Сила знания

Я проснулась под вечер от криков за стеной. Собственно, это не было чем-то необычным: отец орал на мать за то, что она, по его мнению, «криворукая неумеха», мать поносила отца за то, что он козел и всю жизнь ей испортил. Я перевернулась на другой бок, чисто из вредности болея за отца — по крайней мере, он четче выражал свое недовольство. Особенно я не волновалась — к рукоприкладству оба родителя были не склонны, поорут да и успокоятся. Крики становились все эмоциональней, а я, окончательно проснувшись, лежала и думала, что орать можно и погромче: стоит мне встать и выйти из комнаты, как родители резко примирятся и сойдутся на едином мнении, что у них не дочь, а позор семьи. Что характерно, мой младший брат тоже являлся позором семьи, хоть и реже, чем я. Вставать не хотелось совершенно. Однако в мою комнату совершенно неожиданно влетел брат Мишка. Я сначала не поняла, как это случилось, поскольку дверь запиралась, но быстро сообразила, что этот малолетний паршивец-изобретатель подобрал ключ. Тоска и раздражение от предстоящей экзекуции по пропесочиванию прорвались на двенадцатилетнего братца. Я сделала вид, что сплю, но стоило ему подобраться поближе — пакость какую-нибудь задумал, не иначе! — я схватила его за руку и прошипела так, что королевская кобра удавилась бы от зависти: - Гаденыш! Чего приперся? - Аннь, - от испуга мелкий даже обратился ко мне по имени (обычно он величал меня «каланчой» и «четырехочковой»). - Аннь, я случайно… - Чего случайно? - я поднялась с кровати грозно, как валькирия. По крайней мере, мне хотелось думать, что в ночной сорочке и со спутанными волосами я выгляжу именно как валькирия, а не как кикимора. - Случайно, - заныл этот свинёнок. - Анннь, помоги мне, а? - Ну чего тебе еще… - я вздохнула. Несмотря на то, что мелкий пакостник регулярно портил мне нервы и выносил мозги, я не могла не прислушаться. В конце концов, он же не только гаденыш, но и брат… хотя иногда я его собственными руками была придушить готова. - Аннь, я ключ с дыркой нашел. - Вот счастье, - пробурчала я, пытаясь разглядеть себя в зеркале — уже темнело, и в комнату попадало мало света. - И порох мы с ребятами засушили. - А это еще зачем? - при слове «порох» я проснулась сразу и окончательно. Террорист какой малолетний нашелся. - Немножко! - клятвенно меня заверило это мелкое недоразумение. - И на хрена тебе это? - я сощурилась, пытаясь отыскать очки. Куда я их вчера положила — просто не представляю… - Для пускания ракет, - начал объяснять братец. На меня посыпались какие-то термины, перемежаемые матом — когда Мишка не помнил нужного определения, он заменял необходимое слово на матерный аналог, а я давно его перестала одергивать, когда он ругался — бесполезно, да и все-таки братец знал меру, и не матерился при родителях или в совсем уж неподходящих ситуациях. Физика — а может, химия? — никогда не была моим коньком, и я очень быстро запуталась в «хреновинах» и «приблудах», да и не пыталась особо разобраться. Свой монолог братец закончил тихим и жалобным: - Помоги, а? А я, хочешь, сейчас выйду и родителям скажу, что ты уже встала? И чаю принесу. Ну, Анннь… Гнусно протянутое «аннннь» вызвало у меня воспоминания о преподавательнице латыни, которая всегда безбожно тянула гласные и согласные, выдавая это за особенности языка, за что мои однокурсницы прозвали ее «носительницей латыни». Предстоящая сессия не грела ничуть. Я с тоской подумала о том, что чем сдавать пять экзаменов и два зачета, я бы лучше провалилась из этого мира куда подальше, но ведь некуда… А предложение Мишки выглядело интересно. Иногда мой мелкий брат — настоящий герой. Ведь когда родители наорут на него — за меня! — мне достанется уже совсем немного. Ну, побурчат, что мне предстоит двор мести… Подумаешь! Мне и так это предстоит — кому сейчас студентки-филологи нужны? Водрузив на нос очки, которые невесть каким образом оказались не на столике и даже не на заваленном бумагами письменном столе, и даже не на ноутбуке, а почему-то в тапке, который я поленилась нацепить, я посмотрела на брата фирменным «учительским» взором. Надо сказать, что на двенадцатилетнем паршивце это не работало абсолютно — то ли у него после школьного дня иммунитет на учителей, то ли из меня хреновый препод. - Ладно, - я сдалась. - Запустим твою ракету из ключа с дыркой или из дырки с ключом, но только под моим присмотром, понял? - Анька, ты самая лучшая! Мишка от радости бросился меня обнимать за талию. Да неужто? Свершилось! Брат меня обнимает! Обычно только в бок своими чернильными пальцами тыкает… Когда окрыленный перспективами братец отправился слушать родительскую брань, я включила свет. Глаз тут же выхватил ноутбук, а рядом с ним — бумажку с моими корявыми пометками насчет будущего фанфика. Вчера — а точнее, утром — я уже почти засыпала, когда меня озарила парочка совершенно гениальных идей, которые я и записала в кромешной темноте, положив бумагу на что-то мягкое. Сегодня я внимательно и вдумчиво прочла то, что записала вчера, и в очередной раз пожалела, что живу не в прекрасном фэнтезийном мире. Если бы я жила в прекрасном фэнтезийном мире, то сейчас бы у меня в спальне тлел очаг, даже если бы я была там не эльфийской принцессой, а какой-нибудь заурядной смертной крестьянкой. И в этом очаге я бы и спалила свои «гениальные» идеи, чтобы их уж точно никто, кроме меня, не прочитал. А так — пришлось только скомкать и запихнуть в ящик, надеясь, что я соберусь выкинуть мусор раньше, чем сюда доберутся нахальные ручонки и любопытные глазенки мелкого гаденыша, именуемого братом. За стенкой раздался крик. Значит, Мишка уже объяснил, что «ее величество королева Анна» уже подняла сонные вежды и желает испить чаю. Мать орала, отец орал… Я прислушалась — неинтересно. Всё то же самое я слышала и на прошлых выходных, и на позапрошлых, и вообще на каждых с тех пор, как я преодолела младенческий возраст и начала соображать. Однако сегодня, видно, сам Эру (или Сила, или Темные Боги) был не на моей стороне. Когда я все-таки выползла из комнаты, на меня обрушился двойной подготовленный удар от родителей. Видно, Мишка что-то не так объяснил, а может, обстоятельства непреодолимой силы… В общем, выслушала я — вагон и маленькую тележку. Загибая пальцы, чтобы подсчитать слова, указывающие на мою умственную неполноценность, я почистила зубы и умылась. Насчитала восемнадцать. А в прошлый раз шестнадцать было. Очевидно, что за неделю я отупела на два эпитета — сколько это в процентах, мне, несмотря на отчаянные попытки, так и не удалось подсчитать. В математике я тоже не сильна. Под истеричный крик матери я вывалилась на улицу, прихватив с собой «набор первой необходимости» — так я называла свою сумку, с которой ездила на занятия. В ней у меня хранились все необходимые вещи, чтобы выдержать небольшую осаду, или чтобы просто иметь возможность не появляться дома пару дней. Конечно, по возвращению меня ждет новый концерт, но зато пластинка сменится: родители будут орать, что я не дура, а шалава. Хоть какое-то развлечение, тем более что «шалавой» я бывала гораздо реже, чем дурой — все-таки не очень удобно сваливаться друзьям на головы в самый неподходящий момент. Да у меня и друзей-то особо нет. Если не считать Мишку (а этот свинёнок все-таки еще пока мелкий), то всего двое — Ксанка и Катька. Но Катька живет в общежитии на втором этаже, а я не любитель лазить по стенам. Зато у Ксаны — трехкомнатная квартира с небольшим отягощением — глуховатой бабушкой и шестью кошками, которых оная бабушка разводит, и даже неплохо продает. Ксанка — по паспорту Роксана, кстати — всегда рада меня видеть, но совесть мучает. Родители Ксанки, альпинисты, погибли — оба сразу, когда она была еще мелкой. Наверное, лучше знать и помнить родителей, даже таких, как мои, чем сохранить лишь несколько фотографий, где ты — завернутая в пеленки на руках у матери. Но как могут родители не понимать и доставать — Ксанке всё равно неизвестно. Хотя это в ее случае и грустно. Бабушка же мало в чем Ксанку ограничивает, да и обвести ее подруге вокруг пальца несложно. Зато с Ксанкой можно вдоволь побеситься. И заказать на дом пиццу. И смотреть всю ночь сериалы — бабушка всё равно не просыпается от звуков из соседней комнаты. От таких невероятных возможностей у меня даже мурашки по спине пробежали, и я остановилась, не отойдя от парадной и нескольких метров. Пицца… Сериалы… Ксанка… А еще можно взять в постель сразу двух урчащих котов и потискать… У моих родителей на шерсть животных аллергия. У папы — на кошек, у мамы — на собак. Иногда мне кажется, что у них и на собственных детей аллергия... Тут позади раздался шум, и из парадки выкатился Мишка. У нас у обоих были светло-русые, чуть вьющиеся волосы, но поскольку у Мишки они были короткие, то торчали завитками во все стороны. Куртка у него была надета только на одну руку, и выглядел он так, как будто только что прорвался с боем сквозь вражеский заслон. С балкона уже неслись мамины диагнозы по поводу сына. Это она зря. Мишка, конечно, гаденыш, но гаденыш умный. Я рванулась назад, схватила Мишку за руку, донадела на него куртку и оттащила подальше — чтобы выйти из поля зрения нашего балкона. Младший братец всхлипывал и подвывал, а в руке мертвой хваткой сжимал какой-то мешочек. - Чего ревешь? - я хотела спросить грубо, но вышло отчего-то печально. - Хочешь, мороженое куплю? - Не хочу, - взбрыкнул он, но вдруг прижался к моему боку. - Аннь, папа порох нашел… - И взорвался? - грустно пошутила я. - Ага, - Мишка вытер нос. - Но я не отдал. Вот. Он протянул мне мешочек, как что-то самое ценное в жизни. И я взяла. Просто потому, что от таких подарков не отказываются. Хотя мне-то на кой этот порох сдался? - А ключ с дыркой у тебя с собой? - спросила я. - Да, - братец всхлипнул, окончательно успокаиваясь. - Я его в карман джинсов положил. - Пойдем тогда, что ли, твою ракету запустим, - я снова повела его за руку, как маленького. - В парк. А потом и мороженое купим. - А потом? - А там посмотрим, - я решала про себя, уместно ли будет свалиться на голову Ксанке не одной, а с мелким вредным братом. - Жизнь — непредсказуемая штука, Миш. - Непредсказуемая, как же, - он отлепился от меня и критически заметил. - А ты все-таки дылда. Выше взрослых парней. - А ты – свинёнок, - не осталась я в долгу. Рост меня и впрямь несколько расстраивал: наденешь каблуки — и уже не получается выглядеть «маленькой и хрупкой». И мы пошли. Запускать ракету. Народу в парке было немного. Вечер субботнего дня, а вот поди ж ты… Хотя весна стояла теплая, мне в ветровке было немного прохладно, но я терпеливо ждала, пока братец закончит приготовления. Он смешно сопел и был похож на маленького кандидата наук, выставляющего свое изобретение на суд жирных и заплесневевших старых дядек. От этого моя мысль оттолкнулась еще дальше. Я мысленно примерила на Мишку длинную бороду и остроконечную шляпу Гэндальфа, который готовится запускать фейерверки — выходило смешно. Я невольно фыркнула, а братец услышал и принял это на свой счет: - Чего ржешь? Сама бы попробовала. - Вот еще, - отмахнулась я. – Это ты у нас пуговицами вразнос торгуешь. - Совсем сбрендила на своих эльфах, - удовлетворенно заметил братец. - Между прочим, мама обещала этот твой «Сильмариллион» сжечь. - Да что ты?! – я изобразила удивление. – Она даже выговорила «Сильмариллион»? - Не-а, - брат вытер нос грязной рукой, отчего сразу стал похож на усатого чертенка. - Она сказала «книжонку ту мерзкую». - А, ну это я уже слышала, - я пожала плечами. - Она много чего обещает. - Ты еще скажи спасибо, что она не читала того, что ты сама про этих эльфов пишешь, - Мишка прямо-таки лучился пакостно-довольной физиономией. - А то бы вообще попов на дом вызвала. Экстренную службу по изгнанию гомо-демонов. - Если бы была такая служба, у нее от вызовов бы отбою не было, - я поежилась в слишком тонкой куртке. - Ракета твоя где? Я вижу только какие-то неаппетитные ингредиенты. - Подорваться не хочешь? - неожиданно серьезно спросил меня брат. - Вот и не лезь. А то у тебя в голове одни неправильные глаголы да эльфы в горячей постели, а тут наука! Химия! - Химик, блин, - я раздраженно уставилась на брата. - «В горячей постели» — так не говорят. - О, началось, - радостно хихикнул паршивец. - Расскажи мне о том, как страстно и глубоко любят друг друга эльфы. - Тебе вообще еще рано, - я погрозила ему кулаком. Мишка, конечно, не испугался, только фыркнул. Когда бы он вообще чего пугался… - Готово, - гордо изрек этот «химик». - Зажигалка есть? - Я же не курю… - тут мне вспомнилось, как Катька прятала в моей сумке зажигалку, и я завозилась на скамейке. - Хотя… погоди… В кармашке, где у меня лежал тампон, нашлась и дешевая оранжевая пластиковая зажигалка. - Вспомнила, что куришь? - съязвил братец. - Щас выкину, - пригрозила я. - Дай сюда, - он бесцеремонно отобрал у меня зажигалку и скомандовал. - Брысь со скамейки. - Это почему? - мне было та-а-ак лень вставать… - Потому что может рвануть, - объяснил мне этот «Менделеев». - Так бы и сказал… - я опасливо поднялась и отошла в сторонку. - Дальше, - потребовал Мишка. Да сколько там того пороха? Я пригляделась. Близорукость у меня была номинальной, очки я надевала только для того, чтобы комфортно себя чувствовать, хотя, в общем-то, могла обходиться и без них. Мишка почиркал зажигалкой, которая явно не хотела зажигаться, и подбежал ко мне, уволакивая в сторонку и яростно бурча: - Ракету и так видно будет! Иди, тебе говорят! Я отошла. С минуту мы ждали, но ничего не происходило. - Ну и где? - грозно вопросила я. - Сейчас-сейчас, - братец закусил грязный ноготь. – Вот… Ну… - Ну? - повторила я. - Погоди. Он помчался к скамейке, а мне вдруг стало тревожно. Не то чтобы я разбиралась во взрывчатых материалах, но Мишка ведь мелкий еще… Пакостить уже научился, а делать это безопасно — еще нет. Я сделала несколько шагов и невольно подбиралась всё ближе и ближе. Сердце стучало как бешеное, когда я увидела, что Мишка склоняется прямо над своей конструкцией. - Хватит, - громко окликнула я его. - Не получилось — и Эру с ним. Ночью дождь обещали. Промокнет и размякнет твоя ракета, а сейчас пошли… Я не успела наобещать Мишке полпиццы и ноутбук для поигрушек, как услышала щелчок зажигалки. На мгновение мелькнула неясная мысль об опасности, но сформулировать ее я не успела — побежала вперед, выкрикивая что-то маловразумительное, схватила Мишку за руку и дернула на себя. Когда земля под ногами дрогнула, а уши заложило, я успела только прошептать: «Помоги нам Эру», — и мир для меня померк.