В основе всего

Хэллоуин наступил нежданно-негаданно: вот только отправился домой, взяв с Гарри обещание писать, Генри, а вот уже по всему Большому Залу разлетелись наколдованные летучие мыши, а воздух будто стал слаще от запаха тыквы. Поттер все уроки вычерчивал на полях пергамента дату, а едва занятия кончились, куда-то исчез, сказав только Невиллу, что пойдет на кладбище. Гарри аппарировал в Лондон и пошел искать цветочный магазин. Спустя три часа, он понял, что просто боится Годриковой впадины и всех теней прошлого, что спрятаны там. Решив, что гриффиндорцу бояться не пристало, он буквально за пару минут нашел магазин, купил белые лилии и, найдя неприметный переулок, аппарировал. Годрикова впадина встретила противным холодным дождем и грязью под ногами. Гарри выбрался из лабиринта улочек на главную площадь деревни и заметил стелу, которой не было в восемьдесят первом. Поттер подошел ближе и с удивлением увидел, как стела превратилась в скульптурную композицию. Мужчина и женщина, едва перешагнувшие порог взрослости, и маленький ребенок у них на руках. Гарри вздохнул и отправился к дому, в котором мог бы расти, сложись все иначе. В конце концов, единственным надежным методом избавления от страхов, который он знал, была встреча с ними. Гарри стало не по себе, когда к нему, прося конфет, подбежал ребенок. — Прости, малыш, — с трудом сглотнув, ответил ему Поттер. Деревня, за исключением стелы, казалось, не изменилась совершенно. Это напрягало, заставляло глубже погружаться в чужие воспоминания, страшные воспоминания, пропитанные предчувствием скорой смерти. Гарри ощущал, что тонет. — И зачем ты сюда пришел, если так боишься? — Во-первых, ходить к родителям на могилы — это то, что делают хорошие дети. Во-вторых, чтобы потом не бояться. В-третьих, слиняй отсюда, если сам боишься. Том покачал головой, но остался и даже устроился поближе к Гарри. Страшно ему было даже сильнее, чем Поттеру, но признаваться не хотелось. Впрочем, в присутствии Гарри он, по крайней мере, мог здесь находиться. — Сожалеешь? — когда Гарри надолго остановился перед мемориальной доской, разглядывая надписи, спросил Том. — О чем? — О нас. — От какой временной точки рассматривать? — Поттер посмотрел на темный провал на месте части стены и крыши. — Если до — жалею, если после — нет. — До не могло не перейти в после. — Ага, — протянул Гарри, и Том почувствовал, что его не отталкивают, но отстраняют. — Я собираюсь на кладбище. Том ушел, не дожидаясь прямой просьбы: смятение Гарри ощущалось слишком остро, чтобы пытаться в него вмешаться. Поттер побрел в сторону кладбища, заплутал среди могил в сгущающихся сумерках, но все-таки нашелся. Он положил уже подмерзшие цветы на могилу и сел на землю напротив. Гарри размышлял, позволяя мыслям течь так свободно, как только можно. Он забыл о ходе времени, пытаясь разобраться с тем, что чувствует. В реальность его вернуло чье-то присутствие за спиной. — Здравствуйте, профессор. — Даже не спросите, что я тут забыл? — Во-первых, я хоть и не знал наверняка, но все-таки догадывался, во-вторых, у вас на это прав, пожалуй, больше, чем у меня: вы их хотя бы знали. — Что вы имеете в виду? — Снейп подошел и оставил цветы на могиле Лили. — Они для меня — зыбкий мираж, созданный из чужих воспоминаний, а любить миражи я давно разучился. Не уверен, что смогу прийти сюда еще хоть раз. Я никогда не скорбел по ним, сначала был слишком маленьким, потом уже не ощущал потери. Спасибо, что вы это делали. Наверное, это неправильно, если по человеку некому скорбеть. — Я уже давно перестал. Время стирает и не такую боль. — Тогда по кому вы носите траур? — По себе. — А не рано? — усмехнулся Гарри. — Пора возвращаться в Хогвартс, уже давно отбой. — Не… Я не смеюсь над вами, — Поттер встал и посмотрел ему в глаза. — Я просто не верю, что жизнь кончается в тридцать пять или даже раньше. — Моя жизнь закончилась с неправильным выбором в семнадцать лет. — Лорд? Это, конечно, накладывает определенные ограничения, но… — Любой близкий мне человек находится под ударом. К тому же, Лорд про Лили тоже догадался, понял, что я его предал. Кто знает, как долго еще он будет снисходителен? — Он не всегда логичен, но редко непоследователен. Мне кажется, вы ему чисто по-человечески нравитесь. Реддл уважает силу, волю, ум и талант, вы ими обладаете. Чисто логически, почему он вас не убил до сих пор? — Я не знаю. Он сказал, что вернул себе рассудок, а не только жизнь. И я действительно это вижу: по крайней мере, лорд лишь раз за все это время швырялся Круциатусами в приступе ярости. Раньше я восхищался его магическим искусством, а сейчас он стал блестящим политиком, — Северус обернулся и посмотрел на огни деревни. — Давайте, аппарируем. Ночь уже, а вас еще до гостиной провожать. По дороге закончим разговор. Гарри протянул ему руку ладонью вверх. Снейп взялся за скрытое манжетой куртки запястье, утягивая в аппарационную воронку, и сразу отступил, стоило им оказаться в Хогсмите. Гарри развернулся, направляясь в сторону школы. — Какой он человек? — Сложный, великий, сломанный. Он ненавидит, когда ему указывают на ошибки, но понимает необходимость этого. Он просит меня высказывать собственное мнение, но возражает почти на все и злится, если не может возразить. Лорд — прекрасный наставник, учитель. Он не пытается быть добрым дедушкой, как Дамблдор, и требует от человека выхода за рамки собственных возможностей, но и сам делает много: объясняет понятно и интересно. Чертовски сложно после такой лекции вспомнить, за что его ненавидишь. — А сломанный почему? — Его еще летом разозлил Драко. Люциус отослал сына прочь и долго извинялся. А после этого у нас с Лордом разговор зашел о судьбе магглорожденных магов. Он планирует реформу… не сейчас, много позже. Хочет забирать магглорожденных в магический мир сразу после рождения или хотя бы сразу после первого выброса магии. Я возразил, что без семьи ребенок не вырастет счастливым. Лорд очень резко высказался насчет поведения Драко и сказал, что счастье портит. — И вы поняли, что он не прав, но не смогли сформулировать почему? — Гарри открыл двери замка и наложил на них с Северусом заклинание, защищающее от подслушивания. — Драко испортило не счастье. Он просто балованный слишком. Гермиона вот вполне счастливый ребенок, но не потеряла ни в таланте, ни в воспитании. — Я понимаю, каким образом надо размышлять и какие предпосылки надо иметь, чтобы прийти к мысли, что личные достижения важнее социальных. Это зачастую звучит логично, но это все равно не здраво. — Сочувствуете ему? — Стараюсь этого не делать. Гарри решил не срезать путь и пошел более длинной, известной всем дорогой. Снейп согласился с его выбором, но продолжать разговор не спешил. Возвращение в школу напомнило ему, что Поттер — нахальный мальчишка-пятикурсник, который не умеет быть серьезным. Гарри почувствовал перемену в настроении и не стал настаивать. В полном молчании они поднялись к гриффиндорской гостиной. Тишину разбивал только тяжелый шаг Поттера. Гарри наслаждался тем, как звук, множась и дробясь благодаря эху, превращается в ритмично пульсирующий гул. Он понимал все преимущества бесшумной походки, но все равно выбрал тяжелую обувь и выработал уверенный, чеканный шаг. — Проснитесь, пожалуйста, — шепнул Гарри Полной Даме, проводя кончиками пальцев по нарисованной руке. — Опять ты? Доброй ночи, Северус. Как это вы его поймали все-таки? — Поймать можно того, кто желает быть пойманным, — уверенно сообщил Гарри. — Если у меня такая потребность возникла впервые за пять лет, значит, так надо было. Снейп покачал головой, но даже комментировать не стал. Дама, не прося пароля, открыла дверь. Гарри попрощался и шагнул в проем, а потом, вспомнив, обернулся. — Профессор, — позвал он. — Спасибо. За разговор. — Вы же понимаете, что ничего не изменится? — Оно и не должно.