Возрождение. Путь некроманта.

Я сижу на коленях, поджав под себя ноги, и медитирую, впитывая разлитую в пространстве энергию. Неясные тени, отбрасываемые различным хламом, наполняющим чердак, причудливо изгибаясь, тянутся ко мне со всех сторон, заключая мальчишечью фигурку в гротескный вращающийся водоворот теней. Медленный глубокий вдох — и прильнувшие ко мне, будто ласковые игривые котята, тени наполняют тело прохладной живительной силой, даруя удивительную бодрость и очищая разум. Сила есть во всём. Она есть в воздухе, есть в земле, огне и воде. Есть в свете далёких звёзд и жаре солнца, есть в бледном отблеске луны и непроглядной темноте ночи. Она течёт в телах растений и животных, выплёскивается вместе с эмоциями людей. Нужно только уметь взять её. Медленный выдох — и отпрянувшие тени оставляют приятный холодок на коже, пробегающий мурашками по всему телу. Снова вдох и выдох. И повторить опять. Медитация — одна из важнейших дисциплин для любого мага с амбициями, не желающего оставаться серой посредственностью, готового работать над собой и добиваться вершин в магическом искусстве. Она позволяет разрабатывать магический резерв, увеличивая его объём, и повышает пропускную способность духовных линий. Тренирует навык поглощения природной маны, раздвигая тем самым границы возможного. Впитывать природную ману можно из различных источников, мне же легче и приятнее всего поглощать энергию теней и ночи. Именно тени с готовностью верной собаки откликаются на мой зов, спеша поделиться энергией и смыть усталость из тела; именно ночью я чувствую себя полным сил и готовым на любые безумства. Ночь — моё время. Ночь дарит миру покой, скрывает его грязь и несовершенство, позволяет вдохнуть эту жизнь полной грудью, прочувствовать её пряный дурманящий душу запах и вкус. Ночь — время таинств и великих открытий, время грусти и безудержного веселья. Ночь — время силы. В тот день, когда я сумел открыть для себя данный вид медитации, сидя в своём тесном чулане, я отдался ей целиком. Она захватила меня, подарила небывалое чувство единения с миром. Это непередаваемо прекрасное и безумно притягательное чувство наполняющей тело, бегущей по венам, бушующей силы. Это восторг, сравнимый с самым ярким оргазмом. Сила стала моим наркотиком, определила мой будущий жизненный путь, расставила приоритеты и цели. Я хочу стать сильнее. Хочу больше силы. Банально? Избито и мелко? Плевать! Главное, что мне это нравится и я намереваюсь прожить эту жизнь, сбросив с себя гремящие цепями с детства вбитые в голову установки и правила, условности и моральные догмы, не дающие развернуться на полную, получая от жизни всё, что она может дать тому, у кого хватит смелости вовремя протянуть руку. Поднимаю ладонь в верх и формирую над ней шар, состоящий из такой своевольной и непокорной, но всегда готовой прийти на помощь тьмы. Чуть подрагивающий шарик, способный пробить насквозь танковую броню, неторопливо отрывается от ладони, совершая широкий круг по воздуху, заключая меня в кольцо и возвращаясь на место. Впитываю его силу, сжимая кулак, и выхожу из медитации. С тех пор, как мне наконец удалось разобраться с наложенными на дом чарами, я регулярно пробираюсь по ночам на чердак для медитаций и тренировок. Сам не знаю, отчего так, но здесь, на чердаке, среди никому ненужного хлама, хранимого неясно для каких нужд, я чувствую себя удивительно комфортно и защищённо. И кроме того, именно отсюда удобней всего работать с висящим над домом заклятьем. Небрежное, угловатое, вызывающее чувство какой-то незавершённости, оно заставило меня спустить семь потов, ругаясь на зависть портовым грузчикам, прежде чем я сумел понять его назначение и принцип действия. Даже куда более сложное и незаметное, обладающее множеством дублирующих друг друга фрагментов, заклятье, окружающее наш дом, не вызвало у меня таких затруднений. Девять ночей подряд. Девять долбанных ночей я морщил мозг и насиловал глаза заклятьем Тёмного Ока, в попытках определить: что это за хрень и как она работает? С горем и матами пополам, я всё же смог выяснить, что это, скорее всего, и есть подарочек от министерства магии — чары Надзора. По крайней мере, выполняемые им функции ясно указывают на это. Раскинутые над территорией щупальца служат не только эффекторами, круглосуточно сканирующими всплески магической активности в доме и на прилегающем участке, но ещё и поглощают ману из окружающей среды, передавая её, вместе с полученной информацией, центральному ядру заклятья. Вытянутая из природного фона мана, как нетрудно догадаться, поддерживает работу всей системы, а полученные данные о сотворённой на контролируемой территории магии анализируются и куда-то передаются через астрал, скорее всего на какой-нибудь артефакт-приёмник. Наличие у заклятья Надзора астральной связи, позволяющей удалённо обмениваться данными, наводило на мысль о Протеевых чарах, выполняющих похожие функции, если судить по прочитанным в прошлой жизни книгам. Поняв принцип действия этих чар, я сумел довольно просто обезвредить их, всего лишь поставив временную заглушку на связующий астральный канал. Моё небольшое дополнение не позволяет чарам Надзора передавать шпионскую информацию, намертво блокируя его работу. Блокировку я ставил только на время занятий магией, снимая её после каждой тренировки, позволяя министерским работникам как и прежде получать данные о якобы детских выбросах, изредка имитируя их простеньким телекинезом мелких предметов и прочей безобидной ерундой. Вмешиваться и как-то влиять на работу второго заклятья я не стал, так как оно выполняло одну единственную, довольно безвредную функцию: давало знать поставившему это заклятье магу о визите волшебников в дом номер четыре по Тисовой улице. Каждый входящий в дом подвергался тончайшему, практически неощутимому сканированию ауры, и в случае обнаружения у визитёра магических способностей, об этом тут же становилось кому-то известно. И если судить по тому, что настолько изящные и великолепно замаскированные под природный магический фон чары мог наложить только очень опытный и искусный чародей, желающий быть в курсе появления волшебных гостей на пороге у Гарри Поттера, то подозрение в авторстве чар падает на Великого Дамби. И здесь его можно понять, ведь, если к золотому мальчику, имеющему чуть ли не от рождения кучу врагов, и на которого у мудрого старца огромные планы, заявится какой-нибудь недобитый пожиратель с целью «праведной мсти» за любимого шефа, то мальчишку придётся спасать, чтобы не сдох раньше времени. В какой-то степени мне даже полезна такая сигналка, здорово повышающая моё настроение. Шутка ли, сам Великий Дамби служит у меня банальным сторожем, готовым при первой тревоге, верхом на фениксе, явиться ко мне на выручку. Я Супер Стар, мля! А вот пресловутой кровной защиты, блестяще оберегающей меня от всяких Воландемортов, найти так и не удалось, хоть я и очень старался. Вот и получается: либо эта мифическая защита настолько крутая, что я тупо не в состоянии её засечь, либо Дамблдор козёл и её никогда не существовало. Либо, что более вероятно, данная защита содержится в моей крови и дом Дурслей к ней никакого отношения не имеет, а Дамблдор всё равно козёл. Ведь утверждать, что кровная защита, подаренная мне мамой, пожертвовавшей ради меня собственной жизнью, становиться крепче от того, насколько сильно я считаю Дурслятник родным домом, — это полная дичь. Я вовсе не претендую на статус всезнающего мага, но кое-какими познаниями в области магии крови и жертвенной магии я обладаю. Добровольно отданная жизнь действительно способна на многое, и чем более искренна такая жертва, тем могущественнее результат подобной магии; а представить нечто более искреннее, чем стремление любящей матери любой ценой защитить своё дитя, довольно сложно. И если бородатый долькоман посмеет спекулировать жертвой моей матери, он об этом очень сильно пожалеет. При мыслях об этом в душе поднимается чёрная ярость, а пальцы на руке сжимаются и скрючиваются от злости, приобретая сходство с когтистой птичьей лапой, готовой вырвать ублюдку сердце. — Я отомщу, мамочка. Я обязательно отомщу, слышишь? Шмыгнув носом, я поднялся на ноги и, стараясь не скрипеть половицами, аккуратно спустился с чердака. Стояла глубокая ночь, потому Дурсли давно спали крепким сном, что отлично укладывалось в мои планы. Сегодня я собрался, проверить родственничков на предмет постороннего вмешательства в их разум, так как всегда считал довольно подозрительным такое свинское, почти не скрываемое от соседей отношение к ребёнку. Запирать маленького мальчика в чулане — это ненормально; морить его голодом, обряжать в заштопанные, не подходящие по размеру обноски — это очень странно для далеко не бедствующей английской семьи, привыкшей выставлять напоказ собственный достаток и благополучие. Невольно закрадываются мысли о всяких шаловливых мозгокрутах с неувядающей концепцией «общего блага». Бесшумно добравшись до спальни старших Дурслей, я аккуратно приоткрыл дверь и просочился внутрь, прислушиваясь к ровному дыханию спящих. Дрыхли Дурсли, что называется, без задних ног, оглашая комнату храпом, и просыпаться в ближайшее время явно не собирались. Однако, решив последовать совету бывалого литературного персонажа и матёрого ворюги Джимми ди Гриза, который говорил, что если ты хочешь, чтобы кто-то крепко спал, то позаботится об этом нужно самостоятельно, я дважды нашептал заклятье Тихого Сна, делая глубокий сон родственников ещё крепче, и приступил к работе. Хорошо знакомое с раннего детства состояние отстранённости от неприветливого мира, по сути являющееся одной из разновидностей транса, — и я погружаюсь в область работы менталистов, царство эмоций и проявлений разума. Такое действие для меня так же естественно, как дыхание, и не вызывает никаких затруднений; а вот дальше придётся очень постараться, полагаясь лишь на недавно приобретённый скудный опыт манипуляций с чужим разумом, да собственную интуицию. Поглощённый когда-то тентаклемонстр, обладавший огромной ментальной мощью, сделал меня довольно сильным магом разума. Вот только, в отличие от щедро поделившегося знаниями демона, мерзкий колобок оставил мне в наследство лишь возросший как на дрожжах дар к менталистике, а никак не знания и практические навыки. То, что я сумел получить знания Гаарх-Зула, является скорее из ряда вон выходящим событием, а вовсе не нормой для подобного ритуала. При поглощении маг увеличивает собственную мощь, приобретает магические способности, присущие поглощённому существу, а не выкачивает его память и жизненный опыт. Причины произошедшего со мной слияния памяти можно объяснить только нестандартно прошедшим ритуалом, в котором поглотить должны были меня, а вместо этого я сам изнутри сожрал забывшего об осторожности демона. Опыт воздействия на чужой разум я набирал дома на тех же Дурслях, а также в школе — на учителях и одноклассниках. Погружаясь в ментальный транс, как я стал называть состояние отстранённости, в котором так легко получалось чувствовать эмоции окружающих людей, я пробовал транслировать собственные эмоции и чувства другим людям и у меня это отлично получалось. Я мог заставить человека почувствовать страх и панику, радость и веселье, мог заставить разозлиться и внушить безразличие или неприязнь. Дальше — больше. У меня стало получаться внушать людям конкретные мысли, побуждая их, тем самым, к определённым поступкам и действиям. Упражняясь таким образом каждый день, я получил не только великолепный инструмент для манипуляции окружающими, но и смог обеспечить себе весьма комфортный уровень отношения как со школьниками и учителями, так и дома с родственниками. Любящие посмеяться над нелепым очкариком одноклассники перестали обращать на меня внимание, учителя больше не придирались к мозолящему глаза распустёхе и не старались меня завалить, задавая каверзные вопросы, ответы на которые маленький мальчик мог и не знать. И даже непробиваемые, казалось бы, Дурсли частенько забывали наорать и дать воспитательную затрещину ненормальному племяннику, перестав наконец-то ограничивать меня в еде. А вскоре случился настоящий прорыв и я смог проникнуть в разум Дадли, с глубоким недоумением глазеющего на меня во время завтрака за столом. Всегда неодобрительно относился к разглядыванию меня во время поглощения пищи, воспринимая подобное не иначе, как покушение на святое. На мою еду! Вам знакомо это странное чувство, когда ты сидишь, с аппетитом кушаешь свой завтрак, и тут кто-то из присутствующих начинает с любопытством и довольной улыбкой следить за этим процессом? Обычно подобными привычками грешат по-настоящему любящие женщины, будь то юная девушка, только что сделавшая свой «окончательный» выбор спутника жизни, или родная супруга, сумевшая заполучить заветный штамп в паспорте и не успевшая разочароваться в своём благоверном. А уж нежно любимые нами мамы и бабушки вообще считают своим долгом внимательно проследить за каждой отправленной в рот ложечкой, подперев ладошкой щёку и с умилением глядя на любимое чадо, уминающее их стряпню. Но если я вполне готов терпеть такое от родного мне человека, то подозрительный взгляд Дадли, на выразительном лице которого читалась не свойственная ему работа разума, вызывал нешуточное раздражение, отчего буквально кусок не лез в горло. Хмуро взглянув на мешающего спокойно насыщаться кузена, я уже хотел было привычным ментальным посылом заставить его отвернуться и дать мне нормально поесть, но взыгравшее любопытство от столь необычного для Дадли процесса умственной деятельности подтолкнуло меня скользнуть в его эмофон. В чувствах кузена царили сумбур и хаос. Настороженность и сомнение, непонимание и недоумение — всё перемешалось между собой, похоже вызывая в заплывшем жиром мозгу когнитивный диссонанс, грозя обрушить привычный уклад вещей и погрести под его обломками само мироздание. Заинтересовавшись таким эмоциональным коктейлем, я стал всё глубже погружаться в его чувства, стараясь докопаться до причины, вызвавшей в душе этого поросёнка такую бурю. Углубляя собственное трансовое состояние, я всё чётче различал оттенки эмоций кузена, переживая их вместе с ним, пока в какой-то момент не почувствовал, что поток направленного на эмоции Дадли внимания трансформировался в тугой и плотный ментальный щуп, с легкость погрузившийся в его разум. Мысли кузена стали доступны мне, как самостоятельно открывающаяся на нужной странице книга, в которой крупными печатными буквами было написано непонимание того, почему этот мелкий очкарик, хорошо выспавшись, сидит сейчас перед ним с довольным жизнью видом и нагло жрёт здоровенный отлично прожаренный стейк вместо полагающихся объедков? Почему это мама перестала будить гадёныша по утрам, заставляя того помогать с готовкой, работой по дому и уходом за садиком? Почему папа больше никогда не орёт на неряху племянника, раздавая тому подзатыльники направо-налево, и не запирает в чулане? И наконец почему он, Дадли, должен всё это терпеть?! Для того, чтобы прочесть эти мысли в голове у охреневшего избалованного бегемота, мне не нужно было прилагать никаких особых усилий. Всё произошло естественно и непринуждённо. А стоило только немного сосредоточиться, и я смог с лёгкостью просматривать его воспоминания: то как череду мелькающих красочных картинок, демонстрирующих те или иные моменты из жизни, а порой и как виртуальную реальность с самым правдоподобным и ярким эффектом присутствия, где я становился сторонним наблюдателем, ничуть не влияющим на ход свершённых событий. Решив прекращать эксперименты и не желая по неопытности навредить кузену, я вывалился из транса и чуть не попал себе вилкой в глаз, промахнувшись отрезанным кусочком мяса мимо рта. Удивительно, но, даже будучи погружённым в чужой разум, я всё же сохранил контроль над телом, продолжая степенно кушать, лишь немного сбившись с ритма при резкой смене состояния. Видимо, какая-то часть ресурсов мозга всё также поддерживала заданную программу действий, и сдаётся мне, что с практикой и тренировками я вполне смогу осознанно контролировать этот процесс, получив в распоряжение дополнительный поток сознания. Украдкой осмотрев лица дядюшки с тётей и убедившись, что ничего подозрительного в моём поведении они не заметили, я перевёл взгляд на болезненно поморщившегося и потирающего виски Дадли, у которого взволнованная тётя с озабоченным видом интересовалась состоянием здоровья. Привычным волевым усилием заставляю и так забывшего о своём раздражении расхворавшегося поросёнка не обращать внимания на связанные со мной странности и, проглотив последний кусочек сочной говядины, покидаю общество милых родственников. С того случая прошло уже немало времени, и я успел приобрести кое-какой опыт ковыряния в чужих мозгах, поэтому не без основания надеялся обнаружить следы чужого вмешательства в разум родни, если таковое, конечно, имеет место быть. Натренированным мысленным усилием формирую ментальный щуп, напоминающий один из множества отростков, которыми меня некогда атаковал устроивший засаду тентаклемонстр, и проникаю в сознание спящей тётушки, бережно и аккуратно исследуя её разум на предмет чего-либо чужеродного. Тут главное не спешить и не применять чрезмерных усилий, чтобы ни в коем случае не навредить «любимой тётушке», превратив её в пускающий слюни овощ. Мне ведь не нужны лишние проблемы, не так ли? Полностью уйдя в работу, я перестал следить за временем, в буквальном смысле ощупывая каждую частичку разума Петуньи и лишь краем сознания ощущая, как по лицу стекают капельки холодного липкого пота. Перебирая огромные массивы памяти, отбрасывая и перелистывая не имеющие никакой ценности фрагменты, добираясь до самого детства тётушки, я, тем не менее, порой останавливался на сумевших заинтересовать меня моментах, чтобы рассмотреть не расстающееся с улыбкой личико матери. Часто смеющаяся, озорная и дружелюбная девочка с яркими рыжими волосами, искренне любящая свою старшую сестрёнку и просто обожающая обнимашки. Вот они вместе валяются на газоне, перешучиваясь и болтая ножками в воздухе, с жаром объясняя друг дружке, на что похоже «во-о-он то большу-у-ущее облако». Вот как хрюшки, перемазанные клубничным джемом, тихонько, на цыпочках крадутся в ванную комнату, замирая и вздрагивая от каждого шороха, надеясь не попасть на глаза строгому папе. Вот с задорным звонким хохотом по очереди с силой раскачивают качели с весело визжащей наездницей. А вот подаренный Петуньей бутончик ромашки в маленьких маминых ладошках превращается в большую красивую бабочку, которая взлетает к зелёным веткам высокого дуба и, снова превратившись в бутон, плавно опускается вниз, кружась и вращаясь словно белый пропеллер. Непонимание и зависть на лице Петуньи. Рассказы о волшебстве и магическом мире из уст черноволосого мальчугана, с восторгом смотрящего на юную ведьму. Крупная желтоглазая сова с приглашением в Хогвартс и новая порция зависти, подкреплённая обидными, горькими словами. И жгучие слёзы в зелёных глазах маленькой ведьмы. Но всё же тётушка любила свою сестру, хоть так и не смогла избавиться от зависти, мечтая когда-нибудь отправиться вместе с ней в Хогвартс и творить чудеса взмахами волшебной палочки. Трижды она одалживала у приезжающей на каникулы сестрёнки важного филина по имени Умник и посылала просьбы принять её в школу, каждый раз получая вежливый, но непреклонный отказ. Она прекрасно замечала, что, взрослея, маленькая сестрёнка всё больше отдаляется от семьи, целиком погружаясь в таинственный и притягательный магический мир, в котором нет места обычным людям. Окончив школу, Лили выскочила замуж за волшебника, и присутствующая на свадьбе Петунья, уже познакомившаяся с мистером Дурслем, ясно осознала, что теряет сестру, чувствуя себя абсолютно лишней на этом сказочном празднике и ловя неодобрительные взгляды гостей. И именно в этот день в ментале Петуньи появился конструкт, определённым образом воздействующий на сознание тётушки. Я сумел в полной мере ощутить его влияние, лишь прикоснувшись к нему своим щупом. Это любопытнейшее ментальное образование тут же принялось мягко и ненавязчиво транслировать мне прямо в мозг весьма странные идеи о том, что быть магом — это, оказывается, очень ненормально, а все волшебники являются ненормальными, чуть ли не больными людьми, от которых нужно держаться подальше. Осознав, что попал под воздействие конструкта и начинаю проникаться отвращением к самому себе, резко отдёрнул ментальный щуп. — Вот, значит, как? — змеиным шёпотом прошипел я, чувствуя, как в душе вновь пробуждается ярость. — Ненормальный, говориш-ш-шь? А как тебе это? Одним стремительным движением вонзаю в чужую ментальную программу свой щуп, в несколько глотков осушая запасы её сил и не давая времени на восстановление за счёт ментальной энергетики носителя, вырываю из разума тётушки, с удовлетворением наблюдая за тем, как она растворяется в пространстве. — И кто теперь ненормальный, а, маза фака?! Кто та сволочь, превратившая неплохую, в общем-то, тётку в оголтелую магоненавистницу, лишившую меня второго весёлого детства? Кто эта падла, я вас спрашиваю?! И ведь теоретически у меня есть способ отыскать ответ на этот вопрос, более чем десятилетней давности. Астрал, как известно, хранит информацию обо всём когда-либо произошедшем и, умеючи, эту информацию вполне можно разыскать. Вот только хватит ли у меня для этого навыков и знаний? В данный момент вряд ли. Строить же догадки можно до бесконечности. Эта закладка легко может оказаться очередной дебильной шуткой Мародёров, пытающихся отвадить приставучую старшую сестрёнку Лили от их общества. Мог это быть и сам Дамблдор, уже тогда строивший какие-нибудь коварные планы, в которых привязанность мамы к магловскому миру была бы помехой. Хотя он скорее науськал бы, за чаем с лимонными дольками, всё тех же мародёров, чем стал бы сам заниматься такой фигнёй — он, всё-таки, в первую очередь политик, привыкший загребать жар чужими руками. Мог это быть и кто-либо из гостей, которому, к примеру, неосторожная магла посмела наступить на ногу. В конце концов, я не могу отрицать и того, что это могла сделать и сама мама, желая оградить Петунью от магического мира, в котором набирала обороты война между властными структурами и группировками магов, одна из которых крайне негативно относилась к маглорожденным волшебникам и их родственникам. В общем, гадать действительно нет смысла. Главное, что я сумел избавить тётушку от вроде бы безобидной ментальной закладки, сумевшей, тем не менее, исковеркать жизнь целой семьи. Ведь если бы не она, то Петунья не стала бы проецировать на племянника страх и отвращение к магам, постоянно пытаясь продемонстрировать своё отношение мало в чём виноватому ребёнку. Возможно, что она сумела бы не разбаловать до такой степени собственного сына, видимо, пытаясь таким образом побольнее меня ущипнуть. Да и дядюшка Вернон, суровый и жёсткий начальник на работе, но превращающийся в обычного подкаблучника дома, совсем иначе подходил бы к воспитанию детей, как всегда беря пример с супруги. Глядишь, Дадли вырос бы действительно нормальным воспитанным мальчишкой, а не избалованным, не знающим отказов маленьким перекормленным монстром. Но всё же стоит проверить на закладки и дядюшку — я, честно говоря, ничуть не удивлюсь их наличию. Мысленно бурча и жалуясь на нелёгкую судьбу попаданца, я приступил к очередному сеансу просмотра чужой памяти, твёрдо решив раз и навсегда закрыть этот вопрос. В отличие от тётушки, память Вернона не содержала интересной мне информации, потому я не углублялся в его воспоминания, проводя лишь поверхностное сканирование и чувствуя подступающую усталость. Всё-таки переносить такие нагрузки на разум не так уж просто. Под утро я, на подгибающихся ногах и с гудящей головой, выполз из спальни Дурслей, тихо матерясь сквозь зубы от усталости. Разум Дурсля оказался чист, так что теперь можно было на какое-то время перестать ментально воздействовать на родню, постоянно корректируя их поведение. Провести, так сказать, эксперимент: смогут ли они самостоятельно измениться в лучшую сторону или нет? Ведь теперь тётушка должна изменить ко мне отношение, перестав испытывать наведённую неприязнь к магам. Ну, по крайней мере, мне хочется в это верить.