catharsis

К тому моменту, как они добрались до квартиры Хованского, была уже глубокая ночь. Вообще-то, Дима не хотел напрашиваться, но его мнения Юра особо не спрашивал, больше поставив перед фактом. Сил сопротивляться не было. Да и не то чтобы Дима был очень уж против. - Куда вешать куртку знаешь, сухую одежду я тебе сейчас найду. Душ прямо по коридору, - быстро сняв верхнюю одежду, произнес Юра, скрываясь за дверью спальни. Ларин ощущал себя несколько заторможенным. Его движения были медленными, а слова Юры доходили словно сквозь слой ваты. Дима надеялся, что после этих посиделок под дождем он не сляжет с температурой, потому что болеть сейчас было нельзя. Юра довольно быстро вернулся, с футболкой и домашними штанами в руках. - Ну, чего встал? Блять, Ларин, давай, шевелись, - всучив Диме в руки одежду, Хованский ушел на кухню, напоследок крикнув, - Полотенце в ванной найдешь. Объяснять Юре, что он, вообще-то, не привык мыться в чужих ванных, Дима не стал. Отрицать очевидное было глупо: на остановке под дождем он продрог до костей, ему все еще было холодно и горячий душ это действительно то, что ему было нужно. Закрыв дверь, Дима почувствовал себя как будто отрезанным от всего остального мира. И это уединение ему не понравилось. Наверное, впервые за всю его жизнь, Ларину не хотелось оставаться одному. Даже если речь шла просто о соседней комнате. Одиночество еще никогда не виделось ему таким пугающим. Поэтому задерживаться в душе Дима не стал. Даже несмотря на то, что ему очень хотелось побыть под теплой водой подольше. Когда он вышел на кухню, за столом уже сидел переодевшийся Юра, а перед ним стояли две дымящиеся кружки чая. Дима молча сел напротив, придвинув одну из кружек себе. Становилось неловко. Он уже второй раз оказывался в квартире Хованского с целью остаться на ночь, а сейчас и вовсе помылся в его ванной, а после надел его одежду. Это казалось как минимум смущающим. - Так... - прервал затянувшуюся тишину Юра. - В чем проблема на этот раз? Дима был благодарен ему за то, что тот начал разговор, отвлекая от странных мыслей. Но жаловаться в очередной раз Юре на жизнь Ларину не хотелось. Не то чтобы он очень сильно переживал за то, как выглядит в глазах Юры, или какое у того сложится мнение. Просто было противно от самого себя. - Блять, Ла-а-арин, - протянул Юра, не дождавшись ответа. - Ты слишком громко думаешь, перестань. - Какой смысл от того, что я снова начну ныть? - огрызнулся Дима. Ответом послужил шумный выдох Юры. - Пиздец, приехали. Мы же уже вроде прошли этот этап, где ты заебываешься из-за хуйни, нет? Дима невольно усмехнулся. Действительно, что-то такое было. - Мне отказали, - передернул плечами Ларин. - Сказали, что даже рассматривать не будут. Видите ли, я несостоятелен, стабильной работы и высокого заработка не имею, а еще бывший алкоголик и наркоман, что очков мне не прибавляет, - хмыкнул Дима, отпивая из кружки. Отчего-то при словах о наркомане Юра отвел взгляд. Такая реакция Диму даже умилила. - Ой блять, Хованский, да брось, - махнул рукой Дима, - Что было, то было. Вы же не могли заглядывать настолько далеко, - фыркнул он, закатывая глаза. - Никто не мог, раз уж на то пошло, - совсем тихим голосом закончил Ларин. - Да, пожалуй, - отпивая из своей кружки, пробормотал Хованский, - С кем поведешься, блять, от того и наберешься. Твоя привычка заебываться по поводу и без походу воздушно-капельным путем передается. Это звучало тупо. Но Диму почему-то пробрало, и он, не удержавшись, рассмеялся. Юра же, наоборот, нахмурился, потому что даже несмотря на то, что позиционировал себя какое-то время как стэндап-комика, не любил, когда над ним смеялись. Хотя и был рад тому, что Дима сменил свое хмурое выражение лица на что-то более радостное. - Да пошел ты, - отсмеявшись, выдавил из себя Дима. - После тебя, - на автомате ответил Юра. Снова погружаться в тишину не хотелось. Дамокловым мечом над ними висел вопрос, который Юра все не решался задать, а Дима не хотел им задаваться, хотя, что было парадоксально, только об этом он и думал. Слова прозвучали одновременно: - Что будешь делать дальше? - Я не знаю, что мне делать дальше. Дима хотел ответить на невысказанный до этого, но ясный, как день, вопрос. Юра же и сам не понял, зачем спросил такую глупую вещь, ведь ответ был очевиден. Тем не менее, слово не воробей, и на кухне снова повисает тишина. Сейчас уже, правда, не такая угнетающая, как до этого. - Что ты делал в больнице в тот день? - внезапно даже для самого себя спросил Дима. - Ты про тот, где я тебя кофе угостил, а ты себя снова как придурок повел? Ты про этот день? - усмехнулся Юра. - Уже придурок, не мудак? Прогресс, Юр, - проигнорировав суть замечания, поморщился Дима, отхлебнув ещё чая. Юра хмыкнул, отпивая из собственной кружки, и, задумчиво смотря на Диму, произнес: - Тут мне полагается сказать, что это не твоего ума дело, и просто послать тебя нахуй… вроде, так? - судя по всему, Хованский находил это все невероятно веселым. А вот Ларина это уже начинало раздражать. - Блять, Хованский, если я захочу порцию твоего невероятного остроумия в мою жизнь, я посмотрю третий сезон Russian StandUp, - снова переходя в какую-то пассивную агрессию, произнес Дима, - Если это не мое дело — так и скажи. Нехуй из всего блядский цирк с конями устраивать. - Блядский цирк с конями это твой третий раунд против Джарахова, - процедил Юра, осаждая Диму, что несколько его отрезвило. В мгновение ока они перешли от вполне мирной перепалки до оскорблений. И Диме куда больше импонировало вернуть разговор в первое русло, нежели чем продолжать во втором. Хотя именно это — агрессия на любую сказанную фразу, пускай она даже могла быть шуткой, как не прискорбно, зачастую и представляло основу их общений. «Ты сидишь в квартире этого человека, в его одежде и пьешь его чай. Прояви хоть каплю уважения и постарайся реагировать на все происходящее адекватно, блять», мысленно попытался привести себя в чувства Ларин. - Прости, - нехотя извинился Дима за свою резкую реакцию, спустя некоторое молчание, смотря куда-то в окно. Однако, в конце концов не удержался, попытавшись, вроде как, разрядить атмосферу, - Но и я не виноват в том, что твои тупые шутки действительно способны привести кого угодно в бешенство. Юра в ответ снова усмехнулся: - Вот и делай после этого добро людям. А они мало того, что нахуй посылают, так еще и твое чувство юмора не ценят, пиздец. Знаешь, Ларин, приличия ради мог хотя бы попытаться сделать вид, что тебе смешно. - Мне в детстве говорили, что врать — страшный грех. Об этом даже в заповедях написано. «Не солги» или что-то вроде того, - пожал плечами Дима. - Как минимум четыре из них ты нарушаешь, так что даже не пытайся, Уткин. Хотя о чем я блять говорю, ты атеист ебаный, из твоих уст это звучит несерьезно, - ответил Юра. Удивительным во всем этом для Димы являлось то, насколько бесполезен был этот диалог, и насколько легко, оказывается, можно было просто говорить с Хованским. Не ругаться, не поливать друг друга грязью, а просто… говорить. Это было почти похоже на разговор старых хороших знакомых, если не друзей. И Дима ловил себя на мысли о том, что ему, в общем-то, нравилось это. Нравилось сейчас вот так сидеть на кухне вместе с Юрой, пить чай и пререкаться о какой-то херне. Такое пустое времяпрепровождение, не обремененное практически ничем, это именно то, чего Диме не хватало в жизни в последнее время. Он даже не помнил, когда в последний раз вообще поддерживал с кем-то настолько безобидный диалог. - На самом деле, скрывать тут нечего, - начал внезапно Хованский, делая еще один глоток, - В смысле, мой алкоголизм вряд ли для кого-то новость. И, как бы удивительно это, блять, ни было, он имеет последствия. Ахуеть, правда? - попытался рассмеяться Юра, но получилось не так легко, как выходило совсем недавно. Для Димы это откровение стало своего рода чем-то, что открыло ему глаза. Словно с них исчезла какая-то пелена, или еще что-то в этом роде. Ведь не у него одного было проблемы. У всех людей в этом гребаном мире, если задуматься, быть может, именно в эту самую минуту, творится какая-то хуйня. Какая-то хуйня, с которой они, возможно, не могли справиться. Кто-то в эту самую минуту умирал, кто-то по этому умершему горевал, кто-то плакал, кто-то ломался. И эта мысль: «Кому-то хуже, чем тебе», никогда не работавшая обычно, почему-то стала для Димы чем-то вроде якоря, за который он поспешил ухватиться. - Насколько все плохо? - спросил Дима, замечая, что ему действительно хотелось знать. Это не было праздным любопытством, это не было обычной вежливостью. Почему-то, ему было не все равно. Почему-то, для него имело значение состояние Хованского. Даже учитывая то, что он сам себя до этого довел. - Не умираю и ладно, - пожал плечами Юра, - Периодический отказ от алкоголя, таблетки, капельницы, анализы, наблюдение у врача. Вот рецепт моего долголетия, - на этот раз рассмеяться у Юры получилось лучше. Хотя Дима все равно видел за всем этим какую-то горечь, - В идеале было бы, конечно, хорошо, чтобы какие-нибудь ебаные азиаты изобрели бионическую печень. Тогда я бы вообще ахуенно зажил. Но мы, к сожалению, не в 2049. - О, этот несовершенный мир. Дима не знает, что сказать еще. В каком-то смысле неумение толком поддержать человека у них с Юрой это общее. - Ладно, не кисни. Мы что-нибудь придумаем, - говорит Юра, допивая чай и ставя кружку в раковину. Дима проглатывает привычное рефлекторное возражение на слово «мы» и кивает. «Нет никаких «нас»», хочется сказать ему, но он не чувствует искренности в этих словах. «Их»-то, может быть, и нет. Но в одиночку Дима явно не вывозит. И если Юра со своей серебряной медалью из школы и высшим образованием додумается, как сделать ситуацию лучше, Дима только спасибо ему скажет. Он сдался. Но сделал это, по крайней мере, ради Ани. Собственная гордость уже не казалась ему такой уж важной. Из мыслей его вырывает ободряющий хлопок Юры по плечу. - Я тоже в душ, продрог пиздец, бля. Если хочешь есть — попробуй найти еду в холодильнике. Сам разбирайся, короче, бля, не маленький. Только если опять захочешь съебаться в туман, меня предупреди, а то тогда ты, долбаеб, дверь открытой оставил. Дима снова кивнул. Но на этот раз уходить ему не хотелось. *** Юра проснулся из-за того, что не смог сделать вдох. Глаза с первого раза раскрыть тоже не получилось, свет резанул по сетчатке, отдаваясь болью в голове. «Только, блять, этого не хватало», пронеслось в мыслях у Юры, и, словно в подтверждение, он зашелся удушающим сухим кашлем. Глаза слезились, в носу свербило, горло горело, а голова была настолько тяжелой, что Юра был не уверен, что сможет оторвать ее от подушки в ближайшее время. Под дождем сидел Ларин, а заболел почему-то, блять, он. Ну что за хуйня. В самом, блять, деле? Простонав что-то невнятное, Юра прислушался. В квартире царила тишина. Судя по всему, Ларин съебал. Опять. И словно не было прошлого вечера и всего, что было до. Видимо, в мировосприятии Димы был только тот вечер после версуса, встреча на Сенной и больше ничего. Ну ахуенно. Больше Юра за ним бегать не собирался, пошел он нахуй, заебал. Если в следующий раз встретит, обойдет седьмой дорогой, лезть к Уткину себе, блять, дороже. Юра испытывал иррациональное чувство обиды. Его действительно задевало то, что все его попытки быть лучше, особенно по-отношению к ебаному Ларину, чем он всегда был и сам себе казался, в очередной раз оказались просто проигнорированы. Словно в реальности он находился у Ларина в черном списке, и смысл его действий до того просто не доходил. «Вы не можете предпринять любые действия по отношению к этому пользователю, вне зависимости от того, хорошие они или плохие, поскольку он ограничил круг лиц, которых не послал нахуй заочно». Да, разумеется, у того была трудная ситуация, но это никогда не было оправданием для такого мудатского поведения. Окружающие люди в твоих траблах не виноваты. В какой-то степени, конечно, Юра понимал, что дело не только в проблемах Ларина. По большей части дело и в самом Ларине тоже. Юра не особенно был знаком с ним до последних событий, но по рассказам Юлика, Кузьмы и Олега уже давно составил себе кое-какой портрет комика-критика-новатора. За камерой, со слов парней, тот был словно другим человеком. Более доброжелательным и спокойным, менее резким, даже «добрым» в какой-то степени, насколько это слово вообще могло подходить под описание Димы Ларина, главного нигилиста российского ютуба. Но даже несмотря на довольно положительную характеристику, все они также говорили о том, что заслужить доверия Димы и подойти к нему ближе, чем он позволит, задача еще та. Юра решил попробовать. Не потому что он ахуеть как любит невыполнимые челленджи, а потому что тогда, сразу после версуса, он впервые увидел в Диме человека. Не абстрактного антагониста, а реальную личность. Узнав о той ситуации, в которой оказался Дима, в Юре неожиданно проснулись вполне искренние порывы, что случалось с ним не так часто. Возможно, таким образом он хотел стать лучше за счёт Ларина хотя бы в своих глазах, надеясь на то, что помогая кому-то, он сможет выправить и собственные дела. Надеялся на какую-то карму, что ли? Таким образом ларинский игнор задевал еще больше. Юра понимал, что после всего того, что между ними было, доверять ему Ларин так просто не мог, да и сам Юра доверять Ларину не стал бы, но неужели он сделал недостаточно для того, чтобы дать понять, что его мотивы чисты? - Ну и пошёл нахуй, - прохрипел Юра, кутаясь в одеяло. Кажется, его бил озноб. Как сквозь слой ваты он услышал повернувшийся в замочной скважине ключ. Встать и проверить, какого хуя, сил не было. Поэтому Юра лишь сильнее зарылся в одеяло. Кто-то подошел к его постели, принеся с собой холод с улицы, заставив Юру поежиться. - Я так и думал, что ты сляжешь, Хованский, - раздался у него над головой голос Ларина. - Пошёл нахуй, - пробормотал Юра, повторяя свой предыдущий посыл. Стоп. Ларин? - Ты разве не съебал, как по нашей старой традиции? - высовываясь из-под одеяла, спросил Юра настолько удивленно, насколько позволяло ему состояние. - Как видишь, нет, - хмыкнул Дима, присаживаясь на корточки перед юриной кроватью, - У тебя в холодильнике крыса повесилась. И, судя по тому, что вырубило тебя аж до трех, ты, долбаеб, простыл. И в аптечке у тебя никаких лекарств, кроме тех, что для твоей еле-живой печени, тоже нет. Так что я просто выходил в магазин. - От долбаеба слышу. Нехуй под дождем было сидеть и строить из себя хуй пойми что, не отвечая на звонки Ушаковой, - огрызнулся Юра, злясь не столько на Ларина, сколько на свое состояние, - И вообще это все из-за тебя. Съеби с глаз моих долой, Уткин. Дима как-то удрученно-устало вздохнул и протянул руку ко лбу Хованского. Либо ладонь у него была такая холодная, либо Юру действительно лихорадило, но от этого прикосновения по спине пробежали ощутимые мурашки. Не поняв такую реакцию своего тела, Юра недовольно отстранился. - Мог бы и правда съебаться, да только у тебя температура под тридцать восемь по Цельсию. Сам ты себе ни еды не приготовишь, ни лекарств не купишь. Я нужен тебе, Хованский, - возвращая руку на место, произнес Дима, - Или кто угодно другой. Назови номер, и я позвоню тому, кто сможет о тебе позаботиться. Друг, девушка? Юра смерил его долгим взглядом. Дима выглядел вполне решительно, словно и впрямь не собирался оставлять его одного в таком удручающем состоянии, сломленном простудой. От такого проявления заботы с ларинской стороны, хотя и неожиданно было это осознавать, становилось приятно. Но Ларину об этом знать, конечно же, было необязательно. - Или скажи, где твой телефон, сам позвонишь. На самом деле у Юры были друзья, которые могли о нем позаботится. Да и сам он мог бы о себе позаботиться, жил же как-то до этого. Но об этом Ларину тоже знать было необязательно, пусть отрабатывает. Может, отвлечется. - Хуй с тобой. Делай, что хочешь, - только и сказал Хованский, отворачиваясь от Димы и поворачиваясь на другой бок. *** Таким образом Дима практически прописался на квартире у Хованского. Первые пару дней, исправно приготовив Юре какой-то еды, затолкав в того лекарства и убедившись, что до следующего визита тот не помрет, он уезжал. Сначала проведывал Ксюшу и Аню, а потом отправлялся на собственную съемную квартиру только лишь за тем, чтобы там переночевать. Потом Юру его постоянное метание из одного конца Питера в другой на общественном, блять, транспорте, ведь Дима внезапно начал экономить и Яндексом или Убером не пользовался, знатно подзаебало, и в один прекрасный момент он просто сказал: «Да оставайся ты здесь, блять. Заманал». И вот он здесь. Спустя неделю болезни Хованского практически живет у него. Ну, то есть, как живет. Он лишь помогает ему делать то, что сам Юра делать не в состоянии: ходит в магазин, готовит, заставляет принимать лекарства, и всего лишь ночует у того под крышей, потому что так удобно. И потому что сам Дима живет в одном из многочисленных спальных районов на другом конце города, а у Хованского квартира в центре, до которой добираться только на метро полчаса. Все сделано удобства ради, и чтобы Хованский не отбросил коньки раньше времени. К мыслям об опеке Дима пока не возвращался. Соответствующие службы, которые должны были бы уже прийти за Аней, по-хорошему, пока что явно не торопились, так что у Димы была возможность взять эдакий перерыв в этом марафоне беспросветного пиздеца. И Аня с Ксюшей поддерживали его стремление несколько сбавить обороты. Насколько Дима знал, они вообще неплохо проводили время друг с другом, и он был искренне благодарен Ушаковой за то, что та отвлекала сестру от гнетущих мыслей. Самого его отвлекала эта «домашняя рутина», и это удивительным образом помогало. За исключением только того, что Хованскому лучше не становилось, а идти к врачу или хотя бы вызвать его на дом он отказывался наотрез. Это и стало причиной их многочисленных споров. - Хованский, блять, у тебя уже неделю температура ниже тридцати восьми и пяти не опускается. Ты в курсе, что это не нормально? Для дебиков вроде тебя напомню, что норма — это тридцать шесть и шесть, - раздраженно произнес Дима, сидя рядом с кроватью Юры. - А ты у нас, как я посмотрю, эксперт дохуя. Медицинский заканчивал? - сиплым голосом огрызнулся Юра, снова заходясь в приступе кашля. - Не нужно быть медиком, чтобы понять, что у тебя скоро кровь свернется от жары. Юра бесил. Своим упрямством он выводил из себя, и Дима действительно не понимал, в чем, блять, состоит ебаная проблема вызвать врача на дом. В больницу его вряд ли повезут, так хоть жаропонижающее вколют, или рецепт какой отпустят, потому что кустарное лечение, очевидно, не помогало. Диме состояние Юры не нравилось. Ко всему прочему он ощущал некоторую свою ответственность в том, что Хованскому сейчас было так хуево. Он ведь за ним пошел, так что не чувствовать вины Дима не мог. - От простуды еще никто не умирал, Ларин, угомонись. - Ты рискуешь стать первым, - нахмурился Дима. Он пошел на кухню, к аптечке, думая о том, что делать. Вызывать скорую или врача без позволения Хованского пустая трата времени, к тому же Дима не до конца был уверен в том, что кто-то вообще приедет. Сбивать температуру цитрамоном или парацетамолом не хотелось, потому что зачастую, насколько он помнил из школьных уроков биологии, температура лишь помогала бороться с вирусом. Впрочем, он не был уверен, что это относилось к температуре, которая держится уже гребаную неделю. Так что другого выхода Дима не видел. Взяв блистер с нужными таблетками и набрав в стакан воды, Дима вернулся к Юре, который снова проваливался в сон. Потрепав его по плечу, Ларин дал ему цитрамон и воду. - Стало быть, есть средство. Так хули ты распсиховался и мозги мне сейчас ебал? - произнес Юра, проглатывая таблетки. - Если завтра тебе не становится лучше — я вызываю врача, заебал. Не хватало мне еще, чтобы ты подох здесь, - только и ответил Дима. Все-таки случайные короткие встречи и постоянное присутствие в компании друг друга — совершенно разные вещи. В первом случае их общение выходило на удивление мирным, но сейчас они собачились как-то даже больше обычного. Хотя, возможно, и нет. Возможно, Дима просто отвык от того, что действительно представляет из себя общение с Юрием Хованским. Как больной тот был просто невыносим. Он хотя и соблюдал режим, принимая все, что Дима ему давал, тем не менее сопровождал это своими наиостроумнейшими комментариями, что иной раз Дима уже начинал жалеть о том, что вообще свою помощь предложил. Но и просто оставить его он уже не мог. Даже если речь шла об обычной простуде, пускай и протекающей так тяжело. *** Первое, что почувствовал Юра, просыпаясь — ему не настолько хуево, как было предыдущие несколько дней. Второе, что почувствовал Юра — влажные тряпки на лбу и шее. Они были уже нагреты от тепла его тела, но когда-то, скорее всего, представляли из себя холодные компрессы. Выходит, он заснул, а Ларин продолжал его лечить. Открыв глаза, первое, что увидел Юра — Ларина. Который заснул сидя, сложив руки и положив на них голову на его постели. Рядом с кроватью на тумбочке он заметил миску с водой и еще двумя компрессами в ней. Ларин что, дежурил у его кровати всю ночь? Юра искренне не понимал, нахера Дима делает то, что делает. В обычное-то время его поступки часто были за гранью понимания, настолько он блять личность неординарная. И Юра еще мог бы понять, если бы Дима просто притащил ему таблетки и на всем этом его «забота» и окончилась бы, но ведь Дима его буквально выхаживал. В последний раз так о нем беспокоились, наверное, когда он еще в родительском доме жил. Или, ладно, когда печень в первый раз встала, но тогда все скорее пересрались. Юра совершенно отвык от такого отношения. И в тоже время совершенно не ожидал получить его от Ларина. С другой стороны, если Дима таким образом извинялся за свое мудатское поведение ранее, это многое бы объяснило. Тем не менее, Юра был ему благодарен. И это чувство благодарности, разлившееся в его груди теплом, вызывало на губах улыбку. Толком не отдавая себе отчет в действиях, он протянул руку к голове Ларина и погладил того по волосам. Хуй знает зачем он это сделал, обычно Юре такие сентиментальные жесты были не свойственны. Но сейчас почему-то… захотелось. Возможно, таким образом он просто хотел показать Диме свое отношение. Ничего более. Хотя прикасаться к его волосам оказалось на удивление приятно. - Как я посмотрю, кому-то уже лучше, раз тебе хватает наглости меня лапать, - не открывая глаз, спокойно произнёс Дима. Но никакого ярко негативного отношения к действиям Хованского он не выказывал, так что Юра решил руку не убирать, опасаясь неловкости, которая могла за этим последовать. Так и было задумано. Все идет по плану. - Да, лучше, - проигнорировав замечание, ответил Юра, - Твоими стараниями.