Друзья

– Я не хотела, чтобы так получилось… – Нора уже чуть не плакала. – Но не могли же мы сидеть каждый у себя дома, раз тебя нет! Вот Том и пришел.Элис представила, как эти двое сидят за накрытым столом: перемигивающиеся разноцветные огоньки елки, мягкий свет свечей, льющаяся из колонок музыкального центра музыка… Как все произошло? Он пригласил ее на танец, а затем поцеловал? Или она сама подсела поближе, взяла за руку? – И потом, не очень-то он тебе и нужен был… – Голос подруги сорвался, она всхлипнула. – Разве не так? Ты вечно занята. То у тебя курсы, то с родителями куда-то идете. А Томи скучал! Ему порой даже поговорить не с кем бывало! – Из ее глаз уже катились слезы. – Так он мне звонил. Мне! Парню, время надо уделять. Много времени, понимаешь? – Понимаю, – кивнула она. А ей казалось, они все время вместе. И в школе, и после. Ну да, у нее курсы подготовительные, но ведь и Том на них ходил. Это Нора решила, что поступит так, не занимаясь, что называется, «на дурачка». В выбранный ею институт и конкурса-то как такового нет. Если не поступит, не страшно. Она всегда хотела жить самостоятельной жизнью, от родителей переехать, жить одной. Вот и устроится на работу. – Он сначала был сильно в тебя влюблен, – продолжала Нора. – Крышу буквально сносило – это он мне сам рассказал. На седьмом небе парил от счастья, когда ты согласилась с ним встречаться. Но ему хотелось других отношений, более близких, более нежных, что ли. А ты холодная, как ледышка! Принципы эти твои дурацкие: целоваться в общественных местах нельзя, обниматься на переменах – ни-ни! Тут кто угодно взвоет и на сторону смотреть станет. Но Том не такой. Он был тебе верен, даже несмотря на то, что ему уже давно хотелось со мной быть. – Давно – это сколько? – задала глупый вопрос Элис. И в самом деле, какая ей разница, когда это началось, если итог один? – С лета – Лика наконец немного успокоилась, вытерла слезы. Вот уж кто не боялся,что у нее тушь потечет. – А ты? – Элис смотрела на подругу и видела ее будто впервые. Нора никогда красотой не блистала, особенно рядом с яркой и заметной Элис. Обычная девчонка: голубые глаза, тонкие светло-русые волосы, личико – словно лисья мордочка: острый подбородок, чуть курносый носик. Симпатичная, да, но далеко не красавица. Из ее несомненных плюсов – легкий, словно воздушный шарик, характер. Мама Элис Миссис Томсон всегда говорила, что Нора в любую компанию впишется, со всеми найдет общий язык. Она понятная, Нора, вся напоказ. Если ей плохо – плачет, хорошо – смеется.Элис всегда была уверена, что подруга и врать-то не умеет, вернее, не способна: захочет соврать – не сможет, все на лице будет написано. – Я с девятого класса его люблю, – проговорила Нора, и Элис невольно вздрогнула. – Почему же мне не сказала? – Зачем? – пожала плечами подруга. – Тогда у меня не было шансов, Том смотрел только на тебя. Он и меня воспринимал не как человека, а как бесплатное приложение к тебе. «Получается, она мне все это время завидовала? – подумала малышка. – И к нам норовила поближе держаться, чтобы рядом с ним быть, а вовсе не со мной». От этих мыслей внутри разливалась раскаленная, все сжигающая на своем пути лава. Какой же дурой была она – Элис! Поверяла подруге все секреты, рассказывала о том, как развивается их с парнем роман, в подробностях, во всех этих ахах и вздохах! И Нора тоже хороша – ей же было безумно больно слушать! Может, она скрытая мазохистка? – Ну пожалуйста, Эл, – тем временем ныла подруга, – не сердись на нас. Вот увидишь, ты немного остынешь, подумаешь, и все покажется не таким ужасным. Мы с Томом очень тебя ценим и не хотим потерять. Ты же наш друг! А парня другого ты себе легко найдешь, ты же такая красивая! Девушка от злости потерла виски. Там, под пальцами, бешено пульсировали налитые кровью вены, и от них распространялась боль по всей голове – в ритме той же пульсации: спазм, спазм, спазм. Но не станет же она сейчас говорить Норе, как сильно любит Тома, что жизни без него представить не может, что умрет, если он ее бросит… Уже бросил…-_- Эта простая истина пока не доходила, казалась нелепым розыгрышем, проверкой на вшивость. «Может, это Томи подослал Нору таким чудовищным образом испытать силу моих чувств?» – подумала девушка. Мысль возникла в голове и тут же рассыпалась на мелкие кусочки под очередным, сминающим все на своем пути ударом боли. – Мы же все еще друзья? – допытывалась подруга, заглядывая Элис в глаза. Та поняла, что ей говорят, лишь с третьего раза. Кивнула – только бы ушла уже, только бы не видеть ее участливого личика. Наконец, дверь за Норой захлопнулась, и Элис, зажимая ладонью рот, бросилась в ванну. Тошнота накатила внезапно. Девушка стояла над раковиной, и ее выворачивало наизнанку.Когда все закончилось, Элис опустилась на пол и прислонилась затылком к холодной стене. По ее щекам, затекая в нос и рот, по подбородку потоком катились слезы, смывая тушь. Теперь уже было все равно. И потянулись бесконечные, серые, похожие один на другой дни. Сперва было утро, когда Элис открыла глаза и не сразу вспомнила вчерашний разговор с Норой. Лежала пару минут в счастливом неведении, а после одномоментно осознала: все, конец! Так, как было раньше, уже никогда не будет. В тот день она не смогла заставить себя пойти в школу. Отец так и нашел ее – лежащей, сжавшись в клубок, в кровати, прижимающей к лицу глушащую рыдания подушку. Он всегда понимал ее без слов, вот и тогда просто молча притянул к себе, обнял, как маленькую, и ждал, пока у нее не закончатся слезы. Она сама не заметила, как рассказала ему все, до конца, но не услышала его оценки происшедшего. Отец думал. Потом они пили на кухне крепкое горячий шоколад со сливками, приготовленное папой, и Элис казалось, что весь этот кошмар ей всего лишь приснился. Затем снова накатила реальность и полное ее осознание – и так волнами: то ощущение невозможности того разговора с подругой, то понимание: он был, и никуда от этого не сбежать. Вместе решили, что Элис не будет в школе неделю – чтобы прийти в себя, хоть немного научиться жить с этим новым знанием: что она больше не нужна, ее предали и бросили. Пришедшая вечером домой с работы мама отцовского решения о больничном не одобрила, но, увидев дочь, свое мнение переменила – уж очень жалко и потерянно выглядела Элис. Они ходили в ее комнату по очереди – мама и отец. Мама все пыталась завести разговор о случившемся, уверенным и нарочито веселым голосом доказывала, что вот и хорошо, что все выяснилось, что это вовсе не Элис должна рыдать, а этот глупый парень, и вообще, послушать ее, так потеря весьма сомнительная, не стоящая таких нервов. Ну что он представляет из себя – этот мальчишка? Ни таланта, ни будущего, ни смелости – надо же, подослал вместо себя свою новую пассию, а должен был сам сообщить о том, что любит другую! Трус! Да Элис, если захочет, еще тысячу таких себе найдет! Но малышка не хотела… Папа о случившемся молчал. Он приносил дочери всякие вкусности, новые интересные книги, плюшевых зверей. Рассказывал смешные истории, заставляя ее невольно улыбаться, обсуждал с ней свои новые задумки для будущих картин. Он тоже, как и мама, всеми возможными способами говорил ей: жизнь продолжается. И девушка понимала это – головой, а сердцем все никак не могла уяснить, как жить дальше. В какой-то из дней пришла сообщение от Тома: «Прости меня, я не хотел сделать тебе больно. Ты мне очень дорога, но люблю я Нору. Надеюсь, у тебя все в порядке. Выздоравливай». После этого у девушки не осталось уже никаких сомнений в том, что они больше не вместе. Нора звонила каждый вечер – на мобильник. Девушка не отвечала на звонки. Подруга закидывала ее сообщениями в стиле: «Нам тебя не хватает, когда уже ты выздоровеешь, без тебя скучно». Они тоже оставались без ответа. Элис не могла решить, как вести себя с этими двоими. У нее в одночасье не осталось никого, кроме родителей: ни любимого парня, ни лучшей подруги. Другими друзьями она не обзавелась – одноклассницы откровенно ей завидовали из-за красоты, одноклассники воспринимали исключительно как объект их мужского внимания. Так было всегда, даже в то время, когда она встречалась с Томом. Его, надо сказать, такое положение вещей жутко бесило. Элис же относилась к повальной в нее влюбленности спокойно, как и к своей внешности. Главное ведь не то, как человек выглядит, а то, что у него в голове и в душе. Это внушали ей с детства родители, и она была согласна на сто процентов. Девушка привыкла к своему отражению в зеркале и, признаться, не видела в нем ничего такого уж особенного. Да, у нее чистая, фарфоровая кожа, высокий лоб, правильные черты лица, вьющиеся пышные темно-каштановые волосы до талии, которые она неизменно собирает в тугую толстую косу, светло-серые, почти серебряные глаза – такие же, как у отца. И сама она при росте метр семьдесят кажется миниатюрной, хрупкой, запястья и щиколотки тонкие, изящные. Они очень гармонично смотрелись вместе с Томом – он высокий, широкоплечий, светловолосый. Ей казалось, они прекрасно дополняют друг друга… Ей неоднократно прочили карьеру модели, на улицах часто спрашивали, где она снимается. Девушка на такие вопросы неизменно кривилась. Ее раздражало, что все считают, будто обложка глянцевого журнала или подиум для красивой девушки – это предел мечтаний. Сама она собиралась пойти по маминым стопам: стать архитектором или дизайнером, проектировать новые дома или создавать красивые, радующие глаз вещи. Но теперь и эта мечта не внушала оптимизма, словно прекратила быть мечтой. Все-таки в школу пойти пришлось – через десять дней, которые Элис практически сплошняком провела лежа в кровати. Мама даже уже хотела отвести ее к психологу, но вмешался отец, сказал, что дочь справится сама, нужно только время. Он почему-то всегда психологов не любил. Конечно, первые дни в школе были кошмаром. Невероятных усилий стоило вести себя как обычно, хотя то и дело при взгляде на парня на глаза наворачивались слезы, особенно когда она видела Томи и Нору целующимися где-нибудь. Эти двое общались с ней так, словно ничего не произошло. Нора, едва увидев подругу, пришедшую после болезни, бросилась ей на шею и повисла, словно обезьяна на дереве. Элис сперва была шокирована от такой наглости, но никак это не показала. Том тепло так улыбнулся, поинтересовался, как она себя чувствует, все ли у нее в порядке, чем занималась во время болезни. Элис пробормотала что-то невнятное в ответ, постаралась быстрее свернуть разговор, отодвинуться от него как можно дальше. Жаль, пересесть от Норы за другую парту не вышло – все места были заняты. Пришлось мириться с неприятным соседством. А подруга все уроки подсовывала Элис записочки и вся прямо светилась. «Ты же не злишься на меня?» – вопрошали счастливые глаза подруги, и девушка понимала, что не злится. Совсем. Тут другое. Непонимание, а еще интерес и брезгливость одновременно. И тупая, ставшая уже привычной боль. Несмотря на то, что Элис хотелось вычеркнуть этих обоих из своей жизни, забыть о них, словно их и не было никогда, не получилось. Они даже общаться не перестали. Сложно не общаться со своими собственными одноклассниками, особенно если они сами набиваются тебе в друзья. И все было как будто по-прежнему, не считая небольшой рокировки. Раньше Том был парнем одной подруги – теперь стал парнем другой. Роли поменялись. Третьим лишним стала Элис. Она слышала, как мама в соседней комнате звонит в службу доставки и громко перечисляет названия блюд, которые ожидает получить от курьера. Из кухни потянуло ароматом вишневого табака – это отец не выдержал до ужина, набил трубку и теперь пыхтит, блаженно прикрыв глаза, за закрытой кухонной дверью. Курить обычные сигареты он давно бросил, а трубочный табак – продолжает. Больше для удовольствия, как говорит он сам. Ну разве это курение – пару раз в день? Девушке запах его вишневого табака даже нравится. Он ассоциируется у нее с домом, теплом, уютом. Если она вдруг улавливает его где-то на улице, губы сами собой растягиваются в улыбку. Мама наконец положила трубку и через пять минут возникла на пороге комнаты у Элис. В руках у нее была стопка каких-то журналов, которые мама, пройдя к столу, бухнула на его угол. Хорошо, что девушка к тому времени уже успела убрать свои каракули с именем бывшего парня, – мама бы не оценила. – Вот, посмотри, – кивнула миссис Томсон на стопку. – Что это? –спросила девушка. – Очень интересные модели платьев для выпускного. Чего там только нет! Выбор на любой вкус. Так что ты давай наконец определяйся, времени осталось совсем немного, и съездим купим. – Мам, я же уже неоднократно говорила: я никуда не пойду. – Опять эта неприятная тема. Мама будто зациклилась, ее никаким бульдозером не сдвинешь. Правильно отец говорит: она у них упрямая, как породистый осел. – Милая, это твой выпускной бал! Он один раз в жизни бывает. Даже не как свадьба, понимаешь? Замуж-то можно выйти и два, и три раза. – Она, взяв один из принесенных журналов, уселась в кресло, и девушка поняла: это надолго. Ей предстоит до самого прихода курьера рассматривать с мамой картинки с моделями платьев. – И замуж я не собираюсь, – тем не менее сказала Элис. – Ну, к теме замужества мы лет через пять вернемся. А насчет выпускного придется решать сейчас. – Она закинула ногу на ногу и принялась перелистывать страницы. Малышка молчала. Она твердо решила: никуда она не пойдет. Дался всем этот выпускной! Чего она там не видела? Разряженных одноклассниц? Одноклассников, считающих, что они уже взрослые и им теперь все можно? Или целующихся Нору и ЕГО? Вот уж сомнительное зрелище, без которого она точно как-нибудь проживет. – Погляди, какая прелесть! – Мама сунула дочери под нос разворот журнала. С него улыбалась худющая блондинистая девица с силиконом, обряженная в ультракороткое и донельзя открытое белоснежное платьице. – По-моему, это вообще Пижама, – изрекла Элис. Мама с недовольным видом покрутила пальцем у виска. – Сама ты пижама! Это, между прочим, модель из последней коллекции известного французского дизайнера! – Ма, если я захочу прилюдно раздеться, я сделаю это как-нибудь по-другому, уж точно не перед кучкой одноклассников. Масштаб, понимаешь ли, не тот, – улыбнулась девушка. – Да ну тебя! – махнула на нее рукой мама. – Может, ты хочешь полностью закрытое платье? Или пышный кринолин? Ладно, сейчас найдем тебе такие варианты. – Да не надо мне никаких вариантов! Только деньги выкинете. Я же сказала, что не пойду на бал. Мама уже собиралась разразиться гневной тирадой, но тут в комнату вошел отец. Как всегда, вовремя. – Ну, о чем вы тут секретничаете? – спросил он, усаживаясь на подлокотник кресла и обнимая жену одной рукой за плечи. Элис увидела, как напряженное выражение покидает мамино лицо, и в миллионный уже, наверное, раз поразилась родительским отношениям. Бывает же! И ведь совсем разные! Отец мягкий, спокойный, погруженный в себя. Вся его жизнь – в его волшебных картинах да в жене с дочерью. Мама взрывная, деятельная, волевая. На месте дольше получаса не может усидеть, буквально фонтанирует идеями. Неудивительно, что у нее получилось создать свою архитектурную фирму и управлять штатом из двадцати сотрудников. – Милая, а ты посмотри, какая вот это прелесть! – отвлек мамин голос. На сей раз журнал был открыт на странице с пышным розовым платьем, какие носили придворные дамы Девушка умоляюще посмотрела на отца. Может, хоть он сможет объяснить ее позицию своей жене? – Пусть сама решает, чего она хочет, – вступился папа. – Она на досуге спокойно все пролистает, подумает и скажет нам. – Так она же вообще идти не хочет! – взвилась мама. – Ну как так можно?! Такое событие – и пропустить! И все из-за какой-то несчастной любви! В этот момент раздался сигнал домофона. – А вот и наш ужин. – Отец встал с кресла и прошел к двери. – Кто со мной принимать? Я один все не унесу. Элис, конечно же, кинулась за ним. Позади нее тяжело вздохнула мама. Разговор снова откладывался до лучших времен.