Персонаж

« — Детка, тебе идет бирюзовый, впрочем, как и любой другой цвет, — мужчина стоит, оперевшись на мраморную колонну, пряча улыбку за бокалом виски. — Безумно хочу тебя прямо здесь и сейчас. Хочу целовать твои губы. Они у тебя сейчас, наверное, вкуса коктейля. Ожидание выматывает, но, кажется, он находит способ его скрасить. — Джей, — в ее шепоте возмущение и капелька страха, но опасность разоблачения придает их разговору пикантность. Она улыбается и на автомате закусывает губу, — не играй со мной.       Тот, кто им нужен, опаздывает уже на десять минут, и из-за этого весь их план может полететь ко всем чертям. Она излучает беспокойство. Напряжение заметно в ее позе, жестах, даже в благодарности, брошенной официанту, который приносит очередной коктейль. Единственное, чем Джей может ей помочь, это пустить ее мысли в другое русло. — Давай, расслабься. Представь, я бы целовал твою шею. Знаю, если немного прикусить сзади, у ее основания, ты покроешься мурашками. Так заводит, — он прикрывает глаза, и перед ними возникают описанные картины. Она, смущаясь, смотрит на свой бокал, пальцы нервно покручивают шпажку с оливками. — О, Боже. — Нет, нет, нет. Не опускай взгляд. Смотри на меня, — она снова глядит ему прямо в глаза. — Я бы стянул эти тонкие кружевные бретельки с твоих плеч, и спустился бы поцелуями к груди. Я обожаю твою грудь. Она такая аккуратная, я бы облизал каждый ее миллиметр, твои соски твердые словно горошинки. Они требуют особого внимания. — Джей, ну, пожалуйста, — ее лицо пылает, это еще больше убеждает его в правильности действий. — Что „пожалуйста“, милая? — Пожалуйста, не вгоняй меня в краску. Не сейчас, — цедит она сквозь зубы.  — Мне нравится твой румянец, — он легонько салютует бокалом. — Я бы расстегнул молнию, и платье само соскользнуло бы к твоим ногам. Кстати, на тебе есть трусики? — Ты же знаешь, — выдохнула она. — Ах, да, — он не может сдержать довольную улыбку, — малюсенький кусочек кружева. Будем считать, что их нет. Я могу ласкать тебя языком или пальцами. А потом возьму тебя. Как ты хочешь? — ему необходима ее реакция, а она прячет свое лицо за ладонью. — Смотри на меня, детка, хочу тебя видеть, — она убирает руку от раскрасневшегося лица, чтоб снова взглянуть на него. — Так как ты хочешь? Медленно, растягивая удовольствие, или быстро, словно нас могут прервать в любой момент, а мы умрем, если не кончим?       Он и сам чувствует возбуждение. Во рту сухо, и приходится пригубить виски, чтоб промочить горло.       Несколько минут он молчит, давая возможность ей и себе остыть. Но как это вообще возможно, когда она такая красивая. Его глаза прикованы к разрумянившейся девушке, одиноко попивающей коктейль за одним из столиков. Маленький микрофон спрятан в значке элитного клуба, прикреплённом к лацкану его смокинга. Именно он позволяет им общаться сквозь расстояние и толпу незнакомцев.       Девушка теребит жемчужную сережку, в которую встроен наушник. — Почему ты замолчал? Он улыбается, делая еще один глоток янтарной жидкости. Ох, она может быть очень нетерпелива. — Боюсь, не сдержусь. Как думаешь, заказчик нас простит, если мы уединимся, вместо того, чтоб работать? Её бровь выгибается, а язык скользит по губам, убирая остатки алкоголя. Он не может оторвать от нее взгляд.       Разодетые гости, обслуга с подносами — все двигаются перед ним, словно в замедленном воспроизведении какого-то вычурного фильма, время от времени загораживая ее. — Знаешь, если бы ты не была моей женой, сегодня я бы снова сделал тебе предложение. Ты чертовски прекрасна, миссис Хейл, — голос его подводит. — Я надеюсь, что нам с тобой удастся хотя бы потанцевать, прежде чем ты вживешься в роль соблазнительницы, а я пойду к сейфу.       Он доверяет жене и знает, что она скорее сломает руку чужому мужчине, чем позволит лапать себя, но все равно ему не по себе от того, что ей придется играть роль приманки и отвлекать хозяина дома, пока сам он вскрывает сейф в его кабинете. — Не уверена, что смогу тебе отказать, мистер Хейл. Ты же знаешь, мужчины в смокингах — моя слабость. Вернее, один единственный мужчина в смокинге, — она выразительно улыбается ему, когда очередной гость, закрывающий ей обзор на мужа, отходит, — и хотя мы пришли сюда за ожерельем, я потанцую с тобой.       Они женаты уже пять лет, а знакомы и того дольше, но она все никак не может привыкнуть, что этот потрясающий мужчина её. Она бы с радостью сейчас взяла бы его за руку и увела в одну из пустых комнат особняка. Но, увы, работа прежде всего. — Он тут, — слышит она шепот Джея в наушнике. Игра началась…»       Принтер загудел, выпуская страницу текста. Именно на этом месте вчера ее отвлек телефонный звонок от брата, и история прервалась на самом интересном. — Как поживает мой любимый писатель и сестра? — у Эдварда был слишком бодрый голос для человека, звонящего в первом часу ночи. — Я ужасно соскучился. Знаю, что ты не спишь. Поболтаем?       У Элис были свои причуды, а Эдвард, знавший сестру, как никто другой, привык с ними мириться. Например, он знал, что звонить рано утром — только вызывать на себя поток унылого бубнежа, жалоб на жизнь и отсутствие желания работать. Зато разговоры вечером или ночью, по признанию самой Элис, могли подстегнуть ее воображение и натолкнуть на интересные мысли. — Я могла бы спать, но это не значит, что я не рада услышать тебя, — Элис постаралась придать своему голосу больше радости несмотря на то, что этот звонок сбил весь рабочий настрой и прервал полет её фантазии. — Как там дела у твоих вампиров? — он гордился сестрой, хотя частенько подшучивал над ней по поводу ее творчества. Таков был, по его мнению, братский долг. — Эдмунд бросил Эллу. — Хорошо, — протянул Эдвард, но услышал унылый вздох сестры. — Или не хорошо? Ты так в первой книге описывала его любовь… Типа вечная, неизменная. Что, фигня все? Ты же понимаешь, что тысячи твоих фанаток зальют слезами разочарования полмира. — О нет, он постоянен в своих чувствах, и его любовь никогда не исчезнет. Просто мы с ним боимся, что рядом с его семьей она всегда будет в опасности. И потом, — сказала она уже гораздо веселее, — я хочу в этой книге вывести на передний план оборотней. Помнишь ее друга детства, того итальянца? — Конечно, но, мне кажется, по сравнению с твоим Эдмундом он скучноват. Элис рассмеялась. Она была уверена, что сможет всех удивить. — Не бойся, я прокачаю его. Немного таинственности, немного мышечной массы — и у него появится своя армия поклонниц, — Эдвард усмехнулся, но вот следующим вопросом он заставил Элис замереть. — Элис, у тебя все в порядке? Просто какая-то ты сегодня не такая. Элис невнятно что-то промычала в трубку. — Обычно мне приходится играть в двадцать вопросов, чтоб узнать хоть что-то по поводу твоей работы, а сегодня хватило одного. — Вот и радуйся, девятнадцать сэкономил для следующего раза, — ей хотелось свести все в шутку, но Эдвард не был бы Эдвардом, если бы повелся на это. — Просто ощущение, что ты отвлекаешь мое внимание, чтоб я не задал какой-то вопрос, на который ты отвечать не желаешь. Элис, если тебя что-то беспокоит, поговори со мной. Черт бы побрал его проницательность. Иногда ей казалось, что Эдвард умеет читать мысли. — Я, наверное, не очень хорошо себя чувствую. — Что-то серьезное? К врачу обращалась? — Элис только закатила глаза на этот режим «мамочки», включенный братом. — Нет, все в порядке, может, простыла где, — девушка фальшиво покашляла в трубку. — Сейчас середина июля, где ты могла простыть? — было видно, что Эдвард не особо поверил ее актерской игре. — Вот именно, везде работают кондиционеры. — Ладно, не хочешь говорить, не говори. Только позаботься о себе, — в голосе брата Элис чувствовала искреннюю тревогу. — Отдохни. Отоспись. Завяжи с кофе. Хотя бы временно. И спи по ночам. А то нажалуюсь маме, и она притащится со всеми тетушками проверить, как ты. — О, только не это, — застонала она. — Ты не посмеешь. Ты же в курсе, я не могу писать днем, меня все отвлекает. Но, я обещаю, я уменьшу дозу кофеина. — Хорошо, обойдёмся без мамы, — согласился Эдвард. — Но если буду нужен, звони в любое время. Я могу даже прилететь к тебе. Люблю тебя, знаешь? — Знаю. Я тоже тебя люблю. Не волнуйся, ладно? — Договорились! Береги себя. Доброй ночи! — в трубке раздались причимокивания, которые, по всей видимости, должны были означать поцелуи. Элис улыбнулась, хоть и знала, что брат ее улыбку не увидит. — Пока.       После прощания с Эдвардом Элис накрыло волной стыда, который и спустя сутки временами накатывал на нее. Она не любила, да и не умела врать. Ей трудно было скрывать и недоговаривать. Но ей совсем не хотелось говорить о своем состоянии.       Она была влюблена — уж себе-то она могла признаться — это одновременно и окрыляло, и вносило сумятицу в ее душу. Она писала, много писала, но не свой роман. Просто ее вдохновение сейчас было никак не связано с книгой. Оно пришло внезапно в лифте собственного дома, в лице соседа по площадке.       Нежданно-негаданно первый опубликованный роман Элис принес ей известность. А после его перевода на несколько иностранных языков, эта известность приобрела международный масштаб, несказанно удивив и автора, и издательство.       Не слишком доверяя своей удаче, Элис пришла к мысли, что слава и достаток могут исчезнуть так же внезапно, как и появились, а недвижимость в хорошем районе никогда не помешает. И в начале года Элис Брендон, написавшая молодежный роман, оказавшийся бестселлером, стала владелицей небольшой уютной квартирки. Вот только шумиха вокруг ее имени помешала ей сразу въехать в свое жилье. Осесть на одном месте удалось только после промотура по городам и странам лишь месяц назад.       Две спальни, гардеробная и большой балкон, отделенный от соседского лишь низким кованым ограждением и густой вьющейся зеленью, взбирающейся по веревкам от ящиков к самому потолку.       Засиживаясь с работой на балконе поздними вечерами, Элис сквозь плотную листву видела соседа, выходящего покурить. Как она ни старалась, но рассмотреть подробно она его не могла — мешала разросшаяся зелень и собственная нерешительность. Испытав на себе беспардонность некоторых личностей, желающих узнать о ее частной жизни, Элис никогда не навязывала незнакомым людям свое общество.       За первую неделю проживания в новой квартире она выяснила, что ее сосед был высок, хорошо сложен и имел потрясающий голос. Несколько раз она слышала его разговоры по телефону. Нет, не подслушивала. Словно завороженная его тембром, она совершенно не разбирала слова. Он мог говорить как о самолетостроении, так и о приюте для бездомных животных, ей было все равно, лишь бы только слышать его.       И вот две недели назад случай их столкнул.       Элис считала, что во всем виноват кофе, закончившийся так некстати и заставивший ее топать в соседний магазинчик. Кофе и лифт, который дождался ее. Влетев в кабинку, Элис поняла, что кроме нее и какой-то бабули там находился тот самый сосед.       Её сердце пустилось в пляс, ударяясь о грудную клетку. На мгновение ей показалось, что вот прямо тут, в лифте, ее хватит сердечный приступ.       По закону подлости, если тебе предстоит встретиться с мужчиной мечты, ты будешь выглядеть так… Так словно ты вышла вынести мусор или пошла в магазин за кофе. Если бы она могла предсказывать будущее, то вместо джинсов и майки с логотипом какой-то рок-группы, она надела бы легкий сарафан, который выгодно бы подчеркнул достоинства ее фигуры, и босоножки. Обязательно босоножки на каблуке, чтоб не казаться такой мелкой.       Элис прослушала вопрос соседки, пока ругала про себя злодейку-судьбу и пыталась заправить за уши выбившиеся от бега пряди волос — ну, не выглядеть же в глазах красавца совершеннейшим пугалом. — Вам какой этаж? — старушке даже пришлось переспросить. — Шестой, — выдавила из себя Элис. — Вы, наверное, та новенькая? — и, не дождавшись ответа, та пустилась в воспоминания о прежних жителях, бывших президентах и годах, канувших в Лету.       Элис же, словно идиотка, молча пялилась в огромную зеркальную панель с кнопками, находящуюся прямо перед ней. Зеркало позволяло разглядеть соседа, расслабленно прислонившегося к задней стенке лифта прямо у нее за спиной. И там было, на что смотреть. Она знала кучу синонимов слова «красивый», но ни один из них не годился для его описания. Пожалуй, во всем ее словарном запасе не нашлось бы подходящих эпитетов.       Прямой нос, мужественный подбородок, высокие скулы, верхняя губа, изогнутая как лук античной богини — его лицо просилось на холст. Легкая щетина придавала дополнительную мужественность облику, а вьющиеся волосы цвета меда лежали в художественном беспорядке, лишь слегка уложенные гелем. Словно он только что взъерошил их, а они взяли и приняли вид модной прически.       Его тело достойно было быть увековеченным в мраморе. У него были широкие плечи и узкая талия. Элис жалела, что не может рассмотреть мужчину с тыла, но для работы ее фантазии ей было достаточно того, что она уже видела. Закатанные рукава белой рубашки открывали обзор на сильные, жилистые предплечья. Пиджак от летнего костюма, был перекинут через локоть, придавая всему облику легкую небрежность.       А его рост! В нем было не меньше шести с половиной футов. Элис даже в туфлях на самых высоких каблуках была бы на целую голову ниже, а сейчас рядом с ним она вообще сама себе казалась гномом.       О, Боже! Ей хотелось прямо здесь, в лифте, упасть на колени и начать поклоняться этому золотоволосому Колоссу, Аполлону, Адонису, создавая новую религию. Она готова была разрыдаться от благоговейного восторга.       Элис не страдала синдромом Стендаля, но в тот момент испугалась, что потеряет сознание от переполняющих ее эмоций. И чтоб этого не произошло, время от времени она утыкалась носом в пакет с кофе, аромат которого ненадолго ее отрезвлял.       Лифт остановился на их этаже. Элис, словно ошпареная, выскочила из него и кинулась к своей квартире. Наконец, не с первого раза попав ключом в замочную скважину, она ввалилась к себе и прижалась спиной к закрытой двери, переводя дыхание, успокаивая сердцебиение и слушая, шаги соседа.       По ее мнению, такие мужчины не могли жить за стенкой. Они не жили в тихих районах, где полно семейных ресторанчиков с верандами, и не было модных ночных клубов. Где на улице чаще попадались минивэны, а не спортивные автомобили. Элис была уверена, что такие мужчины жили в шикарных апартаментах на Манхеттене, в Лос-Анжелесе или Майами. Они ходили по подиуму или снимались в кино. А самым обидным ей казалось то, что такие мужчины никогда не заинтересуются маленькими, пусть и симпатичными, начинающими писательницами. Ведь у них, скорее всего, уже были не менее великолепные и успешные возлюбленные. И это разбивало сердце Элис.       Но тем не менее…       Будь она художницей, она бы всю оставшуюся жизнь писала его портреты, но, увы… Она лишь могла воспеть его красоту так, как умела лучше всего. Словом. Она решила, что он будет героем ее романов. И там, он будет по-настоящему принадлежать только ей.       Вот уже две недели она писала. Писала без остановок. Делала наброски своих будущих романов. Её кидало от жанра к жанру. От военных драм к шпионским романам, от нуара к фантастике. И везде был Он, только Он.       Элис помнит первый сюжет, пришедший ей в голову. « — Как тебе удалось уйти, Маркус?       Члены банды Маркуса, конечно, те, кому посчастливилось выжить во время полицейской операции, сейчас ожидают суда в тюрьме Бомон. Но ему самому каким-то образом удается уже месяц водить за нос все службы и скрываться от правосудия.       Джей потратил два года, чтоб выяснить пути контрабанды наркотиков и оружия, чтоб найти доказательства связи Маркуса с террористами. За эти два года он видел свою девушку от силы раз десять. Он полгода не разговаривал с матерью. Ему пришлось делать ужасные вещи. И все ради того, чтоб Маркус оказался на электрическом стуле.       Но когда Джей не находит главаря ни среди мертвых, ни среди арестованных, его настигает разочарование и злость.       Повышение не радует. Пока все вокруг поздравляют и твердят как заведенные, что арест членов группировки и закрытые каналы поставок контрабанды нужно считать успехом, Джей твердо уверен в одном — он сам вздохнет свободно только тогда, когда Маркус перестанет коптить небо своим дыханием.       Собственный отпуск Джей тратит на поиски. Следы преступника приводят его сюда, в полумрак цеха заброшенной фабрики.       Дневной свет проникает сквозь дыры в заколоченных фанерой окнах. Маркус скрывается за нагромождением старых станков, и Джей старается вычислить его местоположение по звукам, но акустика в помещении мешает точно определить, где находится противник. — Почувствовал неладное. В нашем деле без чутья не выжить. Только тебя не распознал, суку. Никогда не прощу себе, что не пристрелил тебя, когда ты пришел с Феликсом. Два чертовых года ты вертелся вокруг меня. Я доверял тебе, а ты оказался гребаным копом.       Внутри полицейского все леденеет, когда из темного угла вперед себя преступник выталкивает его девушку. Острие армейского ножа тут же упирается ей в сонную артерию. Джей не видит вторую руку Маркуса, но он уверен, что в ней тоже оружие. — Видишь, я подстраховался. Так, на всякий случай. Дерьмо. Такого развития событий Джей не предусмотрел. — Отпусти ее, Маркус. Это наши дела. Она совершенно ни при чем. — Конечно, ни при чем, — Маркус хрипло хохочет, словно и впрямь Джей говорит что-то смешное. Его смех отражается от стен и разносится по помещению, как взрывная волна. — Просто ей не повезло быть твоей девушкой. А я хочу сделать тебе больно. Очень-очень больно. Она миленькая, — теперь Маркус говорит вполголоса, касаясь носом ее виска, а у Джея волоски на руках встают дыбом. Он два года был рядом с этим психопатом и знает, на что тот способен. Маркус ведет тупой стороной лезвия по щеке девушки. — Очень миленькая. Как думаешь, ты будешь ее любить, если я разрежу ей щеку? Вот тут, из уголка рта? Я наблюдал за ней какое-то время, она очень улыбчивая. Если я надрежу тут и тут, — он проводит линии от уголков губ по щеке, — она всегда будет улыбаться. Я изуродую ее, а потом, возможно, позволю тебе увидеть ее смерть. А может, я не убью ее. Будет жить, ненавидя тебя и свое отражение в зеркале.       Улыбка Маркуса больше похожа на оскал хищника. Девушка в его руках замирает в ужасе, боясь сделать лишнее движение. Джей уверен, что ее испуганные глаза будут преследовать его всю оставшуюся жизнь, если, конечно, он не умрет через несколько минут.       Джею страшно. Впервые за время общения с Маркусом ему так страшно, до дрожи в руках, до спазма в кишечнике. Он потеет, хотя в помещении довольно прохладно. Он не простит себе, если с ней что-нибудь произойдет в результате его ошибки. Маркус прав. Ей всего лишь не повезло быть девушкой полицейского, который слишком серьёзно понимает слово „долг“. — Хорошо, я сдаюсь, — он поднимает вверх руку с табельным Глоком. — Давай его сюда, — пистолет с грохотом падает на бетон, и Джей ногой подталкивает его в сторону Маркуса. — Что еще у тебя есть? Вряд ли ты пришел ко мне с одним пистолетом. — Это все, я не был уверен, что найду тебя здесь.       Джей на самом деле пуст. Его главное оружие будет на месте совсем скоро, а до этого надо просто не умереть. Он не боится ранения — на его теле уже столько шрамов, что одним больше, одним меньше. Но теперь он отвечает не только за свою жизнь.       Джей чувствует вибрацию в кармане, а это значит, что Эмметт успел, он пришел и занял позицию. Он ждет его команды. — Но я очень рад, что мы встретились, — кодовая фраза служит сигналом. Маркус скалится, но проходит не больше пары секунд, как пуля, выпущенная Эмметтом из верного Армалайта, врезается в его затылок.       Девушку обдает крошевом костей и ошметками мозгового вещества. Она делает несколько нетвердых шагов в сторону от трупа и ее выворачивает от отвращения.       Джей кидается к ней, ему необходимо удостовериться, что она не пострадала…»       Работая ночами, Элис чувствовала присутствие мужчины. В шорохе листьев зеленой завесы, в запахе сигарет. Порой она подумывала, не начать ли курить, чтоб найти повод заговорить с ним, но, помня про неудачные эксперименты в колледже, отметала эту мысль и обещала себе найти другой способ познакомиться.       Что она знала о нем? Очень мало. В списке жителей подъезда он значился как Уитлок Дж. А вариантов у этого «Дж» было превеликое множество: Джон, Джеймс, Джереми… Каждый раз, отправляясь спать, Элис перебирала имена, надеясь подобрать идеальное. Но пока она называла его Джей.       Уитлок жил один, вечеринок не устраивал, не будил ее громкими звуками ремонта или ссор. В этой его любви к тишине она находила сходство с собой. Единственное изменение, что она подметила в его привычках — за последнюю неделю он стал больше курить.       Возможно, узнай кто о ее одержимости, то сказал бы, что она преувеличивает, что он не так красив, как она думает, что невозможно влюбиться в человека, не зная его, что это помешательство, которое скоро пройдет, а она просто слишком впечатлительная даже для писателя. Именно поэтому она не сказала ничего брату. Больше всего она боялась, что ее сочтут сумасшедшей и начнут убеждать в том, что ничего нет, и она поверит в это. И это волшебное чувство, которое изо дня в день поднимало ее с кровати и заставляло работать, которое она пестовала и лелеяла, просто исчезнет, оставляя после себя лишь пустоту и недоумение.       Её фантазии о соседе, влюбленность в него, пусть и не взаимная — ей было достаточно любить самой — она была не готова отказаться от всего этого. Это хотелось оставить себе в качестве доказательства, что она способна чувствовать за себя, а не только за своих героев.       Она с нетерпением ждала каждого вечера, чтоб просто удостовериться, что он рядом. И надеяться, что именно сегодня она наберется мужества и заговорит с ним.       И вот сегодня он ни разу не вышел на балкон. Ее ломало. Ночной воздух пах теплым асфальтом, пыльной листвой и цветами филадельфиуса, а ей не хватало терпкого запаха табачного дыма с пряным оттенком мужского парфюма. Не курил он, а Элис казалось, что это она не получила свою дозу никотина.       Она попробовала заглянуть сквозь зеленый занавес между балконами, но не увидела ни лучика света, выбивавшегося из окон соседской квартиры. Впервые в своем уединении она ощутила одиночество.       Элис вновь перечитала вчерашний набросок авантюрного романа, перебрала все зарисовки, но не почувствовала желания вернуться ни к одной из них. Нет, сегодня у нее было настроение только для чего-то трагичного.       Она налила очередную чашку кофе и открыла новый документ в текстовом редакторе. «Он уже заканчивает устранять внутренние повреждения…»