Метроном

Отабек стоял на кухне над выпрошенными у соседки кулинарными весами и смотрел на лежавший на них небольшой кусок чёрного хлеба, а ещё на электронные цифры на маленькой панели. Сто двадцать пять грамм. В голове не укладывалось. Как можно было прожить, съедая в день только это? Отабек поёжился, глянул в окно, прислушался. Юры нигде не было. Вчера ночью он выгнал Отабека из каморки со скандалом, как только услышал слово «блокада». И предупредил, чтобы Отабек больше там не появлялся и вообще съезжал подобру-поздорову. При этом сказал он это таким тоном, шипящим, негромким, что Отабеку реально стало не по себе, поэтому он ушел. Но долго еще прислушивался к стуку метронома, лёжа под одеялом, пока в каморке что-то не упало, после чего метроном затих. А потом Отабек всю ночь сидел в интернете, посадив и планшет, и телефон, читал статьи про блокаду, смотрел документальные фильмы. От всего этого, от прикосновения истории, ему было как-то так жутко, что тряслись руки, но прекратить читать он почему-то не мог. Даже начал себя подозревать в мазохизме. - Только качество хлеба было хуже, – донеслось откуда-то сбоку. Отабек вздрогнул, обернулся на звук. Юра стоял в дверном проеме, опустив голову. – Примесей много. - Здравствуй, Юра, – поздоровался Отабек. - Здорово, – хмыкнул Юра. Потом немного помолчал, казалось, был в замешательстве. Отвёл взгляд и пробормотал: – Почини мой метроном. Пожалуйста. Я его вчера столкнул. А теперь не могу... Вот, – он прикоснулся к двери, и рука прошла насквозь. Отабек внутренне сжался от увиденного, но виду не подал. - Извини, – осторожно проговорил он. – Это я тебе напомнил про… И ты... Перенервничал? - Напомнил он, – принялся ворчать Юра. – Я об этом всё время помню, если хочешь знать. Не так много было в жизни событий, чтобы помнить что-то другое. Ты починишь метроном? - Я не механик, но могу посмотреть, – кивнул Отабек. – Пойдём? Юра кивнул, исчез в полутьме коридора, и появился уже в каморке, когда Отабек осторожно приоткрыл дверь и протиснулся внутрь. Метроном валялся на полу, с маятника слетел грузик. Отабек взял прибор в руки, посмотрел, потряс немного, потрогал маятник, потом под пристальным взглядом Юры вышел, поискал в прихожей отвертку, вернулся в каморку. Сел на пол и принялся раскручивать винтики, державшие заднюю стенку. Юра смотрел, стоя над Отабеком. - У тебя хорошо получается руками работать, – прокомментировал он. – Мой дед тоже руками работал. На заводе. А я ничего руками не умею. Не умел. Зато ногами мог. - Ты бегал? – спросил Отабек, изучая механизм внутри метронома. От удара на первый взгляд ничего катастрофического не случилось, хотя Отабек метрономы никогда в своей жизни не чинил. И даже внутрь не заглядывал. - Катался на коньках, – ответил Юра. – Фигурное катание, знаешь? - Знаю, – Отабек кивнул. – Это красиво, – подумав, добавил он, и закрутил стенку метронома обратно. - Да, – подтвердил Юра и чуть выше вздёрнул острый подбородок, – а ещё сложно. Много надо учиться. Я до войны каждый день на тренировки ходил. И в танцевальный класс, там меня муштровала товарищ Барановская. Она прима в Мариинке. Была. - Участвовал в соревнованиях? – спросил Отабек, нацепляя грузик на маятник по памяти. Чем выше – тем спокойнее ритм. Когда он пришёл сюда вчера ночью, стук был медленный, успокаивающий. Отабек прицепил грузик повыше. - Нет, мне не было пятнадцати еще в сороковом году, меня не взяли, – Юра опустил голову. – А в сорок первом уже... На фронт, кстати, тоже не взяли. По возрасту не подошёл, сказали, маленький. Хотя я хотел добровольцем. Отабек обернулся к нему. Странно, как Юра так спокойно мог обо всем этом говорить. - Что смотришь? – Юра ощетинился. – Думаешь, не смог бы я Родину защищать? - Смог бы, – уверенно кивнул Отабек, заводя метроном с помощью специального кольца. – У тебя глаза... солдатские. - Пф... – фыркнул Юра и отвернулся. – Много солдат видел, да? - Только в кино, – пожал плечами Отабек. – Но мне кажется, ты бы смог, как в кино. - Вот военкому по-другому показалось, – буркнул Юра. - Понятно, – кивнул Отабек. Он встал, поставил метроном на подоконник и посмотрел на Юру. – Мне запустить его или нет? Юра проигнорировал его вопрос, подошёл, посмотрел на прибор почти нежно. Вытянул указательный палец, нахмурился, словно с силами собирался, осторожно толкнул маятник, тот раскачался, и метроном начал отстукивать ритм. Отабек прищурился: как так получалось, что Юра, с одной стороны, мог и руку сквозь дверь, а с другой – вот так запустить метроном? - Мне это не так просто, как тебе, – пояснил Юра. – Я лет десять тренировался. - Когда ты?.. – Отабек осёкся. - Когда я умер, ты хотел сказать? – хмыкнул Юра. – Не помню. Последние дни вообще как в тумане, я мало что помню. Но мне исполнилось шестнадцать, это я помню точно. Значит, после первого марта сорок второго. Отабек принялся судорожно вспоминать прочитанные ночью статьи. Зима сорок первого – сорок второго годов была самой холодной в истории и самой тяжёлой за всю блокаду. Голод и страшный для Питера мороз. Легче стало только в конце марта, когда пришли партизанские обозы с едой, но Юра, видимо, уже не дожил. - И ты все семьдесят с лишним лет здесь? – Отабек оглядел маленькую каморку. - Нет, – ответил Юра. – Бываю ещё в танцевальном классе в Мариинке. И на катке. И на заводе, где дед работал. Он там и умер, у станка. И на дедовой могиле иногда, но очень редко. Чаще всего здесь. - А кроме деда? У тебя был еще кто-то кроме деда? – спросил Отабек и снова прикусил язык. - Отца на фронт забрали почти сразу. Он погиб. Я сам похоронку приносил. Почтальоном подрабатывал, как мор пошёл. Чтобы карточку как служащему получить, там норма хлеба была больше. Да зачем я тебе всё это рассказываю вообще? – Юра отошёл к окну. – Тебе всё это ни к чему знать, – язвительно усмехнулся он. – Пойди в интернете почитай. - Расскажи, Юра, – возразил Отабек, сам не понимая, зачем. От прочтённого и увиденного вчера и так подташнивало, и в горле застревал комок. Но каким-то шестым чувством он понимал, что нужно выслушать. Просто нужно. Без причины. – Пожалуйста, расскажи. Юра сложил руки на груди и с сомнением посмотрел на Отабека, потом на стучавший на подоконнике метроном. - Только потому что ты его починил, – сказал он. – А потом ты съедешь отсюда.