, и с оглушительным звоном они ударились о пол. — Я тебе сказал, чтобы ты прекратил материться. Ты находишься в моем доме, и ты здесь только потому, что твои позорные фотографии есть на моем телефоне. Я в любом момент могу разослать их всей нашей школе и отправить парочку Добровольскому и, может быть, твоим родителям, а ты имеешь наглость так говорить со мной и обо мне… Арсений выглядел так, словно пытался самоутвердиться в разницу своего унижения. Он был принижен братом, а старался возвыситься над Шастуном, но стоило Попову услышать себя, он вздрогнул, замолчав, после чего немного ослабил хватку и как-то заметно осел, расслабился, всем весом усаживаясь на бедра Антона и расплывчато смотря куда-то. — Мразь. Антон спихнул Арсения в сторону, из-за чего тот повалился на кровать, а сам Шастун встал, одергивая толстовку и хаотично собирая по комнате раскатившиеся в разные углы кольца. — И я, блять, поверил, что ты мог бы пойти мне навстречу, и удалить сраные фотки. Я, блять, ради этого просрал субботу, приперся сюда, как клоун, притворялся твоим «парнем». Ты хотя бы знаешь, как это уебищно?! Антон был красный, злой и очень сильно обиженный. Взгляд у него хаотично бегал по комнате, пока не остановился на круглом черном органайзере с письменными принадлежностями. Тогда Антон схватил органайзер и, замахнувшись, кинул его в Арсения. Быть может, была виновата его злость, быть может, трясущиеся от какого-то шока или подстрекающей истерики руки, а может он просто не понимал, зачем ему делать что-то настолько зверское, но органайзер попал где-то в сантиметрах тридцати от головы Арсения. Карандаши и ручки разлетелись по кровати. Они молчали. Какое-то время точно никто ничего не говорил, но у каждого из них в ушах стоял оглушительный звон. Арсений протер лицо ладонями, а затем медленно и спокойно стал собирать карандаши и ручки обратно в органайзер. Он встал с кровати, поставив органайзер обратно на стол, затем натянул одеяло, которое было смято, до его прежнего состояния, поправил съехавшие подушки. Антон наблюдал за его действиями, и только после того, как Попов закончил, Шастун увидел четкий отпечаток органайзера на стене. Стало стыдно. То есть, еще больше стыдно, чем было до этого. — Больно? — вдруг спросил Арсений, Антон удивленно глянул на него. — Твои руки и… все остальное. Наверное, было больно, когда я навалился… — Нет, — Антон фыркнул в сторону, — не было. Каким-то образом они переместились на кухню. Точнее, Арсений ушел на кухню и так, как того довольно долго не было, Антон проследовал за ним. Кухня в доме Поповых тоже была большая и красивая, но какая-то… «серая»? Весь их дом напоминал Антону его собственное жилище, одинокое и как будто бы непригодное для жизни. Все с иголочки, но без души. Когда Антон зашел на кухню, Арсений метнулся к верхнему шкафчику и достал оттуда еще один граненный стакан, поставив его на стол без скатерти, после чего парень открыл маленькие дверцы под окном и с долгим мычанием оглядел все содержимое потайного места. — Виски или… водка? — Эм… — Антон помялся. Арсений оглянулся на него через плечо и с издевкой хмыкнул: — Что? Может быть, молока? Или сока? Антон недовольно цыкнул и напыщенно крякнул: — Водка. Стаканы остались стоять на своих местах, вместо этого Арсений достал две изящные стопки, поставил их рядом со стаканами и, откупорив бутылку с прозрачной жидкостью, разлил. Первую партию алкоголя они выпили одновременно, после чего Арсений решил повременить, доставая из холодильника какие-то закуски в виде хлеба и ассорти колбас, и пока тот возился с продуктами, Антон залил в себя еще две полные стопки. На пятую его стопку стало приятно вертолетить. Вставать Антон не хотел, т.к. во время распития водки вставать нужно только после стопки десятой, ибо именно тогда мир начинает раскрашиваться в совершенно другие краски. Арсений пил чуть сбивчиво, но останавливать Антона не хотел. На пятую рюмку Арсения они завязали разговор. — Так что? — спросил Шастун. Голос у него был трезвый, как и взгляд, но щеки покраснели и лицо подобрело. — Что? — Насчет брата. Арсений пожал плечами. — Для тебя это ненормально, для меня наоборот. Он всегда вел себя подобным образом. — Ты сказал мне, чтобы я помог отвадить какого-то мужика. Это он? Арсений посмотрел на Антона, а после отвел взгляд. — Если это он, то я не понимаю, почему ты его оправдываешь и вместе с этим хочешь, чтобы он свалил. — Потому что он мой старший брат. — Старшие братья так себя не ведут. — Откуда тебе знать? У тебя ведь нет старшего брата. — У меня есть гордость, — фыркнул Антон и влил в себя еще водки. — А, — Арсений немного пьяно ухмыльнулся, вытянул руки на столе и положил на них голову, — а у меня, по-твоему, гордости нет. — Если ты даешь себя лапать старшему брату, то у тебя не только гордости нет, но и чувства самосохранения, и мозгов тоже не много. — В детстве он казался мне героем… — Арсений глубоко вздохнул. — Высокий, мужественный, красивый. Вокруг него было так много людей. Когда отчим разбился, Леша не плакал. Мать рыдала, как сумасшедшая, такое ощущение, будто она вот-вот вырвет себе сердце. И я тоже плакал из-за нее. Но Леша был спокоен. Он успокаивал ее с улыбкой на лице и это ее бесило. Она била его каждый раз, когда видела, после их встреч у брата всегда были красные щеки от пощечин. Он не считал отчима за отца, родного отца тоже отцом не считал, а убивающаяся от горя мать начала переставать быть ему матерью. Ему было 17, такой прекрасный и в то же время одинокий. Что за черт… Антон перестал использовать маленькие стопки. Вместо этого он разлил водку по стаканам и по немного отпивал, начиная морщиться. — Это все-таки не объясняет странную любовь твоего брата к тебе. — Как бы это не любовь, а… я не знаю. Мы с ним довольно долго не виделись. После того, как отчим умер, брат встретил совершеннолетие и уехал. Он никак не связывался с мамой или со мной, наверное, держал обиду и в первый раз за долгое время я увидел его только четыре года назад. Мама умерла от странной болезни, что-то связанное с отмиранием мышц. Она могла прожить еще лет десять или двадцать, медленно усыхая, но вместо этого решила принять много таблеток, пока я с настоящим отцом был на рыбалке. На ее похороны приехал брат. Снова спокойный, не проронил ни слезинки. Я тоже не плакал… — А потом… — Что-то случилось… мы с ним родные, как по отцу, так и по матери, но, когда я видел его в семь лет и после, когда увидел в тринадцать, это были два разных человека… — Хватит, — Антон брезгливо цокнул в сторону, словно понял, о чем пойдет дальше речь. — Скажешь, что он был так прекрасен, что ты влюбился в него? — Хех, — Арсений отобрал у Антона недопитый стакан и вылил все в себя, — нет. Не скажу. — Ладно, плевать. Вопрос в другом. Зачем я тут? Непохоже, что твоего брата-извращенца можно так просто отвадить. — Нет, похоже, — Арсений выпрямился. — Как он и сказал, у меня было два парня. И оба не вытерпели, так сказать, давление с его стороны. Если получится — я удалю фотографии, и мы разойдемся. Если не получится… — Арсений поднялся со своего стула, посмотрел в окно, — то то же самое. Разницы не будет. Антон уже был готов благодарственно выдохнуть, как вдруг Арсений обернулся и странно улыбнулся, подходя ближе. — Только твоя гомофобность и агрессия слишком уж льются через край. — И это мне говорит парень, который только недавно набросился на меня, — нервно вытянул Шастун. — Проблема в том, что чтобы брат поверил в мою занятость, тебе придется играть настолько хорошо, чтобы не было разницы от того, если бы мы реально встречались. — Что ты имеешь ввиду? — Ну для начала… — Арсений улыбнулся, уголки его глаз дрогнули. — Хотя бы это. Он наклонился, одной рукой опершись на спинку стула Антона, и, слегка покачиваясь, вытянул голову. Была ли в заторможенности Антона виновата водка или то расслабление, которое пришло после всплеска эмоций, но Арсений, своими губами прислонившийся к губам Антона, у последнего никакого отвращения не вызывал. Ресницы у Шастуна немного подрагивали, но глаз он не закрывал. Вблизи можно было рассмотреть все родинки на лице Арсения, и их было правда много. Такие маленькие и черненькие, как пятнышки у далматинца, и такие красивые. Другую руку Арсений положил на шею Антону, потянул немного вверх, перебирая на челюсть, немного захватывая светлые волосы. Прихватив верхнюю губу Антона, он без какого-либо давления слегка приоткрыл ему рот и прижался плотнее, языком проводя по нижней губе. Антон сдавленно выдохнул. Видимо, ему не хватало воздуха. Да что там, водка, сбившееся дыхание, так еще и аллергия с насморком мешают нормально дышать. Он положил руки на плечи Арсения и немного надавил, давая себе две секунды на вздох. Стоило Попову снова податься вперед, Антон дернул голову в сторону, и Арсений остановился в сантиметре от чужой щеки. — Я понял, — Антон рукавом толстовки вытер мокрые губы. — Я все… все понял. Арсений неловко выпрямился. Он вроде бы победил, но как будто остался на том же уровне, что и был, а может даже пробил дно уровня эдак на три. В любом случае, счастливым он себя не чувствовал. И его бы раздумья продолжились, если бы не… — Не, Арс, ну это просто «ВАУ». Арсений вздрогнул и посмотрел в коридор, в котором стоял абсолютно восторженный Сережа и беззвучно хлопая в ладошки, покачивал головой. Он словно стал зрителем самой душераздирающей театральной постановки в мире, и теперь, увидев ее основное действие, не мог сдержать слезы. Однако стоило Шастуну обернуться на Матвиенко, последний тут же прекратил свой шквал восхищения, замер и вопросительно глянул на Арсения. — Это… — Антон распахнул глаза, глянул на Арсения, затем на Сережу, затем снова на Арсения, — Какого…! Он резко поднялся, из-за чего его шатнуло. Отлетев на стену, Антон стал медленно терять равновесие. Арсений, вместе с Сережей, кинулись к нему на встречу, но он с непонятным криком рукой разогнал их и выпрямился. Красный и ошеломленный, он все так же не мог выбрать того, на кого ему смотреть, и в итоге остановился на Арсении. — Ты… — у него было сбивчивое дыхание, — ты сделал это нарочно, да? Ты позвал его? Ты… — Нет, я сам… — хотел было вклиниться Сережа. — Заткнись, еблан! — крикнул Антон, взглянув на Матвиенко. — Вы оба блять… какого хера вы так меня возненавидели… за какие ебанные грехи… вы… — Антон, тише, — Арсений вдруг перестал ощущать в своем теле слабость и удовольствие, — это случайность. У Сережи есть ключи от моей квартиры… — Ты сраный ублюдок, Попов. Антон выпрямился окончательно. — Знаешь, что? Этот уебок видел, как ты ко мне полез. Теперь что? Будете шантажировать меня распространением слухов? Вы, ебанные психи. Если еще раз, — Антон указал на Арсения указательным пальцем, — ты ко мне приблизишься или коснешься меня… ты сдохнешь, Попов. Шастун высокомерно задрал голову, впиваясь взглядом в Сережу, как бы говоря: «Тебя ждет та же участь, бородатая ты срань», — после чего он оттолкнул Матвиенко с дороги и спустя полминуты послышался стук закрывающейся двери. Сережа в полном недоумении проводил Антона взглядом, потом медленно посмотрел на Арса и разочарованно просипел: — Прости, я… — Нет, все хорошо. Не беспокойся. Арсений кивнул сам себе, разворачиваясь, он подошел к окну, открыл дверцы и, наклонившись, с дрожью в голосе спросил: — Виски или водка? *ОКР — Обсессивно-компульсивное расстройство