Скованные

У Билла ничего, по сути, и нет-то, кроме пустоты во всем его естестве и огромного вороха воспоминаний, в которых он теряется, как кусок стекла в кристально чистой воде — у него только тело, каждый раз другое, извечная черная трость и усмешка на губах, натянутая и вымученная, будто столетия назад ее вырезали и уже не стереть ничем. На каждом теле, в которое он вселяется, на шее небольшим черным пятном выделяется елочка. Билл ждет 14 миллиардов лет. Ждет и боится одновременно, держа когти и лазер из глаза наготове: пусть только тронет его, пусть только заденет то, что в людском понятии являлось душой, а в понятии Билла — комком нейронов и синапсов, и может попрощаться со всем его окружающим. У Билла квартира холодная, кричащая, что здесь живет одинокий мужчина среднего возраста, которому плевать, промерзнет он до костей или сгорит заживо. Его все равно не берут ни жар, ни холод — лишь бы койка была мягкая, да стол, где горой лежали подписанные смертными договоры о сделках; счет их уже за этот год шел на тысячи, а взять и систематизировать их руки не доходили — секретарша была необходима как воздух. Билл и Вселенная — родные брат и сестра, непримиримые близнецы, и Сайфер от нее бегать просто заебался. Так что он убирает когти и лазер. *** Дипперу едва исполнилось двадцать, но его жизнь успела помотать, оставила его исцарапанным, как очень старый диск, который при проигрывании тормозил и показывал одни и те же картинки. Диппер сочувствовал тому, кого символизировал треугольник с одним глазом на его шее, от всей души. Представлял, что если он или она найдется, то медицинское обслуживание для этого человека будет бесплатным всегда: Диппер мог заебать так, что все госструктуры бы над этим несчастным сжалились. Ждет он отчаянно, но не показывает — слабость ведь. Презрение свое выказывает всему, относящемуся к отношениям: и к Мейбл с ее дражайшей Пасификой, и к Венди с ее потным панком, и к самой идее соулмейтов в целом — уж слишком это все радужно, утопично и совершенно не похоже на действительность. На деле же Пайнс просто завидовал. И на вопрос: "Нашел своего треугольного?" отвечал, зачастую, средним пальцем. *** Билл не знал, что его торкнуло устроиться профессором в техническом университете. Проблемой для него трудоустройство никогда не было: пара взмахов пальцами, заклинание и оставалось лишь бумажку подписать, но детей, а тем более, студентов, Сайфер ненавидел всем своим существом, так что его семнадцатая попытка преподавания не имела ну вообще никакого смысла. Мазохизмом он не страдал, а вот садизмом очень даже, так что следующий учебный год уже заранее радовал Билла: пытки, курсовые, страдания, дедлайны — будто сам доктор прописал. — Господи, Мейбл, этой кепке лет восемь, не позорь меня и убери ее, где ты ее откопала вообще? — На антресоли лежала. Нет, ну что за прелесть, Иисусе... Билл, обернувшись, увидел шатена, которому какая-то девушка, ужасно на него похожая, натягивала на лоб детскую кепку. Билл был готов материться на всех государственных языках. Елочка. Блять, Вселенная, серьезно? — Пацан, а покажи-ка шею, — почти приказал Билл, осторожно подходя к нему. Пацан уставился на него удивленно и, нахмурившись, откинул голову назад. Билл, увидев, нервно сглотнул. А Вселенная в голос смеялась. *** Никогда еще преподавательская деятельность не давалась Биллу так тяжело. Пайнс был почти на всех его парах, одним своим присутствием сбивая с мысли и заставляя забыть текст, который тот рассказывал студентам наизусть. — Сосна, мать твою, почему ты не можешь прогуливать пары, как и любой другой нормальный студент? — взвыл от безысходности Сайфер, когда все студенты покинули аудиторию. Диппер, остановившись в дверях, рассмеялся. — Я ж староста. Я, что, смущаю вас, профессор Сайфер? — Ты меня, сволочь, заводишь. А теперь брысь, — Билл устало вздохнул и потер глаза. — Ты не думаешь, что нам нужно об этом, ну... Поговорить? — Диппер, ослушавшись приказа, развернулся и медленно подошел к его столу. — Уже на "ты"? — Мне ж с тобой суждено всю жизнь провести. Какая разница? Билл поднял на Диппера взгляд и невесело усмехнулся. — Солнце мое, ты ж знаешь, что та физика, которой я вас здесь учу, ну просто полная хуйня? Диппер фыркнул, присев на краешек стола. — Я вырос в Гравити Фоллз. — Значит, знаешь. И то, что я не человек, тоже небось знаешь? — Еще в тринадцать лет перекопал о тебе все источники. — Ты везде такой быстрый? — с издевкой спросил Билл, приподняв бровь. — А ты хочешь проверить? Билл смутился, как семиклассница, мысленно за это себя придушил и быстро поменял тему. — Ты сдохнешь, а я еще жить буду. Грустненько, Сосна. — Технически, я бессмертным тоже стать могу. В языческой демонологии я как-то вычитал, что демон может дать своей паре бессмертие при... — Гаденыш. Диппер тихо рассмеялся. *** У Билла теперь — кучеряшки темные под рукой, мальчик солнечный настолько, что хотелось только жмуриться до звездочек в глазах, трость как была, так и осталась в прихожей, сделки на столе систематизированные, по папкам расфасованные и по полкам расставленные в порядке алфавитном. У него улыбка теперь чистая, во все тридцать шесть, глаза не сжигающие; на шее черную елочку дополняет ряд красных отметин, возобновляемых каждый день — а как еще быть, если твой парень в прошлой жизни был, скорее всего, Дракулой? Диппер теперь эту старую кепку под дулом пистолета не снимет. У него демон ко всем беспощадный ластится под боком и целая вечность впереди. Вселенная довольно улыбалась.