***
Он проснулся от звука голоса Антона, зовущего его по имени. В первый миг суккуб решил, что это ему попросту приснилось, но всё же на всякий случай тихонько, чтобы не разбудить утомлённого любовника, выскользнул из постели и прислушался. Негромкое «Арсений!» повторилось, сопровождаемое столь же тихим и знакомым стуком в дверь, и вампир поспешил к Антону, по пути надевая прихваченный со спинки стула халат. Чем ближе он подходил к двери, тем отчётливей ощущал запах крови. Открыв дверь, он сумел почуять неслышный ранее нюанс: пахло не просто кровью, а кровью Антона. Справиться с беспокойством ему помогла суккубья тяга помочь своему истинному и банальная логика, подсказавшая, что если ангел ещё может левитировать над полом, то его ранение определённо не слишком тяжёлое. Антон проплыл по воздуху, подчиняясь команде лечь на диван, и Арсений понял всю соль его шутки про ёжика — в спине мага торчало несколько десятков разнокалиберных иголок. В какой-то момент до него дошло, что раны нечем будет обработать — волшебные средства у его ангела закончились, а сам вампир ничего подобного в доме не держал. Был, правда, вариант, каким он лечил случайные царапины и ссадины своих партнёров, но Антон вряд ли на это согласится… Тем не менее Арсений чувствовал себя обязанным хотя бы предложить. Короткое «Приступай» заставило его остолбенеть от неожиданности. Торопливо подготовив всё необходимое, Арсений присел рядом с магом и, усилием воли подавив дрожь, предупредил о начале процедуры и осторожно извлёк первую иглу, тут же приникая к ране, осторожно зализывая её, даже не обращая внимания на вкус крови — всё его внимание было направлено на отслеживание реакции Антона, которому это решение наверняка далось непросто. — Не передумал? — тихонько поинтересовался он, понимая, насколько дискомфортно магу в сей странной ситуации, но получил лишь лаконичное «Продолжай», на которое не смел даже надеяться. Он продолжил методично обрабатывать раны своего истинного, теперь уже чувствуя вкус его крови. Людям любая кровь кажется просто солёной, отдающей металлом. Для вампиров же кровь имеет огромное количество дополнительных вкусов и привкусов, особенно если принадлежит кому-то из своих. Жидковатая кровь дриад напоминает берёзовый сок, сирен — ванильный пломбир, фейри — тропические фрукты, кровь оборотней отчего-то напоминает на вкус жареное мясо, а у русалок она горьковато-солёная, как воды моря… Кровь магов ласкает язык, будто игристое вино, звёздочками удовольствия пощипывая рот, но конкретный вкус зависит от сочетания стихий. Кровь Антона на вкус напоминала какой-то воздушный десерт вперемешку с солью и перцем. Как ни странно, ему такое сочетание очень нравилось. Конечно, Арсений ни за что на свете не стал бы ранить своего ангела ради этого вкуса, но раз уж выпала возможность помочь ему, получив при этом сдвоенное гастрономически-эротическое наслаждение… Он сам не заметил, как опустился перед магом на колени, будто в одной из своих многочисленных фантазий, то и дело являющихся ему во снах. В какой-то момент он почувствовал медленно разливающееся по холодным пальцам тепло. Кровь никогда не оказывала на Арсения такого эффекта, лишь делала холод вполне терпимым, согреться он мог только благодаря отдаче партнёра. Выходит, Антону… нравится? Арсений покончил с обработкой верхней части спины и перешёл к пояснице. Терпеливо сносивший извлечение игл, Антон впервые зашипел, и вампир сменил протяжные движения языка на совсем короткие и лёгкие, как касание крыла бабочки. Суккуба безумно тянуло поцеловать больное место, но он сдерживался, боясь, что это взбесит своенравного мага и тот уйдёт, не дав исцелить оставшиеся раны. В какой-то момент чуткое вампирское обоняние уловило столь любимый его суккубьей половиной запах возбуждения, и обычно медлительное сердце Арсения забилось часто-часто, нашёптывая разуму крамольные мысли. Ан-тон. Сто-як. Лишь для. Те-бя. Возь-ми. Е-го. Он твой. Ско-рей. Да-вай. Впе-рёд. Це-луй. Лас-кай. Лю-би. Титаническим усилием воли он подавил порыв поддаться искушению. Наверное, он бы не справился, но его поддерживала мысль о том, что, даже переспи они сейчас, уже утром его маг быстрого эрегирования пожалеет о случившемся и оборвёт с ним все контакты, а этого Арсений боялся больше, чем собственной смерти. Завершив обработку ран, Арсений предложил магу воспользоваться его душевой, той, что подальше от комнаты, где спит его сегодняшний одноночка, а сам под предлогом поиска подходящей футболки удалился в гардеробную, чтобы дать своему ангелу возможность сохранить чувство собственного достоинства, пусть постепенно подкрадывающееся опьянение и нашёптывало мыслишки про совершенно другое достоинство, вдобавок подкидывая воображению картинки принимающего душ Антона… Провожая мага, Арсений был невероятно рад тому, что складки халата надёжно прикрывают его собственный стояк. Непредсказуемый ангел на прощание вновь удивил его, от души пожелав удачного утреннего секса, и в уже затягиваемую туманом опьянения голову пришла дурацкая мыслишка, будто Антон тоже захмелел от недавнего процесса. Закрыв за магом дверь, Арсений отчего-то вспомнил события, произошедшие с ними где-то между двадцать третьим февраля и восьмым марта, когда они с магом ещё подстраивали друг другу каверзы. Оплетённый тягучими лозами опьянения, мозг выдавал странно контрастирующие ассоциации. И тогда, и сейчас он так или иначе прикоснулся к рукам и спине мага. Тогда — насильно, заломив руку, сейчас — добровольно, Антон сам подставил Арсению израненную спину, доверившись даже несмотря на его вампиризм. В тот раз маг сопротивлялся его действиям, пустив по коже множество обжигающих искр, в этот — расслабился, сопротивляясь разве что неожиданно заявившему о себе плотскому желанию, но всё равно позволяя касаться кожи не то что руками, но даже языком. В тот раз между ними была лишь взаимная неприязнь, теперь же их связывала дружба, скрываемая суккубом истинность и обоюдное влечение. На миг Арсений позволил себе забыться, представляя, как всё могло бы закончиться, если бы Антон к нему испытывал нечто большее… Как сеанс излечения ран превратился бы в эротическую игру, как он бы сорвал со своего ангела мешающую одежду, как продолжил бы спускаться языком по его прекрасному телу, наслаждаясь тем, как шипение от былой боли сменяется томными постанываниями, сначала тихими, смущёнными, но потом всё более и более громкими. И упомянутая в тот день вишнёвая смазка пригодилась бы, ведь рано или поздно язык сменился бы пальцем, проникнувшим в святая святых, где до него никогда никого не было. Он бы с трепетной осторожностью скользнул в тугое отверстие, самозабвенно лаская нежнейшие стеночки, так, чтобы Антон плавился от удовольствия, хныкал, моля о большем, чтобы, забыв обо всём на свете, оглашал всю квартиру стонами и нетерпеливо потирался членом о диван… И чтобы наконец, со всей любовью подготовив его, войти в пленительную тесноту как долгожданный гость, успокаивая пронзившую тело возлюбленного непроизвольную дрожь обилием поцелуев и ласк, чтобы двигаться медленно-медленно, дразня его и себя, не ныряя в океан страсти с головой, а неторопливо погружаясь в море томной неги, и любить его долго и трепетно, окутывая своего ангела нежностью подобно тому, как шёлковые стеночки обнимают его член, и лишь у самого пика сорваться в бурю безумия, неистовствуя до тех пор, пока их обоих не охватит сладкое пламя оргазма… Арсений и сам не заметил, как пошёл будить спящего одноночку, чтобы хоть как-то утолить обуявшую его страсть.***
После недавнего дождя жара спа́ла. Днём солнце ещё припекало, однако вечером, ночью и утром на улицах царила приятная прохлада и свежесть, а потому в такое время все открывали окна нараспашку и уходили гулять. Не был исключением и Арсений, хотя из-за суккубьей природы ему приходилось выходить из дома в любую, даже самую кошмарную погоду. Воскресный вечер удался: в «Синем ирисе» полувампиру попался тоненький парнишка, на первый взгляд невероятно похожий на очень юную, лет шестнадцати-семнадцати, версию Антона. При дальнейшем знакомстве выяснилось, что ему уже двадцать три, причём имя тоже начинается на букву А, а большего Арсению и не нужно было знать. Словом, засыпал он весьма довольным — с двадцатитрёхлетней иллюзией мечты в объятьях и мыслью о завтрашнем «третьем свидании», то есть совместном визите в театр. А вот пробуждение выдалось не лучшим: зверски чесалась рука, нога, спина, отекла носоглотка, глаза покраснели и слезились, как будто в них кто-то песок насыпал. Арсений запоздало осознал, что в идее снять с окон противокомариные сетки на случай, если магу когда-нибудь захочется подобно Карлсону заявиться к нему через окно, был и подвох: вампир совсем забыл про тополиный пух… Видя его состояние, любовник участливо предложил сбегать в аптеку за противоаллергенным средством, чем ещё сильнее напомнил его ангела, неспособного пройти мимо нуждающихся в помощи. Впрочем, его предложение пришлось вежливо отклонить: Арсений прекрасно знал, что в силу вампирской природы его аллергии обычные человеческие средства не помогут. Попрощавшись с парнишкой, суккуб тут же прошёлся по квартире, наглухо закрывая все окна и включая сплит-системы, поскольку лишь это помогало хоть как-то ограничить контакт с аллергеном. Он почти не сожалел об отсутствии привычного утреннего секса — конечно, из-за этого его пальцы начнут мёрзнуть уже к полудню, а не к вечеру, как обычно, но это вполне терпимо, тем более что в столь расклеившемся состоянии суккубу даже и не хотелось; гораздо больше его огорчал тот факт, что поход в театр придётся отложить на неизвестно сколько дней, поскольку, как он знал от Павлуши, его ангел взял неделю отгулов и скоро должен был уехать в родной Воронеж. Арсений так надеялся как следует наобщаться с ним перед отъездом, чтобы легче было переносить его отсутствие, но прокля́тый тополиный пух перечеркнул ему все планы! Арсений лежал на кровати, голый, но с головой накрывшийся одеялом, и гипнотизировал телефон. Он ещё в марте вбил в него номер Антона, продиктованный студентам Панфиловым, хоть мог бы этого и не делать, поскольку помнил его наизусть — всё то время, пока он был скован тополиным бездвижьем, Арсений мысленно рифмовал стихи, чтобы гарантированно запомнить самый важный номер, не перепутав в нём ни единой циферки. «Позвонить и предупредить, что сегодня не получится? А вдруг Антон разозлится, что я раздобыл его номер? — думал он, досадливо почёсывая очередное пятно от соприкосновения с пушинкой. — Или лучше послать сообщение? С одной стороны, правильнее было бы позвонить, но с другой, я же постоянно чихаю, шмыгаю носом, кашляю… Ангел вообще сможет различить во всём этом мои слова?» Он бы с удовольствием воспользовался услугами «гонца»-Павлуши, но тот, как назло, болтался где-то за пределами его квартиры. К назначенному часу Арсению стало хуже. Морально. Он представлял, как сложился бы этот день, не вздумай тополя начать плодоносить именно сегодня: утро бы началось с восхитительного секса с юной копией Антона, что наполнило бы его силами, а после ухода любовника вампир принялся бы печь пироги с вишней, почти такие же, как два века назад пекла его мама. Пускай способ приготовления пришлось немного видоизменить, поскольку русская дровяная печь времён его детства и современная газовая духовка сильно различались, всё равно получалось очень похоже. Он всегда любил месить тесто, вынимать косточки из вишен, аккуратно выкладывать начинку… Тем более что в этот раз он бы старался ещё больше обычного, ведь сегодня его ангел впервые попробовал бы результат его трудов. Арсений снова посмотрел на телефон и грустно вздохнул: Антон уже ждёт его, пусть не ради встречи с ним, лишь для расследования, но ждёт! А он не сможет прийти к своему ангелу, как бы ни хотелось. Он услышал знакомые шаги и, поднявшись с постели, поспешил к двери. Открывать он не будет, ведь в подъезде наверняка витает тополиный пух, да и нечего с такой опухшей, будто с перепоя, рожей мелькать перед тем, чьё сердце надеешься завоевать; но посмотреть на любимого через глазок и объяснить ему ситуацию через дверь вполне можно. — Клыкастик, только не говори, что ты так был увлечён очередным любовником, что в итоге проспал до самого вечера и не успел собраться! — возможно, Арсений принимал желаемое за действительное, но в этой фразе он впервые услышал безотчётные нотки ревности. Безумно хотелось признаться, что ему нужен только Антон, его замечательнейший ангел, которого полусуккуб полюбил ещё до того, как осознать, что маг ещё и его истинный… Но слишком рано, маг ещё не готов. Да и в горле так першит, что получится выдавить из себя лишь коротенькую фразу. Узнав о сути его извечной летней проблемы, Антон просиял и велел ему готовиться открывать дверь, а сам убежал за сумкой. Арсений торопливо накинул халат и умылся, как раз успев провернуть ключ в замке аккурат в тот момент, когда маг подошёл к ней. Дальнейшее отчего-то напоминало Арсению ролевую игру в доктора и пациента — возможно, потому что пациентом он в последний раз был почти двести лет назад, и то закончилось это всё тем, что Вольдемар, не имея возможности спасти офицера иначе, напоил его своей кровью, сделав его тем, кто он есть. Антон задал вопрос о симптомах и внимательно выслушал его рассказ, а потом, покопавшись в сумке, извлёк из неё пару пузырьков, от которых несло едкими лекарственными запахами. Впрочем, его ангел предусмотрительно заглушил запахи своей магией, отчего они сделались едва ощутимыми и потому вполне терпимыми, а после… А после повелел лечь головой ему на колени. И вот вроде ж ничего такого — Арсений и сам частенько лечил своих истинных, используя аналогичную позу, например, обрабатывал ожоги Батиста после очередного пожара — почему-то художнику не везло на огонь, недолюбливала его эта стихия и вечно пыталась обжечь… Но всё равно суккуба переклинило: Антон сидел на том самом диване, на котором не так давно вампир зализывал его раны, но теперь они поменялись ролями, и в предложении — хотя какое там предложение, это был прям-таки приказ! — опустить голову на его колени отчего-то виделось нечто столь же интимное. Арсений покорно лёг как было сказано и, пользуясь случаем, принялся разглядывать Антона. Вид снизу обычно не красит людей, подбородок и нос кажутся несоразмерно большими, а глазки маленькими, но когда речь идёт о любимом человеке, лицо которого ты смог бы нарисовать даже, пожалуй, с закрытыми глазами… Всё-таки верно говорят — красота в глазах смотрящего. Суккуб с удовольствием полюбовался на красивую длинную шею с холмиком кадыка, на объявшее руки мага пламя — любой другой вампир, наверное, разнервничался бы от такой близости к огню, но не Арсений, ведь он знал, что его ангел не причинит ему боли. Антон сноровисто и в то же время нежно закапал ему глаза и потянулся к следующему флакону. Арсений, угадав с его назначением, решил сам провести эту процедуру, ибо если глаза это хотя бы романтично, то нос как-то не особо. Маг легко согласился, вновь зарывшись в недра своей как будто бездонной сумки, и в итоге достал из неё тоненький розовый шнурок и без каких-либо объяснений повязал его на запястье вампира. Арсению, конечно, хотелось бы верить, что это у магов своего рода признание в любви, но он был реалистом и потому задал вопрос о предназначении сего странного украшения. Узнав историю браслета, Арсений взглянул на обновку по-другому: когда-то эта вещица берегла его ангела от дыма, постоянно соприкасалась с кожей его тонких запястий… А теперь принадлежащий Антону шнурок повязан на его, суккуба, руку, и по воле своего хозяина бережёт его от витающих в воздухе микрочастиц тополиного пуха. Увидев на его коже пятно от непосредственного соприкосновения с пушинкой, Антон извлёк из сумки мазь — такое впечатление, что эта сумка родственница сказочной скатерти-самобранки, поскольку на любую ситуацию в ней находилось подходящее средство! — и вручил её вампиру, наказав обработать все пострадавшие места. В иной день Арсений бы обрадовался оказии покрасоваться перед Антоном, ведь он был обращён аккурат когда находился на пике своей физической формы, а потому красив даже и без гламора и чар, но сегодня, с опухшими и покрасневшими глазами, испещрённый воспалёнными пятнами по всему телу, он вовсе не чувствовал себя привлекательным. На миг он отвлёкся, встретившись взглядом с Антоном, и сам не заметил, как озвучил собственную мысль. — Выгляжу как чучело, — ляпнул он и запоздало сообразил, что не следует обращать внимание мага на свою сегодняшнюю непривлекательность. Антон заверил его, что для завсегдатаев театра он всё равно будет неотразим, Арсений снова пересёкся с ним взглядом и помимо воли проговорился, едва слышно промолвив горькое «Но не для тебя». Он так и не понял, услышал его маг или нет, да и вскоре это стало неважным, поскольку его ангел сам вдруг впервые после сеанса лечения вампирскими методами заговорил о том случае, пусть всего лишь и косвенно, и, кажется, смутился. Пользуясь случаем, Арсений попросил его помочь с обработкой пятна на спине. Вообще-то природная гибкость суккуба легко позволила бы ему справиться с этим самостоятельно, но Арсению слишком хотелось ощутить кожей прикосновения этих восхитительно длинных пальцев, да и было в этом что-то символичное — сначала маг подставил ему спину, теперь же они поменялись ролями.…
В том, как Антон забрался на пассажирское сиденье, вытянул ноги и открыл окошко, было что-то щемяще родное, его ангел проделал это так привычно, будто они каждый день со времён знакомства ездили вместе. Непонятно, то ли бывалый маг везде и всегда чувствовал себя как дома, умело приспосабливаясь к любым условиям, то ли всё-таки ему было уютно именно рядом со своим суккубом. По крайней мере, Арсению было приятно думать о своей принадлежности ему. Как он ни старался, они всё равно немного опоздали. Арсений знал назубок все спектакли, поставленные за эти годы, поэтому, когда они наконец пробрались на места и уделили внимание постановке, он негромко шепнул своему ангелу имена персонажей и пропущенную часть сюжета. Антона спектакль увлёк, и Арсений получил возможность беспрепятственно разглядывать его, любуясь тем, как маг вскидывает брови при неожиданных поворотах сюжета и заразительно, от всей души, смеётся. Наверное, даже если бы полувампир не любил Антона, то теперь безусловно влюбился бы, поскольку так открыто и искренне смеяться может только неимоверно хороший человек. После спектакля наступила вторая часть представления, где любой желающий мог показать свои таланты. В иной раз Арсений бы с удовольствием поучаствовал, продемонстрировав как хорошую актёрскую игру, так и свои танцевально-акробатические навыки, но сейчас, когда он ещё не полностью оправился от разливающейся по телу слабости, вызванной тополиным пухом и вынужденным голоданием, ему просто хотелось побыть рядом с Антоном. Тем более что он знал, что в самом конце на сцену выйдет Антон Захарьин, один из основателей театра, бессменный конферансье и давний друг Арсения, и, оглядев зал, заметит новенького и позовёт на сцену — эта традиция прижилась с самого начала, ещё с тех пор, когда их труппа состояла из пяти человек. Точнее, из пяти нечистей: фейри, сирена, кентавра, дриады и полувампира-полусуккуба. Арсений искренне пожелал удачи растерявшемуся от неожиданности магу и проводил его взглядом, отметив, что его ангел предпочёл полететь к сцене, а не пойти — наверное, не видел смысла скрывать свои возможности здесь, среди своих, где легко принимали любого новичка, кем бы он ни был. Отчего-то он ожидал, что Антон покажет что-нибудь из своих магических трюков, но его ангел и в этот раз нашёл чем удивить, спонтанно выдав целый юмористический монолог. Арсений отметил, что публика слушала его с удовольствием, но, конечно же, никто в этом зале не внимал речи Антона так, как Попов. Полусуккуб искренне наслаждался возможностью не сводить взгляда со своего ангела, вслушиваясь в каждое его слово, и, в отличие от остальных, прекрасно понимая, о чём и о ком он говорит. Он прекрасно помнил тот случай с одеялом, ведь он тогда мог бы сходить к соседке самостоятельно, она не устояла бы перед его суккубьими чарами и беспрепятственно пропустила бы его на балкон, но нет, он нарочно обратился за помощью именно к Антону, ведь это создало целых два повода увидеться с ним — сначала визит к магу для озвучивания просьбы как таковой, а потом ответный, с трофейным одеялом. В памяти полувампира хорошо отпечаталось и то, как Дима, привыкнув к его сущности и уже не видя в нём особой угрозы, донимал его своими научными изысканиями, пытаясь понять, каким же таким образом у вампиров вырастают клыки: правда ли они растут или лишь выдвигаются, крепко ли держатся в челюсти, как влияют на прикус и прочие чисто стоматологические вопросы. Под конец Арсению уже хотелось грызануть докучливого соседа, в буквальном смысле лезущего ему в рот, но он понимал, что Антон этого не одобрит, и потому терпеливо сносил неуёмное позовское любопытство. Он знал и о том, как Серёжа от докучливого Павлуши отгораживался, правда, в этом случае он не был непосредственным участником или свидетелем событий, зная ситуацию лишь со слов охочего до общения призрака. Он помнил и то, как помогал Антону скрывать от Кристины очередную проделку привидения и случайный прокол оборотня, и как маг, замученный необходимостью со всем этим справляться, был ему благодарен. Наконец представление официально было закончено, и вампир торопливо поднялся с места, чтобы первым поздравить своего ангела с успешным дебютом. Когда Захарьин понял, о каком вампире шла речь в выступлении, Арсению даже стало смешно — несмотря на то, что он не раз и не два выпивал вместе со своим другом-фейри, причём под «выпивал» подразумевался именно совместный сеанс опьянения, кровью фейри для вампира и коньяком суккуба для самого Захарьина, тёзка его ангела отчего-то всегда воспринимал его больше суккубом, чем вампиром, что было даже странно, особенно если учесть, что между ними никогда не было ничего большего, чем дружба. Беседуя с давним другом, Арсений продолжал поглядывать на мага, окружённого едва ли не половиной собравшихся в зале нечистей, и с внутренней радостью осознал, что его истинного здесь приняли. Для полувампира это многое значило, ведь если Илья и праправнучка с Ирой были единственными, кого он мог назвать своей семьёй, то здесь, в театре, присутствовали его друзья. Конечно, он бы не назвал всех и каждого в труппе своим другом, отношения с большинством народа были скорее приятельскими, но главное, что в их кругу Арсений мог быть самим собой, здесь знали его лучшие и худшие стороны, и всё равно принимали.…
Наконец настало время традиционного застолья в подсобке; родоначальником этой традиции был пострепетиционный перекус, ибо на сцене актёры очень выматывались, особенно если в процессе игры нужно было ещё и проявлять физическую активность, но со временем и после официальных представлений стали устраивать эдакие праздничные застолья, на которые каждый приносил что-то своё. Из-за того, что они замешкались, парных мест не осталось, так что Арсению пришлось сесть чуть наискось от Антона, между родственницей Захарьина и дриадом Ромой, который, как и все молодые дубки, особым умом не отличался. Что поделать, такова уж участь дубовых дриад: в юности они не блещут особым интеллектом, зато с годами превосходят остальных в мудрости. А вот его истинному в соседи досталась суккубка Катерина, весьма милая особа, которая чем-то напоминала Арсению его сестёр, и пихтовый дриад Костя, немного занудный, но очень дружелюбный и приветливый. Арсений активно общался с окружающими, уделяя внимание и угощениям, поскольку с самого утра ничего не ел. Здесь можно было не трястись над безопасностью своего истинного, расслабиться, наблюдая за ним не из необходимости, а для собственного удовольствия. Однако он всё отчётливее чувствовал подступающий энергетический голод, от которого не откупишься простой едой: прохлада уже заполнила кисти рук и ступни, и теперь потихоньку обвивала своими мертвенно-холодными щупальцами его предплечья и голени. Прикоснуться бы к Антону, хотя бы просто погладить по руке, хоть чуть-чуть согреться от его тепла — но нельзя, он слишком далеко, да и не поймёт… Портить отношения с друзьями и приятелями неуместным сексом тоже не хотелось, тем более что у него попросту не получится даже просто флиртовать с кем-то другим в присутствии его ангела. Оставался лишь один вариант… Когда общее застолье распалось на дрейфующие по окрестным помещениям группки, он легко нашёл Захарьина, идя лишь по запаху — фейри всегда пахли для него тропическими фруктами, причём каждый своим, в частности, тёзка его ангела имел аромат винограда. Он подошёл к Антону (сколько лет Арсений звал его по имени, а теперь даже мысленно получалось с трудом, ибо это имя теперь ассоциировалось исключительно с его невероятным истинным), не зная, как попросить его об этой услуге, но фейри сам коснулся его руки, всё понял, перехватил его покрепче за запястье и чуть ли не потащил в один отдалённый чуланчик. Там, среди швабр и маркированных красной краской вёдер, Захарьин закатал рукава рубашки (к этому моменту он уже переоделся и снял грим) и деловито подал ему руку запястьем вверх: — Пей. — Давай присядем, — предложил Арсений, понимая, что с их разницей в росте так будет гораздо удобней, да и в случае накатившей слабости фейри хотя бы не рискует упасть. Они присели на пол, оперевшись на стену и вытянув ноги — ширины чулана хватало тютелька в тютельку, будь Арсений хотя бы на сантиметр выше, конечности выпрямить уже не получилось бы. Захарьин требовательно взглянул на него и протянул руку. Вампир привычным движением перехватил её поудобней, в который раз отмечая про себя, какая же у него маленькая, округлая, практически детская рука, да и весь Антон был похож на ребёнка, но мало кто знал, сколь крепкий стальной стержень скрывался за этой безобидно-кукольной внешностью. Захарьин закрыл глаза, что всегда было сигналом к действию, и Арсений приоткрыл рот, осторожно пронзая клыком синеватую венку на запястье. Многие другие вампиры кусали не глядя, ибо умение безошибочно попадать клыками в крупные кровеносные сосуды было встроено в них на уровне инстинктов, но Арсений всегда осторожничал, не желая случайно причинить вред даже незнакомцам, не говоря уж о друзьях. Именно поэтому он всегда кусал легонько, едва-едва, самым кончиком клыка, лишь вспарывая кожу и ближайшую к ней стенку вены, а не пронзая её насквозь, что грозило донору всякими неприятными последствиями. Знакомая кровь с заметным запахом и привкусом белого винограда полилась в рот, и с первого же глотка Арсений почувствовал, как растёкшийся по конечностям холод перестаёт быть мучительным. Второй глоток, третий — всё, норма выпита, от четвёртого глотка насыщенной магией крови фейри он уже слишком опьянеет и не сможет держать себя в руках, так что полусуккуб старательно зализал ранку. Конечно, этот метод не обеспечивает мгновенного заживления, ещё сутки-двое на руке Захарьина будет виднеться розовый след, и его дражайшая супруга наверняка даже будет недовольна, ибо она не любила, когда муж выпивал с вампиром. Что самое смешное, её не устраивал не сам факт питья крови Антона, а то, что муженёк после этого заявлялся домой под хмельком. Ну ничего, в этот-то раз Захарьин ничего не пил, так что сия милая фейри поворчит да успокоится, ибо, несмотря на кажущееся недружелюбие к полувампиру, на самом деле она относилась к нему весьма тепло, просто такой вот у неё характер. Выйдя из чулана, Арсений первым делом прислушался, уловил звук любимого голоса и направился к своему Антону, после чего, отчитавшись, продолжил свою охоту за информацией.…
Возвращаться домой им пришлось пешком; к счастью, его ангел не был против такого расклада, а уж сам Арсений и вовсе втихомолку радовался возможности побыть с ним подольше, тем более что прогулка по живописным аллеям западного района вполне вписывалась в концепцию свидания. Жаль только, что, как бы ни хотелось обратного, никакое это не свидание, у Антона есть Ира, а у Арсения лишь пустые надежды и дурацкое пари с призраком, которое ему ни за что не выиграть… Почувствовав, как на него наваливается пьяная грусть, суккуб упрямо поджал губы, не собираясь ей сдаваться, и заставил себя улыбнуться: пусть сердце его ангела отдано не ему, сейчас они рядом, сейчас Антон доволен вечером, проведённым в кругу его друзей и приятелей, и вот эта улыбка, от которой его полувампирское сердце начинает биться по-человечески часто, посвящена не Ире и не кому-либо другому, а лишь ему, Арсению, поскольку возникла из-за него и для него. Они немного поговорили об их общем друге Серёже и двойственности природы, и Арсений в очередной раз восхитился тем, насколько его возлюбленный стремится помогать людям и нелюдям, не делая различий между теми и другими. Затем его хмельная печаль коварно подсунула мысли о скором отъезде мага, и Арсений, не устояв, как бы между прочим задал вопрос о свадебном подарке для Кристины, подготавливая почву для прямого вопроса о дате и времени отъезда. Даже думать об этой перспективе было больно, так что неудивительно, что он запнулся на ненавистном слове, означающем разлуку с его ангелом. Слишком скорую разлуку — уже через сутки поезд будет мчать Антона в Воронеж, с каждой секундой увеличивая и без того невыносимо большое расстояние между ними. Однако Арсений не привык долго поддаваться унынию и потому героически сопротивлялся, изо всех сил ища в ситуации что-то хорошее: завтра с утра они снова смогут увидеться и пообщаться, а ещё всю эту неделю Антон не будет видеться с Ирой, а ещё за время поездки он наверняка соскучится по привычной обстановке, а значит и по нему, ведь маг уже достаточно к нему привык, чтобы доверять и называть другом, а потому и скучать. Поглощённый попытками взбодрить свой моральный дух, Арсений не заметил, как под ногой оказалась оставленная валяться на тротуаре пивная бутылка. Ну что за бескультурщина, а? Морщась от запаха, слишком резкого для чуткого вампирского обоняния, он выбросил бутылку в ближайшую урну. — Ира вся в тебя, — прокомментировал его действия Антон, и эта тёплая интонация согрела его дедовскую гордость и в то же время обожгла его любящее сердце. Тем не менее он нашёл в себе силы искренне улыбнуться — ибо его ангел заслуживал исключительно искренних улыбок! — и как бы невзначай поинтересоваться их отношениями, хоть это и было конечной стадией мазохизма. — Я расстался с Ирой, — от этих слов, неожиданных и в то же время неимоверно желанных, у Арсения земля из-под ног ушла, как в переносном смысле, так и в самом прямом — всё-таки кровь фейри делала его непривычно неловким, вынуждая даже запнуться на ровном месте. Впрочем, его маг быстро отреагировал: в грудь упруго и в то же время бережно толкнулся порыв ветра, поддерживая, не давая упасть. Суккубу раньше не доводилось испытывать на себе воздействие магии Антона, а теперь он точно знал, что оно весьма приятно, хоть и не понимал, то ли это сама по себе воздушная магия такая доброжелательная и нежная, то ли она нравится ему просто потому, что является частью его ангела. — И чем это тебе моя девочка не угодила? — с наносной строгостью спросил он, увидев в этой шутливой маске возможность скрыть обуревающее его ликование. Антон увильнул от вопроса, с теплом, в котором чувствовалась нотка грусти и отзвук извинений, сообщив ему о замечательности Иры. Арсений отшутился, вместе с этим подспудно намекнув, что сам он, вообще-то, тоже замечательный, и дал понять, что ускользнуть от неудобного вопроса не получится. Он должен был знать причины их расставания, ведь это даст ему дополнительную информацию как о его горячо любимой прапраправнучке, так и о важных для Антона аспектах романтических взаимоотношений. Пожалуй, второе было значительно приоритетней. Отведя глаза, Антон что-то пробормотал про былой разрыв и неготовность к новым отношениям, но Арсений чувствовал, что это неправда, и был рад, что маг сам подтвердил, что это лишь официальная версия для Иры. «С момента выпуска из Академии у меня не было серьёзных отношений», — поделился маг, и Арсений, зная, что поступают обычно в семнадцать и учатся пять лет, понял, что его ангел был одинок последние года три, и даже посочувствовал. Конечно, люди лучше переносят одиночество, чем суккубы, по своей природе они более самодостаточны, но всё равно, нечисть ты, нежить или человек, долго нуждаться в любви и не находить её — то ещё испытание. Арсений постарался максимально деликатно задать прямой вопрос об истинной причине расставания, и, выслушивая ответ, понял, что его ангел действительно крайне нуждается в любви. По сути Антон ведь одинок: его родные — обычные люди, и даже знай они о его возможностях, им всё равно не дано понять всего, с чем его ангел сталкивается каждый божий день, всего, чем он живёт, и уж тем более этой обречённости, свойственного лишь нежити и магам осознания, что все твои близкие умрут, а ты останешься, одинокий и несчастный. Арсений всей душой посочувствовал своему истинному — у него-то хотя бы была возможность подарить бессмертие близкому человеку, как это и было с Илюшей, а маги даже такой возможности лишены. Но вместе с тем в душе царило ликование, опьяняя надеждой: они оба неподвластны времени, так что, быть может, когда-нибудь Антон отбросит свои предрассудки по поводу мнимой «натуральности» и сможет понять, что он, Арсений, именно тот, с кем можно будет разделить не жалкую часть почти бесконечной жизни, а всю её целиком? Какое-то время они молчали. Антон был задумчив и тих, и Арсений, видя его состояние, не решился тревожить его покой, да и боялся случайно ляпнуть спьяну что-то не то, обрушив упрочнившийся, но всё ещё слишком хрупкий мостик доверия. Благодаря Элдону он хорошо знал, что люди опасных профессий могут легко доверить тебе свою жизнь, ибо привыкли ею рисковать, но крайне тяжело и неохотно пускают в душу. Арсений очень ценил, что маг был с ним искренен, что доверился, поделился тем, что его терзало. Дав Антону достаточно времени для раздумий, Арсений всё же решился нарушить молчание, тем более что идея для новой темы сама собой напрашивалась. — Тихий ангел пролетел, — негромко проговорил суккуб, немного удивлённый, что, несмотря на опьянение кровью фейри, здесь и сейчас, с таким искренним и понимающим Антоном, его даже не тянет на глупости. — Что? Ты о чём? — переспросил маг, определённо озадаченный тем, что впервые за всё время их общения слово «ангел» не обозначало самого Антона. — Так во времена моего детства говорили про неожиданное молчание, — пояснил вампир, и маг подивился поэтичности сего выражения, заявив, что в его детстве было лишь приземлённое «мент родился». Они вместе поприкалывались над тем, что в какой-то мере оба выражения так или иначе относятся к Антону, поговорили о полётах, — точнее, Арсений лишь задал вопрос, а дальше с интересом слушал полный искреннего восторга рассказ, любуясь тем, как увлечённо его ангелок размахивает руками, показывая, какие виражи любит больше всего, и с какими сложными лётными задачками ему приходилось сталкиваться, — и много о чём ещё, ибо у них хватало как общих тем, так и неподдельного интереса к сугубо специфическим для мага и вампира-суккуба. Они так заболтались, что Арсений даже вышел на седьмом этаже вместе со своим ангелом, чтобы дослушать его байку о работе, и таким образом проводил его прямо до дверей квартиры. Для того, чтобы этот вечер стал идеальным свиданием, недоставало лишь поцелуя на прощанье. Но, увы, свиданием эта встреча не была.