Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается — гласила любимая антология сказок Антона, и сейчас, пожалуй, он был согласен с этим на все сто. С кладбищенской экспедиции прошло уже больше недели, а он только-только сумел приступить к изготовлению обещанных побрякушек для друзей-соседей. Что поделаешь, за эту неделю ему уже дважды пришлось дежурить, да и добытую с таким трудом кость Паши требовалось как следует обработать: сначала сутки вываривать в одном зелье, уничтожающем всё ненужное, чтобы заготовка была максимально чистой как от физических, так и от магических загрязнителей (учитывая подозрительную некроактивность на кладбище, предосторожность лишней не была — не хватало ещё какого-нибудь некропаразита случайно своей магией подпитать!), потом ещё сутки кость вымачивалась в укрепляющем растворе, и несколько дней сушилась под особым образом настроенными воздушными чарами.
Чтобы быть полностью уверенным в правильности своих действий, — как ни крути, со времён последнего экзамена по артефакторике он ничем таким больше не занимался, — Антон даже не поленился посвятить часть отведённого на обеденный перерыв времени походу в Ведомственную библиотеку, хоть для этого и пришлось пройти через лабораторию мимо скривившегося при его появлении Смирнова. Если прочих за более чем месяц совместной работы Антон уже выучил по именам, то с этим букой путался, не в силах запомнить — то ли Алик его звали, то ли Олег… А, впрочем, какая разница? В отделении они друг с другом ни разу и словом не перекинулись, а если уж им приходилось патрулировать вместе, так там и вовсе в обращениях нужды не было — и так понятно, что «сзади!» Антон ему кричит, а не подобравшемуся к напарнику упырю.
Покопавшись в пылящейся на дальней нижней полке углового стеллажа стопке книг, Шастун кое-как вытащил из неё «Некромантическую артефакторику», не расчихавшись лишь благодаря заблаговременно поставленному заклинанию воздушного фильтра. Видно было, что местные не особо-то жалуют библиотеку, за всё время он видел с книгами в руках только нелюдимого эксперта-лаборанта-библиотекаря.
Найдя страницу с необходимым ритуалом, он быстро пробежал её взглядом, перелистнул, чтобы быть уверенным, что это точно всё (и не зря — на следующей странице были важные примечания к ритуалу, а вот на второй половине разворота начинался уже другой, в котором предлагалось использовать кости мага-менталиста для вызова какого-то там демона), и принялся снова, на этот раз уже максимально внимательно, вчитываться в каждую строчку, попутно конспектируя самые важные нюансы в привычный блокнот. Закончив с этой работой, он отправился на обед.
Вернувшись, он не обнаружил на своём столе ни книги, ни блокнота.
— Ну и какая же стерлядь взяла мою удочку? — пробормотал он себе под нос некстати вспомнившуюся цитату из комедийного сериала своего детства, прикидывая, кто из коллег мог это сделать.
Точно не Сергей Викторович — тот, как можно было догадаться по фигуре, любил хорошо поесть, и всякий раз растягивал приём пищи на всё время обеденного перерыва. И явно не Коваленко — если бы Игорь хоть на пару секунд избавил его от своего незатыкающегося общества, Антон бы обрадовался и эту самую радость бы запомнил. Оставались трое: боевик Эд, следователь Виноградов и лаборант Смирнов. Мацаберидзе отлучался с обеда, но Шаст был уверен, что тот лишь выходил покурить (в отличие от него, Эд не владел магией воздуха и потому был вынужден дымить на улице). Павел пришёл в комнату отдыха позже остальных, но у него была уважительная причина — ему звонила беременная жена, которой в очередной раз требовалось поныть о том, какая она стала толстая и как ей хочется ананасов с селёдкой, а когда тебе таким образом выносят мозг, как-то не до лежащих на столе коллеги материалов. Остаётся лишь один вариант: Смирнов.
Но зачем ему это?
Антон отдавал себе отчёт, что кареглазый лаборант с самого начала его невзлюбил: ещё бы, тоже Антон, те же места за рабочим и обеденным столом занимает, но не привычный друг и напарник, а так, пародия какая-то тощая, да ещё и посланная свыше с проверкой. Он когда-то и сам испытывал подобные чувства, ещё до Академии, когда в обычной воронежской школе сменилась учительница русского языка и литературы: вместо почти родной Анны Олеговны пришла какая-то там Оксана Борисовна, да ещё и обращается со всеми так, будто хочет во всём заменить прежнюю учительницу, тоже стать им не только преподавателем, но и другом. Антон её терпеть не мог и всячески выделывался на уроках, один раз они даже умудрились проскандалить едва ли не половину урока, грозило даже разбирательство с директором. А потом узнавшая об этой некрасивой истории мама вправила ему мозги, заявив, что новая учительница не виновата в том, что предыдущей пришлось уйти в декрет, и ничего плохого ему не сделала. Антон, как обычно, повозмущался, но призадумался, и следующую неделю сидел тише воды ниже травы, пытаясь понять, вдруг мама всё-таки права. На следующей неделе он, подловив Оксану Борисовну в коридоре, отвёл её в сторонку и извинился за своё поведение, на что та лишь улыбнулась, заявив, что понимает его чувства и рада, что он поступил как взрослый человек. Словом, если в первой четверти они друг друга терпеть не могли, то уже к концу второй стали самыми что ни на есть друзьями, насколько это вообще возможно между учеником и учителем.
Но одно дело четырнадцатилетний мальчишка, не умеющий контролировать свой вспыльчивый характер, побочный эффект владения огненной стихией, и совсем другое — обученный боевой маг на десяток лет старше, да ещё и не огневик, а водно-воздушник. Тут уж поневоле закрадывается вопрос, нет ли у него дополнительных, тайных причин столь невзлюбить новичка? Быть может, Смирнову есть что скрывать?
Привычно взвалив на плечо сумку, — пессимистичная часть его характера всегда требовала готовиться к худшему раскладу из всех возможных, — Антон решительно зашагал в лабораторию.
На звук открывшейся двери Смирнов даже не дёрнулся: как сидел, прильнув к окуляру микроскопа и одной рукой помешивая какую-то жидкость в колбе, так и остался.
— Где мои вещи? — Шастун постарался сдержаться, надеясь, что всё это лишь мелкое недоразумение, а не намеренный саботаж.
Молчание.
— Смирнов, я к вам обращаюсь. Где мои вещи?
— А? Что? Это вы мне? Простите, я вас не заметил, — звучащей в голосе лаборанта наигранности мог бы позавидовать даже несносный вампирюка с восьмого этажа. Угу, как же, не заметил он сильно недовольную двухметровую шпалу, протопавшую к нему по кафельному полу лаборатории в тяжёлых военных ботинках.
Шастун из последних сил выдавил из себя вежливую улыбочку и снова задал вопрос.
— Где мои вещи?
— Так вот же у вас на плече ваша сумка висит, причём тут я?
«Десять, девять, восемь, шесть…» — пошёл обратный отсчёт до гневного взрыва, и Шастун поспешил сделать глубокий вдох, чтобы прохладная воздушная стихия помогла хоть немного утихомирить готовящуюся разбушеваться огненную. Пока язычок пламени раздражения мал, его ещё можно погасить ветром, поэтому нужно постараться сделать это до того, как он вырастет в большое кострище, лишь увеличивающееся от раздувания углей.
— У меня на столе лежала книга и блокнот, а теперь они пропали. И у меня есть все основания полагать, что к их исчезновению причастны именно вы.
— А, ну да, я взял книгу, ибо по регламенту её нельзя выносить за пределы библиотеки. В мои должностные обязанности входит ликвидация подобных мелких нарушений и профилактические беседы с нарушившими сотрудниками во избежание рецидива прецедента, — бесстрастно отчитался Смирнов.
«Какая же ты сука», — с омерзением подумал Антон, не понимая, то ли лаборант нарочно дразнит его своей ужасно наигранной «невиновностью», то ли он просто настолько плохой актёр. Ей-богу, даже кривляньям его клыкастого соседа хотелось верить больше, чем этому Алику-Олегу-как-там-его.
— Устав Ведомства я знаю до последнего знака, а должностные обязанности сотрудников и регламент каждого конкретного отделения изучаю первым же делом, и ни там, ни сям нет такого правила, младший сержант Смирнов. Потрудитесь объясниться, и на этот раз я бы хотел услышать от вас правду, — отчеканил Антон, из последних сил стараясь придерживаться официального тона.
Лаборант колко глянул на него исподлобья, ничего не сказав. Антон понимал, что парень здесь на своей территории, он проработал в этом отделении не меньше полутора лет, а может, даже стажировался здесь во времена учёбы в Академии, так что вздумай Смирнов что-то спрятать в этом крыле, искать придётся не один день. В его планы не входили долгосрочные поиски, так что он решил попытаться убедить хмуро косящегося на него младшего сержанта-библиотекаря-лаборанта-эксперта сотрудничать.
— Послушайте, я знаю, что в отличие от остальных сотрудников этого отделения вы потеряли не просто коллегу, а очень близкого вам человека — друга и напарника, с которым вы наверняка через многое прошли, — начал Шастун, стараясь говорить как можно мягче. — Мне действительно жаль, что так случилось, хоть я его и не знал, но, судя по вашей привязанности, он был достойным человеком. И я ничего не могу поделать с тем, что я тоже Антон и вынужден занимать
его место. Так уж сложилась судьба, над нею мы не властны. Я могу лишь попытаться раскрыть дело, узнать настоящего виновника его смерти, но совершенно не понимаю, почему вы препятствуете мне в этом.
Лицо туманника, как порой называли владеющих одновременно воздухом и водой магов, исказилось, и Антон подумал было, что переборщил, доведя коллегу до слёз.
— Да нихера ты не хочешь раскрыть его дело, тебе просто нужны его кости для ритуала вызова Патаэксагхариана! — вскричал притихший было Смирнов так неожиданно и с такой ненавистью во взгляде, что Антон с трудом подавил в себе желание отшатнуться и принять боевую стойку.
— Что за чушь?
— Не притворяйся, я видел, как ты конспектировал все подробности ритуала!
Антон удивился, как на крики туманника ещё не сбежались все коллеги, а потом вспомнил, что лабораторное крыло шумоизолировано, так как вряд ли рабочему процессу поспособствовали бы звуки взрывов, непременно присутствовавших при создании некоторых зелий и реактивов, да и жужжание осциллирующей аутопсийной пилы, используемой для вскрытия в соседней комнатке-морге, тоже подпортило бы аппетит.
Переплетя пальцы, он вытянул руки вперёд, ладонями от себя, разминая суставы и растягивая внутреннюю сторону запястий, зная, что любой маг интуитивно воспримет этот жест как «не имею желания с тобой драться, но готов, если придётся». Смирнов чуть побледнел, насколько ему позволяла природная смуглость, но позиций не сдал. Хм, настолько уверен, что его вода, едва дотянувшая до четвёртой ступени, пересилит уверенную огненную пятёрочку Антона, усиленную столь же мощной пятёркой ветра? Или просто считает себя правым и готов отстаивать свои убеждения даже перед превосходящим противником? Или скрывает какой-то тёмный секрет?
Антон ненавидел делиться с кем-либо личной информацией, предпочитая иметь в рукавах побольше козырей, но в данном случае это было единственной альтернативой бессмысленному бою с коллегой.
— У меня есть знакомый призрак. Не из
своих, обычный, видимый лишь магам. А мне надо сделать так, чтобы он стал видимым и для нечисти, но некромантическую артефакторику я проходил года четыре назад и с тех пор к ней больше не обращался, а потому решил подстраховаться и уточнить все детали в книге.
— С чего мне верить в твои россказни? — дерзко вскинул подбородок Смирнов, стараясь казаться уверенным и бесстрашным, хотя было заметно, как у него побелели костяшки пальцев.
— А ты проверь. Страница девяносто три, — подсказал Антон, радуясь, что в этот раз память на цифры его не подвела.
Встав с высокого лабораторного стула, на котором до этого сидел, туманник направился к одному из множества шкафов, достал из него книгу и пролистал до нужной страницы, но это его не убедило.
— Откуда мне знать, что ты действительно интересовался именно этим ритуалом, а не вызовом демона с девяносто пятой? — недоверчиво спросил Смирнов, опасливо держась от него подальше. Почему-то сейчас он напомнил Антону воробья — мокрого, растрёпанного, слабого и беззащитного воробьишку, который, хорохорясь, бойко пытается отогнать от своей чёрствой корки степенного голубя, хотя тот на неё и не глядел, пресыщенный мягкими булочными крошками. Шастун подавил в себе проросшее было сочувствие к Смирнову, как до того старательно не давал разрастись неприязни: пока расследование не завершено, любые эмоции к коллегам под запретом, ведь кто-то из них вполне может оказаться убийцей или соучастником.
«Воробьишка» же, не получив ответа, отчаянно осмелел и перешёл в наступление.
— Я знаю, что в ту субботу ты был на кладбище. Амулеты слежения засекли там вспышку огненной магии.
— Только её? — недоверчиво поднял брови Шастун
— Ну, там были мелкие вкрапления магии волхвов, но это стандартная картина. Есть тут у нас один кадр, считающий своим долгом каким-то антинаучным способом высчитывать опасные дни, в которые он отправляется патрулировать кладбище. Хер с ним, палки в колёса Ведомству не ставит, ну и пусть без толку гуляет, раз ему так хочется.
Антону стало обидно за такую оценку спасшего их с Димой ведуна, но сейчас важнее было другое.
— Странно, что приборы не зафиксировали повышенной некроактивности, ибо она там была ого-го, — задумчиво протянул Шастун, пытаясь понять, имеет ли Смирнов хоть какое-то отношение к атаковавшим их в ту ночь мертвякам, или грешен разве что халатным отношением к испортившимся — или нарочно испорченным? — амулетам.
— Ага, признался! — оппонент издал торжествующий вскрик. — Значит, всё сходится: ты прибыл на кладбище, каким-то образом экранировался от амулетов или повредил их, а там поднял
его из могилы и сделал своё чёрное дело!
Обвинения звучали жутко нелепо, вдобавок Антон помимо воли почему-то воспринял «чёрное дело» как намёк на некрофилию и вынужден был прикусить губу, чтобы не расхохотаться.
— Во-первых, некромант из меня хреновый, — наконец сумел выдавить из себя он. — Призрака укрепить или перехватить контроль над зомби могу, а поднять никак. Из-за этого у меня по некромантии стояла единственная тройка, подпортившая репутацию хорошиста, а сокурсники целую неделю звали меня некроимпотентом. Правда, потом был экзамен по боевой магии, где я сумел победить болотника десятого уровня, и после этого о дразнилке все внезапно забыли.
Смирнов продолжал недоверчиво смотреть исподлобья.
— А во-вторых, меня с другом на том кладбище зомби, упыри и вурдалаки чуть живьём не съели, хорошо, вовремя тот самый ведун подошёл и упокоил нежить.
— Ну и что ж ты тогда делал на кладбище? — с провоцирующей интонацией выдал лаборант, уперев руки в тощие бока.
— Прочитай, какие кости нужны для вливания силы в призрака, — намекнул Шастун, борясь с отчего-то заевшей застёжкой сумки.
— Лучевая и локтевая, обе от правой руки, если таковая имелась при жизни и не пострадала после смерти, — послушно прочёл Смирнов, не отрывая взгляда от книги. Непокорная застёжка наконец поддалась, и Антон кое-как вытащил из под завязку набитой сумки финальный аргумент.
— Ну а это, по-твоему, что? — насмешливо спросил Шастун, протягивая так удачно прихваченные с собой вымоченные до сероватой белизны «улики».
К чести оппонента, тот почти не изменился в лице.
— Ну-ка дай глянуть поближе, — он смело приблизился, с отчаянной жадностью разглядывая малейшие детали.
По тому, как вдруг расслабились его плечи, Антон понял, что наконец-то получил каплю доверия.
— Это точно не его, он летом правую руку сломал, я его два месяца с ложечки кормил, — с какой-то щемящей тоской пробормотал Смирнов. Показалось даже, что в его всё ещё внимательно прищуренных глазах блеснули слёзы.
Понимая, что образовавшейся между ними шаткой тени доверия не хватит для того, чтобы ему вернули блокнот, Антон предложил сделку.
— Давай сделаем так: ты пока оставишь у себя книгу, можешь даже вырвать из блокнота страницу для уверенности. Но сам блокнот отдай, там куча необходимых для раскрытия дела вещей записано, так что если ты его зажилишь, я буду вынужден трактовать это как препятствие расследованию. А после работы мы вместе сходим на кладбище, я покажу тебе доказательства рассказанной мною истории, а ты проверишь свои амулеты и
его могилу, и тогда, убедившись, что никаких демонов я вызывать не собираюсь, отдашь мне книгу и мой конспект, хорошо? — осторожно и медленно выговорил Шастун, тщательно избегая произнесения имени погибшего тёзки — было подозрение, что оно способно сработать как спусковой крючок, а иметь дело с неадекватным от горя туманником ему не хотелось.
Смирнов поджал губы, взгляд его сделался скальпельно-острым, казалось, ещё чуть-чуть и на поверхности рабочего стола останется глубокая царапина.
— У меня есть условия. Во-первых, я спрячу книгу и листок только в твоё отсутствие, чтобы без меня ты не мог их найти. Мало ли, вдруг ты меня убить и прикопать на том же кладбище задумал? Во-вторых, я оставлю полную информацию о своих подозрениях надёжному человеку, и если в течение твоего пребывания в этом городе со мной что-то случится, у этого человека будут все доказательства твоей вины, — Антон поморщился, но кивнул: он невиновен и ничего дурного не замышляет, а значит, бояться нечего. — И в-третьих, такси за твой счёт!
— Лучше так: такси от работы до кладбища я оплачу, но если ты убедишься в моей невиновности, то за обратную дорогу платишь ты.
— Идёт.
Закрепляя сделку, они пожали друг другу руки.
***
Шастун развалился на переднем сиденье подержанной белой четвёрки, отстранённо наблюдая за проплывающими мимо них тонущими в сгущающихся сумерках очертаниями зданий. Он всегда выбирал место спереди, ведь только там можно было с комфортом разместить столь длинные конечности, а не задирать колени чуть ли не до ушей. Словоохотливый кавказец-водитель ничуть его не беспокоил — уши Антона были надёжно защищены от его поползновений наушниками. Жаль, этот способ на работе против гиперактивного Коваленко не применить…
Оторвавшись от окна, за которым высотные здания постепенно становились ниже, а потом и вовсе сменились частными двух- и одноэтажками, Антон глянул в салонное зеркало заднего вида. Впервые за вечер их с лаборантом взгляды пересеклись, и Шаст с затаённой насмешкой отметил про себя, что Смирнову стало не по себе, от визуального контакта он даже неосознанно схватился левой рукой за правую. И поделом, нечего было при рукопожатии сжимать его кисть так, будто хотел все кости раздробить, мучайся теперь от того, что длинные пальцы Антона оказались сильнее.
Автомобиль остановился у ворот кладбища, Шастун потянулся к съехавшей под сиденье сумке, от этого движения неудачно зацепившийся провод наушников дёрнулся, теряя контакт с гнездом, и во всю громкость грянуло торопливо-свирепое:
Трупы оживали, землю разрывали,
Всюду выползали, дико вышибали,
Глотки драли, всё вокруг ломали,
Рвали свою плоть.
Водитель изменился в лице. Немудрено: по-южному малорослый, он был чуть ли не вдвое ниже возвышающейся над ним костлявой фигуры Шастуна. В комплекте с бледным лицом (а когда ему загорать-то? Всё работа, работа) и чёрным капюшоном толстовки, надетой под привычную кожаную куртку с обилием противонежитевых заклёпок, зрелище Антон явно представлял внушительное.
— Простите моего кузена, у него отвратительный музыкальный вкус, — неожиданно пришёл на выручку Смирнов, который, как оказалось, умеет улыбаться.
— Да-да, пардон, я случайно, — с извиняющейся улыбкой проговорил Шаст. — Хотя всё равно это лучше, чем твой дурацкий шансон! — поспешил он поддержать игру, обращаясь к «кузену», на что тот со вздохом закатил глаза — опять, мол, двоюродный брат затеял бесконечный спор о вкусах.
Чтобы как-то загладить причинённые неудобства, пришлось при оплате отказаться от сдачи, тем самым оставив таксисту неплохие чаевые.
— Ну ты и кретин! Нашёл что слушать по пути на кладбище! — прошипел Смирнов, стоило им остаться одним. Нет, ну разве Антон виноват в том, что великий рандом сразу после убаюкивающего рэгги включил именно эту песню? Или в том, что смартфон ему попался дефектный, отказывающийся ставить музыку на паузу при обрыве контакта с наушниками?
К счастью, калитку ещё не заперли, так что брать забор штурмом не пришлось.
— Ну что, к тебе или ко мне? — спросил Шастун, подразумевая очерёдность посещения могил Иванова и Воли, и лишь по вскинутым бровям Смирнова понимая, что сморозил нечто в духе клыкастого соседа-пошляка. — В смысле, чьё место захоронения посетим сначала, а чьё оставим на потом?
Эта формулировка была не слишком удачной, как будто имелось в виду их со Смирновым последнее пристанище, но второй раз исправляться Антон не стал.
— Сначала я проверю амулеты, а потом мы навестим могилу твоего знакомого, — поморщившись, всё же снизошёл до ответа лаборант.
— Тогда веди. Хоть узнаю, как эти твои амулеты выглядят, — развёл руками Антон.
— Пошли. Только иди так, чтобы я тебя видел, — недоверчиво подытожил Смирнов.
***
Спустя несколько минут спотыканий по неровным проходам меж могилками они вышли к высокому дереву. Антону сразу подумалось, что, будь рядом с местом упокоения Воли такое же, они с Димой вполне бы смогли обойтись без чужой помощи: всего-то и понадобилось бы подсадить Поза до первой могучей ветви, располагающейся метрах в трёх над землёй и потому недоступной для поползновений основной массы мертвяков, а потом взлететь к самой вершине и устроиться там, получая от высоты дополнительную подпитку воздушной стихии. А уж если сесть во-о-он в ту особенно удачную комбинацию веток, можно будет даже не держаться рукой, за счёт чего получится закурить, что обеспечит улучшение боевых характеристик фаерболов. При таком раскладе он не то что несколько десятков — даже несколько сотен мертвяков уложил бы без особого напряга!
Пока Антон прикидывал, как бы воспользовался тактическим преимуществом, Смирнов в несколько усиленных магией прыжков — ну да, у него ведь лишь третья ступень владения воздухом, не всем же планировать как четвёрки или левитировать как пятёрки — добрался до вершины и запустил руки во что-то — не то воронье гнездо, не то паразитирующую на бедном дереве омелу, в темноте фиг поймёшь.
— Подсвети, а? Не видно нихера, — донеслось откуда-то сверху, и Антон щёлкнул пальцами, создавая маленький шарик огня над плечом лаборанта, воздушным потоком тут же перенаправившего «светлячка» на более удобное место.
— Странно, здесь на одном месте повреждение непонятное, своего рода слепое пятно. Где, говоришь, могила твоего приятеля?
Антон неопределённо махнул рукой в сторону той части кладбища, где деревья кое-где встречались, но были слишком молодыми и хлипкими.
— Тогда тем более странно, потому что пятно именно в отвечающей за ту сторону части некроуловителя. Пожалуй, заберу этот амулет и по пути к твоему дружку проверю ещё парочку, а то странно как-то.
Лаборант уже прикидывал, как бы половчее спуститься, — всё-таки видно, что воздушная стихия у него на троечку, вон у Шастуна при поступлении только четвёрка была, и он уже мог замедлить падение с любой высоты, переведя его в медленный, как на парашюте, спуск — когда нога мающегося от скуки Антона, бродившего взад-вперёд, за что-то зацепилась.
А потом что-то зацепилось за ногу.
Рефлексы не подвели: тяжёлой подошвой второго ботинка Антон со всей силы врезал по схватившей его за щиколотку руке невесть как подобравшегося незамеченным зомбака, отламывая полуразложившуюся конечность. В воздух поднялась трупная вонь, но Антону было не до этого — он спешно взлетел на верхушку дерева, приземлившись в ту самую облюбованную им при тактических фантазиях развилку ветвей, и, ругнувшись, испепелил всё ещё крепко держащуюся за высокое голенище ботинка руку. Развесив вокруг дерева с пяток «светлячков» покрупнее, он, снова выдав матерную тираду, нервно потянулся за сигаретой.
Сглазил, блять. Намечтал, долбоёбище.
При свете огней стало видно, что обозримые окрестности чуть ли не кишат мертвяками. Упырей и вурдалаков, правда, было почти не видно, но примитивных зомбаков он насчитал штук двадцать пять, и то сбился, не дойдя и до половины.
Но в этот раз вместо простого человека с ним был какой-никакой, а всё же боевой маг, да и сидели они оба на недосягаемой высоте.
Зомби беззвучно — заколдовал их кто, что ли? — толклись под деревом, не в силах забраться на него. Антон не видел смысла тратить на них магию, поэтому старательно выискивал среди них более опасную нежить. От слишком уж неестественной тишины ему было не по себе, так что он машинально принялся напевать первый пришедший в голову мотивчик.
— Среди ублюдков шел артист
В кожаном плаще — мёртвый анархист…
Замеченный им вурдалак был не в плаще, а в серой худи с капюшоном, из-под которого и высовывалась его удлинённая морда, но какая разница?
— Крикнул он «Хой!», челюсть долой!
В общем-то, если мгновенно сжечь дотла сплюснутую черепушку упыря, то челюсть тоже пострадает.
— Трупам мы устроим бой! — изменил он строку, когда по ошарашенному взгляду вынужденного напарника понял,
что поёт.
— Глупые зомбя́шки у ствола толпились,
Ну и нихуя́шки этим не добились, — зубоскалил Антон, выискивая в скопище зомбарей нежить более высокого уровня.
Следующие строки потонули в отчаянном рёве моро́я, пришпандоренного к земле удачно брошенной веткой, благодаря ветровому ускорению насквозь пробившей его тронутое разложением тело.
— Взяли люди топоры и вилы —
Мертвецов загнать в свои могилы, — неожиданно присоединился к нему Смирнов, метким броском невесть откуда вытащенного ножа попадая почти добравшемуся к дереву упырю в глаз, отчего тот свалился замертво.
— И на это им хватило силы —
Трупов надо бить! — с азартом подпел Шастун, охотно поджаривая мини-фаерболом мозги отброшенного чужим порывом ветра на́хцерера, костлявого, но на удивление шустрого.
— Покажем мы стрёмным мавкам фак,
им жопы порвём на британский флаг, — ради рифмы пришлось слегка покривить душой, ведь кого-кого, а мавку физическим воздействием не уничтожить, зато очередной пущенный Смирновым нож — не, реально, откуда он их берёт? Это уже четвёртый! — пролетел сквозь похожую на полупрозрачную простыню нежить, укокошив подкрадывающегося за ней стриго́я, ну а мигом спустя мавку окутали языки пламени, сделав её похожей на весёленький пионерский костёр, совсем как из советских книжек для младших школьников.
— Что за наважденье: без предупрежденья,
А вот так напали — ну и огребали, — попробовал себя на поприще переделки песен лаборант, удачным порывом ветра откидывая невесть откуда взявшегося моро́я аккурат на сук ближайшей осинки.
— Утро крестьянам помогло —
Солнце трупы за полчаса сожгло, — задорно подпел чуть вдалеке знакомый голос, и мертвяки один за другим, эдакой красивой расходящейся полукругом волной, попадали наземь, окончательно упокаиваясь. — Слушай, Антош, вот вроде живём с тобой в соседних домах. Так чего же мы только на буйвище видимся, а?
***
Чтобы «солнце» в лице Шастуна Антона Андреевича «трупы за полчаса сожгло», пришлось их предварительно больше часа стаскивать в кучу прямо на кладбищенскую дорогу, ибо сил копать яму специально для погребального костра не было, а магией земли не владел никто из присутствующих. Полученный прах девать тоже было некуда, так что воздушники просто позволили усиленным порывам ветра разнести его незаметным слоем по всему кладбищу.
Пока они любовались весёлыми язычками пламени, Антон поведал волхву историю их со Смирновым пребывания на кладбище, на что Макар, поцокав языком, ответил, что по пути обнаружил парочку мощных манков для примитивной нежити и следы активации чар, поднимающих простых мертвяков. Словом, проверять прочие детекторы некроизлучения и обе могилы они отправились уже втроём.
Как и следовало ожидать, амулеты оказались частично или полностью выведены из строя неизвестным недоброжелателем. На Пашиной могиле ребята пробыли недолго — быстренько глянули, что всё в порядке, да ещё Антон зачем-то легонько хлопнул по краю перекладины креста, будто давая пять старому знакомому, и пошли дальше.
Иванов был похоронен в низинке, где отчего-то не росло ни единого деревца, и Шастун от всей души порадовался, что скопище мертвяков не застало их здесь. Его крест ещё не успел стать настолько же тёмным, как Пашин, ведь простоял всего четыре-пять месяцев — Паши не стало первого апреля прошлого года, а боевого мага нашли на стройке в начале ноября.
Антон поневоле вспомнил фотографию из личного дела Иванова. Широкоскулый парень с румяными щеками безмятежно улыбался, даром что на подобные документы обычно снимались с серьёзным лицом. Покосившись на ссутулившегося Смирнова, Антон, чуть покопавшись в сумке, вырвал из блокнота пару чистых листков, привычным жестом скомкал их и бросил на то место, где должен был быть холм (видать, могильная земля быстро просела). Илья укоризненно обернулся на Шастуна, но тот лишь поднёс палец к губам, призывая хранить молчание, а второй рукой сделал затейливый жест, отчего неприглядные белые комки охватило пламя и тут же погасло, оставив после себя две хрупкие чёрные розы из обожжённой бумаги, края лепестков которых ещё пару мгновений красовались оранжевой каймой тления, но вскоре погасли.
— Спасибо, — сдавленно проговорил Смирнов, не сводя взгляда с могилы напарника.
— Дань уважения собрату по оружию, — тихо ответил Шаст, ведь сегодняшнее сражение с нежитью сделало их с востролицым лаборантом боевыми товарищами, а собрат моего собрата — мой собрат.
— Когда, говорите, его нашли? — после долгого молчания вдруг спросил ведун, задумчиво потирая переносицу.
— Второго ноября, — голос туманника чуть дрогнул.
— Нехорошо, к Самхейну близко, — покачал головой Макар, и Антон торопливо перевёл на него взгляд, пытаясь понять, о чём мог умолчать волхв.
***
Гораздо позже, когда Илья довёз лаборанта до дома и в машине они с Шастом остались вдвоём, Макар сообщил другу, что его насторожило отсутствие могильного холма, и он каким-то там своим способом — ну не разбирался Антон в ведовстве, не его профиль! — прощупал землю вглубь и совершил ошеломляющее открытие.
Могила была пуста.
