***
До заката есть ещё пара часов, и до возвращения Герберта мне нужно занять себя чем-то. Профессор всегда говорил, что лучший способ провести время — учение. Пожалуй, лучше отправиться в библиотеку, чем терзать себя тревожными мыслями<записей больше нет>
***
Раскрытая тетрадь опустилась на стол. Похолодевшие пальцы прошлись по шероховатым жёлтым страницам. Альфред устало рухнул на кровать и спрятал лицо в ладонях. В голове набатом била одна единственная мысль: «Бежать». С последующим ударом ритм нарастал, каждой внутренней вибрацией рождая новые громкие мысли, перезвоном прокатывающиеся в голове. Озноб побежал вдоль позвонков. Альфред вздрогнул, словно вынырнул из ледяной воды. «Бежать прочь». Резко вскочив на ноги, по ощущениям ватным, он обернулся к дверям. Прошло немало времени с тех пор, как те распахнулись чужой рукой. В комнате за это время стало заметно холоднее, но Альфред и не подумал закрыть их, погрузившись в чтение собственного дневника. Сперва его взгляд рассеянно бегал по тетрадным листам, но с каждой страницей становился всё вдумчивее, пока пелена забытья, окутывавшая разум, не рассеялась. Альфред обнаружил, что провёл за чтением несколько часов. Сырой холод, наполнивший комнату, только сейчас коснулся юношеского тела, и Альфред задрожал.***
Плавные движения графа сопровождались цоканьем каблуков по полированному полу его рабочего кабинета. Герберт стоял подле камина, бросив задумчивый и мрачный взгляд на его холодные, обугленные стенки. — … если ты решишь его отпустить, о да, я даже смирился с этим твоим капризом, Герберт, — граф перехватил удивление в глазах сына и искривил губы в снисходительной полуулыбке, — уходя, Альфред должен будет забыть обо всём. Для нашей безопасности. Вот моё условие в обмен на его жизнь. — Уходя, он забудет обо мне навсегда? — Да. Но будет жить. Как ты и хотел, — граф сухо усмехнулся и продолжительно посмотрел на Герберта, — смерть, вечная жизнь или забытье. У этого мальчишки по твоей прихоти выбора больше, чем у кого-либо из твоих прошлых фаворитов.***
Ночь разбилась на два крупных осколка, и к каждому Альфред опасался прикоснуться. Что истина, а что дурман, если даже собственный дневник стал ловушкой разума? Тихие и неуверенные шаги привели Альфреда к двери рабочего кабинета хозяина замка. Открыть дверь юноша так и не решился, переминался с ноги на ногу, пока дубовая дверь с тихим скрипом не распахнулась сама. — Ваше Сиятельство, — Альфред вздрогнул и наклонил голову, больше в страхе, чтобы избежать прямого взгляда графа, — я всего лишь хотел поговорить… — Его здесь нет, — голос, как сухой шелест опавшей листвы, оборвал речь Альфреда, и граф холодным изваянием, завернутый всё в тот же траурный плащ, проплыл мимо, — ты можешь найти моего сына в его комнате, что в восточном крыле замка, — брошенные напоследок слова настигли Альфреда вместе с легким ветерком от плаща графа.***
Дверь была распахнута. Герберт стоял спиной к проходу перед деревянным мольбертом. Светлые волосы были собраны черным бантом в расслабленный хвост за спиной, а рукава белой сорочки закатаны по локоть. Казалось, Герберт так увлечён собственным пейзажем на холсте, что не замечает постороннее присутствие. Но он не обернулся и когда Альфред тихонько постучал в уже отворённую дверь, чтобы привлечь к себе внимание. Даже негромко произнесенное имя не заставило хозяина комнаты обернуться к незваному гостю. Только заслышав звук несмелых шагов, Герберт предостерегающим жестом поднял ладонь, в которой сжимал широкую кисть, заставляя его замереть. Несколько выжидательных мгновений, застыв в позе, Герберт смотрел на исписанный пейзажем холст прежде, чем обернуться к своему гостю. Губы растянулись в приторной улыбке, и он взмахнул кистью, подзывая Альфреда ближе. — Ещё в моём детстве отец нанял лучших учителей, чтобы обучить меня живописи. Что скажешь, дружок? — ожидавший чего угодно, но не подобного приветственного тона, Альфред растерянно посмотрел на полотно, угадывая в заснеженных макушках елей вид из окна спальни, — это помогает мне расслабиться и отвлечься от неспокойных мыслей, — плавно пропел Герберт, склонив голову и любуясь собственным трудом. — Герберт, я… — очередная попытка заговорить была остановлена вытянутой вперёд ладонью, пока оценивающий взгляд Герберта блуждал по полотну, — если ты прочитал… — Я думаю, здесь неверно подобрана цветовая гамма! — Герберт с досадой взмахнул ладонью и наконец оторвал взгляд от картины, чтобы посмотреть на Альфреда, — наверное, поэтому ты не смог оценить по достоинству моё творение, — схватив палитру, он принялся исправлять ошибки на полотне. Растерявшийся Альфред наблюдал за этим, пока затянувшееся молчание не потянуло со дна тяжёлый якорь внутренних переживаний. — Выслушай же меня! — ладони, сжатые в кулаки, рассекли воздух, и не ожидавший требовательного тона Герберт напрягся всем телом, но в следующее мгновение его плечи поникли и с тоскливой улыбкой на губах он обернулся. Добивавшийся внимания Альфред не смог выдержать прямого взгляда и опустил глаза в пол. Сердце начало биться о рёбра. — Ах, chéri, я напугал тебя! — прохладная ладонь очертила линию вдоль скул Альфреда и опустилась к подбородку, несильно сжав его пальцами и приподняв. Взгляды встретились, и по позвонкам пробежал привычный морозец. Необходимость в объяснениях растворилась в глазах напротив и горькой усмешке Герберта. — Мне пора, — слова прозвучали тихо, как мольба, — меня ждут. Нам с профессором пора возвращаться в университет. Пожалуйста, — хватка пальцев исчезла. Герберт отстранился и вернул своё внимание зимнему пейзажу на полотне. — Уходи, Альфред. Я велю Куколю отворить ворота и проводить тебя. Уходи. Пока я не передумал. Не возвращайся и не вспоминай это место никогда, — слова наполнили помещение звенящей пустотой. В горле Альфреда пересохло, и трудно было произнести хоть один звук. Кивнув, словно Герберт мог это видеть, Альфред отступил назад, к выходу. Ещё шаг. Второй. И ноги сами сорвались на бег. Альфред бежал по коридору к своим покоям, но, как бы быстро он не бежал, беспощадный вопрос нагонял его. «Что будет дальше?». Уже ставшая привычной комната встретила беглеца холодным пронизывающим воздухом. Кончики пальцев подрагивали, пока Альфред в спешке собирал скромные пожитки в саквояж. Замешательство вызвал дневник. От кошмаров прошлого принято избавляться, но недолго поразмышляв, Альфред сунул тетрадку в саквояж. Юноша торопился, словно минута промедления могла решить его судьбу, но когда скороспешные сборы были завершены, тело опутало невидимыми оковами. Незримый барьер не позволял покинуть темницу, ставшую такой пленительной за минувшие дни.***
— Я же сказал, не возвращайся, — Герберт холодно отчеканил слова, подобно собственному отцу, когда тот отчитывал сына за проступки. Но в отличие от графа в серых глазах горела не строгость. — Я не смог уйти, не попрощавшись, — когда Альфред вновь возник на пороге чужой комнаты, его грудь вздымалась от неровного дыхания, вызванного бегом и волнением, — ноги сами привели меня сюда, — саквояж осторожно опустился на пол, и Альфред сделал несколько шагов навстречу к Герберту. Все подходящие на прощание слова испуганно притаились в уголках сознания. Альфред молча смотрел на Герберта в ожидании неясно чего. — Альфред… — Герберт сократил расстояние и обхватил чужие ладони своими, приподняв их на уровне груди. Большие пальцы огладили тыльную сторону, и вскоре сменились осторожным прикосновением губ. Герберт поднял взгляд и исподлобья взглянул на Альфреда. Острые кончики клыков обнажились в полуулыбке, которая стала ближе. Холодный ветерок чужого дыхания со сладковатым запахом тления коснулся кожи на лице. Альфред не оттолкнул Герберта, позволив лёгкому прикосновению к его губам превратиться в более ощутимое — с холодной тоскливостью перед прощанием. Первым отстранился Альфред, тут же опустив взгляд в пол. — Я должен уйти. Мне нужно, — его тихий голос ударил по тонкой корочке льда, что уже покрыла тишину, и та с хрустом треснула, развеяв наваждение. — Я провожу тебя, — Герберт выпрямился, возвращая себе осанку. Все его скупые движения были наполнены сдержанным аристократическим безразличием, лишь на губах не играла привычная приторная улыбка. Герберт взял в руки старенький саквояж, но Альфред тут же перенял свою ношу, изъявляя желание донести собственные вещи самостоятельно, после чего смущённо улыбнулся.***
Сырое эхо нарастало с каждым шагом, и юношеское сердце билось в такт с его звуком. Альфред был уверен, что уходить нужно на рассвете. Не иначе. — Ты хочешь мне что-то сказать на прощание, chéri? — погруженный в собственные мысли Альфред мелко вздрогнул и обернулся на идущего рядом Герберта, чей взгляд был направлен прямо перед собой. Виконт не повернул головы, когда почувствовал, что на него смотрят, лишь загадочно улыбнулся одним уголком губ, — я чувствую твои замешательство и неуверенность. Шаги Альфреда стихли. Юноша застыл, прижимая к себе саквояж, и не заговорил, даже когда почувствовал на себе вопросительный взгляд. Противоречивые мысли в голове слипались неровными комками, и в ответ Альфред отрицательно мотнул головой и быстрее зашагал к выходу. Но уже в холле он вновь замер посреди просторного помещения — тяжёлые двери замка были отворены. Успевший отойти вперёд, ближе к выходу, Герберт обернулся к Альфреду. — Если ты хотел что-то сказать мне на прощание, то сейчас самое время, — Альфред, не моргая, смотрел на открытые перед ним двери, — вот-вот настанет рассвет. Солнце ещё не поднялось, но у далёкого горизонта играли светлые блики торопящегося навстречу утра. — Альфред? — Герберт привлёк к себе внимание, и как будто вырванный из чар Альфред вздрогнул, — ты всё так же робок и пуглив, — в голосе не осталось былой певучести и игривого сладкозвучия. Язык прирос к нёбу, и Альфред посмотрел на лоскуток пейзажа через широкий проход. Простое прикосновение к его плечу заставило едва заметно вздрогнуть и выйти из оцепенения, но взгляд от живого пейзажа, очерченного в стальные рамки ворот, Альфред не отнял. Среди грубых контуров многолетних деревьев, сливающихся грязно-бурой стеной, запестрел знакомый силуэт в чёрном. Ярко-алой краской фантазия нарисовала усмешку на бледном лице Смерти. Альфред медленно закрыл глаза, и когда открыл вновь, то ничего кроме сырых стволов леса не увидел. Он медленно поднял взгляд на Герберта: взгляд серых глаз был направлен в ту же точку. Сделав шаг вперёд, Альфред почувствовал, как груз ладони Герберта спадает с его плеча, словно оковы с души, но взамен её наполняет пустота. Ещё один шаг к томительной свободе, но чёрный силуэт вновь явился в предрассветном мраке, и Альфред замер. По позвонкам побежал озноб, и холодная хватка вновь сжала плечи. Саквояж с глухим грохотом упал к ногам, но Альфред даже не вздрогнул, а доверчиво обмяк в чужих руках, делая глубокий вдох, когда услышал шёпот возле уха. — Прости, Альфред. Я не могу… Ты должен остаться, — шёпот подкрался холодной змеёй к сердцу и ужалил смирением. Что-то холодное и вязкое пролилось на губы, и Альфред рефлекторно облизнул их, распознав металлический привкус во рту. Резкая и острая боль подкосила колени, но вытеснила из сердца кошмар. Веки с трепетавшими ресницами начали медленно закрываться, и последнее, что Альфред увидел перед тем, как провалиться в короткое забытье, — как на макушки елей, покрытых снегом, льется слабый рыжий свет, пока всё не затопило алым.