***
Несколько дней спустя Эта камера была другой. Не лучше, не хуже, чем та, в которой содержали Лайта в прошлый раз, просто другой. Жесткая кровать, умывальник – ничего нового. Лайт рассчитывал больше никогда не попадать в места, вроде этого, но его надеждам не дано было сбыться. Еду приносили каждый день, что не могло не радовать, однако с тех пор как парня швырнули в камеру, никто так и не пришел, чтобы объявить, что с ним будут делать дальше, или опросить насчет совершенных, по их мнению, преступлений. Разумеется, ведь даже несмотря на то, что новая тетрадь была оставлена в Мире Богов Смерти и не могла некоем образом стать доказательством вины, Киру поймали на месте преступления, и поэтому в допросах не было нужды. – Я вижу тебя, Рюк, – холодно произнес Ягами, заметив боковым зрением в камере некоторое движение при условии, что дверь оставалась закрыта. – Предупреждаю сразу, что если ты захочешь убить меня сейчас или, может быть, позже, то я, попав в МУ, сообщу Главе Шинигами, что ты нарушил его приказ, и он отберет у тебя тетрадь и, возможно, все так тщательно накапливаемые тобой годы жизни. – И я тоже рад тебя видеть, Ягами Лайт, – усмехнулся Бог Смерти. – Мне не позволено комментировать то, что я вижу у тебя над головой, но могу сказать, что это довольно интересно. – Ты услышал меня? – строго перебил человек, игнорируя слова Рюка. Он и сам прекрасно знал, что шинигами там мог увидеть, только вот для него это было далеко не «довольно интересно». – Да, да, да, – фыркнул Рюк, наблюдая как парень открыл рот, чтобы добавить еще что-то, но вдруг как будто подавился собственными словами, начиная сильно кашлять. Рюк же, не обращая никакого внимания, продолжил говорить. – Шинигами, а в особенности я, не стал бы слушать человека, если бы точно не знал, что перед ним тот самый Лайт, который вернулся из другого мира. А тебе там хорошенько досталось, не так ли? На злой взгляд из-под отросшей за то время, когда парню некогда было заниматься стрижкой, челки шинигами ответил картинным вздохом. Но тут прошедший было приступ снова дал о себе знать, заставляя человека согнуться пополам. От непрерывного кашля из глаз потекли слезы, а горло начало болеть. Уже? Так быстро? Но вскоре приступ прошел, позволяя отдышаться. На наволочке, в том месте, куда случайно прислонился Ягами, осталось едва заметное пятно крови, и заметивший это парень вздрогнул от ужаса. – Эх, не видать мне яблок от этих... людишек, – раздосадовано пробурчал Рюк, скрываясь в противоположной от кровати стене. По крайней мере теперь он не представлял угрозы. Лайт избавился от него, как и планировал. Второй шаг был сделан. L пришел через несколько дней: угрюмый и тихий. В первые пару минут он не проронил ни слова, молча высматривая что-то в карих глазах, безуспешно пытаясь найти разгадку. – Нашли его? – нарушил тишину аккуратно примостившийся на кровати, спиной к стене, Лайт. Ни у одного из них не было сомнений, о ком шла речь. L покачал головой. – По всей видимости, узнав, что Моник была арестована, он сбежал. Лайт-кун, ты же понимаешь, что это значит? – риторически спросил Рьюзаки, стоя перед койкой, глядя на парня сверху вниз. Теперь они снова поменялись положениями, но был ли здесь повод для радости? Был бы, если бы только Кирой оказался кто-то другой. – Что со мной будет? – Ты сам прекрасно знаешь, что делают с людьми, осужденными за массовые убийства. Лайт, СПК работал в Токио во время моего отсутствия, и при проведении дополнительного обыска Ниа обнаружил листы тетради, зашитые в твою одежду. Он сравнил их с теми, что были у нас ранее. Без сомнения, они настоящие. – Увы, возможности забрать их в другой мир не предусматривалось, – саркастично заметил Лайт. Теперь он больше ничего не отрицал и не пытался лгать. Это было так непривычно. – Чего ты добиваешься? – в очередной раз задал этот вопрос детектив. И снова бесполезно. Ягами и не собирался отвечать ему не при каких условиях. – Может быть, я раскаялся в своих поступках? L устало вздохнул, присаживаясь рядом с ним на кровать, игнорируя правила безопасности. Конечно, парень в наручниках вряд ли смог бы что-то с ним сделать, но дело было не только в этом. – Даже если бы это было так, все уже решено. Тебе осталось недолго здесь находиться. – Сколько? – Два дня, – тихо произнес детектив, не глядя в его сторону, что бывало довольно редко, так как наблюдение за реакцией человека было одной из излюбленных тактик детектива. И Лайт понимал, что это значило. Он не мог знать, но на уровне интуиции улавливал скрытый смысл этого жеста: на самом деле L хотел бы сказать что-то утешающее, что все будет хорошо или что-то вроде того, но он не мог, так как знал, что это будет неправдой, и поэтому не сказал ничего. – Мой отец? – Он знает. Но ему не позволили с тобой увидеться, как и никому другому. Ягами-сан был разбит новостью о твоем аресте. Он попал в больницу, но сейчас ему уже лучше. Это причина того, почему я не пришел раньше. Лайт почувствовал укол вины. В том мире его отец погиб, а в этом он снова довел его до такого состояния. Его отец был хорошим. Он действительно не заслуживал всего этого. Лайт отвернулся, прислоняясь к холодной стене лбом. – Но всемогущий L все же умудрился обойти все запреты? – слабо улыбнулся он. – Почему-то я не разделяю твоего веселья, Лайт-кун. Какой бы выход из данной ситуации я не представил, все они заканчиваются не в твою пользу. Тогда зачем ты вернулся? Как узнал, где меня держат? С какой целью пошел туда? Что произошло там, где ты был до этого? При личном досмотре на твоей ноге была найдена рана. Я настаивал на медицинском осмотре, но мне отказали, несмотря на то, что твое состояние ухудшается. – Насчет последнего ты прав. Только это уже не важно, ведь я все равно буду казнен, не так ли? – Я хочу знать, – упрямо потребовал брюнет, разворачивая Лайта к себе. Но тот резко мотнул головой обратно, недовольный излишней требовательностью детектива, который настаивал на честности со стороны Лайта, но при этом тщательно скрывавший свою собственную историю. К тому же, еще с того самого момента, когда Рьюзаки вошел в камеру, парня не покидало навязчивое волнение от его присутствия. Сдерживаемое, в самом прямом смысле – наручниками, желание прикоснуться делало затруднительными попытки сосредоточиться на чем-то другом. – А что другой Лайт делал с тобой? – неожиданно сам для себя спросил Лайт, не успев толком осмыслить, почему его это заинтересовало. На самом деле... мысль о том, что они одинаковы, что для L нет разницы... На самом деле, у Ягами был повод к проявлению ревности, это не было что-то совершенно необоснованное, что злило еще сильнее. – У меня тоже много вопросов к тебе, Рьюзаки. Точнее, L. Ты же, L. Вот уж чего не ожидал, так это узнать, что твое имя было прямо у меня под носом. На этот раз промолчал брюнет. – Вот видишь? У тебя свои секреты, а у меня свои, – начал было Ягами, но тут – он еле успел наклонить голову, чтобы не оставить следы крови на бледном лице детектива, кашляя ему в плечо. Нет, только не сейчас. Рьюзаки посмотрел вниз, на то место, где остался след, а потом снова вверх: острый болезненный взгляд встретился с его, растерянным и злым, когда чужие холодные пальцы схватились за подбородок Ягами, приподнимая голову. – Я вызову медицинского работника. – Нет, не нужно, – сухо ответил Лайт, но увидев, что черноволосый парень хочет подняться с кровати, негромко добавил: – Останься. Собственный потерявший уверенность голос бил по ушам своей непривычной неправильностью, не в состоянии заглушить собой мысли о том, что Лайт просто не мог его остановить, что он в который раз останется один на один со смертью, только на этот раз уже со своей. Но L остановился – замер в двух шагах от двери, и обернувшись, глядя из-под густой черной челки, вернулся на место. Он выглядел обеспокоенно? Печально? Впрочем, L всегда выглядел грустным и сосредоточенным, только сейчас его выражение выглядело как будто более острым. А потом, ни с того ни с сего, резко повалил Лайта на спину, забираясь сверху, заставляя негромко ахнуть от боли в задетой ноге, но тут же выхватывая этот звук прямо изо рта поцелуем в губы: порывистым, отчаянным, жадным; руки на всем, до чего достают. Холодные тонкие пальцы L даже сквозь слой плотной ткани одежды обжигали кожу; ощущение его частого дыхания, щекочущих лицо кончиков волос и контакта с горячим влажным языком, отводило ужасающие разум мысли на второй план. Потому что даже несмотря на то, что тьма подкралась к нему настолько близко, что готова была в любой момент разорвать на части, разбросать по вселенной в виде мелких ошметков, пока он был здесь. И подтверждением этому было частое сердцебиение целующего его парня, дрожь в его теле, и невнятный утробный стон, от которого Лайта накрыло горячей волной. – Довольно, – выдохнул Лайт, нехотя отрываясь от чужого рта. Разумная часть все еще понимала, что секс с заключенным – это явное нарушение правил, и что здесь должны были быть установлены камеры, а это значило, что L совершенно необоснованно рисковал своей карьерой, возможно, даже собственной свободой ради одного короткого мгновения. К тому же, их бы все равно прервали, это не имело смысла. Однако парень не спешил прерывать свое занятие, вместо этого опускаясь ниже, и под ошарашенный возглас Ягами, разводя его ноги. А потом прямо так, не снимая одежды, обхватил его полувозбужденный член губами, начиная облизывать, сосредоточенно сопя. – Стой! – запротестовал Ягами, чувствуя, что ему становится плохо в положительном смысле. Его колени непроизвольно сомкнулись, сильнее прижимая лохматую голову к себе, вопреки словам. – Прекрати… Иди сюда… L поднял голову, секунду всматриваясь в чужие глаза с легким недоумением, перекрываемым вполне явным нетерпением, отраженном в расширившихся зрачках и лихорадочно блестящем взгляде, прежде чем выполнить просьбу парня и снова переползти выше, к его лицу, тут же ощущая тепло его губ на своей шее. – Я сделал что-то не так? – он пробурчал себе под нос, прислоняя большой палец к губам и шокировано вздрагивая, когда Лайт поймал его своим ртом, несильно кусая. – Лайт-кун, ты не представляешь, как сильно заводишь меня сейчас. Лайт почувствовал, как пальцы свободной руки Рьюзаки сжались сильнее на его плече, а затем вдруг пропали, соскальзывая вбок, и Ягами не сразу сопоставил звенящий звук с тем, что было выужено из кармана непредсказуемого детектива. – Рьюзаки? – не смог сдержать удивленного возгласа шатен, когда L просунул под его спину руку, в которой, как он прочувствовал, находилось ни что иное как ключ от наручников. – Тот, кто наблюдает за тобой, прямо сейчас на экране монитора видит запись со вчерашнего дня, и пока он не придет к этому пониманию, у нас есть немного времени. «Разумеется. И как я не догадался?» – про себя улыбнулся Лайт, потому что не представлял, как бы сейчас мог остаться один. Обычно бесстрастный голос детектива звучал более низко, выдавая очевидное возбуждение. Но еще больше его выдавали хаотично перемещающиеся по чужой одежде руки, расфокусированный взгляд и ощутимо твердый член, прижимающийся к его собственному. Лайт почувствовал, как жар приливает к его лицу, а низ живота сладко сводит, и, как только замок на втором наручнике щелкнул, сразу обхватил черноволосого детектива обеими руками, дергая на себя, чуть ли не ударяясь лбом о чужой лоб. L же рефлекторно напрягся при резком движении, но потом обнял его в ответ, закрывая глаза. Лицо к лицу, они могли чувствовать дыхание друг друга, потереться носом о нос партнера, что, впрочем, кто-то из них и сделал, или, может быть, они оба. Один воздух на двоих, невыносимо горячий. Легкие поцелуи в щеку, скулы, лоб. Лайт запустил руку в черные взлохмоченные волосы Рьюзаки, перебирая их, наматывая на пальцы в каком-то неконтролируемом порыве, слыша одобрительно урчание со стороны их владельца и ощущая, как тот беспрестанно ерзает в попытке найти положение, в котором ему было бы хотя бы немного легче. Лайт прекрасно его понимал. Руки L тоже легли на его затылок, затем одна ладонь плавно переместились на щеку, начиная гладить всю левую половину лица, изучая каждую деталь, пока она не превратилась в воспоминание. «Запомни меня, запомни хорошо» – еле сдержался Ягами, чтобы не прошептать в чужое ухо, и вместо этого засунул туда язык, вылизывая ушную раковину, безжалостно прикусывая за мочку. Рьюзаки зашипел, вырываясь, а затем хватая его за запястье, припечатывая их к кровати. «Мое. Не отдам», – почти можно было прочитать в темной, затягивающей глубине глаз L. Мог ли он? Стал бы он? Его пальцы больше не были холодными из-за внутреннего жара, и они вцепились в Лайта мертвой хваткой. Неужели L сомневался в верности своего решения отправить Киру на казнь? Однако у него больше не было выбора, так же, как и у Лайта. Его не было и с самого начала. Задранная черная футболка, поцелуи в ключицы, потом ниже, в живот, прежде чем Лайт снова подтянул его наверх, чтобы оставить на приоткрытых губах поцелуй с привкусом отчаяния, кусая за нижнюю, впиваясь пальцами в затылок, вдавливая, прижимаясь бедрами. – Мне нужно, – неопределенно выразился детектив, однако поспешил уточнить, делая красноречивое движения тазом, заставляющее их обоих застонать от соприкосновения ужасно чувствительных частей тела. Повинуясь неконтролируемому порыву, Лайт вырвал одну руку, чтобы облапать задницу L, уткнувшегося носом в его плечо, борющегося с желанием кончить прямо сейчас. L так явно хотел его, и это сводило с ума. – Лайт-кун? – жалобно произнес он, как будто Ягами мог отказаться. Как будто его не трясло от желания. Это было так странно, отвратительно, изумительно, прекрасно – понимать, что кто-то необходим до такой степени, что казалось, без него невозможно было дышать. И в этот раз ему было абсолютно без разницы, какую позицию занять. – Да! Когда Ягами потянулся к джинсам, детектив перехватил его руку, после чего зачем-то забираясь в карман и извлекая оттуда покрытый шоколадной глазурью, начатый эклер. Удивительно, как он только не развалился на части, пока находился внутри. – Хочешь? – со странной, слегка нервозной интонацией спросил L, протягивая угощение застывшему от удивления парню, пока его изумление не сменилось раздражением. «Серьезно, L, ты думаешь, этого я сейчас хочу?» – про себя подумал Лайт, уже собираясь вырвать треклятую сладость из рук партнера, бросить ее на пол и взять инициативу в свои руки, когда вдруг сообразил: надкушенный эклер из кармана – смазка. Его не пустили бы сюда с чем-то подозрительным, а пирожное казалось довольно безобидным, особенно учитывая страсть детектива к сладкому. И в таком случае вопрос Рьюзаки следовало понимать несколько иначе. – Да, – стараясь не показывать смущения, ответил Ягами, еще раз подтверждая, что он поддерживал эту безумную идею. Что ж, ему было не привыкать. – Какой нормальный человек будет класть эклер в карман? L тут же схватился за застежку чужих брюк, расстегивая, стаскивая их вниз вместе с нижним бельем, в то время как Лайт расправлялся с белой свободной кофтой, попутно лаская выпирающие ребра, позвоночник и ключицы парня, еще сильнее возбуждаясь от этой его кажущейся хрупкости, которая на самом деле компенсировалась наличием отличных боевых навыков. Рьюзаки пожал плечами, не считая нужным раздумывать над ответом, и смазав пальцы кремом, сполз вниз и аккуратно провел рукой по внутренней стороне бедра, как бы спрашивая разрешение, прежде чем парень почувствовал легкие поглаживания в районе промежности, плавно перемещающиеся к анусу, и затем – инородное вторжение в свое тело. Ягами предпочел не смотреть, закрывая глаза, но все же периодически подглядывая, как надежно спрятавший свое выражение лица под свисавшей челкой парень орудовал руками между его широко разведенных ног. Ощущение насильно растягиваемых мышц было, мягко говоря, не очень приятным. Однако совсем безболезненным, так как L действовал очень медленно, хотя по тому, как дрожали кончики его пальцев, было ясно, что он с трудом себя сдерживал. В один момент Ягами резко стиснул руками ту тряпку, что покрывала кровать, и запрокинул голову назад, шумно выдыхая от нахлынувшего удовольствия, но Рьюзаки сразу же отдернул руку, виновато глядя на парня, и очень тихо произнес: «Прости, пожалуйста». – Нет, мне не больно, – поспешил объяснить Ягами, перехватывая его руку, чтобы вернуть на место, но передумал, садясь на кровати, прямо напротив L, снова целуя в губы, опуская руку на чужой напряженный член, сжимая его через ткань. А потом, под аккомпанемент прекрасных звуков со стороны детектива, являющих собой что-то вроде тихих, почти беззвучных всхлипов, забрался в его нижнее белье, ощущая, как там мокро и липко и как партнер моментально прижался к его руке. – Лайт-кун, я сейчас умру, – пробормотал Рьюзаки, чувствуя, как нестерпимо ноет и горит внизу живота. – Не умрешь, – плохо слушающимися пальцами Ягами помог снять джинсы с L, не сопротивляясь, когда тот подтолкнул его обратно, вынуждая лечь на спину, намазывая остатки крема на свой орган. Лайт опустил руку на собственный член, сделав несколько движений, потому что просто не мог больше ждать, пока заметивший это Рьюзаки, не остановил его. Парень поднял глаза, чтобы увидеть немного сведенные брови, почти полностью спрятанные за мокрой челкой, легкий румянец на лице и безумно голодный взгляд. – L... L, ты нужен мне сейчас же, – почти не слыша самого себя произнес Ягами. И тот выполнил просьбу немедленно, но при этом осторожно и медленно входя в чужое тело. – Аа-х! – поморщился Лайт, когда L попытался двигаться. – Больно? Лайт кивнул. – Извини. Этот удивительно мягкий, севший голос вызывал особое теплое ощущение, которое, Кира был уверен, не являлось полностью физическим. Поэтому, несмотря на то, что непривыкшее к таким практикам тело испытывало некоторый дискомфорт, парень не почувствовал уменьшения желания, наоборот, было что-то необъяснимо возбуждающее в том, чтобы чувствовать горячий член внутри себя, касаться теплой кожи, ощущая сильное напряжение и прерывистое дыхание другого парня. Через какое-то время L начал снова двигать бедрами, на этот раз более плавно, утыкаясь носом в шею Лайта, вдыхая, стараясь запомнить его запах. Горячее тугое отверстие стискивало его так, что парень едва противостоял кричащему о необходимости двигаться быстрее инстинкту, сильно зажмуривая глаза. В этот момент Ягами зашевелился, немного подтягивая колени вверх, (позволяя видеть обмотанную бинтами ногу), меняя угол. Когда парень начал постанывать, судя по всему, достигнув нужного упора на простату, мощный электрический разряд прошел по телу Рьюзаки, обостряя ставшее уже болезненным возбуждение. Опустив голову, он тихо застонал. Почувствовав, как чужой орган запульсировал внутри, сигнализируя о том, что парень просто больше не мог терпеть, Ягами протестующе дернул его за волосы. – Я запрещаю тебе кончать, – сказал он, самостоятельно подаваясь вперед, всхлипывая каждый раз, когда его точку удавалось задеть особенно сильно. – Кира жесток. – Но... справедлив, – задыхаясь. От головокружительного удовольствия он плохо понимал смысл произносимых слов. Но не L. – Это неправда, – неожиданно зло произнес Рьюзаки, поднимая голову, чтобы парень заметил в чужих глазах вакханалию из различных несовместимых друг с другом эмоций: ярость, боль, тревога, но вместе с тем симпатия и привязанность. Ягами даже на секунду замер, пораженный уникальным зрелищем, понимая, что сейчас видел L таким, потому что он позволил ему увидеть. Возможно, Лайт хотел польстить самому себе, думая, что он был единственным, кому это было позволено. Но L был зол. Беспощадно. Скрип кровати. L больше не спрашивал, больно ли ему, потому что, вероятно, он хотел этого, потому что думал, что он заслуживал. И Лайт кусал его в шею, дергал за волосы, шипя, желая причинить боль в ответ, но при этом не прекращая стонать от наслаждения. – Сколько неприятностей может принести нечеловеческая сила, попавшая в руки человека. Жертвы уже не поддаются подсчету, – удивительно складно для своего состояния пробормотал Рьюзаки, между сильными, если даже не грубыми толчками. Лайт выгнулся вперед, вцепляясь короткими ногтями в согнутые в локтях руки черноволосого парня, с трудом выговаривая: – Во имя высшего блага... Во имя справедливости... Он действительно в это верил, верил, что не просто так превратил свою жизнь в абсолютный хаос, иначе бы он просто сошел с ума от безысходности. Он больше не мог стать тем Лайтом, что сидел за партой в школе и скучал, глядя как под окном бегают другие ученики. Он не мог остаться здесь, чтобы L не грустил так же, как он в другом мире, желая, но не имея возможности найти кого-то, кто мог бы ему помочь. Лайт верил, потому что ему больше ничего не оставалось. – Понятие «справедливость» растяжимо. Разве... – тут его голос все же дрогнул, и парень замолчал, как если бы ему было физически тяжело выговаривать слова. А затем еле слышно произнес: – …разве справедливо то, что я останусь... без Лайта?.. С такой по-детски непонимающей вопросительной интонацией в конце, и Лайт почувствовал, что плачет, совершенно не в состоянии себя контролировать. Сквозь мутную пелену слез он протянул руку, чтобы провести ей по щеке Рьюзаки в ужасно сентиментальном жесте, но – какая к черту разница? – Я... я... всегда буду… с тобой. Конец фразы утонул в поцелуе. Соленая жидкость на языке, это его или может…? Лихорадочно стискивающие в неуклюжих объятиях руки, сильная дрожь и синхронный протяжный стон при очередном, вызывающем вспышки под закрытыми веками, толчке. Безумная пульсация, а затем выплескивающаяся внутрь теплая жидкость. Ягами даже не прикоснулся к себе. Он просто кончил от стимуляции простаты и от того, что больше никогда не хотел разжимать руки. Рьюзаки бессильно упал ему на грудь, не шевелясь, глухо и часто дыша. Ягами не знал, сколько прошло времени, прежде чем детектив поднялся, садясь на кровати спиной к нему, принимаясь натягивать на себя вещи. – L, – позвал Ягами, вытирая лицо тыльной стороной ладони. – Другой Лайт на свободе, и он знает твое имя. А ты знаешь его… – К чему ты клонишь? – безэмоционально ответил тот. – Мое последнее желание. Разве я не имею на него права? – Ты не в том положении, чтобы говорить о правах. – Убей меня. L развернулся, глядя в глаза. – Что, прости? – Я прошу тебя убить меня при помощи тетради, но пусть они думают, что это они. Таким образом, опасность в виде другого Лайта будет ликвидирована. – Я не стану делать этого. – L, пожалуйста. Я хочу, чтобы это был ты. Горечь в темном взгляде сменилась чем-то вроде понимания. Он встал с кровати, и не удосужившись надеть на Лайта наручники, кинул в него поднятой с пола одеждой. – Ничего не обещаю. Лайт-кун, – уходя, в пол-оборота. – Я никогда не прощу тебя за то, что ты оказался Кирой. «Ты и не должен». – Знаешь, что, L? – крикнул Ягами в спину уходящему. – Я – единственный Лайт из всех возможных, который, зная имя, оставил тебя в живых. Не то, чтобы это было запланировано с самого начала. L кивнул. Это не было признанием. Это было чем-то гораздо большим.***
Музыкальное сопровождение: Staying – Koda
Он не смотрел на тех, кто пристегивал его ремнями к креслу, примиряясь, принимая свою судьбу. Как будто ему было все равно. Как будто он не хотел вскочить, убежать, отправить всех этих людей на тот свет. Как будто его сердце не стучало бешено от самого естественного человеческого страха – страха смерти. Глаза Лайта были сосредоточены только на нем, на зеркальной стене, видеть через которую можно было только в одну сторону. Он не видел, но знал, что L не мог не прийти, чтобы исполнить его последнюю просьбу. В руках L маленький кусочек бумаги, один из листов, принесенных Ниа. Возможно, N заметил бы, но детектив собирался сжечь его после, чтобы не оставлять следов. Всего пару минут и все. Рьюзаки стиснул ручку между пальцев, глядя, как она колеблется из стороны в сторону. Записавший имя в тетрадь не попадет ни в рай, ни в ад. Лайт уже не мог, и теперь L, видимо, не сможет тоже. Был ли в этом какой-то смысл, или это было лишь помутнение рассудка от сдавливающей горло боли? Лайт сказал, что был единственным из всех возможных, кто сохранил ему жизнь, что значило, что в какой-то момент по неизвестной причине он вдруг решил поступить по-другому, нежели поступал десятки... Сотни раз? Даже если это было что-то совсем незначительное. В памяти всплыл разговор, один из тех, что они вели перед тем, как его подозреваемый ложился спать. Он находил забавным дразнить Ягами, но тогда, интуитивно осознавая серьезность темы, Рьюзаки сказал: «Если бы ты спросил, рад ли я, что сегодня ты спас мне жизнь тем, что съел это клубничное пирожное, я бы ответил, что рад». Разумеется, это преувеличения, однако Лайт сделал что-то, и он сделал это для него. Будучи Кирой, он пощадил своего врага. Был ли здесь какой-то подвох? «Если мыслить логически, то можно предположить, что Кира преследует какую-то цель. Он возвращается из другого мира, где произошло что-то важное, но он намерено попадается в руки L, а потом просит записать его имя в тетрадь. Выглядит, как хорошо продуманная схема. Стоит ли соглашаться на это?» Но рассуждать логически мог лишь тот, кто не смотрел в глаза гордого и самоуверенного Ягами Лайта, когда он в промежутки между всхлипами произнес: «Я всегда буду с тобой», точно зная, что это была ложь. Мысли о том, как можно было бы спасти Лайта, вытащить его незаметно из камеры, сбежать туда, где их никто не найдет, затопили разум. Однако... Кира не принял бы этого, не остался бы с ним, имея малейшую возможность вернуть свои власть и силу, чтобы снова вершить справедливость, потому что он искренне считал себя правым. L знал, что этот день настанет, и он был готов. Думал, что был готов. Иглы вошли в кожу легко, а осуществляющие казнь люди что-то спрашивали у Лайта, но он никак не реагировал. L выдержал и не забежал внутрь, не отвернулся, когда смертельная доза снотворного начала действовать и... Лайт начал медленно закрывать глаза, как будто просто очень хотел спать. Как он делал тогда, когда они были связаны цепью. Только на этот раз он не проснется. А Рьюзаки просто стоял и смотрел, отстраненно чувствуя, как по лицу стекают слезы, и быстро записывая хорошо знакомое имя на листок, стараясь держать его так, чтобы падающие вниз капли не размыли надпись. Сорок, тридцать девять... Что-то вроде слабой улыбки тронуло чужие губы перед тем, как его глаза закрылись. А вместе с тем подогнулись и колени, заставляя рухнуть на пол, сгибаясь пополам и зажимая рот рукой, заглушая всхлипы. Пройдет время, и он продолжит заниматься своим любимым делом, расследуя и далее запутанные случаи, с которыми не в состоянии справиться полиция, но в его ушах всегда будет звучат знакомый голос, который будет пытаться доказать, что он не Кира, а в конце так и не скажет, что любит его. В его честь будут называть детей, будут возникать подражатели, которые даже близко не стояли с одним из величайших гениев планеты. Люди не забудут его. L не забудет.***
Утром одного ничем не примечательного дня L получил новое сообщение от Ватари: «Убийства снова начались».***
Время в безвременном пространстве весьма неопределенно. В месте под названием МУ или Ничто нельзя было видеть, слышать или чувствовать, потому что сами эти понятия здесь отсутствовали. Здесь нельзя было быть целостной личностью, иметь память или мыслить. Здесь нельзя было быть. И поэтому в какой-то момент из бесконечного Ничто снова стать существом, чем-то, что могло осознавать себя как отдельный субъект, было ужасно страшно и дезориентирующе. L пришел в сознание в тот момент, когда его тащили по лестнице вверх двое неизвестных нечеловеческих существ. Он чувствовал свои ноги, ударяющиеся о ступени, чувствовал некое подобие воздуха и мог слышать звуки. У него были воспоминания: о жизни, о смерти, о собственной личности. Мысли о времени, когда его не существовало, и о том, что оно закончилось. Он чувствовал, что он – это L. Парень не сопротивлялся, но не столько потому, что не хотел, столько потому, что не мог из-за некоторых проблем с координацией. Он надеялся, что это явление было временным. А тем временем, двое подтащили его к некой громадной конструкции, напоминающей вход в большой зал. По большей части он был из камня. L поднял голову, рассматривая окружающие объекты с долей интереса, пытаясь предположить цель своей вынужденной прогулки. Но при самом входе его голову насильно опустили вниз, придерживая массивной рукой (или тем, что замещало ее у существа) внизу до того, как кто-то не повелел отпустить. L не сразу понял, что же показалось ему странным. Что-то в этом голосе, как будто отдаленно знакомое, заставило навострить слух, но он замолчал так же быстро, как начал, поэтому парню не оставалось ничего, кроме как поднять голову. Длинный бордовый плащ с заостренными наплечниками, черные высокие сапоги. Каштановые волосы немного длиннее, чем были при жизни; он изучал фотографии так много раз, безуспешно пытаясь понять. Уверенная поза – по всей видимости, стоявший перед ним совершенно не боялся огромных, по человеческим меркам, существ, удерживавших L на месте. Холодный и расчетливый взгляд карих глаз, направленный на вышеуказанных «охранников», плавно переместился на него, не теряя своей настороженности, но вместе с тем становясь удивительно нежным. И в нем было все. Все, чего L молчаливо желал, но не мог получить все эти годы. Все то, что у него самым наглым образом отняли, оставив после себя зияющую дыру. Отняли? У L была другая версия на этот счет, и чем больше проходило времени, тем стремительнее росла процентная вероятность ее достоверности. Ягами Лайт никогда не был прост и предсказуем. И прямо сейчас он повернул голову в сторону, вынуждая Рьюзаки проследить за его взглядом. – Можешь, – рокочуще произнес еще один голос – голос молчаливо сидящего на каменном троне до этого Бога Смерти. А между тем эта фигура оказалась не менее значимой, чем отвлекший его внимание любовник. – Я, Король Шинигами, приветствую тебя в Мире Богов Смерти, – обратился тот уже к L. – Отпустите его. – Очень признат…, – хотел поблагодарить L, но его ноги, потерявшие опору, оказалось, еще не в состоянии были удержать своего хозяина в вертикальном положении, и парень тут же повалился на землю. Но тут же к нему подскочил Лайт, преодолевая разделявшее их расстояние в один момент, смягчая его падение. А потом поцеловал его: резко, порывисто, задыхаясь от собственного напора. Парень почувствовал, что что-то неизвестное плавно перетекает в него, как будто прямо через кожу или, возможно, чужой рот. И вдруг, вместе с тем, в его голове стали возникать образы, следующие друг за другом, как будто из старого, давно забытого сна. Он стоял посреди того же тронного зала, а Бог Смерти, назвавший себя Королем, тихо прошептал ему на ухо: «Чем ты готов пожертвовать? Готов ли ты отказаться от своего человеческого тела, позволяя мне высосать из тебя годы жизни, заставляя твое тело медленно разлагаться, в качестве аванса на то, чтобы после смерти перейти под мое покровительство? Готов ли ты вечно служить мне взамен на то, чтобы осуществлять свое правосудие в мире людей – стать неуловимым, недосягаемым для людей, стать настоящим богом, а не жалким подобием?» По спине L пробежала дрожь, а холодный пот выступил на висках. «Как я…» – он сглотнул. – «…как я могу быть уверенным, что ты выполнишь условия?» Гипнотические глаза шинигами засветились ярче, выдавая то ли гнев, то ли размышление – он не мог понять: «Даю слово Короля. А слово Короля нерушимо. Но если ты откажешься сейчас, ты больше не сможешь сюда вернуться и навсегда потеряешь свой шанс. Я сильно рискую, предлагая нечто подобное человеку». Но L не мог так рисковать, он боялся. Он не хотел умирать! Но ведь никто и никогда не получит такой шанс, никто не изменит этот прогнивший мир, потому что только ему хватило ума и безрассудства стоять сейчас и здесь перед Главой Шинигами, будущим Королем Шинигами и имел дерзость попросить о кое-чем еще. Мессия не должен сомневаться. «Я согласен. Но после того, как я пройду испытательный срок, и Король Шинигами удостоверится в моей преданности, могу я рассчитывать на одну небольшую милость?» Образ ухмыляющегося шинигами был последним из этой серии, а потом начались другие. L снова в этом мире, но на этот раз не просто как непрошенный гость. Помимо того, чтобы карать людей, записывая их имена в Тетрадь Смерти, он карал также нарушающих правила Шинигами, определяя степень их вины и меру наказания, а также следил за тем, чтобы никто не замышлял заговоров против существующей власти. Но неодолимая тоска шагала за ним по пятам, заставляя временами откалывать куски камней, швыряя их в бесконечную пустыню с уступов скал. Здесь все резко оборвалось, скрывая дальнейшие подробности от L. – Что ты сделал? – с любопытством спросил L, как только достаточно пришел себя. – Передал тебе годы жизни. И вместе с тем – некоторые воспоминания. – Лайт-кун, – Рьюзаки сделал небольшую паузу. – Каким образом ты получил годы жизни сам? И тогда Лайт рассмеялся заливисто, звонко. – Неужели это то, что ты хотел бы спросить в первую очередь? – Я настаиваю на ответе. – На самом деле, поцелуй был не обязателен. Этим я хотел проверить сразу две вещи: во-первых, не являешься ли ты Богом Смерти, а во-вторых, узнать, насколько сильно ты злишься за то, что я сделал. – К моему огорчению, по чисто физическим причинам я пока не способен тебя ударить, но обещаю компенсировать позже. – Ты бросил меня. – Ты позволил убить меня. Ягами Лайт всегда был таким. Ложь для достижения цели, пустые обещания, хорошие актерские навыки. Он сделал все для того, чтобы стать богом. Он не пожалел даже собственной жизни, потому что сейчас – сейчас он стал настоящим богом. Тем самым неуловимым вершителем правосудия, которым всегда хотел быть. Не то, чтобы L позволит делать ему это дальше. И даже зная, что снова будет в опасности, он призвал его в Мир Шинигами. «Небольшая милость», не так ли? Лайт спровоцировал его записать свое имя в тетрадь, чтобы позже его можно было вытащить. «Как сильно ты скучал, если пошел на это?» – Из Мира Шинигами есть множество способов попасть в мир людей. Однако я не сделал этого по той причине, что это противоречит правилам тетради. Король Шинигами считает, что это могло повлиять на продолжительность твоей жизни. Я знаю, что ты не стал бы прерывать свою жизнь из-за того, чтобы поскорее увидеть меня в этом мире, однако решение принимал не я. Я мог только наблюдать, – ответил на мысленный вопрос Рьюзаки Лайт. «Какова вероятность того, что Лайт умеет читать мысли?» – СПК и следственная группа, включая меня продолжили поиски тетрадей после твоей смерти. Это было сложно, но мы нашли еще одну. Мы думали, что уничтожили Киру навсегда. А потом он появился снова, но на этот раз мы так и не смогли его обнаружить. Это было единственным делом L, которое он так и не смог раскрыть. Не могу сказать, что не подозревал тебя снова, – Рьюзаки не стал затрагивать вопрос о семье Лайта, он ведь и сам прекрасно все знал. Наверное, это было ужасно – наблюдать за тем, как все, кто тебе дороги, умирали один за другим – жизнь шинигами была длиннее человеческой. Впрочем, Лайт не заслуживал такой обходительности, так как он сам заставил его испытать это. Было ли это справедливо? Возможно. Было ли это жестоко? Определенно. – Теперь я пленник? – продолжил он после небольшой паузы. – Это не так. Ты волен уйти когда угодно, но ведь ты не сделаешь этого, не так ли? – лукавая улыбка расплылась на красивом лице. Интересно, что они оба выглядели так же, как тогда, на земле, в момент прощанья. Возможно, это была просьба Лайта, который сейчас ласково перебирал его волосы. L промолчал, вместо этого задавая свой вопрос: – Судя по открытым для меня обрывкам воспоминаний, Лайт-кун – шинигами, так как он пользуется тетрадью и убивает людей. Но тогда почему он не подверг наказанию самого себя, если шинигами не могут заниматься сексом ни друг с другом, ни с людьми? – Это потому что ты – не Бог Смерти. До тех пор, пока не убиваешь людей, ты им не являешься. Но и не человек, потому что ты умер. А то, что не указано в правилах, не является нарушением, – усмехнулся Ягами. – Я передал тебе годы жизни, чтобы не потерять такую возможность. Неплохая альтернатива, особенно учитывая то, что если Лайт-шинигами умел читать мысли, то, к примеру, выкрасть у него тетрадь во время секса было бы куда проще, так как он не был бы так внимателен, как обычно. – Лайт-кун, – L очень серьезно взглянул на Ягами. – У меня есть чрезвычайно важный вопрос. – Что такое? – Ягами нахмурился. L выдержал театральную паузу, после чего прислонил большой палец к губам, выразительно отвечая: – Где я буду брать пирожные? Лицо шатена вытянулось, а потом его на секунду округлившиеся глаза сощурились. – Пошли вон отсюда, – послышался позади раздраженный голос Короля Шинигами. Это было началом новой битвы интеллектов. И все же не стоило Ягами Лайту недооценивать влияние сладостей на исторические процессы.