Метроном

Ночью Отабек не мог уснуть. Виктор и Гоша после поедания пиццы с пивом на брудершафт за успех мероприятия храпели за стеной на два голоса, и получалось даже в некотором смысле музыкально. Отабек думал. О том, хватило ли бы у его соседей актерского мастерства, чтобы так его приколоть. Отабек склонялся к отрицательному ответу: Гоше, в его представлении, не доставало чувства юмора, а у Виктора всё на лице обычно было написано. И Отабек готов был спорить на деньги, что такое сложное лицо, как он изобразил, вспоминая, есть ли у хозяйки квартиры внук, который приезжает за деньгами, он вряд ли смог бы отработать на публику. Тогда по всему получалось, что ни Виктор, ни Гоша Юру действительно не видели. Тогда он либо призрак, либо Отабек сошел с ума. Обе мысли не сказать, чтобы его порадовали. Вторая не сулила ничего хорошего, кроме комнаты с мягкими стенками на всю оставшуюся жизнь, а от первой и вовсе по спине пробегал неприятный такой холодок. И возникало какое-то необъяснимое желание помолиться, хоть Христу, хоть Аллаху, пусть Отабек и был атеистом. Мистику, уфологию и прочие аномалии он никогда не воспринимал всерьез. Но сейчас, лежа в темноте и бессознательно вздрагивая от каждого шороха, Отабек ой как во всё это поверил. Спать не получалось, как он ни старался, он ворочался, скрипя диваном, пока снова не услышал мерный стук, который он слышал в первую ночь в новой квартире и потом еще несколько раз. Стук доносился из глубины коридора, казалось, из той самой маленькой комнатушки, дверь которой никогда не открывалась. Отабек встал. В конце концов, выйти всё равно пришлось бы – выпитое пиво давало о себе знать. Он зажег на телефоне фонарик и сделал несколько аккуратных шагов к двери. В коридоре был сквозняк, по ногам дуло холодом. Отабек прокрался в сторону каморки, встал рядом с дверью, сделал вдох-выдох, как заправский спортсмен, сжал в кулаке старую дверную ручку и надавил. Дверь поддалась не сразу, однако была явно не заперта. Отабек налёг плечом, внутри что-то скрипнуло, стукнуло, зашуршало. Он протиснулся в комнату, и дверь снова захлопнулась под натиском сваленного позади нее хлама. Отабек наощупь поискал выключатель, нашёл только висевший с потолка доисторический шнурок. Подёргал – ничего не произошло. Хотя во всей квартире перебоев с электричеством не было. Отабек посветил мобильником вокруг себя – горы каких-то старых вещей: детские санки с несколькими выломанными досками и проржавевшими полозьями, какая-то проеденная молью одежда, несколько еще советских кожаных чемоданов, старинные часы, сложенные в аккуратные и не очень стопки книги, продавленные сидения от стульев, ещё что-то, за что у Отабека не зацепился взгляд. На широком подоконнике стоял источник того самого мерного стука – деревянная пирамидка со срезанной гранью, на которой был прикреплен металлический маятник с грузиком. Грузик был прикреплен довольно высоко, поэтому маятник раскачивался медленно, отсчитывая секунды. Отабек понял, что это метроном, однако такой устаревшей модели он за свои девятнадцать лет не видел даже в музеях. Отабек потянулся пальцами к прибору чисто автоматически, может быть, в стремлении слиться с мерным стуком, хотя кровь у него в ушах отбивала куда более быстрый сердечный ритм. Он уже почти дотронулся до маятника, когда услышал сзади бескомпромиссное: "Не трожь!" Отабек вздрогнул и обернулся всем корпусом. Юра стоял у двери, сжав кулаки, и смотрел на него исподлобья своими зелеными глазищами. Отабек молча смотрел на него, пытаясь найти подтверждение своей мистически-сумасшедшей теории. Он только теперь понял, что одет Юра точно так же, как был одет две недели назад, когда Отабек впервые увидел его на кухне. И одежда-то была довольно странной для современного подростка, какой-то старомодной: темно-синие плотные брюки, некогда светлая рубашка и что-то вроде форменного пиджака-тужурки. Светлые волосы казались давно не мытыми и немного спутанными. В глаза также бросалась болезненная худоба, которую он не разглядел в прошлый раз. Выделявшиеся высокие скулы, впалые щеки, тонкая шея, острые косточки запястий, обтянутые, казалось, только бледной кожей пальцы. - Зачем сюда пришел? – спросил Юра, прищурившись. - Тут... – Отабек оглянулся на метроном, по-прежнему отстукивавший мерный ритм. - Тебя не касается, – фыркнул Юра, подходя. Отабек посторонился, сшибив какую-то алюминиевую посудину. Юра цыкнул и посмотрел на Отабека возмущенно-выжидающе. Отабек посудину поднял, и так и остался стоять с ней в руках, не зная, куда ее пристроить. Юра легонько провёл кончиками пальцев по метроному, задумчиво глядя в окно. Света из окна почти не было, еще бы, во дворе один-единственный фонарь, и тот моргает постоянно, но Юру почему-то было очень хорошо видно. - Ты призрак или нет? – вполголоса спросил Отабек, внутренне сжавшись. Юра усмехнулся. - Что если так? – скривил губы он. – Съезжай поскорее с нехорошей квартирки. И тем двоим охламонам тоже расскажи. Виктор будет истерить, я хоть посмеюсь, – Юра снова усмехнулся. – Живут здесь уже десяток лет как, и ни разу не заметили. Хотя я им и дверями хлопал, и воду проливал, и подвывал даже. Ноль внимания, килограмм презрения. - Они тебя не видят, – пояснил Отабек. - Как удивительно, – съязвил Юра. – Меня сейчас инфаркт хватит от удивления. Меня вообще мало кто видит, но вот так чтобы полностью игнорировать и не съезжать – эти два придурка первые. - Мне кажется, тебя просто расстраивает, что они не обращают на тебя внимания, – пожал плечами Отабек. - Да ты прямо мозгоправ, я смотрю! – Юра оскалился. – Короче. Уматывай отсюда. А то я тебе такую сладкую жизнь устрою, мало не покажется. А еще лучше, забери с собой этих двоих идиотов и всем расскажи, что в квартире живут привидения. Ну чего встал? Чего уставился? – Юра сжал кулаки. - Интересно, – признался Отабек, наконец понимая, что заставляло некоторых его знакомых взахлёб читать про паранормальные явления, а потом плеваться, что они всю ночь не спали. – Но страшно немного. - На аттракцион пришёл? Бу! – гаркнул Юра. – Всё? А теперь уматывай! – сказал он уже тише, снова уставившись на метроном и прикрыв глаза. - Зачем тебе метроном? – Отабек не удержал сорвавшегося с губ вопроса. - Успокаивает, – ответил Юра, глядя как будто в никуда. – Если стучит – город жив. Если спокойно стучит – ещё и бомбёжек не будет. Вот и всё. Просто привычка. Отабек сглотнул болезненный комок в горле и кашлянул. Как из тумана выплыли перед глазами уроки истории советского времени, строчки учебников и энциклопедий, кадры из фильмов, которые показывали в школе, памятник двадцати восьми панфиловцам в парке в Алматы. И как-то сложилось всё воедино: Юрина болезненная худоба, взгляд, которым он смотрел на бутерброды, и по-прежнему стучавший метроном. - Ты... – Отабек еще раз сглотнул. – Ленинград... Блокада?..