Частные уроки Савады Тсунаеши

В ночной тиши единственным различимым звуком было едва слышное дыхание. Светящая в окно луна играла на стене тенями, освещая неровным светом укрытую с головой одеялом фигуру. Тсуна лежал на кровати, предаваясь тягостным размышлениям и искренне сожалея, что от стыда не умирают. На щеках все еще ощущался легкий румянец, жар которого не в силах были остудить даже изредка скатывающиеся из глаз слезы. Было до невозможного обидно лежать вот так вот в своей комнате без единой возможности уснуть. Голова напоминала потревоженный улей, где в одно мгновение возникало и так же исчезало множество мыслей, совсем не приносящих облегчения. Совесть мучила ехидным шепотком о том, какой же он, Тсуна, идиот, оставивший столь ценную вещь в таком месте. Подсознание упорно подсовывало картину, происходящую этажом ниже несколькими часами ранее. Забыть Реборна, впервые касавшегося своего ученика так, оказалось невозможным. Все это медленно, но верно, доводило Саваду до состояния тихого отчаянья и бессильного бешенства. Скрипнула дверь, разрывая паутину тишины. Уверенные шаги к кровати в столь поздний час могли принадлежать только одному человеку, и, заслышав их, Тсуна лишь крепче прижал колени к себе и зажмурился. Вздрогнул, когда плеча коснулась теплая рука, а кровать прогнулась под весом чужого тела. - На какой стадии умирания от стыда, а, Тсуна? – Реборн говорил в голос, будучи точно уверенным, что его никчемный ученик сейчас не спит. Услышав в ответ лишь упрямое сопение, киллер резко сдернул одеяло, тут же блокируя слишком предсказуемую попытку Савады встать. - Какой-то ты дерганный стал, - на губах мелькнула улыбка, и если бы Тсуна имел возможность ее увидеть, то понял бы, что сейчас будет происходить нечто очень неожиданное. Реборн всегда улыбался так, почти незаметно, чуть приподняв уголок губ и слегка прищурив глаза, когда собирался начать очередную игру, напрочь забыв упомянуть о ее правилах. - Вообще-то я собирался спать, - Савада упорно разглядывал видневшийся в лунном свете стол, отмечая пару новых царапин и какую-то заковыристую надпись на его поверхности. Думал о том, что это, скорее всего, в очередной шумной игре приложил свою руку Ламбо. Представлял, как завтра скажет Бовино о том, что хорошие дети не пишут чужими маркерами на столах, да и своими тоже не пишут. Лишь о Реборне Тсуна не думал, нет. Реборна он хотел. Только мысли о том, что сейчас, скорее всего, киллер вновь будет смеяться, позволяли держать себя в руках и отводить взгляд. - Да что ты? – Реборн наклонился к ученику, довольно хмыкая, когда тот вновь начал заливаться краской и попытался его оттолкнуть. – Тогда считай, что я твой самый желанный ночной кошмар. Прежде, чем Тсуна успел ответить, ему показалось, что он напрочь разучился думать, почувствовав, как губы репетитора целуют его. Недоверчиво замер, пытаясь определить, что на этот раз пришло в гениальную голову учителя, но все же ответил. Как-то неумело и почти по-детски, пропадая от прикосновения до одури желанных губ. Реборн не спешил, целуя как-то ненавязчиво-медленно, осторожно, будто бы все еще раздумывая над чем-то своим. Позволил Тсуне схватить себя за плечи и отстранился, когда тот потянулся к нему всем телом. - Урок первый. То, что сейчас было, называется поцелуй нежный, - киллер схватил мальчишку за плечо, заставляя вновь откинуться на кровать, и чуть ослабил хватку, увидев скользнувшую по лицу ученика болезненную гримасу. – Сейчас же у нас будет поцелуй страстный. Когда Реборн коснулся губ Тсуны вновь, его унесло уже по-настоящему. Взгляд затуманился, а рука уже без сомнения обхватила за шею, пытаясь сократить расстояние до минимума и оказаться максимально близко. Ощущение чужого языка во рту сводило с ума, напрочь уводя все доводы разума на второй план. Киллер едва ощутимо отстранился, чуть прикусив губу ученика. Провел по ней языком и опустился ниже, целуя уже шею и ловя первый слетевший тихий стон. Провел рукой по обнаженному торсу, замирая пальцами на животе, и слегка приподнялся, чтобы прикусить мочку уха. Тсуна дернулся, вцепившись пальцами в черные волосы. Потянулся за новым поцелуем, когда лицо репетитора вновь оказалось совсем близко, но был остановлен прижатым к губам пальцем. Когда язычок ученика провел по подушечке пальца, а потом как-то уж слишком развязно очертил нижнюю губу, Реборн поперхнулся глотком воздуха, глотая готовые уже было слететь очередные насмешки. - Смотрю ты более умелый, чем кажешься, – киллер вновь сел, разрывая слишком опасную близость, из-за которой в голосе скользнули хриплые нотки. – Уж не с Рокудо Мукуро ли опыта набирался? - Нет, - Тсуна закусил губу, чуть склонив голову на бок и стараясь не думать, каким путем этот опыт появился. Говорить про спрятанные в шкафу диски весьма недвусмысленного содержания Десятый не собирался, понимая, что этого Реборн уж точно не поймет. Карие глаза невольно остановились на чуть приоткрытой дверце заветного тайника, тут же перескакивая взглядом на стену, но этого мгновения хватило, чтобы киллер резко поднялся с кровати. - Реборн, нет! – Тсуна запоздало понял, насколько сильно только что оплошал, и вскочил с кровати вслед за учителем. - Там тоже что-то есть? – киллер включил свет и насмешливо посмотрел на стремительно краснеющего ученика, загородившего собой шкаф и готового защищать его неприкосновенность собственной кровью. Не учел Тсуна только одного. Реборн, понявший, насколько сильно реагирует на него ученик, ненадолго отвлек Саваду коротким поцелуем, тут же оттолкнув его к кровати. Не устояв на ногах, Десятый плюхнулся назад, поняв по уже зарывшемуся в шкафу учителю, что смерть его наступит совсем скоро и как-то совсем уж глупо. Не от шальной пули, и не от враждебного мафиозного клана, а от того, что его придушит собственный репетитор. Реборн, нашедший явно подозрительную среди прочего хлама коробку, деловито вытащил ее на свет. Открыл крышку, предварительно сорвав тонкий слой скотча, и сосредоточенно посмотрел на ставшего белее снега ученика. - Чем ты еще меня удивишь, Тсуна? – киллер поставил коробку на пол и перевернул ногой, так и замерев в неуклюжей позе. Черные глаза с долей иронии смотрели на рассыпавшиеся по ковру многочисленные диски, невольно поражаясь их ассортименту. – «Накажи меня страстно», «Волнующая указка», «Дополнительные занятия или мое первое знакомство с плетью», «Мой строгий учитель», «Плеть и цепи: наслаждение сквозь боль»… Чем больше читал Реборн, тем тише и глуше становился его голос. Тсуна же и вовсе вжался спиной в стену, желая всем естеством слиться с ней молекулами, и прижал к горящим ушам руки. - М-да… - Реборн никогда не жаловался на скудный словарный запас, но, глядя на все это красочное великолепия явно порнографического характера, не мог подобрать слов. Цензурных и, желательно, понятных. Потому что сейчас как никогда хотелось сказать матом, вместив все мысли в одно короткое всеобъемлющее слово. Пару минут в комнате стояла тишина, за которую Тсуна перебрал всех ему известных богов и помолился, кому мог, во все глаза смотря на замершего учителя. Реборн же задумчиво изучил взглядом коробку, для приличия потряс ее над полом и совсем не удивился выскользнувшим из нее тетрадям. Порядком обтрепанным и с подозрительно знакомыми обложками. Взял в руки одну из них и, дабы удостовериться, что это действительно то, о чем он думает, открыл посередине. - «Реборн приковал меня к полу животом вниз, заставив дрожать от холода бетонного пола. Опустился вниз, садясь на мои ноги и придавливая своим весом. Несколько секунд ничего не происходило, и я лишь напряженно ждал, что в этот раз выкинет мой учитель. Не видя его, мне было сладостно страшно от того, что ни одна моя догадка вновь не окажется верной. Каждый раз, когда мы приходили в эту комнату, меня ждало что-то новое и неизведанное, а от того еще более желанное. Я напрягся, почувствовав, что Реборн склоняется надо мной. Вздрогнул от ощущения манящего тепла его тела и вскрикнул, когда его губы начали скользить вниз по моему позвоночнику. В зажатых зубах учителя оказался кусочек льда, заставивший меня извиваться в цепях от своего обжигающего прикосновения. Контраст его с теплыми губами Реборна сводил с ума, отзываясь в теле восхитительной дрожью», – киллер замолчал, продолжив еще пару секунд невидяще смотреть в тетрадь и что-то обдумывать. – Смотрю, все эти диски, Тсуна, были тобой тщательно изучены. Десятый не ответил, подозрительно смотря на обыденно усмехнувшегося репетитора, молча собирающего все обратно в коробку. - Р-реборн? - Тсуна неуверенно подал голос, поджав колени к себе и закусил губу. – Ты не злишься? - Совершенно не злюсь, - киллер оскалился в ответ так дружелюбно, что Десятый почувствовал, как в жилах стынет кровь и на теле шевелятся волосы. – Потому что я в бешенстве, никчемный Тсуна. И чтобы сейчас не переломать тебе все кости, пойду тщательно изучать всю твою занимательную коллекцию. На миг оставив коробку в покое, Реборн подошел к ученику и резко дернул его на себя. Грубо схватил пальцами за подбородок, заставляя смотреть в глаза и неумолимо краснеть. - Можешь быть уверен, мы изучим на практике каждый момент этих дисков и каждую строчку твоего дневника. Ты будешь повторять это столько раз, пока не усвоишь так, что это тебе будет сниться в самых страшных кошмарах. – Киллер поцеловал дрожащие губы ученика, на этот раз прикусывая их больнее, и продолжил, обжигая щеку тяжелым влажным дыханием: – А пока отсыпайся, никчемный Тсуна, завтра у тебя начнутся особые уроки.