Because of you... / Из-за тебя...

Так. Все. Пора перестать. «Зачем ты это делаешь, Гермиона?» — отчаянно спрашивает гриффиндорка себя, пытаясь остановить, замедлить, прекратить это безумие. Сейчас она как никогда должна быть собранна и решительна, а она думает о своё первом поцелуе с Драко Малфоем! Самое обидное в этом то… Споткнулась. Гермиона случайно зацепила ногой маленький сучок, что, будто порожек, выступал из земли. Она точно знает, что его здесь ещё полгода назад не было, так что… Похоже, рубеж защитного контура пройден. Грейнджер оказалась внутри территории, охраняемой древней магией, призванной скрывать величественное строение от посторонних глаз. И если сущность этого места приняла её, значит либо её поджидают… Либо замок давным давно считает её своей. …самое обидное в том, что кое-кто тоже в этом абсолютно уверен… *** Пятый курс. Библиотека. Угловые столы за последним стеллажом с книгами. «Какая же ты дура! Безмозглая идиотка! Бесхребетное ничтожество! Предательница!» — вот что из раза в раз повторяла себе умнейшая ведьма последнего столетия, учащаяся пятого курса Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, шестнадцатилетняя Гермиона Грейнджер, то глухо стукаясь затылком о стену за собой, то роняя голову на сцепленные руки. Разумеется, мальчики думают, что она тут муштрует очередной талмуд, пытаясь узнать, о каком сверхоружии говорил Орден. Думают, что она из кожи вон лезет, чтобы помочь им найти ответ, что, в конце концов, строчит очередной свиток на сто пятьдесят дюймов… А на деле она просто слушает свой маггловский плеер, усовершенствованный мистером Уизли на каникулах, и плачет, снова и снова коря себя за такое жалкое бессилие. И не перед Ним, а перед самой собой, потому что… — Хей, Грейнджер, ты что ревешь? С Уизелом что-то не поделила? — раздался за спиной Его голос. С каждым разом, что он обращался к ней, ей чудилось, что льда в его голосе становится меньше, издевки — добрее, а слова — искреннее. «Вот она, цена твоей дружбы…», — бесновался внутренний голос, наказывая её. — У-уйди… П-пож-ж-жалуйс-с-ста, Малф-фой, — со всхлипыванием, с заиканиями, — Я п-прошу-у тебя… Ос-ставь меня в п-поко-о-ое! — и кажется, истерика находится в прямо пропорциональной зависимости от времени, что он находится рядом. Потому что так больше нельзя. Нельзя просто идти у него на поводу, смотря глазами преданной собачонки. Нельзя просто взять и позволять ему… — Ну все, успокойся, правда. Ненавижу девчачьи слезы, — он говорит тихо и мягко, хоть и немного ворчливо. — Что случилось? — его рука как-то сама собой обосновалась на её коленке, поглаживая, надавливая, поднимаясь буквально по половине сантиметра в секунду… «А что, в первый раз, что ли?» И ироничная подколка самой себя вызывает новую порцию слез. — Грейнджер. Завязывай, — жёстко и непримиримо. А затем у самого уха, опаляя горячим дыханием: — Нам нужно… поговорить, — а рука скользит ещё выше, бесцеремонно, бескомпромиссно, не интересуясь мнением хозяйки этих ног. А зачем? Ведь еще с первого поцелуя все было понятно… У неё в одном ухе раздался лёгкий щелчок, который мог значить лишь одно: включилась новая песня. Тут же первые ноты, сыгранные на пианино начали капать ей в душу. Она слишком хорошо знает именно эту песню.. Hidden Citizens — I think we're alone now I think we're alone now… Для Малфоя поговорить означает именно разговор. Другое дело, сопутствующие факторы этого разговора. Такие лишающие разума детали. Такие у-меня-поехала-крыша-и-не-догонишь особенности. I think we're alone now… Потому что каждый раз, когда Драко нужно с ней поговорить, она с таким больным, сумасшедшим удовольствием наступает на свою гордость. И в этом не было бы абсолютно ничего плохого… Вот только вместе с гордостью и принципами она топчет и дружбу. «Ничего нового, Гермиона». I think we're alone now, There doesn't seem to be anyone around. I think we're alone now, The beating of our hearts is the only sound. Вкрадчивый хриплый голос солиста пробирает до костей, пока пальцы слизеринца подбираются к краям форменных чулок. Постепенно затихают и её всхлипы, оставляя лишь дрожь и прерывистое дыхание. Внутренняя борьба очень мучительна, когда сражение идёт не просто между «хочу» и «надо», но между «хочу то, что надо» и «так надо то, что хочу». И в какой-то момент и сама Гермиона не может сказать, от чего она дрожит на самом деле, ведь смешалось все: страх, злость, отчаянье, желание, потребность, мучительно прекрасное счастье… "Children, behave" That's what they say when we're together "And watch how you play" They don't understand and so we're… — Не думай ни о чем, — властный голос у самых губ. И она подчиняется, потому что бороться бессмысленно, стоит ему склониться к ней ещё на миллиметр. Running just as fast as we can, Holding on to one another's hand, Trying to get away into the night And then you put your arms around me As we tumble to the ground and then you say: Гермионе нравилось целоваться. Это пьянящее ощущение контакта с небезразличным тебе человеком, остро-свежий вкус на кончике языка, которым упиваешься, зная, что всегда будет мало, лёгкая боль, когда границы нравственности размываются и все становится сильнее, глубже, отчаяннее и при этом чувственнее. Ей так нравились крутые взлеты, при которых она легонько прихватывала его нижнюю губу зубами, и резкие падения в моменты, когда он посасывал её язык. Не нравилось только тягуче-тяжелое давление в низу живота, которое так хотелось унять любым способом, что она забывала все и всех, раскрываясь и приглашая, судорожно садясь на стол и обхватывая его бедра ногами. Потому что потом взрыв! I think we're alone now, There doesn't seem to be anyone around. I think we're alone now, The beating of our hearts is the only sound. И вот уже она лихорадочно потирается о него бедрами, сходя с ума и не зная, как остановиться, пока одной рукой он сминает чулки, а второй бесстыже сжимает её грудь. «И кто ещё тут бесстыжий, а?» «Ох, да заткнись ты уже…» I think we're alone now, There doesn't seem to be anyone around. I think we're alone now, The beating of our hearts is the only sound. И она уже так невыносимо близко к краю, что он никогда не казался ей дальше. Потому что его пальцы давят и поглаживают точно там, где надо, нужно, необходимо! I think we're alone now, I think we're alone now, I think we're alone now, — Грейнджер… Скажи… — ох, нет, только не это. Она знает, что будет дальше: — Скажи то, что я хочу знать, и я дам тебе то, что ты хочешь, — минуя все преграды, его пальцы проникают на запретную территорию, удерживая её на самой грани невозврата, — То, что ты так сильно хочешь… We're alone now, We're alone now. Она знает, о чем он спросит. Гарри. Планы, действия, эмоции. Она не понимает, зачем, но ему это нужно и далеко не в первый раз. Но с самого начала она таяла как воск под его прикосновениями, лишаясь силы воли. И она шпионила за лучшим другом, не способная сделать выбор, или… We're alone now, We're alone now... — Что это вы все стали шариться хрен пойми где? Нарушаем школьные правила? Отвечай! — и неумолимо востребованные движения заставляют открыть рот и полушёпотом, полустоном, полувсхлипом ответить: — Мы… ааах… тренируемся… ЗоТИ… — и грань безумия истончается, неукоснительно приближаясь. I think we're alone now… — И что это за группа продленки такая? Нет, она сможет. Она не скажет ему, не поддастся… I think we're alone now… — Отряд Дамблдора, — и весь мир может катиться в Бездну. А он выпрямляется, приводит её форму в порядок взмахом палочки, пока она силится отдышаться, целует в шею и со словами «Хорошая девочка» уходит. Придурок. Скотина. Козёл. Манипулятор. … Или выбор уже давно был сделан? Ванная Старост. Она подходит к самому краю бассейна, взмахом палочки включая воду. Настраивает температуру чуть горячее, чем обычно, нуждаясь в расслаблении мышц. Патронус даётся нелегко, что удручает… Ещё один взмах палочкой и пена наполняет бассейн, переливаясь красновато-зелеными оттенками. Глубоко вдыхая, Гермиона словно затягивается ароматом вишни и мяты, наполнившим воздух. Как хорошо… Как тихо. С тела спадает полотенце, остывая на плитке бесформенной лужицей, а Грейнджер, выдохнув, делает шаг в воду. Всплеск — и вот уже на поверхности лишь все, что выше ключиц, нежно выпирающих из-под кожи, серебрящихся в лунном свете. Гермиона откидывается на край огромной ванны, опираясь на бортик головой. Тело охватывает приятная нега, и создаётся ощущение, будто каждая клеточка в теле раскрывается и разглаживается. — Довольно эротичное зрелище, — раздается приглушенный голос за спиной. Сталь, обернутая шелком, мурчащие, даже немного грассирующие нотки отдаются вибрацией где-то в крестце. — Я присоединюсь, Грейнджер? — Нет! — слишком быстро, отчаянно. Можно подумать, его вопрос не был простой формальностью. И остаётся лишь наблюдать, как он снимает пиджак, проворно расстегивает пуговицы и запонки на рубашке, скидывая её одним гибким движением. «Прекрати пялиться!» Но как не глазеть, когда будто литые мышцы так привлекательно выступают, не оставляя жировым складкам и шанса? Слишком горячо, слишком запретно, слишком… С ним всегда все слишком. Червячок самобичевания внутри начал медленно шевелиться, пробуждаясь от весьма недолгого сна. — Ну брось, Гермиона… — червячок удовольствия тоже проснулся, собираясь вступить в схватку с первым, — Нам нужно поговорить. О, Мерлин, ну конечно… — В ванне?! — она так ненавидела свой внезапно истончившийся голос в ту секунду, что, казалось, даже волосы на голове зашевелились. — А другого места для твоих разговоров не существует? — Для такого — нет. Видишь ли, похоже, Ванная Старост — единственное место в этом чертовом замке, где стены разучились слушать, — протянул Драко и в следующую секунду прыгнул в воду. Ну, хоть в плавках… Вынырнув, Малфой откинул челку со лба и долгим взглядом посмотрел на Грейнджер, которая едва-едва дышала, пытаясь спрятать за густой копной волос красные щеки и блестящие глаза. — Тебе удивительно идут тяжёлые от воды кудри на плечах, знаешь? — он шептал куда-то в её шею, вдруг оказавшись непозволительно близко. — Не переживай, сегодня я тебя трогать не буду… Ну почти, — и с этими словами слизеринец, поцеловав её в плечо, отплыл чуть дальше, облокачиваясь на перила в следующем ближайшем углублении. — Я не понимаю тебя, — растеряно сказала Гермиона, пока Удовольствие душило Самобичевание. — А ещё умной зовут, — съязвил молодой человек, — послушай, Грейнджер, в ближайшие пару дней будут происходить не самые приятные для вашей шайки события… И мне нужно, чтобы ты безупречно играла свою роль. — Какую такую роль? — холодея от ужаса спросила девушка, чувствуя, как Самобичевание начало вырываться. — Лучшей подруги, разумеется, — ответил Драко, приподняв бровь. — Что значит «играла»?! — вскинулась тут же Грейнджер, хлопнув ладошками по воде и привстав, упирая руки в бока. — Хмм, какое зрелище, — задумчиво донеслось от парня, который выразительно пялился в сторону её декольте. — Потому что тебя будет мучить совесть. И, — он откашлялся, — для меня это совершенно бесполезно. Буркнув себе «Хорек!», она снова опустилась в воду. Самобичевание, казалось, замерло, прислушиваясь к своему хозяину, постоянно натравляющему его на неё с каждым новым словом. — Ну и за что я, по-твоему, буду себя ненавидеть? — прикрывая страх за скепсисом, поинтересовалась «храбрая гриффиндорка». — За то, что вас обнаружат, разумеется, — с садистским удовольствием противно-манерно протянул Малфой. Червячок самобичевания стал постепенно разбухать и претворяться в змею. — Т-ты не м-можешь так поступить! — отчаянно воскликнула Грейнджер, после чего в три больших гребка добралась до Малфоя. — Драко, пожалуйста! Я сделаю все, что ты захочешь, только… Прошу тебя! — её руки потянулись к его шее, плечам, обнимая, поглаживая, стремясь удержать… Она бы сделала все, неважно, насколько больно было бы потом! — Именно об этом я и говорю, — вздохнул Драко и аккуратно, но решительно отстранил её руки от себя. — Ты, Грейнджер, без зубрежки и репетиции справляешься из рук вон плохо. Стоило тебе узнать все вместе со всеми в положенное время и мою маленькую сексуальную заучку бы раскрыли… А мне еще нужна такая старательная шпионка, — ухмыльнулся слизеринец, обхватив её подбородок ладонью и с нажимом проведя большим пальцем по нижней губе. Змея самобичевания шипела и нетерпеливо била хвостом в преддверие атаки. А Гермиона вновь и вновь проклинала себя за слабость перед ним. Ведь все слова, что он «выбивал» из неё, привели их к этому. И ладно если бы она сопротивлялась… Но девушка сама плыла к нему в руки, не особо желая что-то изменить. И в том, что вот-вот произойдёт, ее вина. — Тссс, Гермиона, хватит думать. Послушай меня, — и будь она ещё тысячу раз проклята, но в данный момент она просто наслаждалась звуком её имени на его губах, — в этот раз ты не при чем. Правда. «Что он несёт?! И, Мерлин помоги, почему мне так хочется ему поверить?» — И зачем тогда ты все это мне говоришь? — она действительно этого не понимала. Он решил просто поиздеваться и понаблюдать за её реакцией? Подразнить? Или… предупредить? — Чтобы ты повела себя правильно, — с нажимом повторил Малфой. — Ещё не хватает, чтобы ты, когда выведут Чанг, кинулась защищать девчонку со словами: «Нет, не трогайте её, это я всех сдала!» Нет, Грейнджер, это нам совершенно не нужно. Змея Самобичевания впилась клыками куда-то в левое предсердие, не иначе. Гермиона не должна была радоваться этому. Просто не имела права чувствовать облегчение от того, что она не замешана… Или же…? — При чем тут Чжоу? — осторожно спрашивает, изо всех сил стараясь не сжаться и зажмуриться в ожидании ответа. — Скажем так… Она несколько мешала Амбридж, вот и подставилась как нельзя кстати. В любом случае, — юноша иронично вскинул бровь, — веритасерум сработал безупречно. — Но применение сыворотки правды к учащимся запрещено! — Гермиона практически перешла на ультразвук. — Ага. И подпольные организации тоже сейчас не в почете… Что ты на это скажешь, почитательница правил? — Сарказм — низшая форма остроумия, Малфой, — ехидно ответила девушка. Она не понимала, откуда вдруг взялась эта смелость перечить слизеринцу, ведь обычно без поддержки мальчишек она чувствовала себя крайне смущенно и неуверенно. Да и зачем было злить Драко на пустом месте, если это могло привести к неотвратимым последствиям? Он всегда мог уйти, найдя другую верную собачонку, а Гермионе не хватило бы альтруизма просто отпустить его… И все же мысль о несправедливом наказании Чжоу привела её в чувства. — Оу, ты сегодня не в духе? — казалось, юноша просто насмехается над любым её действием, доводя до белого каления. Как же Грейнджер ненавидела это ошеломительно разрушительное чувство бессилия, когда не хватает слов и все, что остаётся, лишь глотать обиды, хлопая ртом, как рыба! — Ты… Ты издеваешься?!! — где-то на грани ультразвука. — То есть ты хочешь, чтобы я адекватно реагировала на твоё прямое заявление о том, что невинный человек пострадает из-за меня? Какой же ты придурок! Глаза Драко мгновенно похолодели, и если ещё минуту назад в них отражалось что-то, похожее на беззлобное подтрунивание, то теперь все черты лица заострились, а его голосом можно было резать сталь: — Да, Грейнджер, я хочу, чтобы ты адекватно реагировала. Более того, я уверен, что ты так и сделаешь. Есть, конечно, и сопутствующие причины, но решающим фактором станет твое нежелание «обнародовать» факт своего… предательства. Не забывай, что согласно чертовым новым правилам, Чанг полностью попадает под меры наказания, с твоим участием или без. Но… — он приблизился к ней и чеканным шёпотом произнес: — запасная крыска дала мне понять кое-что важное, грязнокровка: ты мне не врала. Это приятно. Что ж, не смею больше тебя задерживать, — с этими словами Малфой резко поднялся на руках, перелезая через бортик бассейна, и накинув на тело толстый чёрный халат, раздраженно бросил «Экскуро», уже высушенным покидая Ванную Старост. А Гермиона долго ещё сидела на одном месте, уставившись в окно невидящим взглядом и обреченно осознавая, что все в очередной раз будет так, как хочет он... Министерство Магии. Отдел Тайн Они стояли спина к спине, прикрывая друг друга. Центр Отдела Тайн, пророчество у Гарри в руке и медленно надвигающиеся из каждого прохода Пожиратели. Все на лицо как один: чёрные мантии с капюшонами и застывшие злобные серебристые маски. Вот, раздается голос первого, диалог с Малфоем старшим, подключение Беллатриссы… Гермиона получает едва слышное предупреждение о команде нападения. Условно можно было разделить каждого из ОД на двух Пожирателей. Расклад не ахти, но продержаться можно. Гермиона сжала в кулаке фальшивый галеон, передавая информацию Тонкс: «Мы в ОТ. Тут ПС. Поторопитесь». Беспалочковая магия давалась пока тяжело, и сейчас она молила Мерлина, чтобы в этот раз сбоя не произошло. Вдруг Гарри громко кричит «Сейчас!» — и битва начинается. Гермиона со всей мощью, которой только обладала, запустила Связующим в человека перед собой и Парализующим в того, что был чуть левее, заставляя его упасть навзничь. Второй же с трудом, но отразил её заклинание, как-то даже лениво, но невербально атакуя, будто забавляясь с маленьким ребёнком. Тогда Грейнджер сменила тактику и стала сыпать менее энергоемкими и тяжелыми ударами с более высокой частотой. Таким образом её противнику оставалось лишь ставить бесконечные щиты, не имея возможности перейти в атаку. Девушка медленно, но уверенно теснила его вглубь прохода, отрезая их обоих от помощи. Они один на один. Это их бой. И вот уже гриффиндорка, опьяненная чувством приближающейся победы, несколько театральным движением вскинула руку, собираясь оглушить второго дуэлянта, как тот, воспользовавшись секундной паузой… Снял маску. До боли знакомый профиль, чётко очерченные губы и откровенно насмехающиеся глаза цвета расплавленной ртути. Какое там заклинание Гермиона хотела использовать? Оглушающее? Теперь ей был нужен Обливиейт для себя же. Драко медленно поднимает палочку и ровно с лёгким взмахом палочки отрывисто говорит: — Экспеллиармус! — и палочка Гермионы вместе с её гордостью в очередной раз падают к его ногам. — Иди к друзьям, Грейнджер, а то без твоей помощи их «сопротивление» будет напоминать избиение младенцев. — Да пошёл… Неизвестно, что бы произошло, получилось ли бы у них выстоять, вот только кто-то запустил заклинанием в один из стеллажей, вынуждая остальные падать друг на друга, точно кости домино. Драко и Гермиона кинулись бежать. Он бы с радостью аппарировал, да вот Надзор ещё никто не отменял, поэтому… Очередной стеллаж неумолимо приближался к ним а из-за того, что приходилось постоянно уворачиваться от падающих стеклянных сфер, им приходилось постоянно замедляться. И вот, Гермиона буквально в последние мгновения смогла проскочить в зазор, вертко уклонившись от града пророчеств. Ребята были чуть дальше впереди, и стоило немного поднажать, как она непременно бы нагнала их… Вот только, в очередной раз проклиная свои чувства, она круто развернулась. Малфой не дотягивал совсем чуть-чуть, если бы у него была ещё одна секунда, он бы, несомненно, избежал бы опасности. Но тут все оставшиеся шары одновременно стали падать на него, не оставляя ни шанса на спасение… Взмах палочки и все замирает на две секунды, давая слизеринцу добежать до безопасной зоны. К сожалению, на большее Гермионы не хватило, так как отдельных частиц, которые нужно было контролировать в стазисе, было слишком много. Все снова начало рушиться, поэтому Малфой, недолго думая, отдал Грейнджер палочку, и бросив «в расчете», молниеносно исчез, воспользовавшись порталом. А Гермиона бросилась вдогонку друзьям… …Гарри, обезумев от горя, кинулся догонять полоумную Беллатриссу, Гермиона же последовала за ним, опасаясь, как бы её лучший друг не натворил чего. Она завернула за угол, пробежала ещё метров десять, как вдруг кто-то выскочил из двери по правой стороне и, крепко обхватив её за талию, потянул за собой в кабинет. Девушка оглянулась: в этом помещении ничего примечательного не было, лишь бесчисленное множество каких-то ветхих папок, датирующихся от двенадцатого до восемнадцатого веков. «Архивы», — вполне логично заключила Гермиона. — Какого хера, Грейнджер? — в ярости голос Малфоя, переходивший в рычание, напоминал гул взлетающего вертолёта, о чем он вряд ли, конечно, догадывался. — О чем ты, Малфой? Мне стоило оставить тебя под завалами? — спросила Гермиона, до крайности разозленная. — Нет? Так это я должна спросить тебя, какого хера я сейчас тут, когда Гарри там! Не ты ли сам мне сказал «апорт» и повелел бежать на помощь? — Нет, тупая грязнокровка, я спрашиваю тебя, почему ты не сказала мне, куда вы собрались! — ответил слизеринец, сжимая и разжимая кулаки. — А с чего бы я должна перед тобой отчитываться?! — вопрос-эмоция, без какого-то осмысления. Очень плохой вопрос, ведь… — А с чего бы тебе перестать это делать, а, Грейнджер? — и шаг за шагом он вкрадчиво подступает к ней, вынуждая её пятиться. И на это у Гермионы ответа не было. И они оба понимали, почему. — Ладно, хрен с ним, сложить два и два не так и сложно… Но ты должна. Была. Сказать. Мне, — чеканя каждого слово, прошипел парень, окончательно прижав её к стене и ограничивая руками с двух сторон на уровне предплечий. Затем он наклонился к её уху и прошептал у самой мочки, абсолютно точно зная, какой эффект это оказывает на Грейнджер: — И ты скажешь мне в следующий раз. Каждый раз, когда будет что-то, о чем мне следует знать, ты будешь мне сообщать. — Ещё чего! Вместо того, чтобы психовать и закатывать мне сцену, мог бы просто признать, что беспокоишься! — Гермиону охватила иррациональная уверенность, что все именно так, что Малфой действительно волновался за неё и, не желая потакать своим чувствам, прикрывался агрессией. И если он действительно испытывает хоть десятую долю того, что чувствует она, она сможет переломить ход игры. Вполне ожидаемо, Драко рассмеялся и очень ненатурально, как теперь понимала Грейнджер. Его лицо выражало искреннее изумление на грани с шоком, а девушку пьянило ощущение власти над слизеринцем. Ведь теперь все пойдёт совершенно иначе… — Я беспокоюсь? — все ещё сквозь смех сказал парень. — А ты фантазерка, Грейнджер… Это на тебя так твои розовые сопли с Потным и Вислым влияют? Бросай ты их, а? — Ещё несколько секунд Драко смеялся, но резко взял себя в руки. — Но мы отвлеклись от темы. Пожалуйста, будь так любезна и перестань изворачиваться, это раздражает. Ты и дальше продолжишь информировать меня. — Нет, никогда, Малфой! Хватит! Мне надоело быть твоей ручной зверушкой! Забудь! — пылко и патетично отвечала девушка, всеми силами стараясь заставить его и в первую очередь себя поверить в это, ведь если она хочет что-то изменить, сначала нужно поверить в свои собственные силы. — Да что ты, Гермиона, самой не смешно? — его голос ласкал каждый нерв, а левая рука, перестав участвовать в создании клетки, опустилась ей на шею, лаская и надавливая. — И ещё кое-что… — Нет, я сказала! Я тебе больше не подчиня… — он поцеловал её, сильно и глубоко, точно дементор выпивая её душу с каждым движением. Поцеловал, утверждая свою правоту, заставляя забыть обо всем, кроме его рук и губ. — Не надо, Грейнджер, мы же оба знаем, что твоё сопротивление бесполезно, — оторвавшись от неё, сказал Драко. После чего он приподнял её подбородок полусогнутым указательным пальцем, заставляя смотреть в глаза и ровно, спокойно произнес, прекрасно зная, что она покорится: — И еще кое-что. Ты никому не скажешь, что видела здесь сегодня меня. Нет, Империо я на тебя не наложу, нет надобности, — будто прочитал её мысли: — просто если ты это сделаешь, я больше не смогу сделать так… — провел большим пальцем по её нижней губе, — или так… — другой рукой провел вдоль её позвоночника, — и уж точно не так! — приподняв её под ягодицы, практически усадил на свою талию, легонько втянув её нижнюю губу. — Решать тебе, гриффиндорка, давить не буду… Хотя, пожалуй, дам тебе маленький стимул… — протянул Малфой и рывком прижал её к стене, так и удерживая её ноги на своих бедрах. Он начал целовать её шею и в какой-то момент прошептал бешено бьющейся жилке под своими губами: — Любое, но единственное желание без срока годности. Вот твоя маленькая награда за правильное решение… Драко отпустил её также резко, как и привлёк к себе ранее. Прошептав «Счастливых каникул, Гермиона Грейнджер», Малфой тихо проскользнул за дверь, оставляя Гермиону приходить в себя и делать очень опасные выводы… Да, она никому и ничего не скажет. Но теперь её чувства не будут её слабостью… *** Грейнджер чётко знала, куда идти. Рядом с этим потрясающим свои величием и помпезностью местом она знала каждую кочку, каждый камешек — все здесь для неё давно стало родным. Она знала, где притормозить, а где пробежать, избегая встречи с весьма редкими, но от этого не менее опасными представителями как фауны, так и флоры. Она держала путь к парадным дверям, поскольку именно пройдя через них, она несколько собьет охранные чары, открывая основному отряду путь для диверсионной деятельности в одном из древнейших архитектурных достояний современности. Знали бы ее мальчики, что она задумала и какими методами она собиралась этого добиться, они бы её, мягко говоря, по головке бы не погладили… Хотя сколько всего происходило у них под носом, о чем они и не догадывались… *** Шестой курс. Спальня девочек в Башне Гриффиндора. «…И представь, Грейнджер, она начинает раздеваться передо мной! Знаю, ты думаешь что-то вроде «Чего бы ему так эмоционально писать об этом, что он, раздевающихся девушек не видел…», но, поверь мне, раздевающаяся Милли — зрелище, отставляющее неизгладимое и Обливиейтом впечатление…», — Гермиона читала строчку за строчкой, трясясь от смеха и с нежностью проводя по витиеватым буковкам. Глядя на это письмо, никому бы и в голову не пришло имя отправителя, уж слишком странными казались сам факт их возможной переписки да и слог автора, обращавшегося к как минимум хорошему другу. Но все было именно так: Драко Малфой писал Гермионе Грейнджер дружеское письмо, рассказывая, как прошла последняя неделя каникул. Он уже поведал о неожиданной гостье, об очередном визите высокопоставленного политика, имя которого ей знать совершенно необязательно, а ещё… «Я вчера был в маленькой деревушке близ Парижа, откопал чрезвычайно интересный фолиант, испещренный рунами… И вот тут мне бы пригодилась ты, радость моя. Будешь умничкой и встретишь меня завтра в Выручай-Комнате? Насколько я помню с твоих слов, там Поттер тебя не засечет… Буду ждать там после обеда. Ложись спать, Грейнджер, поздно было уже когда я садился за это письмо. -ДМ» Гриффиндорка с улыбкой закатила глаза — не смотря на его ворчание, Драко все же переживал за неё, хоть и пытался не показывать этого. Как же все стало просто, когда она поняла, что вся его злость, пренебрежение — лишь результат сдерживаемых по отношению к ней эмоций. Конечно, аристократу нельзя увлекаться грязнокровкой, но когда находишься дальше от тотального контроля, рамки невольно расходятся и просвечивает человечность. Поэтому она решила действовать. В начале лета она, сгрызая от волнения ногти, написала ему совсем короткое письмо, в котором сообщила, что его имя, если можно так выразиться, осталось незапятнанным. Спустя несколько дней ей в ответ прилетел не много не мало целый свиток. Драко злился, обвинял её во всех грехах и, похоже, находился в подпитии. Когда Люциуса арестовали, все, что осталось Малфою-младшему, лишь отмахиваться от прессы и запираться в Мэноре, ожидая у моря погоды. Поэтому вполне логично, что, едва получив источник эмоциональной подпитки, он схватится за него, как утопающий за соломинку… Шли недели, их переписка стала регулярной, привычной, но не менее желанной с обеих сторон. Драко узнал многое о Грейнджер, часто с ней болтал обо всем и ни о чем одновременно. Бывало, они целый день переписывались, о чем-то ожесточенно споря. А Гермиона с каждым письмом влюблялась все сильнее. Сколько бы она не пыталась сохранить трезвый рассудок, разговаривая с ним, она забывала обо всем. Тем более сейчас: окрыленная надеждой, что у них все будет иначе, что однажды маска с него спадет — и он откроется ей по-настоящему. За лето у неё накопилась толстенная кипа писем, туго стянутых бечевкой и лежащих на дне её чемодана под покровом дезиллюминационного заклинания. Не то, чтобы она опасалась непрошенных гостей или вороватых соседок, но вот Гарри и Рону не стоит знать о её переписке с Врагом-Номер-Два. Гарри, кстати, был абсолютно уверен, что Малфой стал Пожирателем, ступил на тёмную дорожку и все такое… Безусловно, Гермиона знала, что он был прав. Вот только её приоритеты и ценности несколько изменились за это лето… Астрономическая Башня. За две недели до Рождества. — Привет, — тихо ветер донес к ушам беловолосого парня, стоящего на краю смотровой площадки и упирающегося в поручни так, что лопатки стали жёстко проступать даже сквозь жилетку, надетую поверх рубашки. Стоило ему услышать голос девушки, как он тут же весь подобрался, плавно развернулся и, сложив руки на груди, окинул её взглядом. Некогда замухрышка, теперь она превратилась в весьма привлекательную особу, главным достоинством которой была не сколько фигура, весьма заурядная, хоть и в прекрасной форме, сколько её глаза, её характер, такой живой и яркий, полный таких крышесносных противоречий… Если бы только… «Ладно, не сейчас», — решительно пресекая все мысли. — Ты раньше, чем я ждал, — также тихо в ответ, с лёгкой ухмылкой. — Да вот, раньше Зелья закончила, — она застенчиво улыбается ему в ответ, рассеянно накручивая прядку волос себе на палец. — А мне? — притворно-капризно приподнимает бровь и выпячивает губу. — Так вот тебе и закончила, — нежно смеётся и закатывает глаза. Он раскрывает объятия для неё, куда она тут же стремится попасть, как наркоманка втягивая в себя такой любимый запах. Вместе они поворачиваются к краю и смотрят вдаль, пока его ладони неспешно растирают её плечи. — Зачем ты звал меня сегодня? — спустя то ли секунды, то ли годы спрашивает она. — Подумал, ты соскучилась, — она слышит добрую издевку в его голосе и точно знает, как именно изогнуты его губы. «Всегда скучаю» — это то, что он знает, но он никогда не услышит. — Ага, и как я без твоих приставаний жила эти три дня? — точь-в-точь копируя его интонации, отвечает она, рассеяно поглаживая тонкими пальчиками кисть его левой руки. — Вот и сам удивляюсь, что ты до сих пор не вломилась в мою спальню, — она чувствует, как его грудь трясется от смеха, и на душе становится теплее, когда она понимает, что он смеётся из-за неё. — Не увиливай от темы, — стоит она на своём, но как-то лениво, чисто по привычке споря с ним. — Тсссссс, помолчи, пожалуйста, — отвечает он и сильнее прижимает к себе, склоняясь к её уху. И она бы отдала все в мире, чтобы они так и стояли здесь до конца времен, пока бы он шептал: — Просто расслабься и не думай ни о чём… Ничего сверхъестественного и трудного… Хотя для тебя вряд ли… — он снова её подкалывает, но тепло целует в макушку. «Ты заслужила один вечер тихого счастья», — это то, что он знает, но она никогда не услышит. И она не думает, она просто чувствует его рядом и понимает, что никогда не была настолько живой. Они остаются рядом всю ночь, трансфигурировав одну мантию в толстое, пушистое покрывало, а вторую в шерстяное одеяло. Может, часа два она спала на его плече, а он то думал о чем-то своём, то что-то писал на колене. Остальное время они болтали обо всем подряд, словно не было впереди войны, социальной дифференциации и соперничества факультетов. Едва начнёт заниматься заря, он нежно поцелует её в губы и соберется уходить. — Драко? — окликает она немного хриплым, сонным голосом. — Что, Гермиона? — он последние секунды такой: тёплый, родной, спокойный. — Что подарить тебе на Рождество? — она жутко смущается, спрашивая, краснеет и кутается сильнее в плед. А его глаза изумленно вспыхивают, кривая улыбка приподнимает правый уголок губ, после чего он смотрит ей не в глаза, в душу, и говорит: — Удиви меня, Гермиона Грейнджер… Выручай-Комната. Рождество. Близилась полночь. Хвала Мерлину, Гермиона смогла вырваться из лап Кормака. Она уже, собственно говоря, сказала Гарри, насколько плохой идеей было идти с ним и так портить себе праздник. Ее разве что грела мысль о том, как вечер можно спасти… Она снова вздрогнула, пытаясь отогнать отвращение. Конечно, Гарри она объяснила их совместное появление как попытку вызвать ревность у Рона… А на деле же, МакЛагген просто зажал её в углу, пригрозив растрепать всей школе о том, что происходит между ней, гриффиндорской шлюшкой, и Малфоем, слизеринским слизняком. Он видел их тогда, на Башне, слышал их разговор, и, разумеется, решил, что та встреча была правилом, а не исключением из оного. А Гермиона не хотела проблем для них с Драко, для мальчиков, что непременно стали бы беспокоиться, для деканов… Проше было пожертвовать одним-единственныи праздником в году… Одним самым любимым и важным для неё днем. И вот, она здесь одна. Кое-что было прихвачено с собой в объемных свертках, ведь возможности комнаты были отнюдь не безграничны. До прихода Малфоя у девушки осталось около получаса, а сделать нужно было очень много… Десять минут спустя в комнате царил лёгкий аромат хвои и мандаринов: Драко говорил, что эти запахи у него всегда ассоциировались с единственным теплым Рождеством, когда, будучи ещё совсем маленьким, Нарцисса отправилась с ним к тете Андромеде, оставив Люциуса на каком-то деловом приёме исключительно для мужчин. Ещё спустя пять минут был накрыт лёгкий ужин на двоих, где в свете свечей главным украшением стола являлась бутылка белого вина из сердца Прованса. Что делало этот напиток уникальным, это действительно молочно-белый цвет, слегка густая консистенция и вкус, меняющийся от предпочтений дегустатора, характера ужина и сочетания продуктов. Таких бутылок было в мире всего три, на территории Великобритании — лишь у Гермионы. Чародей-винодел, создавший их, живёт неподалёку от домика, в котором остановились Гермиона с родителями этим летом. Девушке потребовался всего час, после чего Антуан проникся той самой любовью к прекрасному, такой свойственной любвеобильным французам, в сторону гриффиндорки… В общем, покидая Францию, девушка увозила с собой нечто намного более ценное, чем просто воспоминания. Жалко ли Гермионе было тратить волшебный эликсир на Драко, даже не зная, осуществится ли её задумка? Нет. И если бы она снова вернулась в этот момент, она бы сделала тоже самое. У Грейнджер осталось всего пятнадцать минут, чтобы все закончить… Нет, по большей части она подготовилась ещё днем, приводя себя в человеческое состояние, вот только она уже четыре раза почистила зубы, уповая на то, что запаха от «жевательных конфет» с вечеринки больше не осталось. Также Гермиона решила переодеться: розовое платье, конечно, было милым, но вызвать в Малфое ей хотелось совершенно другое чувство. С цветом платья девушка не могла определиться неделю — белое было намеком на свадьбу, любые оттенки красного, зелёного, жёлтого или синего говорили о факультетах, коричневое бы никак не оттеняло волосы, фиолетовый цвет ей в принципе не особо шёл…Единственным вариантом остался чёрный цвет. Дальше ей предстояло выбрать фасон, но и тут было сложно: как провести границу между вычурностью и праздничностью, между соблазном и пошлостью, строгостью и сухостью… Гермиона обо всем этом не имела ни малейшего понятия. Спрашивать Джинни категорически не хотелось — нет, конечно, Гермиона любила свою подругу, вот только её неуемное любопытно было крайне нежелательным. Поэтому, улучив минутку, девушка смоталась в Лондон, в бутик, где работали вполне толковые консультантки, хотя вряд ли бы она стремилась туда в любой другой ситуации. Являясь дочкой весьма обеспеченных людей, Гермиона могла позволить себе дизайнерскую одежду, просто не видела в этом необходимости. Разве что сегодня… Грейнджер переоделась. Придирчиво осмотрела себя в довольно откровенном нижнем белье через зеркало. Нанесла на кожу крем с микрочастичками жемчуга — маггловское, но от этого не менее действенное оружие дополнительной привлекательности. Подкрасилась, немного подведя глаза и выделив губы насыщенным оттенком красного вина, тщательно уложила волосы в аккуратный мягкий водопад. Надела туфли на невероятно высокой шпильке и наконец осторожно облачилась в то самое платье. И только Драко увидит её в платье без бретелей, благодаря тугим крючкам стягивающее и приподнимающее небольшую ложбинку груди, с юбкой, заканчивающейся спереди чуть выше колена и лёгким шлейфом сзади, а также тончайшей паутинкой золотых кружев по шелку. И только он без… За секунду до того, как щелкнул замок и он вошёл, Гермиона окинула себя в зеркале взглядом, с гордостью осознав, что никогда ещё не была такой красивой. Драко закрыл за собой дверь, тут же исчезнувшую, и повернулся ко гриффиндорке. Тут же его глаза распахнулись в смеси удивления и восхищения, а рот слегка приоткрылся, пока она просто стояла у стола и смотрела на него, будто подпитываемая мерцанием свечей. Она нежно улыбнулась ему, хотя в глазах была некоторая тревожность. Все же, взяв себя в руки, она едва слышно прочистила горло и оглушительным шёпотом прошептала Драко: — Привет… Малфой чуть прикрыл глаза, пробуя на вкус такую нетипичную для них ситуацию: это Грейнджер ждала его, и, очевидно, задумала что-то совершенно невообразимое раньше. — Привет, — он отвечает более звучно и, поборов оцепенение подходит к ней, нежно целуя в щеку, отчего Гермиона тут же заливается румянцем. — Эм… В общем… Да, хм, как насчёт позднего ужина? — гриффиндорка нервничает, запинается и, боясь поднять взгляд на парня, как-то неуклюже кивает в сторону низенького столика у камина, рядом с которым стояли две огромные глубокие подушки. — Хей, Грейнджер, посмотри на меня, — тихо и мягко говорит Драко, поднимая согнутым пальцем её подбородок. Слизеринец кладет прохладную руку на её щеку и нежно поглаживает по скуле, пока Гермиона мысленно хвалит себя ,что решила не наносить тональник, пудру и все такое. — Ты можешь продолжать и дальше ломаться, запинаться, нервничать, словно впервые говоришь со мной… так, — он ловит взгляд широко распахнувшихся шоколадных глаз и, понизив голос до мягкого урчания, продолжает: — А можешь просто отпустить себя и ситуацию и сделать все так, как планировала. Какое Рождество выберешь ты? И Гермиона успокаивается. Все становится так понятно и просто, ведь он здесь, так близко, и, кажется, они впервые наравне с его точки зрения. Поэтому она, повинуясь порыву, склоняется чуть ближе к нему и мягко впервые сама целует в губы, зарывшись пальчиками в такие шелковистые волосы на затылке; девушка нежно скользит языком по его губам, просясь вперед и, когда его губы открываются, погружается в ощущения с головой… Через минуту она отстраняется от него, обнаружив руки Драко у себя на талии. — Я все ещё настаиваю на ужине, ты то точно сегодня не ел, — хрипло, но уже более уверенно говорит девушка. — А ты, значит, следишь за моим питанием? — приподняв бровь, игриво отвечает Драко, намеренно прикусывая губу, что всегда заставляло пульс Гермионы подскочить. — Так мило, что ты заботишься, — уже с лёгкой иронией добавляет парень. — Я несколько зациклена на контроле, — широко улыбнувшись, отвечает гриффиндорка. — Наконец-то ты это признала, — сделав наигранно круглые глаза, он оставил последнее слово за собой. — Ладно, ты права, я действительно гол… Ого! — переведя взгляд на стол, Драко прервался на полуслове. — Грейнджер, серьезно, где ты это взяла? Это же… — Une goutte d'émotion*, — перебивает Гермиона, в который раз за последние пять минут покраснев. — Это же один из самых редких напитков в мире… Тебе не жалко? — изумленно таращась на Грейнджер, спрашивает слизеринец. — Нет, Драко, не жалко, — она твёрдо отвечает, не прерывая зрительный контакт. Пусть поймёт, наконец, что и кто у неё в приоритетах… А он молчит. Просто садится, никак не отреагировав, и Гермионе остаётся лишь гадать, какую эмоцию он прячет сейчас. Горьковатый осадок пристает к небу, и девушка никак не может избавиться от гадкого ощущения, что все происходит не так, совсем не так, как она планировала, а найти способ повернуть все в нужное русло не удаётся… Она присаживается с другой стороны и они молча принимаются за трапезу. Тишину нарушает лишь редкое позвякивание столовых приборов, да стук бокалов о столешницу. Гермиона неотрывно наблюдает за юношей, его манерами. Впервые она может рассмотреть его так, прямо, не украдкой. Вот он грациозным движением кисти отрезает кусочек сыра и отправляет в рот, затем делает глоток и едва заметно прищуривается, стараясь полностью прочувствовать каждую нотку дивного вкуса вина. В какой-то момент Грейнджер уходит в свои мысли настолько глубоко, что не замечает, как Драко встаёт перед ней и протягивает руку. — Пару лет назад ты мне обещала танец на Рождество, — он смотрит на неё с той самой настоящей улыбкой. — Даже приблизительно не понимаю, о чем ты говоришь сейчас, — она флиртует, давая себе волю. Какая разница, что все пошло не по плану? Можно ведь создать новый… — И у нас нет музыки… — Нет, вот если ты рождаешься в семье магглов, то это диагноз, — усмехается Малфой, – а магия тебе для чего, Грейнджер? Она вкладывает свои дрожащие пальцы в его руку и поднимается. Драко выводит её на середину комнаты, привлекает к себе за талию одной рукой и сплетает пальцы второй. Затем невербально произносит заклинание, и из ниоткуда вдруг начинает литься музыка. Пальцы Драко скользят выше по её позвоночнику и замирают у её лопаток, на границе корсета. Beyonce — Crazy in love (slow version) Они медленно кружат по комнате, с каждым тактом приближаясь на миллиметр и дыша друг другом. I look and stare so deep in your eyes I touch on you more and more every time When you leave I'm begging you not to go Call your name two or three times in a row Such a funny thing for me to try to explain How I'm feeling and my pride is the one to blame Cause I know I don't understand Just how your love could do what no one else can Резкий импульс с его стороны — и Гермиона раскручивается в его руках, с силой вбиваясь в его грудь. Got me looking so crazy right now, your love's Got me looking so crazy right now Got me looking so crazy right now, your touch Got me looking so crazy right now Got me hoping you'll page me right now, your kiss Got me hoping you'll save me right now Looking so crazy in love's Got me looking, got me looking so crazy in love Звучат последние две строчки припева, когда Драко склоняется над девушкой, заставляя ту прогнуться. После чего они продолжают танцевать в размеренном темпе. When I talk to my friends so quietly Who he think he is? Look at what you've done to me Tennis shoes, don't even need to buy a new dress If you ain't there, ain't nobody else to impress It's the way that you know what I thought I knew It's the beat my heart skips when I'm with you But I still don't understand Just how your love can do what no one else can Грейнджер так привыкла брать на себя инициативу и руководить процессом, что сейчас просто покориться ему и быть мягкой, как воск, показалось непривычным, но сюрреалистично правильным. Просто повторять каждое его движение, покоряться — именно сейчас она чувствовала себя как никогда свободной. Got me looking so crazy right now, your love's Got me looking so crazy right now Got me looking so crazy right now, your touch Got me looking so crazy right now Got me hoping you'll page me right now, your kiss Got me hoping you'll save me right now Looking so crazy in love's Got me looking, got me looking so crazy in love Они двигаются страстнее, быстрее, оживленнее. Дыхание учащается, движения становятся смелее. Вот она прогибается в его руках, а он опаляет дыханием шею, здесь она стремительно разворачивается, чтобы тут же оказаться в его руках. I'm not gonna tell you twice, so listen Got me looking so crazy, my baby I'm not myself; lately I'm foolish, I don't do this I've been playing myself; baby, I don't care 'Cause your love's got the best, the best of me And, baby, you're making a fool of me You got me sprung and I don't care who sees 'Cause, baby, you got me so crazy, I'm crazy in love with you, I cannot control myself, So… Они не замечают ничего. Казалось бы, зайди сюда вся школа, их сумасшедший танец, их откровение так и продолжилось бы. Разумеется, на публике они такое себе не позволили бы, и ни один бал никогда не увидит этот танец вновь… Возможно, Гермиона просто захмелела, но она как никогда грациозно отставила в бок правую ногу и опустилась в глубоком плие, глядя в глаза Драко, который все же перевел взгляд на едва заметную в разрезе платья резинку чулок и сглотнул. Они знают, что близится финал, и больше не теряют ни секунды, доводя все до логического завершения и не отрывая друг от друга взглядов расширенных зрачков. Got me looking so crazy right now, your love's Got me looking so crazy right now Got me looking so crazy right now, your touch Got me looking so crazy right now Got me hoping you'll page me right now, your kiss Got me hoping you'll save me right now Looking so crazy in love's Got me looking, got me looking so crazy in love Мелодия подходит к концу и затихает, а они замирают друг напротив друга, пытаясь справиться не сколько с дыханием, сколько с обуревающими эмоциями. И не успевает Гермиона почувствовать неловкость, как Драко шепчет: — Ты сегодня просто потрясающе красивая… Да. Вот так и падают бастионы. Гермиона сама обвивает руками его шею, сама тянется к губам и одним лишь поцелуем отдаётся Драко без остатка. А он пылко отвечает ей, блуждая руками где-то в складках платья и её волосах. Он делает пару шагов и в излюбленной уже манере прижимает Грейнджер к стене. Тут оба слышат какой-то скрежет и синхронно поворачивают головы в том направлении: в некогда монолитной стене образовался дверной проем. Не трудно было догадаться, куда он ведёт. Малфой внимательно посмотрел на гриффиндорку. Она тут же подобралась, ожидая услышать избитое «Ты уверена?», но ничего такого не произошло. Драко просто спросил: — А мой рождественский подарок там или здесь? — и снова все пошло не по канонам, ведь Гермионе полагалось тут же покраснеть и засмущаться, вместо чего она с вызовом посмотрела на парня, ответив: — Он-то здесь, но там его развернуть тебе определенно будет удобнее. На ближайшие время связный диалог им был не нужен. Драко подхватил девушку под ягодицами и понес на себе в спальню, не прерывая поцелуя. Обычно закрывая глаза, сейчас Гермиона решила одним глазком взглянуть на обстановку незнакомой комнаты и тут же ахнула, не совсем, правда, понимая, отчего: то ли это слизеринец провел зубами по чувствительной впадинке, то ли убранство спальни настолько её поразило. Большую часть комнаты занимала двуспальная, по идее, кровать, на которой поместилось бы по меньшей мере пять Гермион. Массивные колонны по её углам и искусная резьба притягивали взгляд равно как и нежнейшее атласное белье, покрытое изящными узорами в подражании колоннам. По комнате летали зачарованные свечи, настолько маленькие, что видны были лишь всполохи пламени. Массивное зеркало в полный рост на противоположной стене, практически неприметная дверь в ванную и два широких окна с просторными подоконниками и подушками на них. «Спальня подобна королевской», — пронеслось в мыслях у гриффиндорки, но её мысль оборвалась на середине, поскольку Драко провел языком по мочке её уха, заставив мелко дрожать. Наверное, она никогда не признается, насколько страшно ей было в ту минуту и как важно для неё было этот страх подавить. Что-то неуловимо изменилось, Гермиона бы точно не сказала, в какой именно момент, но Драко стал нежнее, хоть и настойчивее. Все ещё оставаясь у двери, он неспешно скользил руками по бедрам, покрывая шею мягкими поцелуями. Ноги у Грейнджер стали дрожать и подгибаться, а голова кружиться из-за слишком малого притока воздуха. Погладив Драко по скуле, девушка снова приникла к его губам, поддавшись вдруг порыву очертить языком его нижнюю губу. В ответ на это Малфой прижал её крепче к себе и тут же атаковал её рот не в пример искуснее и изощреннее. И снова Гермиону настигло всепоглощающее ощущение пустоты в голове. Столько раз она переживала , как себя вести, что говорить и делать, чтобы ему понравилось, чтобы её первый раз был не как у всех, неловким и угловатым, а эмоциональным и чувственным… А сейчас она не думала ни о чем: лишь его руки, лишь его губы и невыносимое желание быть ещё ближе, упругим комком скопившееся внизу живота. Она и не заметила, как отпустила себя окончательно, открывшись и доверившись этому давно родному для неё человеку. Позже у Гермионы сложилось впечатление, будто её мозг брал паузы и отключался, не фиксируя какие-то конкретные этапы в памяти. Иначе как ещё объяснить, что в эту секунду они стоят у стены, а в следующую Драко уже проводит прохладными пальцами вверх по её чулкам, заставляя глубоко вздохнуть ртом и поддаться ближе. Мышцы внутри сладко сжимаются в предвкушении, ожидая и моля о пальцах, что застывают на границе мягкого шёлка и нежного кружева на внутренней стороне её бедер. И уже не важно, дарит или возвращает девушка поцелуй, остаются лишь эмоции и потребности… А Драко медлит. Раздразнив гриффиндорку как следует, он вернулся к корсажу, ловко, но не спеша расправляясь со шнуровкой. После хитро прищуривается, смотрит Грейнджер в глаза и мучительно медленно снимает с неё платье, точно разворачивает обертку на долгожданном подарке. Все же, оставляя девушку в одном белье, он приподнимается и окидывает её оценивающим взглядом, заставляя кожу девушки буквально вспыхивать под ним. Слизеринец опускается на локти и дует на отчётливо вздыбившиеся соски, заставляя тех лишь сильнее укрепиться, а Гермиону не сдержать отрывистого, короткого и едва слышного стона, неосознанно прогибая спину, чтобы быть ближе к его губам. Сквозь шёлк он прихватывает один сосок губами и нежно тянет, посылая по всему её телу импульсы. В это время вторая рука накрывает второй сосок, начиная поочередную сладкую пытку удовольствием. Гермиона же извивается на кровати, отчётливо чувствуя острую пустоту и неполноценность, отчаянно вскидывая бедра вверх в попытках избавиться от этого томящего чувства. В момент, когда Драко, сняв с неё лифчик, прикасается к незащищенным ареолам губами и накрывает влажные от возбуждения складочки сквозь трусики, Гермиона окончательно теряется в пространстве и времени, захлебываясь стоном. Она резко подаётся бедрами вперед, требуя большего. В избытке эмоций она хочет провести ногтями по его спине, а губами по шее, но понимает, что в то время, как она практически полностью обнажена, на Малфое ещё надет весь костюм. С неизвестно откуда появившейся грацией, девушка, закинув парню ногу на бедро, перекатывается, оказываясь сверху. Тут же пышная копна волос рассыпается ей на плечи, нежно обрамляя лицо. Драко поднимает на неё взгляд и, заметив тень неуверенности в шоколадных глазах, податливо расслабляется и с вызовом прищуривается, будто говоря: «Рискни, если хватит смелости…» И Гермиона рискует. Она расстегивает его пиджак, стягивая с плеч, когда он без видимых усилий из лежачего положения поднимается с прямой спиной. После наклоняется, практически ложась всем телом на его торс. Пуговичка за пуговичкой Грейнджер снимает с Малфоя рубашку, полизывая и покусывая его шею, однако стоит ей нежно провести языком по кадыку, как из его горла вырывается хриплый стон, а бедра резко таранят её. Не выдерживая такого натиска, Гермиона со всхлипом начинает тереться о выпуклость на брюках парня, продолжая раздевать его. Большие пальцы, дразнящие соски, её жутко отвлекают, но каким-то чудом девушка ухитряется расстегнуть платиновые запонки с изумрудными змейками и снять с Драко и рубашку. Примерно в этот момент терпение заканчивается и у него, поэтому, вновь нависнув над гриффиндоркой и вжав её в постель, Малфой впивается ей в шею, оставляя яркую отметину чуть выше перехода к плечам. Проникая сначала одним, а потом и двумя пальцами в лоно девушки, он получает в награду полные наслаждения стоны, играя на ней, точно искусный флейтист. Почувствовав, как стенки влагалища находящейся в полубреду девушки начинают сокращаться, Драко точным и аккуратным движением входит в него, простонав от такого контакта и приказав себе не двигаться, скомкав в напряженных кулаках простынь. Гермиону же накрывает волна оргазма, одновременно с которой приходит и жжение, становящееся с каждой секундой все менее сильным. И хоть ей ещё довольно больно в момент, когда она встречается с Драко взглядом, Грейнджер понимает насколько трудно ему сдерживаться, пока она ритмично сжимает его изнутри. Драко выдают дрожащие руки, закушенная губа и практически чёрные глаза. Поэтому она сама двигает бедрами навстречу Драко, безмолвно приглашая его продолжить движения. С лёгким стоном облегчения Малфой начинает толчки, то зажмуриваясь, то приникая к губам обхватившей его ногами девушки. Набирая обороты, Гермиона замечает, что ее стоны с болезненных сменяются на стоны удовольствия. Она будто сгорает заживо, но в таком пламени она была бы согласна гореть все вечности мира. Пика Драко достигает раньше и, едва сдерживаясь, находит пальцем клитор девушки, подгоняя её и не желая оставить без своей дозы сладкого тумана. В последний раз полу всхлипнув, полу вскрикнув, Гермиона взрывается сверхновой, увлекая слизеринца за собой… … И проваливаясь с сонный туман, Гермиона ловит себя на мысли, что о лучшем Рождестве в её жизни мальчики ни за что на свете не узнают… *Капля эмоций