Змея железных обручей

Каждый раз, глядя Ринэю в лицо, Талвара обещала себе не бояться глаз, застывших кровавых брызг, тлеющих углей, алых Лун на сером небе; глаз, обожжённых ледяным огнём презрения; глаз, предназначенных, чтобы смотреть на павшего ниц врага. – Ничтожная, – медленно, с хриплым придыханием говорил Ринэй, и девочка в очередной раз понимала, что данное себе обещание она не сдержит. Страх каждый раз хватал её за горло липкими пальцами, не давая ни пошевелиться, ни заговорить. В этот раз его глаза были живыми ранами на лице. – Одноручный меч называется так потому, что его держат одной рукой, – голос шелестел сухим пеплом на яростном ветру. – Я говорю об этом в последний раз. Ещё раз схватишь обеими руками – пожалеешь. Талваре показалось: ещё немного, и из его сузившихся глаз прольётся кровь. Ринэй поднял руку с длинным резным клинком. – Продолжай. Железный меч тихо лязгнул, выходя из ножен; и в его лязге Талвара услышала имя своего учителя. Холодное, металлическое, острое на вкус и на ощупь; но родное и тёплое, если уметь касаться его дольше, чем положено, и нежнее, чем дозволено; если забыть о том, что его обладатель – чемпион Боэтии. Если не знать о том, что его обладатель годы назад пронзил сердце собственного сына коротким железным мечом. Меч-детоубийца засверкал среди взметающейся в воздух пыли. Со стороны могло бы показаться, что Талвара не сражалась им, но сама уходила от его атак, которые сменяли друг друга куда быстрее её неумелых и несмелых движений. Клинок Ринэя будто бы намеренно попадался на его пути лишь для того, чтобы напомнить: однажды этот наивный, едва не шуточный поединок станет настоящей кровопролитной битвой; однажды лицом друг к другу окажутся два соперника, два воина Интриги, два воплощения гнева в живых телах. Юная Талвара забывала о кровавых пятнах и алых Лунах; забывалась, горя своей воображаемой схваткой, в которой она не чувствовала усталости, не боялась Ринэя и почти не страшилась боли. Где-то в её мечтах каждый тренировочный бой был последним рывком великого сражения, в котором проиграть означало умереть с позором. И на этот раз Талвара проиграла. – Гавань тебя забери! – вскричал Ринэй, возвращая ученицу в действительность. Девочка в ужасе отпрянула, осознав, что пальцы её левой руки крепко держатся за навершие меча. К Талваре вернулся страх, сковывающий дрожью тело. Глаза Ринэя вновь налились кровью; миг – и его ужасающий взгляд оказался совсем близко, едва не ослепляя своим пламенем. – Я предупреждал… Пальцы Ринэя схватили её руку, сжав до хруста. – Как ты не поймёшь… Раздался тихий металлический звон – и Талвара не сдержала крика боли: кинжал Ринэя оставил на ладони глубокий уродливый порез. И второй. И третий. Рука загорелась болью. Талвара, невольно вырвав у Ринэя истерзанную ладонь, в испуге заметалась по сторонам. Сейчас ей не стыдно было даже зарыдать в голос. – Если так жаждешь… – вновь, уже за спиной, зашипел змеиный голос её учителя. – Запомни впредь… Неожиданно Талвара почувствовала на плече крепкую хватку его пальцев. Ринэй наклонился к ней, и его шипящий голос сменился тихим шёпотом. – Золотой меч держат одной рукой.