***
Час ночи. На улице уже совсем темно и ужасно холодно. Маленькие снежинки летят прямо в лицо, мешая нормально смотреть, да еще и «режа» его. Парень натягивает черный шарф еще выше, закрывая нос, но в глаза все равно попадает, поэтому приходится щуриться, отчего можно подумать, что он спит на ходу. Кроме этого замерзли и уши, потому что шапка лежит на полочке дома, ведь кто знал, что домой придется возвращаться так поздно, да еще и в такую погоду. И почему именно ему так повезло с дежурным патологоанатомом, который вместо шести часов, на которые они договорились, пришел только в одиннадцать? Парень бы ушел спустя минут двадцать чужого опоздания, если бы мог, конечно. Ему абсолютно не хотелось проваливать практическое задание, которое выдали всем в университете, но почему-то именно ему достался этот безумный мужчи…дедушка. И в итоге, пока все сидели в тепле, он должен был наблюдать и участвовать во вскрытии, которое этот дед проводил очень весело, даже с музыкой. А после этого «веселого вскрытия черепа», переться домой, который, к слову, буквально на другом конце города. К ушам и глазам начали добавляться еще части тела — пальцы на ногах тоже уже начинали медленно отмерзать, как и сами ноги. Эта почти осенняя куртка совсем их не закрывала, как и ботинки. Ничего зимнего, кроме, разве что, черного свитера, на нем не было. Внутри снова начинает подниматься какая-то злость. Психолог всегда говорил сначала найти причину, а потом постараться в голове найти какое-то решение или мысль, которая его успокоит. Но сейчас сложно сказать по какой причине у него снова начинается небольшая вспышка злости. Может из-за холода, или голода, или учебы, или даже всего сразу. Хочется сейчас приехать домой и остаться там, в тепле. Хотя, пожалуй, он так и сделает. Пар завтра нет, так что можно просто передохнуть от учебы, потому что все, что он делает последние…да, в общем-то, с самого детства, это учится, чтобы стать лучшим. Сначала для мамы, потом для школы, потом для университета, а теперь для престижной работы. Хотя, выбора у него и нет, и не было. Жесткий контроль родителей и скучное детство. Зато теперь он лучший на их потоке. Даже на главном стенде университета висит фотография с жирной подписью «Чон Хосок, лучший студент второго курса». (И вспоминать о кривой подписи маркером «и главный ботаник и педант всего университета» не хотелось, мало ли злость усилится.) Родители бы обрадовались, по крайней мере, первой записи, если бы могли выражать любые другие эмоции, кроме безразличия и недовольства. Но именно эти эмоции и помогли добиться всего, что у них есть сейчас. Отец — владелец огромного фармацевтического бизнеса, а мать — известный фармацевт. Оба скучные, строгие и безэмоциональные. Идеальная пара. Хосок же имел выбор лишь в пределах медицины. Крови он не боялся, руки не тряслись, так что хирургия ему отлично подошла, как подошло бы и все другое, ведь он идеальный сын и ученик. За этими мыслями парень и не заметил, как оказался на баскетбольной площадке. Он не помнил, чтобы проходил здесь, когда шел в больницу. Внутри опять вскипала злость, и парень сильно сжал руки, вжимая ногти в ладони, на которых уже и так были маленькие раны, но это хоть немного приводило в чувство. Постояв немного, парень решил воспользоваться интернетом. Рука, с которой пришлось снять перчатку, ужасно мерзла, и вовсе не из-за слабенького мороза — во всем виноват ледяной ветер. Спустя три отмороженных пальца, Хосок все-таки проложил себе путь к дороге, а там уже вызовет такси — наплевать на расходы, главное оказаться в тепле. Идти было не далеко, что радовало, но ветер и снег как назло усиливались, поэтому нужно было ускориться. Через пару минут Чон оказался около подземного перехода к дороге, где он получит свое чертово такси. В самом же переходе он немного отогреется и вызовет свой билет домой. Звучит как победный план. Зайдя в переход, Хосок вдруг почувствовал какое-то помутнение — в глазах немного поплыло, и резкую боль около сгиба локтя. Ужасно хотелось там почесать, но свитер и куртка не позволяли это сделать — пришлось терпеть. Остановившись около заворота, парень вызвал такси — через 10 минут уже будет здесь, а пока можно и отогреться. Со спокойной душой он завернул за угол и направился к другой стороне перехода. Почти в самом конце достаточно длинного перехода, около другого поворота к выходу, кто-то сидел. Хосок спокойно шел, сразу решив игнорировать это — мало ли кто-то напился, район не очень благополучный. Но подходя ближе, он чувствовал себя все хуже, его даже начало тошнить, ну или скорее было такое ощущение. Он бы с удовольствием поставил себе диагноз, но он совсем не понимал, что происходит — мозг совсем затуманило. Хосок подошел совсем близко, и туман резко испарился — его разогнала злость. Перед ним сидел, или даже скорее лежал, молодой парень. Растрепанные черные волосы, такого же цвета штаны на тонких ногах, и ботинки, которые явно были тому не по размеру. Если бы тот просто напился, Чон бы даже не обратил внимания, вот только рукав холодной куртки серого цвета был закатан, чуть выше локтя было пережато каким-то грязным медицинским жгутом, рядом валялся шприц и из маленькой дырочки в вене, одной из десятка, шла тонкая струйка крови. Парень смотрел куда-то в стену и слегка улыбался кривой улыбкой, немного показывая десна. Внутри зародилась уже настоящая ярость. Хосок знал, что сейчас говорит его расстройство, но ему все равно хотелось схватить это шприц и воткнуть его в чужую шею, прямо в артерию, как можно глубже — избавить мир от еще одного отброса. Хосоку было противно до тошноты, но отойти он не мог. Перед глазами была картина того дня, когда он, так сказать, лишился сестры. Когда родители схватили десятилетнего Чона и повели в ужасное место — теперь он знает, что это был притон, но тогда лишь квартира с кучей народа. Везде были шприцы, бутылки, рвота и кровь. И кучи мусора, о которые он пару раз спотыкался. Чон до сих пор помнит каждую деталь и этот отвратный запах… Он просил вернуть его домой, но никто не слушал — главное было дать урок на всю жизнь. И он получил его, когда его же сестра, вся в какой-то грязи, с засаленными волосами и впалыми глазами, схватилась за его ногу, умоляя дать ей денег. Ее буквально ломало на его глазах. Поняв, что ей ничего не светит ни от маленького брата, ни от спокойных родителей, она схватилась за ногу и терла ее, крича. Дальше она начала глотать таблетки и драть грязными ногтями по такому же полу. Девушка задыхалась и покрикивала. Так отвратно и пронзительно. Такого страха он больше не испытывал никогда, зато ярость и отвращение — постоянно. Сидящий на полу парень вдруг заторможено приподнял голову и посмотрел в чужие глаза. Хосок вдруг почувствовал ужасную боль на запястье, как будто невидимый человек взял раскаленное железо и положил его на кожу, а та быстро сгорала. Казалось, что он даже чувствует этот запах паленой плоти. Он сразу же схватился за горящее место, а когда боль немного утихла, закатал куртку. На запястье красовалось остановившееся время — «14.12.201N. 01:42». Оно действительно как будто выжжено железом на коже — как клеймо у животных на скотобойне. Парень неосознанно начал тереть по этому месту, как будто стараясь убрать это, хоть в глубине души он уже понимал, что это значит, но удостовериться все-таки стоило. Он подошел парню и, кое-как переборов отвращение, закатал другой рукав. Там была та же дата и то же самое время. Такое же уродливое клеймо на всю жизнь. Внутри все скрутило от ужаса так, что Хосок не удержался на ногах и оказался на грязном полу. Он отполз к противоположной стене и схватился за голову. Мысли мешались, его почти рвало, но больше всего он чувствовал какой-то животный страх. Паника полностью охватила парня. Он не знал, что теперь ему делать: родители всегда считали, что твой соулмейт — это человек, предназначенный не судьбой, а наукой. Они пока не знали, как это все проходит, да и не так сильно в это верили, но в судьбу они верили еще меньше. Они считали, что это все лишь физиология, а также вычитывали кучу фактов из всяких заумных журналов и книг, которые читали и Хосоку в детстве. Во всем этом у таких людей, как они было много вопросов без ответов, но в одном они не сомневались точно — этот человек (точнее девушка), будет отражением внутреннего тебя. У них это было так, значит и у него должно. И когда они увидят его пару, то возненавидят обоих — приравняют к наркоманке сестре. Он бы хотел уйти и просто скрыть появление соула, но родители узнают. Точно узнают и найдут его. Тогда он получит еще и клеймо обманщика. В голове была куча мыслей и идей, как же ему все-таки поступить, но ничего не подходило. Кроме одной — может ему удастся запихнуть парня в клинику, сделать его нормальным. Родителям будет сложно принять, что соул их сына — парень, но это все равно кажется в тысячи раз вероятнее, нежели то, что они примут наркомана. Да, это казалось разумным, по крайней мере, насколько это вообще возможно в этой ситуации. Вдруг в кармане зазвонил телефон. Хосок еле поднял трубку дрожащими руками — такси ждало его наверху. Он попросил минуту. Голос тоже предательски дрожал. Ну, вот и все. Последние секунды чтобы принять верное решение. Чон не был уверен, что такое вообще существовало, но пришлось выбирать. И он выбрал…***
Какие-то шорохи. Совсем тихие, но Хосок, спящий чутким сном, может услышать и их. Он открывает глаза и почти сразу же встает без лишних колебаний — тоже родительская заслуга. За окном уже посветлело, но закрытые на ночь шторы не пропускают свет. В родительском доме всегда так было. Босыми ногами он ступает на холодный пол и направляется в сторону звука. Там, в гостиной, он застает того паренька, в суматохе старающегося натянуть на себя штаны и куртку. Тот замечает Хосока не сразу, но, встретившись глазами, застывает. В воздухе повисает неловкая тишина, но застывший парень прерывает ее первым. — Извините, я вчера был не в лучшем состоянии, — он натягивает штаны до конца и накидывает куртку. — Денег я не возьму. Эм…хорошего дня. Он хватает свой маленький рюкзак и быстрым шагом направляется к двери. Хосок, до этого спокойно наблюдающий за сборами этого нервного паренька, вдруг подлетает к нему и хватает того сильной хваткой за тонкое запястье с слегка шершавой кожей — вероятнее всего легкое обморожение. — Сейчас ты никуда не уйдешь, — Чон не знает, как себя вести в такой ситуации, но когда парень съеживается и опускает глаза, он понимает, что все-таки нужно быть помягче. За ночь Хосок немного успокоил себя — настроил планов (иллюзий), как отправит того в клинику, как он вернется здоровым и чистым. Они влюбятся, соулмейты ведь, потом знакомство с родителями и спокойная жизнь. Ради этого придется немного потерпеть и пообщаться с наркоманом и со всем букетом, что идет вместе с этим званием. Хосок отпускает чужую руку и улыбается. — Извини, я не хотел тебя испугать. Никто никому не должен денег. Ты здесь, потому что мы соулмейты. Сегодня ночью я получил свою метку и забрал тебя с собой. И меня зовут Чон Хосок. Парень протягивает руку уже для рукопожатия. — Мин Юнги, — он не сразу протягивает руку, обдумывая что-то, но в итоге все же делает это, и на лице появляется скромная улыбка. Они расцепляют руки и Юнги слегка закатывает рукав. Метка безобразная — она не из крови, не кривая, не противная до отвращения, но все равно ужасна. Юнги видит это клеймо и чувствует себя животным со скотобойни. Он вдруг задумывается, насколько же было больно получать ее — раскаленное железо на коже. Ему становится противно от себя, в горле появляется ком, он ведь не так хотел встретить своего соулмейта. А хотел ли вообще? Вряд ли. Ему стыдно за все, даже за свое присутствие в этом доме. Когда он проснулся на диване, то успел немного осмотреть дом. Он был чистым и опрятным. Даже слишком. Никого, кроме Хосока, здесь вроде как не было, а такой порядок для двадцатилетнего парня большая редкость. Юнги, если уж говорить откровенно, стало немного не по себе. Он здесь казался грязным чужаком, поэтому сейчас разглядывал метку, не поднимая темные глаза. «14.12.201N. 01:42». Юнги вдруг стало интересно, куда ходил парень в такое время, да и в таком районе, но он боялся задать этот вопрос, хотя чего таить, он вообще хотел исчезнуть. Ведь знает, где он сам был в это время и что делал. Кололся в грязном переходе — не дотерпел до дома, ломка застала врасплох. И его соулмейт, вот такой красивый и аккуратный парень, застал его с иглой в вене… Юнги опустил рукав обратно и все же поднял глаза. — Прости, — получилось совсем тихо и жалко. Хосок лишь улыбнулся. У Юнги все скрутило от этой улыбки. Он точно здесь быть не должен. Просто не достоин. Как будто мусор высыпали на пол дворца. — Наше знакомство прошло не очень, но не волнуйся сильно, ты — мой соулмейт, так что я с тобой. Я помогу тебе пройти через это. Но это чуть позже, как насчет того, чтобы прогуляться? Люблю гулять по безлюдным улицам на рассвете, — Хосок продолжал улыбаться своей яркой улыбкой и ему удалось выудить кое-что в ответ. Губы напротив слегка растянулись, но вот в глазах виднелся целый ураган смешанных эмоций. Там была глубокая грусть, сильный стыд, смущение, и лишь легкий намек на счастье. — Я больше люблю закаты, но эта идея тоже хороша. Но мне сначала нужно зайти домой. Нужно кое-что отдать. Это очень важно. Юнги посмотрел в глаза напротив и сразу же опустил свои. Он не знал почему, просто внутри что-то было не так. То ли у него самого, то ли у его соулмейта. Мин видел его эмоции, они были четкими и яркими, но ему все равно было не по себе. Как будто его обманывают, но ведь он никогда не умел разбираться в людях, так что судить было бы глупо. Ему удалось немного подавить внутреннее волнение. Стало легче. А вот Хосоку напротив. Тот не ожидал отказа, поэтому он успел почувствовать легкое раздражение, но разум быстро придумал идеальный план. — Я сегодня никуда не собираюсь, так что давай сходим вместе. Быстро отдашь, что нужно, возьмешь куртку потеплее, на улице уже не прохладно, и мы сходим в парк, например. — Я не думаю, что это хорошая идея. Я лучше схожу один. Мне только кое-что отдать, куртки все равно нет… Во сколько ты хочешь встретиться около парка? — Раздражение. Снова. Хосок и подумать не мог, что будет столько проблем в самом начале, но ничего, у него все всегда под контролем. — Послушай, — Хосок подошел поближе и взялся руками за чужие предплечья, а потом заглянул в глаза. — Я — твоя судьба, и тебе придется мне раскрыться. Давай не будем все усложнять и оттягивать момент. Ты уже побывал у меня дома, может теперь моя очередь? Юнги прикусил губу и слегка сжал кулаки. Он бы привел парня домой, вот только его дом — это грязная квартира с кучей такого же сброда, как и он. Ему просто стыдно, но смотря в глаза напротив, он быстро сдался. Тряпка. — Ладно, ты прав. Рано или поздно ты все равно узнаешь… Хосок хлопнул в ладоши и пошел собираться. Черные штаны, теплые, уже зимние, ботинки, кофта. Наверх шарф и теплую зимнюю куртку. Стоя рядом с парнем около большого зеркала, Хосок почувствовал легкую жалость и, опять же, отвращение — Юнги стоял в тонких штанах, каких-то старых, потертых ботинках и легкой куртке. Чону было холодно только от одного его вида. Теперь понятно, откуда это обморожение, хотя такими темпами тот скоро сляжет в больницу от воспаления легких или типа того. Ему не хотелось отдавать тому свою одежду, но ничего получше Хосок придумать не смог. Он порылся в шкафу и достал черную прошлогоднюю куртку, которая стала ему мала и немного износилась, хотя при этом все равно выглядела в разы лучше, чем та, что сейчас была на Юнги и уж точно теплее, хотя и не зимняя. Белый шарф, который он купил… зачем-то, тоже идеально вписался во все это. — Держи. На улице ведь ужасно холодно, а ты в такой легкой одежде, — Хосок буквально впихнул это в чужие руки и отошел на шаг. — Нет, не стоит. Мало ли тебе понадобится, мне не нужны подарки, — Юнги уже хотел скинуть это на кресло, но под строгим взглядом напротив снова сломался. Быстро сменив одежду, а свою запихнув в рюкзак, уже забитый до отказа, он кивнул, подтверждая свою готовность. Хосок потрепал чужие волосы и вышел из квартиры. Юнги застыл на пару секунд. Ему было странно, но определенно приятно. Его еще никто не касался с такой мягкостью. Парень провел по своим волосам, потом улыбнулся и вышел из квартиры следом, закрывая за собой дверь на замок. Пока они шли по улице, завязать разговор получалось довольно сложно. Они не могли найти точку соприкосновения хоть в чем-то, но им не было скучно. Оба такие разные, но судьба зачем-то связала их, и Хо был уверен, что это для того, чтобы он спас этого парня. Может даже поможет с учебой, ведь вряд ли тот сильно думает о ней… Чон вдруг понял, что не спрашивал насчет чужого возраста. Их минутное молчание оборвал вопрос, который для Юнги был как гроза среди ясного неба. — Так сколько тебе лет и где ты учишься, может быть подрабатываешь? — Хо посмотрел на парня, который по самые глаза закутался в тот белый шарф и отвел взгляд. — А тебе? — Чон не очень любил, когда отвечали вопросом на вопрос. — Мне двадцать один, я учусь на третьем курсе, на хирурга. Вся моя семья связана с медициной, и я пошел по их стопам. Обычно помогаю в университете преподавателям, за что получаю немного денег. Юнги прикусил губу, ведь ему снова захотелось провалиться сквозь землю. Прошло не так много времени с их знакомства, но Юнги уже знал, что это чувство обострилось и останется с ним надолго, если не на всю его жизнь. Ему хотелось просто уйти, сделав вид, что ничего не было и некий «Хосок — я твой соулмейт» ему совершенно не нужен. Но в глубине души Юнги знал, что, возможно, он его последний шанс не кончить как его мать, поэтому ему все-таки пришлось ответить. — Мне семнадцать. И я нигде не учусь сейчас. Если точнее, то я только закончил школу. А деньги…я подрабатываю в одном круглосуточном кафе в ночную смену. Хосок старался не показывать свое удивление, смешанное со злостью. Ощущение, что этот парень совсем еще подросток и не понимает, что вообще делает. Ему такое точно не нужно, а это значит, что придется помочь тому и с поступлением. Столько дерьма на Чона не сваливалось со времен поступления в самый престижный университет. — Ладно, тогда, я думаю, самое время задуматься о поступлении. Есть какие-то варианты? Может интересы? — Нет. Хотя я был неплох в физике и математике. По крайней мере для той школы, в которой я учился. И разговор снова затих. Оба погрузились в свои мысли. Хосок снова давил свои эмоции, а Юнги вспоминал о «чудных» школьных временах, в которые он еще не кололся, но уже был главным отбросом школы. Зарабатывал деньги на разных спорах и унижениях — его до сих пор тошнит даже об одном упоминании о них, а по коже бегут мурашки, собирающиеся в определенных местах, превращаясь в ощущения чужих прикосновений на бледной коже. Ему вдруг захотелось забиться в уголок и просто сдохнуть там, но впереди показалась серая многоэтажка, а значит они совсем близко. — Вот и мой дом. Хосок наконец обратил внимание на окружающий мир, ведь все это время просто шел за парнем. Дверь в подъезд была не закрыта. Внутри все было не так плохо, как ожидал Хо. Здесь не было каких-то тел, шприцов и мусора, разве что пара бумажек. Пахло здесь влажным бетоном вперемешку со свежестью с улицы. Они пешком поднялись на крайний, пятый, этаж. Одна дверь была железной, а вторая просто деревянной. Именно в нее они и зашли. Вот здесь все ожидания Хо и оправдались. Куча народу, мусор и шприцы. Он как будто вернулся в прошлое и в горле образовался огромный ком. Пахло здесь странно для такого места — медицинскими препаратами и металлическим запахом крови. Второй как будто оседал на легких. Юнги быстро потянул парня в другую комнату, с белыми дверями. За ней было гораздо чище, но пахло так же. Здесь уже не было обдолбанных парней и девушек на заблеванном полу. Лежало два матраса, на одном из которых спала женщина лет пятидесяти, а рядом сидел маленький мальчик в потрепанной одежде. Юнги подошел сначала к пустому матрасу и вывалил туда куртку и что-то черное, бросившее странный отблеск, однако Хо не успел рассмотреть что это — парень быстро спрятал всё обратно. После тот подошел к мальчику и достал что-то синее. Это оказался комбинезон, который был аккуратно одет. Чон подумал, что здесь не так уж и холодно, но достав руки из карманов убедился в обратном. Теперь всё окончательно перемешалось. Злость, отвращение, удивление, и внезапно вспыхнувшее сочувствие и понимание. Не жалость. Юнги дал тому плюшевого зайца, который лежал в углу комнаты, а потом поцеловал в лоб. — Веди себя хорошо, завтра пойдем гулять на улицу, — мальчик улыбнулся очень похоже на то, как улыбается Юнги, и Хосок решил, что, вполне возможно, это его брат. А это мать. Теперь картина стала намного яснее, и злость теперь распространялась и на мать, из-за которой, вероятнее всего, тот и стал таким. — Ну все, идем, — Юнги подошел к Хо и грустно улыбнулся. Когда они выходили, Чон заметил, как тот оборачивается и глубоко вздыхает… Спустя двадцать минут они оказались в парке, который оказался совсем близко к чужому дому. Хосок угостил парня вишневым мороженым, от которого тот был без ума. Точнее он взял его наугад и определенно не пожалел, кроме того, что сейчас была зима. Они прокатились на колесе обозрения, погуляли, а потом, замёрзшие, направились в кафе. Хосок решил заплатить за своего соулмейта и тот даже не пытался отказаться, хотя в глазах он читал некое отвращение, вероятнее всего, к самому себе. Видимо, денег не было от слова совсем. Они съели лишь пирог и выпили кофе, но за окном уже успело стемнеть, а разговор вдруг зашел в тупик. Повисло некое молчание в почти пустом кафе, где было слышно лишь завывание ветра за окном и стук посуды, как вдруг у Юнги зазвонил телефон. Он достал серебристую раскладушку. Хосок даже не может вспомнить, когда видел такие в последний раз. — Алло, — Чон слышал, как дрожит чужой голос, и как на другом конце провода грубый мужской голос быстро и громко говорит. Хо пытался прислушаться, но Юнги заметил это и быстро исчез за дверью мужского туалета. Парень уставился в окно, на проходящих мимо людей, закрывающихся от ветра, от которого ветки деревьев ходили ходуном, и на мелкие снежинки, царапающие оголенные части кожи. Он полностью погрузился в свои мысли. Его терзало любопытство, потому что на чужом лице была такая мешанина из эмоций, что сразу стало понятно, что звонил какой-то очень «близкий» или же важный человек. Глаза вдруг натолкнулись на одиноко лежащий рюкзак его соулмейта. Руки зачесались посмотреть что там, но вместо этого он просто перевел взгляд на свое отражение и заметил, что снова хмурится и стучит пальцами по столу. Хосок выдохнул и спокойно уложил руку, а вот брови не хотели расходиться. Вдруг из туалета вылетел Юнги. Буквально. Он подбежал к их столу и схватил свой черный рюкзак, который так хотел приоткрыть парень минуту назад. — Извини, пожалуйста, мне срочно нужно бежать. Мой босс сказал, что один парень заболел и не сможет сегодня выйти, поэтому я должен подменить его. Давай завтра, в это же время, в этом же кафе. Я хотя бы передам тебе номер. Спасибо за вечер, я не знаю, рад ли ты такому соулмейту как я, но знай, что ради тебя я готов измениться, мне лишь нужно время и капелька веры. И не успел тот что-то ответить, парень уже вылетел из кафе.***