Рюдзин

Его всю жизнь учили сдерживать свои эмоции, называя их его личными врагами. Такими, с которыми может справиться только он сам. Запереть их на замок и вовсе забыть об их существовании. Пугали тем, что стоит задуматься на минуту дольше, отвлечься на мгновение — в лучшем случае лишишься выгодной для клана сделки (это уже провал), в худшем — собственной жизни вдобавок. Ему было всего двадцать восемь лет, и свою короткую жизнь он потратил на прилежное исполнение всего, чего только мог требовать от него отец и клан. Драконами могут управлять только Шимада. Это правило — закон — Ханзо впитал в себя с самого раннего детства. Из рассказов отца, матери, учителей. Его готовили к этому с первого дня тренировок. Он ждал с нетерпением, когда его сила проявит себя, если честно. И глупо расстраивался, когда рассказы не спешили становиться явью по первому его желанию, а сокрытые даже от его собственных глаз драконы спали где-то глубоко в его сознании. Иногда доходило до абсурда, он кидал учебное оружие и злился, чем зарабатывал строгие и осуждающие взгляды отца и учителей, прикусывал язык и опять старался изо всех сил оправдывать возложенные на него ожидания. Чтобы управлять драконами, нужно уметь забывать об эмоциях. Так его учили, и он, стремясь заполучить желанную мощь, рьяно следовал всем указаниям. Да и просто отцовская похвала стоила всех этих усилий. Ханзо было пятнадцать, когда его сила проявила себя. И… это было совсем не так захватывающе, как он себе представлял. Две бледно-голубые ленты сошли с его руки и обвились вокруг пущенной стрелы, открывая миниатюрные пасти, и скорее жалобно пищали, нежели это было похоже на грозный рык священного животного. Больше змеи или червяки, чем в действительности то, что описывал его отец. Его же дракона — только лишь одного из двух — Ханзо видел лишь однажды, и тот вселял благоговейный трепет, щерясь зубастой мордой за хозяйской спиной. Едва сдерживаемая сила, готовая пуститься в бой в любую секунду своего существования. Молодой Шимада был собран и напряжен до предела — лук требовал сильных рук, — и, в итоге, разочарован. Но упорных тренировок все равно не бросал. А наставления отца помогали ему в этом. Иногда хотелось отчаяться, сломать лук об колено и бросить. Тренировки изматывали и тело, и дух. Жаль отец этого уже не увидел. Их величие поражало. Огромные, красивые. Их сверкающая чешуя завораживала взгляд, внутри упругих тел, казалось, играли сотни молний, а грозный рев проходил сквозь него, заставляя дрожать от ненормального восторга. Драконы заглушали чужой вскрик, который утопал в них словно в бездне, и Ханзо с мрачным ликованием наблюдал за тем, как призрачные пасти пожирали его противника. Не рвали на части взаправду, но уничтожали изнутри. Сминали внутренние органы своей энергией, разрывали, пускали кровь, добираясь до сердца, которое сжимали в своих сильных когтях. Неподготовленный не сможет сдержать их натиска. Хвосты мелькнули последний раз и распались голубой дымкой, рык звоном отзывался в ушах, а воздух пах озоном. Сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Запал несдерживаемой силы превращал его в чудовище, такое же, как драконы, избравшие его себе под стать. Громкие слова, но Ханзо упивался чужой болью и кровью и от этого выглядел отвратительно счастливым. Будто бы стал одним целым с явившей себя ужасающей мощью, пропустив ее через каждую клеточку своего тела. Несомненно. Это было тем, о чем рассказывал ему отец, пока страшные зубы невидимо маячили за его спиной, не давая ни единой возможности усомниться в его словах. Восторг постепенно сходил на нет. Брат с рассеченной спиной и перебитым позвоночником лежал прямо у его ног. Ханзо было двадцать восемь лет, и он впервые смог использовать ту силу, которую давала ему кровь клана Шимада. Странная эгоистичная обида кольнула в груди — отец и учителя лгали ему с самого детства, и истинную силу драконам давала ярость.