Огонь и Лёд "Пламя во тьме" часть вторая

Мы расстались с Деметрием в Москве. Он изъявил желание вернуться в Италию, а я решил отправиться дальше. Путешествовал по России: был на Сахалине, Алтае, Сибири и даже в Крыму. Мои скитания заняли ровно год, вторую половину из которого, я провел в буддийском монастыре во Вьетнаме. Да, в том самом, в котором пятнадцать лет назад восстанавливалась после ранения Селена. Я пошел по ее стопам, желая понять то, что познала она, попав в эту примитивную страну еще совсем юной девушкой. Хотел собственными глазами увидеть те места, где она познала чудовищность и жестокость незаконного мира, едва не став его жертвой, и я жаждал отомстить за нее, со всей свойственной мне жестокостью. Но меня ждало разочарование. Старые пещеры в глубине гор были заброшены. Наверное там никто не появлялся с тех самых пор, как Селена разнесла все в пух и прах. Ничто в этих бесконечных тоннелях не напоминало о том, что здесь произошло; лишь старые ржавые клетки, в которых держали пленников, были распахнуты настежь, а внутри по углам таились огромные крысы. Глупо было направиться туда через густые леса и опасные топи, которые для не знающего, могли стать смертельной ловушкой. Но я неистово жаждал найти давно утраченный душевный покой, который удалось отыскать в этих древних стенах монастыря Селене. Двери храма гостеприимно распахнулись для меня. Первое время мне было тяжело и непривычно находиться среди смиренных и молчаливых монахов, которые изо дня в день проводили время в неустанных молитвах. Вскоре я привык. Их покой передался и мне, и я, наконец, почувствовал умиротворение внутри себя. Я растворился в этой размеренной, степенной жизни, и теперь не хотел возвращаться в реальный, жестокий мир, из которого пришел. Знали ли монахи о том, кем я был? Несомненно. Их сложно в чем-либо провести. Я думаю, они знали об этом с самой первой минуты, как только я переступил порог монастыря. Но почему никто меня не боялся — этого я не понимал. Как я догадался о том, что бхикшу известно о моей сущности? Да очень просто. Меня никогда не звали на общую трапезу, лишь раз в неделю отводили в хлев, где позволяли насытиться каким-нибудь крупным рогатым животным, которого привязывали к высокому столбу, предусмотрительно перерезав сухожилия. Весь этот процесс происходил вечером, без предвзятости, отвращения и страха. После нескольких месяцев подобного рациона, мои глаза приобрели оранжевый оттенок, перестав быть пугающе красными. Теперь я мог спокойно обходиться без линз, которые к тому  же на сотни километров вокруг, попросту, негде было купить. Однажды я спросил бонза: — Вы знали кто я, но не побоялись пустить чудовище в свою обитель, почему? — Ты пришел с великой болью — она отпечаталась в твоих глазах. А мы никому не отказываем в помощи, даже таким, как ты. Любой может найти здесь приют и умерить свою боль… — За этим я сюда и шел. — выдохнул я, садясь рядом с бонза на холодный каменный пол. — Знал, что у вас можно залечить любые раны… — Кто подсказал тебе этот путь? — спросил бикшу, склоняясь перед статуей будды. — Та, которую я потерял… — пытаясь унять пронзившую меня боль, ответил я. — Много лет назад, она так же залечивала свои раны в этих стенах. — О ком ты говоришь? — взглянув на меня, выцветшими карими глазами, спросил монах. Я рассказал историю Селены. Услышав ее, монах заплакал. Когда я спросил, почему, он ответил: — Конечно, я помню эту девушку, ведь она спасла моего единственного сына! Это невосполнимая потеря! Как такое произошло? Я  задумался, а стоит ли разглашать тайну двух миров людям? Но подумав, решил, что я перед ними в неоплатном долгу, за спасенную жизнь Селены и шанс познакомиться с ней, ведь если бы не монахи, она умерла бы в тех ужасных пещерах от полученных ран. Закрыв глаза, я погрузился в воспоминания, начав историю с самого начала. Я ожидал, что когда заговорю о ней, боль снова начнет разрушать меня изнутри, но как ни странно, этого не произошло. Слова текли будто бы сами собой — легко и непринужденно. Я потерял счет времени и когда открыл глаза, увидел, что монастырь окутала густая холодная ночь. Три дня после этого монахи били в колокола и гонги, пели песни и читали молитвы. Они пытались отмолить душу Селены и помочь найти дорогу к свету. Я не знаю, насколько сильны были их молитвы, но все равно был благодарен за это. Наверное, я бы дальше продолжать бродить, как призрак, по холодным коридорам монастыря и просиживать за древними рукописями монахов, но близилось двадцать второе мая, а это значит, что пора возвращаться в Англию. Когда я сообщил об этом бонза, он поманил меня рукой, приказав следовать за ним. Я не сопротивлялся. Бонза повел меня по длинным продуваемым всеми ветрами галереям, вглубь холодных и темных подвалов, куда не проникал солнечный свет. Коридоры казались бесконечными, похожими на лабиринт. Наконец монах остановился перед массивной резной дверью усиленной толстым металлом. — Ты был прилежным учеником. За это, я хочу раскрыть тебе один секрет. — сказал бонза и попросил снять массивный металлический засов. — Пойдем! Я замешкал, вглядываясь в сгустившуюся тьму, но ничего кроме огромного помещения не разглядел. — Не бойся, — тихо сказал монах, снимая со стены факел и поджигая, отдал мне, — это усыпальница. Я ничего не стал спрашивать, а просто молча вошел в темный зал. Яркий свет коптящего факела прорезал тьму, осветив в стенах небольшие квадратные ниши с мощными решетками, за которыми с трудом угадывались чьи-то силуэты. Я направился в сторону одной из них, вглядываясь через толстые прутья. И, о, ужас! В похожей на коробку нише сидела человеческая фигура! Места было настолько мало, что там невозможно было развернуться или встать в полный рост. Высота была настолько маленькой, что, максимум, можно было только сидеть! Поднеся факел к чугунной решетке, я увидел, что фигура не подает никаких признаков жизни, но при всем этом, абсолютно отсутствовали процессы разложения! — Что это? — тихо спросил я, у внимательно наблюдающего за мной монаха. — Не все служители в нашем монастыре были людьми, — так же тихо, как и я, заговорил бонза. — Некоторые, были такими же как и ты. — он обернулся, обводя рукой зал, — посмотри! Я обвел взглядом зал и увидел как минимум несколько десятков похожих ниш. — Вампиры? Не может быть! — изумленно пробормотал я, рассматривая неподвижные, похожие на статуи фигуры в отсыревших и разорвавшихся кашая. — Прожив сотни человеческих жизней, они несли самые ценные знания и были непомерно мудры! Отчаявшись, или устав от своей бесконечной жизни, они приходили сюда искать мир и покой… — И оставались здесь навсегда… — закончил я. — Они мертвы? — Нет, они спят. — прошептал монах, двинувшись вдоль стен и, внимательно разглядывая сидящие за решеткой фигуры. — Из поколения в поколение, мы передаем обет заботиться о них, и не позволить потревожить их сон. — Сколько они спят? — Кто-то двести, кто-то пятьсот, а кто-то и тысячу лет! — Но как? — Желая погрузиться в летаргический сон, вампир отказывается от крови. Первое время, его организм использует накопленные запасы, но не имея возможности их восполнить, постепенно засыпает. Его сон больше похож на смерть, с одним только отличием: из него можно вернуться. — И для этого здесь стоят такие крепкие решетки? — догадался я. — Зачем, чтобы вампир не смог выбраться? Но ведь металл для нас не преграда! — Пробуждаясь после долгого сна, вампир очень слаб и слишком голоден. Чтобы движимый инстинктами он не натворил бед, мы запираем его здесь, спрятав в глубине монастыря за толстыми прутьями решетки и массивными, как скала дверями. — И как часто они выходят из этого состояния? — Из здесь сидящих, из подобного состояния выходил только этот. — бонза остановился напротив одной из клеток и указал на сидящего в позе лотоса монаха, почтительно перед ним поклонившись. — Это Флавель. Он живет на этой земле вот уже девять тысяч лет! Раз в тысячелетие, он пробуждается ото сна и выходит к своим ученикам. — Девять тысяч лет? — изумился я. — Это самый старый вампир, которого, я когда-либо встречал! Не думал, что есть подобные мне, живущие так долго! — Есть еще старше Флавеля. — сказал монах. — Насколько мне известно, они тоже спят. — Может это и к лучшему. Кто знает, какую угрозу несут в себе столь древние вампиры. Бонза внимательно посмотрел в мои глаза и доверительно сказал: — Мы никогда не говорили Селене: ее ранения были настолько серьезны, что любая медицина была бессильна! Возможно, если бы путь до монастыря был не столь долгим и изнуряющим, все можно было бы исправить, но начались необратимые процессы и выжила она только благодаря крови Флавеля. Несколько капель растворенных в воде, быстро залечили раны и убрали инфекцию. — Что? Почему именно Флавеля? — со свистом выдохнул я. — Кровь столь древнего вампира могла убить ее! — Из ныне спящих, только Флавель давал согласие на использование своей крови — она самая чистая и могущественная. — Но девушка могла не выжить! Это слишком большая нагрузка для слабого организма! — продолжал гнуть я. — Но не для сильного духа. — улыбнулся монах. — Она бы непременно выжила. — Вы всем делаете такие подарки? — с иронией спросил я. Достать кровь такого древнего вампира, даже для нас было бы большой проблемой. — Разумеется, нет, — покорно склонив голову набок, ответил монах. — Селена спасла моего сына, я был обязан ей жизнью. Понимаешь? — Да уж, — кивнул я. — прекрасно понимаю! — Скажи, являясь носителем столь древней крови, это как-то проявлялось в каких-то необычных способностях? — Не знаю, учитель, — покачал головою я. — Проклятье Хель… Сила молота… Боюсь, могущество Флавеля просто не имело возможности проявить себя. Может быть, если бы она стала такой как я, то эта сила также дала о себе знать. — Теперь это навсегда останется тайной. — тяжело вздохнув, прошептал монах. Я ничего не ответил на эту реплику, снова переключив свое внимание на спящего древнего. — Как они выходят из этого состояния? — наконец спросил я. — Кровь пробуждает их. Даже одна маленькая капля способна разбудить самого долго спящего вампира! — объяснил бонза. — Но бывает, вампир сам пробуждается ото сна. — И как часто вы их проверяете? — осторожно спросил я, мысленно ужаснувшись тому, что можно очнуться так, и застрять в этом подвале на неопределенное время, пока кто-нибудь не решиться наведаться в усыпальницу. — Где-то, раз в несколько лет. — А если кто-то очнется? Как вы узнаете об этом? — Колокольчики обязательно сообщат нам! — улыбнувшись, сказал монах и указал на посеревшую руку древнего вампира, к которой была привязана какая-то веревка тянущаяся к потолку ниши. Я догадался, что скорее всего, там натянут тонкий трос, который ведет наверх к бодрствующим монахам. — Зачем ты привел меня сюда? — наконец задал я самый главный вопрос. — Хочешь, чтобы я разделил их участь?! — Свою участь ты выберешь сам. — мягко ответил монах. — Ты можешь уйти в мир и никто тебе не будет в этом мешать. Просто, я хочу сказать тебе, что если твоя душа снова потеряет покой, ты всегда можешь вернуться сюда, и даже больше, погрузиться в утешительной сон, лишь завещав время когда необходимо будет тебя разбудить. В указанный срок, твоя просьба будет прилежно исполнена. — Я подумаю над этим. — согласно кивнул я. — Но сейчас, мне пора идти.

***

Семнадцатого мая, я покинул монастырь и не спеша отправился в сторону Камбоджи, где в Пном-Пен, привел себя в порядок, купив новую одежду и телефон. Последний, я потерял еще пол года назад, выронив его на вершине горного хребта. Он полетел вниз и застрял где-то между камнями на отвесной скале. Не такая уж и страшная потеря, к тому же, больше меня никто не будет доставать… Я настолько привык к свободной монашеской одежде, что джинсы и футболка показались мне тесными и неудобными. Мне предстояло провести в самолете больше суток, поэтому не стоило слишком долго медлить с вылетом. Наконец взяв билет на самолет, я отправился в Лондон. Мой борт прибыл в полдень, поэтому не желая терять время в ожидании вечера, я нанял такси и поехал в Хелсинг-Хаус. Когда я переступил порог дома, Вильгельм потерял дар речи. Герцог смотрел на меня так, что мне казалось, он вот-вот расплачется. — Алек, неужели это ты? — сдавленно спросил он. — Ну, а кто же еще? — пожал плечами я, не понимая, чем вызвана подобная реакция. — Слава богам, ты жив! — выдохнул он, обняв меня. Я удивился еще больше. — Что случилось? — пытаясь отстраниться, спросил я, но герцог меня не отпускал. — Мы все думали, что тебя уже нет в живых. — наконец отпустив меня, ответил Вильгельм. — Ты — пропал! Связь — утеряна! Где черт возьми, твой телефон? — Я его потерял полгода назад. — поправляя пиджак, ответил я. — Почему вы посчитали, что я мертв? — Ты ушел и на протяжении года от тебя не было никаких вестей! Ты просто исчез! Где тебя носило? Ты даже не представляешь, что мы пережили! — на смену радости, Вильгельмом овладевал гнев. — Разве тебя или кого-то другого заботит то, что со мной могло случиться? — недоверчиво спросил я. — Алек, ты для меня как сын. Если с тобой что-то случится, для меня это будет такой же удар, как и гибель Селены. Услышав это, меня захлестнула вина. — Прости меня. Я не думал о ком-то, кроме себя. Был занят собственным утешением. — Все в порядке, — положив руку на мое плечо, сказал герцог, — главное, ты жив. О, какой же я невежа! — воскликнул он. — Ты наверное устал, а я донимаю тебя своими претензиями? Прости! — Герцог отступил в сторону, пропуская меня наверх. — Ступай, отдохни. Вечером поговорим. — и развернувшись, направился в сторону библиотеки. Я и правда устал. И был безмерно благодарен за то, что герцог проявил подобную тактичность. Оказавшись в комфорте, среди людей, я понял как одичал. За прошедший год, я побывал в многих городах и странах, но везде старался избегать людей, выходя с ними на контакт только во время охоты. Но так как я мог долго обходиться без крови, случалось это реже, чем раз в несколько недель. Монахи также не были навязчивы, поэтому большую часть времени, я проводил наедине с собой. Оставшись в одиночестве, я порадовался тому, что приехал заранее, а не накануне дня памяти, как собирался. У меня есть целых два дня чтобы снова привыкнуть к знакомому, но так отдалившемуся от меня миру.