Ловушка из огня

Когда Арсений, приходя домой необычно рано, с улыбкой заваливается на кровать, заявляя, что он взял отпуск и хочет куда-нибудь съездить, уже одно это должно было насторожить Антона, ведь это он обычно организовывал все поездки, буквально за шкирку вытаскивая Арса за пределы пожарной части. Как будто его команда — дети малые и без него совсем не справятся. Но нет, в тот момент его интуиции упрямо молчала, сдаваясь радости, неожиданности и жаркому сексу. Второй момент, который уже точно должен был насторожить Шастуна, возник чуть позже, на следующий день, когда Арс, неуверенно поглядывая на него за завтраком, сказал, что хотел бы съездить к родителям в Омск повидаться и познакомить их с ним. Это было неожиданно, волнительно и окатило Шаста тучей сомнений от простого «нахуя?» до логичного «а если я им не понравлюсь?», но никакого подвоха он в этом не видел. А после заверений Арса о том, что мама его будет рада хоть кому-нибудь в его жизни, не то что Антону, он и вовсе успокоился. Наконец третий момент настал, когда Попов еще дома сказал, что хочет свозить его в одно замечательное место вдали от цивилизации, так что не помешало бы взять с собой теплые вещи. В тот момент Шаст не видел в этом ничего плохого. Даже наоборот, был рад, что Попов решил поделиться с ним чем-то таким, ведь иногда из него разговоры о прошлом клещами вытягивать приходилось. Но нет, его хваленая интуиция все это время крепко спала, заставляя его соглашаться на любые авантюры. И именно поэтому Антон сейчас уже который час не мог найти себе удобного положения на переднем сиденье машины, где он провел уже полдня минимум. Задница уже казалась квадратной, копчик побаливал, если он старался сдвинуться ниже, а развернувшись боком, он неизменно ударялся локтем о дверцу. Он начинал уже ненавидеть эту поездку и Арсения заодно, и от убийства его удерживал только счастливый вид Попова и осознание, что тот без остановки ведет автомобиль и тоже устал. На самом деле, поначалу все было не так уж и плохо: они ехали по ночной трассе в сторону Новосибирска, подпевая в голос песням, жуя мармелад и передразнивая радиоведущих. Затем была остановка в хостеле, где даже удалось вздремнуть немного, поесть горячего, отдохнуть, а после была только трасса и редкие остановки, чтобы размяться, и, чем дальше они отъезжали от крупного города, тем сильнее бесился Шастун. — Арс. Сколько можно уже? Когда мы приедем, и куда ты меня вообще везешь? Попов кидает на него хитрый взгляд, ненадолго отвлекаясь от дороги. — Уже не так много осталось, к вечеру должны успеть, пока не стемнело. Иначе ставить палатку будет тяжело. — Скажи честно, ты везешь меня в какую-то глушь, чтобы убить там за все мои грешки и закопать тело без свидетелей? Арсений смеется во весь голос, за что получает ощутимый тычок по ребрам. — Ну эй! Я же за рулем! — возмущается он, все же пытаясь достать до Антона, но тому уворачиваться куда проще. Шастун немного приободряется и зависает в телефоне, пытаясь посмотреть новости, ответить на сообщения, но связь появляется с завидной периодичностью, что тоже слегка раздражает. — Арс, что за фигня, тут интернет еле тянет. — Не парься, там, куда мы едем, его вообще не будет, — беззаботно выдает Арсений, фыркая от выражения лица Антона. — Что? — Ты, блять, шутишь что ли? — Нет, я серьезно. Там и обычная связь так себе работает. Попов уже готов снова заржать, а у Шаста глаза на лоб лезут от такого заявления. Как так вообще? Остаться без связи, когда ты уехал в неведомые дали, оставив свою кофейню, свое детище на старших менеджеров? Оставить их без контроля? Да и вообще остаться без интернета? Сумасшествие. Антон от возмущения не нашелся, что сказать и, хоть он вовсе не был зависимым от интернета (хотя, кому он врет, конечно, был, да еще как), но это было полной подставой. А Арсений, кажется, читал его мысли по лицу, потому что еще до того, как он собрался что-то сказать, приложил палец к его губам, заставляя молчать. — Так, послушай. За неделю ничего страшного не случится. Твои ребята в кофейне со всем прекрасно справятся, и они обойдутся без твоих наставлений. К тому же я предупредил Илью, а он за нашу кофейню готов глотки грызть, ты же знаешь. Антон попытался было что-то возразить, но доводы были слишком логичны. Арс все продумал, и осталось только угрюмо надуться и растянуться на сиденье, смотря на дорогу. — И долго нам еще ехать? — Шаст, ну что ты как маленький! *** На место они приехали уже в сумерках, уставшие и недовольные друг другом. Антон, потому что все еще дулся за такой «сюрприз». Арс, потому что Антон всю оставшуюся дорогу вел себя как Осел из «Шрека»: каждые двадцать минут спрашивал «А мы уже приехали?», «А скоро мы приедем?», причем делал это с таким издевательским выражением лица, чем еще больше бесил своего парня. Именно поэтому Арсений в полном молчании вылез из машины, разминаясь и абсолютно не обращая внимания на показательно потягивающегося со стонами Антона. Он ведь хотел как лучше, хотел поделиться важным для себя местом и совсем не ожидал такой реакции. Попов настойчиво игнорировал парня, доставая из багажника палатку, начиная раскладывать ее на подходящем месте, пока Шаст сначала изумленно оглядывался вокруг, а потом, чувствуя себя слегка виноватым и пристыженным, принялся кружить вокруг Арсения, пытаясь помочь и в конце концов забирая у дергающегося мужчины жерди. — Арс, все, хватит. Я все понял. Прости. Давай я сам все сделаю. — Не надо, все нормально. — Нет, не нормально! Иди посиди, я поставлю палатку. Извиняться Шастун не любил, поэтому уши горят огнем, но палатку он упрямо пытается собрать под пристальным взглядом Арса, сидящего прямо тут на земле. Долго злиться и сидеть сложа руки не получается — то ли место так действует, то ли вид матерящегося сквозь зубы Антона, но спустя пару минут он подрывается с места, стремясь помочь. Общими усилиями дело идет куда быстрее, да и извиняющиеся прикосновения с обоих сторон стирают плохие эмоции. — Ты тоже извини, что не сказал, — признает Арс, устало глядя на Антона, а после оборачиваясь, с улыбкой наслаждаясь пейзажем. — Просто мы сюда часто с родителями приезжали отдыхать, вот я и подумал, что тебе понравится. Шаст обнимает Попова со спины, чуть ли не впервые видя его таким. Таким другим. Мечтательным и беспечным. — Мне нравится, — признается он, замолкая, прислушиваясь. Вокруг ни души на целые километры, совсем недалеко плещет широкая горная река, в траве стрекочут сверчки, а уже почти зашедшее за горизонт солнце окрашивает огнем такие близкие горы. Спокойствие разливается по венам и парни теряют ход времени, но на Алтае даже летом ночи холодные, и приходится собрать хворост и разжечь костер, разложить вещи в палатке, подогреть готовую еду на костре, прижимаясь друг к другу. Арсений чувствует себя умиротворенным и счастливым, довольным выше меры, когда нанизывает зефир на тонкие шпажки. — Последний раз я делал что-то подобное в лагере, когда мне было шестнадцать, — говорит Антон с набитым ртом, не просто напоминая, а на глазах превращаясь в того самого подростка, выбравшегося из-под родительского крыла. Отличал его только внимательный взгляд, да заботливо накинутый на плечи Арса плед, стоило тому поежиться. — Это было любимым занятием — жарить маршмэллоу у костра. — Зефир, — на автомате поправляет Арс. — Мм? — Это называется зефир. — Нет, это называлось зефиром когда-то, — Шаст запинается, замечая оскорбленное лицо Арсения, тут же исправляясь. — Ну хорошо, хорошо, это было не так давно. Просто я привык называть это так. Разница в возрасте начинает ощущаться именно в таких мелочах, названиях, привычках, привитых с детства. Казалось бы, всего семь лет, ан нет, целая пропасть, через которую протянута мощная лестница, скрепляющая два края. — А мы с родителями ели печенье и часами смотрели на звезды, — признается Арсений, задирая голову вверх, на небо. — Я даже помню почти все созвездия, которые удавалось различить. Антон тоже смотрит на небо, где уже высвечивается широкой полосой млечный путь, и особо яркие звезды горят, привлекая внимание, но все еще заметны всполохи солнца из-за горизонта, еще не до конца темнота захватила небосклон, поэтому парни ждут, бесцельно болтая, пока Шаст не пихает Арсения в бок, кивая на небо. — Покажешь созвездия? Я в этом совсем ничего не смыслю. И Попов показывает, рисуя линии и фигуры пальцами, складывает ладони на манер фотоаппарата поверх рук Антона, чтобы захватить все элементы в один момент. И Шастун теряется в этой случайной лекции, слушая завороженно, усердно пытаясь найти и представить лебедя или Геркулеса. — А вон там видишь такой ромб кривой? С яркой звездой в углу? Это Лира. В честь музыкального инструмента. Антон кивает, сразу различая эту яркую звездочку, пытается уложить в голове новые детали, связанные с Арсением, любуется им втихомолку, чувствуя, как разливается тепло внутри. Хочется сделать ему что-то приятое, удивить, и мысль захватывает сознание. — Пойдем в палатку, м? — тянет Шаст, утыкаясь носом в шею Арса, кротко целуя, одним этим движением обещая большее. Арсений не сопротивляется, молча целует его в ответ, один махом тушит костер и позволяет буквально утащить себя в палатку, запнувшись на входе, падая в ворох спальных мешков и одеял и звонко смеясь. Антон, вопреки ожиданиям, осторожно освобождает его от куртки, толстовки, стягивает футболку, заставляя поежиться от ночной прохлады, разглядывает так, словно видит впервые. — Шаст, тут вообще-то прохладно, — протягивает Арсений, забираясь холодными пальцами под толстовку парня, ожидаемо слыша судорожный вздох. По коже пробегают мурашки от холода, а Антон даже и не думает торопиться — медленно проводит по обнаженному торсу, оставляя короткие поцелуи следом. — А я тебя согрею, — усмехается он, действительно потирая бока ладонями, заставляя Арса поежиться и рассмеяться от щекотки. — Просто расслабься и получай удовольствие. Он седлает Попова, утягивает в долгий поцелуй, такой, чтобы воздух закончился, меж тем осторожно массируя забитые за день мышцы на плечах. Его даже потряхивает от предвкушения и искренней надежды на согласие на его задумку, а еще от шарящих под футболкой рук, потому что Арсений просто не умеет бездействовать. — Тох, твоя толстовка очень мешает, — руки настойчиво стягивают мешающую вещь, заодно с футболкой, и теперь уже очередь Антона поежиться от прохлады и найти повод прижаться всем телом, оставляя засосы на светлой коже шеи, обводя языком ключицу. Он, словно змея скользит по телу вниз, забираясь под резинку штанов уже согретыми пальцами — не изверг же он все-таки, ласкает, наслаждаясь сменяющимися эмоциями на лице Попова, который зарылся пальцами в его волосы. Шасту уже и самому не терпится, а тихий стон с любимых губ только подгоняет его избавить от одежды, урвать пару яростных поцелуев, чтобы затем устроиться между ног, проводя языком по всей длине, вбирая, не отводя глаз с алеющих щек и хватающих воздух губ. — Антооон, — стонет Арс, сильнее оттягивая волосы, подаваясь бедрами вверх, и смотрит на парня с блестящими в звездном свете глазами, который выглядит так пошло и красиво, что про дыхание совсем забывается. Его захлестывает желание, и руки тянут Антона выше, отрывая от своего занятия, чтобы удобнее махнуться с ним местами, но тот лишь крепче прижимает его к спальнику, заискивающе заглядывая в глаза. Арсений хмурится непонимающе, разглядывая парня, у которого глаза горят энтузиазмом, а руки подрагивают от волнения. — Тош? — обеспокоенно спрашивает он, только в следующий миг застывая всем телом, почувствовав ладонь меж своих ягодиц. Осознание накрывает волной, а Антон приникает с поцелуем, в самые губы шепча: — Просто доверься мне, пожалуйста, — он чуть не добавляет «я же тебе доверяю», но вовремя прикусывает язык, ожидая. А Арс хватает пары секунд, чтобы расслабиться и едва заметно кивнуть, ведь Антон ему и вправду доверяет и сердце, и душу, и тело, и, откажи он сейчас, это легко примется, но горечь останется. Шаст от радости так ощутимо улыбается, с таким рвением покрывает его лицо и тело поцелуями, что остается только рассмеяться в ответ. Антон растягивает его осторожно, кажется увлекаясь процессом, так что дискомфорт и непривычные ощущения легко перекрываются удовольствием, шипение сменяется тяжелым дыханием, а в какой-то момент Арс и вовсе удивленно распахивает глаза, поперхнувшись на вдохе, и встречается с донельзя довольной улыбкой. Обычная торопливость Антона улетучивается куда-то, постепенно превращая это в пытку, ведь он хочет все сделать как можно лучше и приятнее, а заодно и поизмываться немного, чего уж там скрывать. И только когда Арсений уже готов просить о большем, Шаст срывает тормоза. Арс растворяется в новых ощущениях, вцепляется в руки Антона до боли, и выдает такие звуки, каких даже не ожидал от себя, а Шастун упивается этими стонами, узостью тела и рваными поцелуями. Они утопают друг в друге, забывая, где находятся, не слыша журчания воды в реке, да и волноваться им не о чем: тут за ними могут подсмотреть только те самые звезды, заглядывающие через окошко в палатку, а вот услышать… Но им двоим это точно сейчас не важно. *** Последние стоны со звоном застывают в воздухе, по телу проходит дрожь, а в палатке теперь не то что не холодно, а жарко. У Арса до сих пор звездочки перед глазами мелькают, когда Антон заваливается рядом, целуя взмокший висок, и еще пару минут лежит без движения, а потом шебуршит салфетками, отпинывает одежду к стенке палатки и заботливо укрывает их обоих, застегивая спальник, иначе они оба простынут и поездка закончится, не успев начаться. — И давно ты об этом думал, — наконец вернув привычный ритм дыхания, интересуется Арс, притягивая парня на свое плечо. — Нууу, — уклончиво тянет Антон, не желая признаваться. — А это разве важно? Тебе же понравилось. — О да, стоит признать, — смеется Арсений, чуть позже добавляя, — И это совсем не важно. Разморенные и счастливые, они ещё какое-то время смотрят на непривычно низкое и яркое небо, и Арс, признаться честно, почти засыпает, убаюканный тихим дыханием и шумом реки. — А ты знаешь какие-нибудь легенды о созвездиях? — нарушает тишину Антон, выдергивая его из дремы, заставляя пораскинуть мозгами. — Ну. Парочку знаю. Шаст выжидательно разглядывает задумчивое лицо Арсения, пока тот со вздохом не начинает рассказывать. — Я знаю одну легенду про Лебедя и Лиру, вон они на небе, — Арс указывает пальцем на два ярких созвездия рядышком друг с другом, — ты скорее всего ее где-нибудь уже слышал. В Древней Греции у какого-то речного бога и музы родился сын, Орфей, который рос и учился музыке у кентавра Хирона. Он так красиво играл на своей Лире, что все вокруг замирали от этой музыки. Своей игрой он и очаровал лесную нимфу, Эвридику, которую полюбил безмерно. И все было прекрасно, пока нимфу эту однажды не укусила змея, и не отправилась она в царство мертвых. Арсений настолько погрузился в свою историю, рассказывая тихо и медленно, что не замечал, как разглядывает его Антон, считая его как минимум полубогом, и то, что это полубог принадлежит ему, лежит сейчас рядом, что он согласился на его желание, заставляет чуть ли не урчать котом. — Орфей спустился в царство Аида, очаровал своим пением Аида и Персефону, выпросил вернуть Эвридику в царство живых, и Аид согласился с одним условием: они выйдут вслед за Гермесом, но не должен Орфей хоть раз обернуться, иначе его любимая навсегда останется в царстве мертвых. Конечно, он нарушил обещание, и горевал на земле. А когда умер, боги вознесли его на небо в виде Лебедя, стремящегося к подземному миру, а рядом оставили и его Лиру. Легенда была Антону уже известна, и слушал он скорее бархатный голос Арса, бездумно водя пальцами по его руке, убаюканный теплом, засыпающий под красивую историю. — Я бы спустился за тобой в царство мертвых, — сквозь сон шепчет Антон, боясь нарушить тишину. — Слава богу я туда пока что не собираюсь, — усмехается в ответ Арсений, целуя парня в щеку.