"When we will stop to search each other"

Кто-то раздвинул тяжёлые чёрные шторы и в помещение ворвался яркий, раздражающий глаза свет. Он слепил их и изображение перед ними сгорало, словно старая фотоплёнка над беспощадным огнём. Оно крошилось как сухие листья клёна поздней осенью и настойчивый запах гари проникал в лёгкие, наполняя их и выжигая из внутри. Воздух был густым и казалось, что он сейчас нальётся свинцом и упадёт небом на землю, губя всё живое. Всплеск воды заполнил невозможную, звенящую тишину, разбивая её на куски звоном хрусталя. Он застыл, в воздухе превратился в лёд и от него отражались слепящие блики. В черных стенах не было ничего. Только одинокое окно, выбитое водой и бархатные занавеси, застывшие в жидком свинце, мелкие осколки стекла. За обломками плескался океан. Огромный, шумный и беспокойный. Волны окутали одинокую комнату, парящую в пустоте. Ленивое солнце подсвечивало воду из внутри и казалось холодным. Луна отпускалась в море и там шипя таяло на глазах. Пустая, как целый мир, в вакууме тишины и волн. Комната казалась маленькой, но чем дальше идёшь — тем больше и темнее она становится. Из пустоты строятся коридоры. Бесконечные. Стены холодны как лёд, и кончики пальцев едва касаясь их покрывались тонким слоем льда. Опасно было находится там больше 5 минут — темнота покрываясь инеем падала обломками. Потолок сыпался. О боги, снегом. Тело рухнуло в пустом коридоре, не в состоянии идти дальше. К горлу подступал ком отвращения. Запах гари сменился приторным, сладким до предела ароматом. Он был хуже палёного пластика и по сравнению с ним, запах тины казался лучшим, что могло бы заполнить лёгкие. А в дали тёмные коридоры испарялись из-за света, но бежать обратного в комнату не было возможности — колени брала дрожь и руки невидимыми наручниками приковали к земле. Перед глазами плыл туман, и на разбитый после падения нос приземлялись снежинки. Мороз щипал кожу и голова медленно переставала соображать. Свет неминуемо приближается с каждой секундой И это был конец. Холодный пол исчез и тело камнем летело в океан. Всплеск. Недвижное тело тонет в холодной воде и нервы, которые уже были на пределе леденеют, принося огромный дискомфорт. Руки путаются в водорослях, острые камни режут кожу даже едва касаясь концами. Лёгкие топит вода. Заполняет медленно, не спеша. Оставляя сгусток морской соли в них. Из горла вырывается поток крови, мешаясь с прозрачной водой. И она оставляет едва заметный размытый след. Капли крови размываясь превращаются в цветы. В кроваво-красные с рубином в самом центре. Камень сияет на солнце сквозь воду. Он тянет цветок вниз. Сотни бутонов застилают песчаное дно. Кончики пальцев чувствуют мягкие лепестки и окрашиваются в бордовый. Ещё чуть-чуть и утонешь в своей же крови. Но, тело так и не коснулось дна. Оно перестало тонуть в метре от него, что бы только пальцами касаться бутонов. Перед глазами плыли другие цветки. Они оседали на коже и красили её в своей цвет. Никто никогда не поймёт, что здесь утонул человек — он слился с кроваво-красным дном. Бутоны все ложатся на тело и отпускают его ниже. Красивая смерть. На цветах из собственной крови в прозрачном, неизвестном больше никому море под успокаивающие пение волн. Похоронный марш сквозь толщу воды. Не смерть, а сказка. Последний бутон оседает на грудь и топит с резким хлопком. Из лёгких как будто выбили всю солёную морскую воду. Он зависает между морем и сущей на доли секунды, и падает на нечто мягкое. Вокруг — тишина, окутавшая маковое поле. Как будто не было разрушительной мощи воды, как будто смерть не приходила совсем рядом. О море напоминали лишь горький привкус на губах и гулко бьющееся из-за страха сердце. На поле — безмолвный, звенящий хрупким спокойствием вакуум. Оно устлано маками и их приятный запах не выжигает дыру в легких. Впервые, за эти короткие полчаса, хотелось дышать полной грудью и смотреть на бесконечное голубое небо. Паника постепенно отпускала. Небо прорезала чайка. Хотелось лечь и уснуть на маках под знойным солнцем, слушая как ветер колышет цветы и как кричит чайка. Просто на секунду почувствовать себя живым существом. Но, жизнь слишком жестока, что бы давать такой шанс. Цветы стали чернеть от малейших прикосновений. Поле покрывалась смолью. Они не изменили своей слепящей красоте. Запах стал только сильнее, действие его стало напоминать алкоголь. Ноги сами несли дальше, пока под ними чернели бутоны. Пятнадцать минут непрерывной ходьбы привели к старому, заросшему этими же цветами утёсу. На краю ютилась хрупкая фигура в чёрном и её плащ свисал с обрыва. Красные рубиновые цветы букетом закрывали бледное лицо, пока руки сжимали их стебли. Вдруг подул сильный ветер, снося бутоны из пальцев. Резко потемнело. Как будто на небо, словно на холст, выплеснули все манящие, спокойные оттенки красного, золотого и оранжевого. Просто по художественным меркам прекрасный закат. По небу, словно по воде, неторопливо плыли цветы. Тонкие пальцы откинули тряпочный капюшон и в тусклом свете сверкнули два золотистых огонька. По коже прошлись миллионы мурашек — эти глаза разрывали на кусочки. В них было что-то загадочное и необъяснимое. В них тянулся расплавленный свинец и взрывалось солнце. В них были концентрированные грусть и отчаяние, закрытые за стеклянным взглядом. Сильно выпирали синеватые вены на запястьях и бледная кожа как будто сияла из внутри светом заезд. Но, черные как смоль волосы делали её ещё бледнее. Этот человек словно не из нашего мира... Он словно... Желанное определение никак не хотело проникать в сознание и так и осталось на кончике языка горечью. И только сейчас стали заметны звёзды на плаще. И только сейчас, прикрепленный за ухом цветок снова наливался красным. Он подошёл к самому краю, надеясь рассмотреть человека поближе, но напрасно — он испарился в прохладном воздухе так же быстро и неожиданно, как и появился, напоследок махнув рукой на цветочную поляну, опять принявшую маковый оттенок. Земля дрогнула под ногами и раскололась. Удар об землю. Старая койка жалобно скрипнула, прогибаясь из-за резкого движения. По шее текла струйка холодного пота и рот жадно хватал свежий воздух из-за его недостатка в лёгких. Перед глазами всё плыло. Парень зажмурился до точек перед глазами и встряхнул головой. В помещении было темно и тусклый свет исходил только от ничтожно маленького и слабого ночника. Окно над изголовьем койки было распахнуто и шторы неторопливо развивалась. Светила луна, почти не давая света. Парень зажмурился и дрогнул — на подоконнике кто-то сидел. Он неуклюже упал на пол, зацепив за собой одеяло, но тело онемело из-за грызущего плоть страха. Он не смог пошевелиться. А незнакомец на высоком подоконнике как будто и не заметил его, рассматривая вид из окна. Лучше бы он его не заметил. Резким рывком незнакомец развернулся к нему. Два до ужаса знакомых, до дрожи в теле манящих огонька терзали одним лишь взглядом. И красный бутон за ухом свёл Тетсуро с ума. Он подскочил, запинаясь в собственных ногах бежал до двери. С диким треском еле открыл её, с босыми ногами выскочил из палаты. Кожа пульсировала жаром, и плечи сводило. Пятки неприятно холодило и они скользили по гладкому кафелю. Коридор был освещен хоть и тускло, но достаточно, что бы завернуть за угол и не врезаться в стену. Он завернул и всем телом навалился на кого-то. Этот кто-то глухо выругался, но встретившись взглядом с Тетсуро подавился воздухом. Тонкие руки дергаясь сцепились на шее и спустя несколько секунд послышались всхлипы. Акааши прижимался сильнее, плакал громче с каждой секундной и судорожно дрожал не веря этому чуду. — Ты оч-чнулся... — голос Кейджи безбожно дрогнул сквозь слезы и заплаканные глаза краснели — т-ты жив! Его плечи поднимались и отпускались в такт со всхлипываниями. Куроо лишь неосознанно неловко похлопал врача по спине и его слова затерялись глухом белом шуме. — К-кто т-ты...?