***
Однажды Яков говорит: «Виктор, скажи что-нибудь». Виктор складывает вопрос. «Что сказать?» Яков мотает головой: «Скажи, а не сложи. Голосом». Виктор теряется. Он не говорит уже больше трех лет. Не получается – то кричит, что еле слышно шевелит губами. Не любит говорить голосом, - на пальцах все логичнее. И правильней. Математически. Яков сам учил. Виктор хмурится. «Зачем? Не буду. Не хочу». Яков растерян: «А как же Юри Кацуки? Что ты скажешь ему, когда встретишь?» Чертова иголка в ране покрывается ржавчиной. - Предатель. Виктор почти ненавидит Юри Кацуки. Кассеты все приходят. Виктор их не слушает. Юри Кацуки – лжец. Он бросил его, Виктора, - бросил в этой гудящей тишине. За окном падает снег, но Виктор уже не хочет слышать и его, - пусть он оглохнет по-настоящему. Тогда голос Юри Кацуки тоже пропадет. И тогда Юри Кацуки перестанет существовать. Уже наверняка. К несчастью, на кассете №62 Юри Кацуки плачет. - Я не знаю, как это получается, - говорит он между всхлипами, когда Виктор, не выдержав, все-таки щелкнул кнопку «Пуск», - тебя же нет. Тебя не существует, ты никогда не рождался, - я искал тебя, три года подряд искал. Я оставляю кассеты на столике, и за ночь они исчезают, - и я понимаю, что ты слышишь их, ведь ты единственный, кто слышит мой голос. Иногда мне приходят записки от тебя, - я не знаю, ты ли действительно их пишешь, но у тебя смешная буква "У". Прости меня, Виктор. Я знаю, что ты тоже ищешь меня, - но друг для друга нас не существует. Прости меня. Виктор не пишет записки. Виктор только думает их написать, - думает, что сказал бы Юри Кацуки, если бы встретил его. Он не выключает запись: под всхлипы Юри он пишет на рваном клочке бумажки: «Я люблю тебя» почти пятнадцать раз, - пока не заканчивается место, - и зажмуривается. Открывает глаза – бумажки нет. Юри Кацуки больше не всхлипывает. - Я тебя тоже, - тихо шепчет плеер, и всхлипывает уже Виктор: рвано, проглатывая слезы и улыбаясь. Снег за окном тихонько смеется. Теперь он знает, что где-то там, - там, куда ему, Виктору, никогда не будет хода, - его ждет его соулмейт. Туда не добраться на самолете или на поезде, - Виктор не уверен, что даже после смерти ему будет позволено быть вместе с Юри. Виктор улыбается, как идиот, когда представляет Юри – у него обязательно должны быть карие глаза и темные волосы, а еще – пухлые щеки. Жаль, что он никогда не увидит этого в живую, - и все потому, что Вселенная решила оставить их одиночками до конца их дней. И даже дольше.***
Виктор много думает, и не замечает, как растет Юрка, как стареет Яков, как смотрят друг на друга Мила и Гоша, как в жизни их сборной появляется Отабек Алтын. Виктор катается теперь для одного человека, - того, кто его никогда не увидит. Лед для него – жизнь; но Виктор с радостью бы отказался от всего, лишь бы ему было дозволено хоть один раз заглянуть Юри в глаза так, как заглядывает Отабек неугомонному Плисецкому. Виктор не знает, чего он ждет, - но почему-то ему кажется, что отсчитывает он теперь не такт, а время. Но до чего? «Ваш соулмейт, молодой человек, будет выходом из ситуации. Ищите его». Найти-то он нашел, - но что дальше? - Юрка, выпрями ноги! Виктор замирает. Он не слышит собственного голоса, - но он уверен, что только что выкрикнул это. Сам. Спустя почти три года молчания. Выкрикнул. Юрка замирает и обескуражено смотрит на него. В глазах – слезы. Как давно он не слышал голос Никифорова?... Чуть хриплый и смазанный, но такой же живой. Настоящий. Словно Виктор – их Виктор – вернулся. Не «словно». Юри Кацуки не возвращает ему слух, - но Юри Кацуки возвращает его самого. Виктор теперь говорит: кривовато, совсем тихо, но говорит. Юрка вновь начинает орать на него, но на лице мальчишки то и дело закрадывается улыбка, - так было, пока Виктор не оглох. Мила и Гоша окликают его, тушуются, но, слыша: «Задницей чую, меня кто-то звал!», начинают хохотать и пробуют снова, - до тех пор, пока Виктор не обернется и не «выслушает» их. Никифоров теперь допускает ошибки в «словах», - кажется, нарочно. Никифоров снова читает по губам, - и в какой-то момент внутри него начинают звучать голоса. Голоса его семьи. Но Юри Кацуки все равно нужен Виктору. Как воздух. Как лед. Как фигурное катание. Как часть жизни.***
Решение приходит в январе. Снег, словно пьяный музыкант, второй день напевает какую-то мелодию, - Виктору она смертельно надоедает, но он продолжает слушать, зная: скоро все закончится. Сначала он прощается с Юркой. Тот злится и бьет его кулаками. Не больно. Но потом улыбается. Яков гудит что-то сердечное и доброе, но брови у него все равно сведены: ему тяжело. Отабек молча жмет ему руку. Виктор представляет, какой у него голос. Красивый. Гоша что-то говорит. Виктор пытается читать по губам и впервые в жизни не понимает. Но повторить не просит – где-то в глубине души догадывается, что сказал Гоша, и лишь улыбается в ответ. Миле – подружке – он дарит плеер. И кассеты. Те, которые немы для него, - и те же, которые слышат остальные. На них – голос Виктора. Теперь они будут слушать его ночами. Как доказательство того, что Виктор Никифоров действительно когда-то существовал. Решиться не так сложно, - сложнее потом не отступить. Виктор ложится на диван и закрывает глаза. На телефоне звучит дыхание Юри Кацуки. Виктор представляет его, и все тело пропитывает нежностью, любовью и тоской. Пора.***
Он стоит посреди заснеженного двора. На улице темно. В желтых окнах большого деревянного онсена, возвышающегося перед ним, мелькают людские силуэты. Люди в Ю-топии болтают, смеются, звенят посудой и плещутся в горячей воде. Снег на плечи Виктора падает совсем бесшумно. Он не успевает захохотать, захлопать в ладоши или просто радостно заорать, - он натыкается взглядом на смешного азиата в больших очках, разгребающего снег. Азиат смотрит на него. Его глаза – самые прекрасные, что Виктор когда-либо видел на свете. - Простите, Вам помочь? – Парень вдруг хватает за горло и с ужасом и бешеной надеждой сморит на Виктора. Виктор улыбается. - Здравствуй, Юри Кацуки, - говорит он, привыкая к звуку собственного голоса, - меня зовут Виктор Никифоров, и с этого дня я буду твоим тренером. И прежде, чем эта история заканчиваются, двойная тишина между мирами прерывается. Мила успевает услышать рваное дыхание Юри Кацуки, бросившегося к своему соулмейту, и улыбнуться. Теперь плеер замолчит навсегда.