"When we will stop to search each other"

Пустые коридоры больницы — единственное, что у него осталось. Её белые, почти бездушные холодные стены в пыли и огромные, высокие потолки. Вечно гаснущие электрические лампы. Скользкий кафельный пол, выдраенный до слепящего блеска. Просто, этот запах медикаментов, какой-то волнительный и родной. Берущий за душу, липкий и холодный. И люди. Их окружение. Их эмоции. Это тоже свой особенный спектр чувств. Все люди, без исключения, по воле судьбы собранные в этих больничных стенах любят Акааши. А он любит эти стены, запахи и людей. Любит их истории, их судьбы. Счастливые улыбки, когда они рады, искренние речи, когда задумываются о смысле прожитой жизни, вися на волоске от смерти. И… и это что-то особенное для него. И кажется, что зависеть от этого вполне неплохо. Зависеть от людей, от чувств и холода приёмной. И он живёт этим, пока может и хочет понимать, что для него жизнь и ее смысл. Зависимость, сильная и душевная. Его зависимость. Его общая. Конечно, ведь есть и Ойкава, Сугавара, Дайчи и Ячи. Они все, как небольшая стена, отгораживают Кейджи от неприятностей, заботливо наливают кофе, помогают с документами и просто заставляют жить парня дальше. А ведь ему всего 28 лет. И он — психолог в больнице Токио. Небольшой и немаленькой. В его больнице, где сырость, люди и надежда. И он с надеждой смотрит на каждого, ведь это и есть его задача — заставлять людей жить. Как заставили жить его. Он пристально наблюдает за Куроо больше недели. За его мертвенно-бледным лицом, но такой спокойной и успокаивающей полуулыбкой. За тем, как он медленно приходит в себя, сжимая тонкие белые простыни в трясущихся руках. Он ждёт, когда он снова откроет глаза, цвета которых Кейджи уже давно не помнит. Он надеется, что Тетсуро придёт в себя. Сидит у его кровати, ставит капельницы. Ведь, хэй, у него его есть смысл жить и он обязательно должен проснуться. Акааши ждёт, надеется. Ведь искренне верит и любит. Верит и любит. Верит в жизнь и любит свою работу. Ведь он — психолог и должен лечить людям души. Это тоже важно. Важнее всяких предрассудков окружающих. Жизнь и Любовь. «Кабинет Акааши — это как сам Акааши» — говорила когда-то Киёко, занося тому бумаги. А ведь, в этом и есть вся правда. Помещение, как ни странно было почти пустым, холодным, но почему-то родным и спокойным. Морозное удовольствие, морозный воздух и резкий запах мятного тик-така. Акааши давно не ребёнок. Нет тех ярких волейбольных постеров, что раньше обклеивали эти стены. Кейджи всегда смотрел на них с опаской. Нет, он не бросил волейбол. Но, казалось, что от туда, с яркой ламинированной бумаги, связующий национальной сборной смотрит на него с укором. Кейджи не считал свою жизнь полностью посвящённой этой игре и Бокуто всегда ныл, когда брюнет с самым спокойным на свете лицом заявлял это. Он не Котаро, он не доигровщик той самой национальной сборной по Волейболу Японии. Он — психолог в Токийской больнице. Спокойный Акааши Кейджи, что сейчас пьет крепкий кофе с котом и жалуется на проблемы. Чисто убирает свой кабинет и никогда не меняет цвет штор. Люблю которого, наверное, горит целую вечность и чей кабинет всегда выделялся в маленькой больнице. Просто Акааши Кейджи — парень с титановыми нервами, спокойным голосом и всегда серьезным лицом. Любимый всеми психолог. И его кот сейчас смотрит на своего хозяина и в его голове только одна мысль «Почему он ещё одинок?». Да, признаться, ежедневное кофе в кабинете с котом не лучшая из его идей, но нужно же и самому успокоиться. А кот в принципе и не против, только на книгах на стульчике сидеть неудобно. И Акааши благодарен, что Сней ещё не сбежал. — Сней, это просто глупо, — жаловался Кейджи пушистому собеседнику, допивая горячий кофе — ведь я не мог просто оставить это так. Все бумаги, что пришли на этого пациента исчезли. Акааши вздохнул, черный сгусток на дне кружки выглядит отвратительно. Но, делать нечего. Нужно было смотреть, когда покупаешь сомнительного содержания кофе спросонья. Он трёт глаза. Липкий страх, боли в голове. Ему бы самому стоит подлечиться. Три стука в дверь. Коротких и требовательных. Как они могут быть требовательными? Кто знает. Это всегда отличало Сугавару Коуши. Походка, шаги и просто мимика. Но, стуки в дверь тоже важны. «Интересно, а Коуши сам знает, что-то, как он стучит, похоже на тиканье часов?» Кейджи усмехнулся собственным мыслям, представляя бедного Коуши в виде часов. Он бы точно и без ошибок определял время и постоянно напоминал что нужно лечь спать или выпить таблеток. Акааши потряс головой. Дожили. — Открыто — заявляет Акааши, вставая и наливая ещё немного того кислого напитка — можешь заходить, Сугавара-сан. — Так и знал, — пепельная макушка врача показалась в дверном проёме — что ты пьёшь со Снеем кофе. Оно странно пахнет, не находишь? Сугавара заходит в кабинет и аккуратно закрывает за собою дверь. — Да, кажется оно просроченное — Кейджи поправляет воротник рубашки и как ни в чем не бывало забирается на подоконник. Бережно кладёт кружку с отравой рядом — хочешь налью чая? Не хочется убить кого. — Да, я не откажусь — коллега садится на деревянный стульчик с интересной бархатной обивкой и внимательно смотрит на парня, сидящего напротив — сам не отравился ещё? — Я привык — Акааши делает громкий глоток и спокойно продолжает — я не знаю, зачем пью его дальше. Вкус отвратительный. Кажется, пора завязывать с этим, Сугавара-сан. От сна это не спасает. Кейджи смотрел на Коуши совершенно стеклянными глазами и пошатывался. Казалось, что сейчас он свалится с подоконника и уснет вечным сном. Сугавара смотрел на тонкие губы друга, находя их слишком трясущимися. Он как будто вот-вот заплачет. В этом и есть весь Акааши Кейджи. Сначала он доведет себя до состояния ручки, только потом будет жалеть о последствиях. И Сугавару это беспокоило не меньше состояния его пациентов. В конце то концов, он стал для него членом семьи и было печально видеть его в таком состоянии. Акааши нуждался в заботе, но вслух он этого никогда не скажет. Гордость? Возможно. Это можно было увидеть. Мы не знаем, что двигает нас. Что толкает нас на все эти поступки каждый день до скончания своей жизни. Возможно, это и есть житейская глупость. «Каждый из нас бывает дураком по крайней мере пять минут в день; мудрость заключается в том, чтобы не превысить лимит» — любил повторять Куними — друг Акааши и его сосед по лестничной клетке, каждый раз, когда видел его возвращающегося домой, что кстати, происходило довольно редко. Сам же Акира работал инженером и часто навещает друга по пустякам, когда может застать его в квартире. «У него нет права на ошибку» — поделился когда-то этой мыслью Акааши с Ойкавой. Тоору лишь улыбался, вспоминая этого серьезного и довольно хмурого паренька, с которым в былые годы состоял в одном волейбольном клубе и учился в одном классе. Да, может Ойкава и выглядит легкомысленным болваном, но стоит придержать своё мнение при себе, если вы так считаете. Вы просто никогда не видели его глаз. Серьезных, немного напуганных. Вы не видели те руки, оперирующие тяжело раненых людей. Уверенных движений. Для него жизнь — это всё. Но, с другой стороны, Вы не видели, как дрожат его пальцы, как бледны его губы. Как он хмурит брови, рвет шелковистые волосы на голове. Вы не заставали его в состоянии чистой истерики, когда всё валится из рук и на молодом измученном лице появляется досадная кривая улыбка. Когда пациент погибает. Ойкава Тоору странный человек и Акааши его уважает. Акааши успокаивает его, когда нервы парня лопаются как струны, помогает Иваизуми напоить его успокоительным, иногда даже и снотворным. Спокойно смотрит, когда Тоору прижавшись к Хаджиме выплакивает всю душу где-то в углу его кабинета и бьётся в истерике. Смотрит с глубоким уважением и хочет обнять его тоже. Не обижается, когда Ойкава в депрессии может ненароком оскорбить. Ведь Ойкава в отличие от Акааши ещё ребёнок, который знает лишь одно: «Жизнь пациентов — самое главное. Остальное просто неважно». Это как мантра крутится в голове хирурга и не даёт покоя. Ведь это правда. Акааши помогает Иваизуми донести того до дивана в кабинете Хаджиме. Пьет вместе с педиатром зелёный чай и они вместе раздумывают, как же упокоить этого ребенка. Он видит, что Иваизуми тоже плохо, старается не зацикливать на этом внимание. Ведь он знает своего коллегу. Они просто молча пьют чай, пока тот обнимает Тоору, гладит по волосам и шепчет, нежно и заботливо что все уладится. Ойкава дрожит в его руках, всхлипывает, даёт слабину. В кабинете царит тишина. Тишина на троих. Волнующая и совсем не звенящая. Уютная. Просто уютная. Это сомнительное удовольствие. Иногда на помощь приходит и Дайчи-сан. Спокойный, рассудительный. «Опора» — думает Акааши, видя Савамуру. «Надёжность» — отзывается сердце о Хаджиме «Душа» — это про Ойкаву. «Забота» — откликается сразу про Сугавару. И Акааши. Он просто рад, что они его окружают. Что сказать про него? А это он сам сказать и не может. «Надежда» — скажет любой, смотря на Кейджи. Сугавара смотрит на Акааши. Он надеется, что тот хоть немного себя пожалеет. Он не знает, что толкает его. Коуши встаёт и обнимает, как будто чувствует, что позже будет бессмысленно. Просто, зная, что сейчас необходимо. Тепло и дружески, пытаясь забрать часть боли себе. Боясь, что что-то может треснуть в душе Кейджи. Боясь, что все накопленное выльется когда-нибудь и затопит его с головой полностью. Боится, что повторится тот случай как с Ойкавой, когда тот в истерике чуть не наглотался таблеток. Кейджи ничего не смущает. Сугавара тёплый, родной и домашний. От него приятного пахнет клубникой, заботой и вниманием. И ему спокойно. Он в надежных руках. Продлилось это на десять минут. Как бы не хотелось отпускать такого приятного человека как Сугавара Коуши, приходится, ведь перерыв на обед не вечен. Он чувствует ту же тоску. У Сугавары погибла пациентка, но он держится, не падает вида. Сугавару Коуши он тоже уважает. Акааши бьётся кулаками об стены, пытаясь сдержать слезы. Сдирает тонкую кожу на бледных костяшках. Зажимает ладонью рот, что бы не слышались истерические всхлипы. Съезжает со стены на холодный кафельный пол около 34 палаты и понимает, что надолго его не будет хватать. За стены слышны два голоса. Хриплый, с приятным басом и тихий, еле слышный. Кейджи прижимается в двери. — Кто ты? — Это не важно… — Заткнись, что ты вообще о нем знаешь? — Успокойся. Он жалок, слаб и эгоистичен. Я знаю об этом человеке больше, чем ты можешь представить. Он не стоит твоего расположения. Лучше пойми это сейчас. — Что ты вообще знаешь, а ублюдок? — Я много знаю о нём, хватит. Дальше Акааши не смог слушать и ушёл. На долго его точно не хватало бы. И сегодня Акааши Кейджи перестает пить кофе.