…
Он не успел испугаться. Мигом подхватив любимого на руки, Арс спешно направился к волхву, единственному, кто мог сейчас помочь Антону, резко затормозив лишь у границы круга, чтобы передать с рук на руки свой бесценный груз. Страх настиг его уже позже, когда Арсений, глядя на запертых в круге друзей, вдруг осознал, что с тревогой вслушивается в звуки дыхания и сердцебиения. Слишком, слишком слабые звуки… Без труда задрав изрядно потрёпанную нежитью толстовку с футболкой, ведун положил ладонь напротив сердца, с сосредоточенным видом принимаясь что-то шептать. Оставшийся вне круга Арсений боялся лишний раз отвести взгляд от Антона, как будто от его взгляда зависела жизнь мага. Он безумно хотел быть рядом, держать за руку… Но ради своего ангела оставался за пределами круга. Ловушку можно отпереть только извне, а значит, его долг — позаботиться о том, чтобы снаружи оставался тот, кто сможет вызволить оказавшихся внутри, когда маг очнётся. Е с л и очнётся. Усилием воли он запретил себе думать о плохом, вместо этого переключаясь на анализ ситуации. Арсений чувствовал себя не многоопытным двухсотлетним вампиром, а брошенным в прорубь щенком — он понятия не имел, что происходит и как быть дальше. Как вызволить друзей из ловушки? Что такого сделал Антон, ведь его раны слишком несущественны, чтобы вот так отключиться, разве нет? Что с его ангелом будет? До крови кусая изнанку губ, он с дрожащими руками наблюдал за непонятными манипуляциями волхва, пытаясь сосредоточиться на затихающем сердцебиении. Затихающем?! Его накрыло страшными воспоминаниями. Большинство его истинных погибли вдалеке от него, в его отсутствие, даже Аннет отдала Богу душу в то время, когда он, вконец умаявшись вот уже седьмые сутки беспрестанно ухаживать за измученной болезнью супругой, на несколько минут уснул, сидя у её постели. Но вот Виттория… Её сбила машина прямо у него на глазах. Он был достаточно близко, чтобы это увидеть, но слишком далеко, чтобы успеть её спасти, неважно, оттолкнув до столкновения или обратив после. Арс помнил, как бежал к ней, больше всего на свете желая успеть, но не хватило буквально пары мгновений: когда он с разбегу рухнул на колени пред её распростёртым телом, сердце уже не билось. На пути к ней он слышал последние удары любимого сердца, слышал её последний вдох и ничего не мог поделать. И точно так же был бессилен сейчас. Не позволяя липкой панике расползтись по венам, сковать его тело и разум, он ухватился за последнюю соломинку оптимизма. Над обречёнными так не суетятся, не шепчут неведомые слова, не водят руками, совершая магические пассы, значит, у Антона есть шансы выжить. Если так подумать, что вообще произошло? Должен был умереть один-единственный вампкуб, но Шастун что-то сделал, и теперь сам нуждается в помощи, в то время как сам Арс чувствует себя, если забыть о моральной стороне состояния, просто превосходно: ничего не болит, во всём теле давно забытая лёгкость и ласковый жар, как если бы эту ночь он провёл, кувыркаясь со своим истинным. Немного напоминает разделённое горе, но не совсем: горе потому и называется разделённым, что делится между суккубом и ребёнком надвое, родитель получает половину свалившейся на чадо ноши, после чего организму каждого из них остаётся своими силами справляться с напастью. Арсений хорошо помнил, как использовал эту суккубью способность ради своего сына: беременность Аннет прошла очень тяжело, Серёжа родился хилым, болезненным мальчиком, и первые дни балансировал на грани жизни и смерти. Арсений не раздумывая разделил с ним горе, не намеренный отдавать Костлявой своего долгожданного первенца. Даже его вдвойне выносливому суккубье-вампирскому организму это далось тяжело, первый день он не мог подняться с постели, и ещё около декады ходил по стеночке, едва не задыхаясь при каждом шаге, а руки дрожали так, что в попытке донести чашку до рта он расплёскивал всю воду, так что поить и кормить его приходилось слугам. Но мучения того стоили: его сынишке полегчало, он вырос здоровеньким мальчиком, пусть не столь крепким, как все суккубы, но по человеческим меркам вполне нормальным. Другое дело, что это была исключительно суккубья способность, да ещё и воздействовать ею получалось лишь на детей, иначе бы все его сородичи пользовались сим даром природы для спасения своих истинных. Но почему бы и магам не иметь её аналога? Аналога, не делящего горе, а передающего это горе целиком. Арсений вздрогнул: мысль о том, что маг, возможно, расплатился за его жизнь своей, пронзила душу в тот же миг, когда сердце Антона пропустило удар. Нет, только не это! Сердце забилось. От накатившего облегчения Арсений едва держался на ногах, а потому поспешил усесться на ближайшую же оградку, невысокую и с плоским верхом, будто нарочно сделанную для того, чтобы служить поддержкой. Только сейчас он обратил внимание на остальные детали окружающего мира: замершую в нервном напряжении Лясю, мигом расслабившиеся плечи склонившегося над Антоном волхва, радостно приоткрытый, будто в попытке улыбнуться, рот Серого, служившего сейчас своего рода матрасом для Антона — ну не на землю же пострадавшего героя класть, и не на валяющиеся в изобилии трупы упокоенной нежити? — Всё хорошо, волноваться не о чем, — успокаивающе произнёс ведун, отнимая руку от груди Антона и принимаясь залечивать усеивающие его тело мелкие раны. — Сейчас спинку исцелим, да шо ж ты такая худорба, али не кормит тебя твой клыкастый соседушка? Вот так, замечательно, теперь по рукам чуток пройдёмся, вон как упырьими когтями посекло… Арсений слушал Макарова едва ли не с удовольствием: если волхв с неведомой речи перешёл на ласково-ворчливые слова сродни родительским или докторским, значит, с его ангелом точно всё будет хорошо. — Теперь бочок исцелим, вот ведь глиста ходячая, за шваброй спрятать можно. Настоящий мужик должен быть подготовлен к суровой таёжной зиме: волосат снаружи и с запасом сала внутри, а тут кожа да кости одни, — продолжал Илья, и Арсению даже стало немного смешно. Огонь, пылающий в жилах мага, вполне мог и согреть его, и помочь в охоте, так что ни в обильном волосяном покрове, ни в нагулянном за лето жирке попросту не было необходимости. — Вот и славненько. А теперь другой бок… — Арс? — вдруг отчётливо спросил Антон, и вампкуб чудом удержал себя от того, чтобы ринуться на зов. — Ангел мой, — выдохнул он, не раздумывая, пришёл ли Шастун в себя или лишь бредит. Илья продолжал заботиться о наконец-то очнувшемся маге, и Арсению вдруг подумалось, что волхв обращается с Антоном почти по-отцовски, будто тот был его восьмым и самым старшим сыном, даром что на деле эти двое оставались ровесниками. Вампкуб не мог злиться на Макарова, который его чуть не убил — невольно же, не желал причинить вреда ему или его истинному, да и вон как бережно заботится об Антоне… Даже ревности не было: он помнил, как ведун смотрит на собственную жену, а в прикосновениях к Шастуну чувствовалась исключительно дружеская, почти родственная забота, сродни братской или отеческой. Его ушей достигло слово «обмен», и Арсений торопливо переспросил, намереваясь вызнать, насколько оправданны его подозрения. С замиранием сердца выслушивая слова ведуна, он всё отчётливей понимал, на что его ангел пошёл ради него. — …оно-то не проходит бесследно, на всю оставшуюся жизнь обменявшихся связывает. Связывает. Получается, Антон сознательно, пусть и под гнётом обстоятельств, соединил их жизни, обзаводясь ещё одной связью помимо истинности. — Мы и так связаны, — слабым голосом прохрипел Антон, убирая ото рта опустевший пузырёк из-под какого-то зелья. — Я его истинный. Связью больше, связью меньше — роли не играет. Сердце радостно дрогнуло. Играет, ещё как играет! Истинность ни к чему не обязывает человека, он волен принять предназначенную ему пару или отказаться от неё, это суккуб зависим от своего человека, а суженый свободен выбирать как пожелает. И Антон выбрал. Выбрал его. От всеобъемлющей радости Арсению казалось, будто кровь в его венах заменили шампанским, искрящиеся пузырьки которого приятно щекотали сосуды изнутри. Но порадоваться он сможет и позже, сейчас у него было множество гораздо более важных дел. Следуя подсказкам Ляси вкупе с инструкциями Антона, вампкуб сумел добраться до управляющей контуром печати и уничтожить её. Заметив, что незримая стена пала, он ринулся к своему ангелу, не в силах боле находиться поодаль. Подхватив его на руки, Арсений вышел за пределы не действующего уже круга, будто тот в любой момент мог вновь сделать их пленниками, и хотел было поместить Антона в самое лучшее, самое безопасное и уютное место… Но такового не нашёл. Всюду валялись, раскинувшись в причудливых позах, трупы разномастной нежити; дорожки и могилки усеивали обломки скамеек, прутья оградок, отколовшиеся от памятников крупные и мелкие куски прессованной каменной крошки… Хорошо, ведун подсказал. Выбрав более-менее свободный пятачок густой травы с тыльной стороны широкого памятника, Арс бережно опустил Антона на эту природную подстилку, после чего сел сам и устроил любимого у себя на коленях — плевать, даже если возмутится, здоровье его ангела важнее. Не возмутился. Антон прильнул к нему, почти прилёг в странной полусидячей-полулежачей позе, и совсем не возражал против его объятий. Ещё и охотно вступил в разговор. А уж тему-то выбрал… При заявлении о том, что у его ангела не будет детей просто потому, что с ним связан суккуб именно мужского пола, Арсению пришлось приложить максимум усилий, чтобы не выдать своего изумления. Может, такая ласковая податливость, такое неожиданное смирение и принятие — побочный эффект обмена? Может, Антон сейчас в состоянии сродни тому, в каком пребывал во время перепадов стихий? Внутренне обмирая от нежности, Арс продолжал их негромкий диалог, наслаждаясь зрелищем и ощущением так уютно устроившегося на нём ангела. Сейчас, в эти тихие мгновенья, Антон особенно походил на ангела: в лунном свете его кожа почти светилась, казалась какой-то нереальной, а непривычно смягчившийся нрав и то, как охотно маг прижимался к нему, заставляли вспомнить об ангельской кротости и всеобъемлющей любви. Близился момент истины: вот-вот они узнают, окупились ли их старания, нашли ли они Павлушу, или все эти сложности и жертвы были напрасны. Почувствовав внутреннее напряжение своего истинного, Арсений поспешил развеять его тем способом, что почерпнул когда-то у Воли: предложив спор. Маг азартно согласился, на что и был расчёт. Вампкуб специально сформулировал условия так, чтобы при любом раскладе его ангелу было чему порадоваться. А вот вторая часть спора, про первые слова призрака, была сущей импровизацией, экспромтом: ему просто-напросто хотелось получить официальный повод побаловать своего любимого пирогом. — А ты, придя в себя после освобождения, первым делом позвал меня, — так Антон объяснил причины своей ставки, и вампкуб невольно обнял своё счастье чуть крепче, мигом вспомнив сорвавшееся с его губ имя. Его, Арса, имя!…
Поцелуй воссоединившихся призраков ничуть его не удивил — Арсений давно уже, с тех самых пор, как сумел увидеть Лясю, подозревал, что девушка неравнодушна к столь же бесплотному, как и она сама, духу. Было приятно увидеть встречу двух любящих душ и получить выигрыш в виде наисладчайшего поцелуя от своего истинного, вдобавок приправленный изрядно ошеломлённым выражением лица Павлуши. Ну да, за время вынужденного отсутствия их друга многое изменилось… Жаль, не настолько, как хотелось бы. Но жизнь приучила Арсения ценить то, что есть, не отвлекаясь на бесплодные мечтания. — А Димку вы где посеяли? — как сквозь подушку донеслось до его слуха. Вампкуб слышал, что Ляся с Ильёй наперебой кинулись ему отвечать, но не обращал особого внимания, наслаждаясь моментом — Антон до того умилительно, будто большой ребёнок, устроился на нём, уткнувшись прохладным кончиком носа в его шею, что случись вокруг хоть апокалипсис, Арсений бы и не заметил. Теперь, когда вся компания была уже в сборе, можно было наконец-то вернуться домой и отдохнуть после этой долгой и слишком бурной ночи. Антон и здесь проявил упрямство, пытаясь идти самостоятельно, даром что давалось ему это с большим трудом: маг изо всех сил старался не виснуть на его плече, но получалось откровенно плохо. — Ангел, с тобой всё в порядке? — намекающе спросил вампкуб, подразумевая, что столь слабое состояние порядком вовсе не назвать. — Вполне, — улыбнулся маг, но тут же, вопреки всем заверениям, его ноги подкосились, и он не упал только потому, что готовый к такому повороту вампир придержал его. — Лишь лёгкое истощение, — поправился он, явно заметив скептицизм Арсения. — Главное, с тобой всё хорошо, клыкастик. Теплом последовавшей за этой репликой улыбки Антона можно было растопить льды Антарктиды. Ещё через пару таких вот «вполневпорядочных» чуть-не-падений Арс не выдержал и, наплевав на возможные возражения, подхватил его на руки. Антон вяло, будто для проформы, воспротивился было — но лишь на словах, в то же время крепко обвивая его шею руками. Когда несёшь высокого человека на руках, приходится быть особенно осторожным — длинные ноги так и норовят за что-нибудь зацепиться. Арсений знал, что нужно спешить, и изо всех сил старался идти пусть и быстро, насколько вообще получалось при необходимости то и дело переступать через труп очередного зомби, но плавно и аккуратно, лавируя так, чтобы бесконечные конечности — о, даже каламбур родился! — не задевали памятников, оградок, кустов и редких деревьев. Необходимость собрать кладбищенский ковыль стала неприятным сюрпризом. Арсению хотелось поскорее донести любимого до машины и увезти его домой, в их безопасный уютный дом, подальше от всего этого. Но, понимая, что если отменить сбор нужного ингредиента сегодня, неугомонный Шастун попрётся на кладбище завтра или послезавтра, и Арс, разумеется, последует за ним. И кто знает, что может ждать их в таком случае? Лучше уж сейчас потерпеть… Антон даже не мог идти самостоятельно, без опоры на него и второго помощника, коим на этот раз выступил Серый, ведь волхва к ценному ингредиенту подпускать было нельзя — испортится ковыль, из важного некронасыщенного компонента обычной травой станет. Арсений предлагал магу отнести его к нужному месту на руках, но тот отказался — дескать, очень важно выбрать правильное место, а когда висишь у кого-то на ручках, обзор плохой, ракурс неудобный, половину всего не увидишь. Оставалось лишь с содроганием сердца смотреть, как Антон садится прямо на холодную землю, хорошо хоть его огонёчек не задом на траву плюхнулся, а на колени сел, изредка привставая, чтобы дотянуться до особо нужного пучка травы, на вид ничем не примечательной. И как он определяет, что вот этот кустик подойдёт, а соседний, точно такой же, отчего-то не годится? Складывая собранный ковыль в предоставленный Арсом пакет, его ангелочек не преминул удивиться с того, что в сумке вампкуба нашлось всё, что нужно: и монтировка, и термос с кофе, и большой запас пакетов… Арсению стало смешно. Собирая сумку, он не знал, куда приведёт их поиск и с какими преградами они столкнутся, так что, умудрённый годами отцовства, взял вещи на все случаи жизни. Монтировку, потому что им могло понадобиться выломать дверь или ещё что в том же духе сделать, термос — потому что поиски могли затянуться невесть на сколько времени, и тогда им не помешал бы глоток горячего бодрящего кофе, складной зонт и тонкий, почти не занимающий места в сумке целлофановый плащ-дождевик — потому что его огонёчек в сложных отношениях с водой, а в прогнозе погоды упоминалась возможность осадков. Несколько разных пакетов на все случаи жизни: от возможного заезда в круглосуточный гипермаркет на обратном пути и до необходимости завернуть и спрятать чей-нибудь труп. Бутерброды, ибо огневикам голод более опасен, чем кому бы то ни было другому. И это только в сумке, а ведь была ещё и машина, в которой всегда лежал плед, запасная одежда универсального размера, пятилитровая бутыль питьевой воды, спички и зажигалка, полностью укомплектованная аптечка… Устраивая мага поудобней на переднем пассажирском сиденье, Арсений не мог сдержать умилённой улыбки: Антон едва не задремал прямо у него на руках, и теперь, разморённый, особенно напоминал ребёнка. Он ни капельки не возражал против помощи Арса, благосклонно воспринял закутывание в плед и совсем по-детски, бессознательно, вскинулся всем телом, с тенью испуга ища взглядом свою пропажу, когда вампкуб на пару мгновений исчез из его поля зрения, чтобы обогнуть машину и занять место водителя. Антон, слабый и сонный, безотчётно тянулся к нему. Поначалу Арсений решил, что дело лишь во временной мерзлявости мага: накрывшие его руку пальцы казались ледяными. Но желание согреться вовсе не объясняло того, что его ангел, поёрзав, в итоге принял нелепую, неудобную даже на вид позу, единственным достоинством которой была возможность уткнуться лбом в его, Арса, плечо! Единственным более-менее логичным объяснением происходящему был совершённый недавно обмен: если их скрепили узы ещё одной связи, то, может, именно эта новая связь сейчас притягивает их друг к другу, подобно тому, как при затягивании шнуровки противоположные части корсета стремятся оказаться ближе, теснее обхватывая тонкий девичий стан. Должно быть, Арсений не ощущал в себе этого нового притяжения, поскольку и без того всей душой тянулся к Антону. Рассудив так, он продолжил путь домой, внимательно следя за дорогой. Шастун не проснулся, даже когда они приехали. Хорошо ещё, Арсений сообразил заранее отдать ключи призракам, послав их вперёд, чтобы открыли сначала дверь подъезда, а затем и квартиры — с почти двухметровой ношей на руках ему бы пришлось изрядно помучиться, чтоб проделать всё это самому, не разбудив любимого. А так он без каких-либо проблем принёс спящего ангела домой, бережно уложил на кровать… Сквозь прорехи в одежде мелькнула засохшая кровь, и он запоздало вспомнил, что на кладбище у них не было возможности стереть следы залеченных ран. Осторожно стянув с мирно спящего Антона толстовку, а за ней и футболку, Арсений принялся медленно и осторожно, чтобы не разбудить, протирать его кожу влажными салфетками. Руки и плечи удалось обработать без проблем, его ангел разве что невнятно мурчал во сне, словно отзываясь на его прикосновения, а вот когда дело дошло до рёбер, Шастун проснулся. Поймав на себе взгляд любимых глаз, Арсений замер. Отчего-то в глубине души сидел страх, что Антон всё превратно поймёт, что решит, будто вампкуб решил воспользоваться его бессознательным состоянием… Дурной, ничем не обоснованный страх: суккуб ни за что на свете бы так не поступил, а его огонёчек отличался немыслимой, поистине удивительной понятливостью. В темноте глаза Антона казались чуть ли не карими вместо привычной зелени. Но в тёмных омутах его зрачков светилась тихая ласковая благодарность — маг оценил проявленную заботу… И поспешил позаботиться в ответ. Так, как он сам эту заботу понимал. Став наполовину вампиром, Арсений быстро привык к новому состоянию своего тела — война помогла. Вольдемар ещё в самый первый день его новой жизни объяснил, каких ран следует избегать, а какие вполне можно игнорировать, ну а сражения и ранения следующих двух лет донесли всё то же самое на практике. Мозг и сердце на месте? Значит, смерть не грозит. Главное следить, чтобы не потерялись какие-нибудь части тела. Конечно, жить можно и без них, но с ними как-то приятней… Отсекло ухо, палец, руку или ногу? Найди и приложи на место, прирастёт. Из вспоротого живота вывалились потроха? Запихни обратно и придержи, чтоб остались внутри, а там вампирская регенерация сама вернёт их на законные места и залечит рану. Сломалась кость? Зафиксируй, чтоб не сдвинулась, на первое время, пока место слома зарастать будет, а то потом по новой ломать придётся, чтобы всё исправить. Конечно, любое ранение причиняло боль, как же без этого. Но, пройдя жернова двух войн и мучительную метаморфозу обращения, Арсений привык к боли, притерпелся, так что самые лёгкие и неопасные раны мог даже и не замечать. Вот и сейчас он вспомнил о нескольких пропущенных ударах упырьих когтей и одном вурдалачьем укусе в бедро лишь тогда, когда Антон заговорил о его ранах. До того они саднили, конечно же, но Арсений по привычке не обращал внимания. Антон упрямо направился в ванную, намереваясь взять из шкафчика перевязочные материалы, и Арс последовал за ним — а ну как от слабости рухнет? Шастун невозмутимо проконтролировал, чтобы он принял душ. В ином случае Арсений бы нарочно устроил из этого импровизированный стриптиз, постаравшись заворожить его пусть не чарами, но пластикой, ведь за прожитые века он достиг немалых высот в плане владения телом и прочих немагических способов соблазнения, однако сейчас был слишком уж неподходящий момент: они оба устали, вымазались в крови и всякой гадости, были ранены и просто хотели рухнуть на кровать и заснуть. После душа он почувствовал себя лучше. Настолько, что ничуть не огорчился, не увидев интереса к собственному обнажённому телу, если не считать навязчивое стремление его истинного перевязать его раны. Раньше это бы сильно ударило по самолюбию, он всё же привык чувствовать себя не просто красивым, а именно что желанным, но за прожитые с Антоном дни он привык к подобному раскладу. Хоть и не оставлял попыток изменить эту ситуацию к лучшему. Закончив с бинтованием его рук и корпуса, Шастун перешёл к вурдалачьему укусу на бедре, умудрившись сделать это едва ли не провокационно. Сначала коснулся прохладными руками его колена, побуждая поднять ногу, затем, мимоходом скользнув ладонями по голени, установил ступню меж своих чуть раздвинутых ног (к счастью или сожалению, не себе на ширинку, а всего лишь на крышку унитаза, на которой и продолжал сидеть), и в результате укушенное бедро одетого лишь в марлевые повязки Арсения оказалось практически на уровне глаз Антона. Одно это уже заставляло дышать реже, дабы усмирить подскочивший пульс, а уж случайные прикосновения самых кончиков пальцев к чувствительной внутренней стороне бедра… Чёрт возьми, после такого к послужному списку подполковника Попова нужно добавить ещё одну награду — за поразительную выдержку! Позволив наложить повязки, Арсений, в свою очередь, помог едва держащемуся на ногах Антону смыть с рёбер и голеней остатки грязи, довёл его обратно до кровати и достал из шкафа смену белья. И — самое невыносимое — покорно отвернулся, не желая смущать любимого своим взглядом. Им ещё в одной постели спать, диван-то Серым занят, так что лучше не доводить Шастуна до такого состояния, когда он готов будет на полу себе постелить, лишь бы с ним не ночевать. — Арс, ты тоже… — маг сделал небольшую паузу, подбирая слова, — чувствуешь изменения? А как их не чувствовать? Столь долгий и сильный прилив тепла, до сих пор согревающего каждую клеточку его тела, в нормальных условиях мог быть вызван разве что очень интимным взаимодействием с истинным. Поначалу Арсений ещё мог предполагать, что это из-за того «признания», что шептал маг, закрывая его от угрозы собой и сотканными из огня крыльями, из готовности спасти любой ценой, но нет, ощущения неуловимо отличались, подсказывая, что дело не в этом. А уж рассказ про обмен и вовсе расставил всё по своим местам. — Я полон сил, лёгкости и тепла. Вероятно, обычно так чувствуешь себя ты? — ответил Арсений, уже зная, что услышит подтверждение своих догадок. Он давно уже надел трусы и теперь прислушивался к шорохам за спиной, по другую сторону кровати, ожидая, пока Антон тоже оденется и можно будет к нему повернуться. — Да, именно так ощущалось возвращение моей магии прошлой осенью, — слишком легко сообщил его ангел. Арсений уже знал в общих чертах его биографию, ведь пока Антон ухаживал за ним после плена, они много о чём говорили. Однако вампкуб никак не мог представить Шастуна без магии, без огня, умеющего быть как грозным, так и ласковым, без обычно незримой, но всё равно ощутимой власти над воздухом… Представить его лишённым волшебства казалось чем-то неправильным и диким. Арс любил и своевольное пламя, и легкомысленный воздух, ведь они были неотъемлемой частью Антона. Почти неотъемлемой. — А в плане эмоций? — после небольшой заминки спросил маг. Неужели Антон думает, что любовь к своему истинному обусловлена лишь связью? Безусловно, порой именно истинность служит основой, первым толчком для возникновения любви. Взять то же знакомство с Элдоном: не окажись парень его парой, что бы их ждало? Заворожил бы чарами, переспал с ним, а наутро и думать забыл об очередном одноночке. Сколько их, мимолётных и безымянных, было за его долгую жизнь? Со счёту собьёшься… Но бывает и так, что первичная симпатия возникает ещё тогда, когда об истинности и не догадываешься. Вон с Батистом как было? Старенькая потрёпанная сумка не выдержала их случайного столкновения и лопнула, обрушивая на мостовую град кистей, коробочек и пузырьков с разноцветными порошками. Арсений почувствовал себя виноватым: парнишка был одет совсем бедно, хоть и аккуратно, а он своим неловким движением лишил беднягу художника чуть ли не половины красок! Извинившись, он принялся помогать собирать уцелевшие материалы, а после предложил в счёт извинения купить ему новые. Парень принял его предложение, они познакомились, разговорились, Батист показал свои работы… Со временем они сдружились; не будучи стеснённым в средствах, Арсений оплатил ему учёбу в национальной высшей школе изящных искусств¹ — маменька всегда говорила, что дворянину подобает быть меценатом, а такой талант юного художника грех было оставить без материальной поддержки. В один тёплый осенний денёк его впервые со смерти Аннет посетила крамольная мысль, что можно попробовать влюбиться просто так, не в истинную пару, а в случайного приглянувшегося человека, но Арсений отмёл её, памятуя, сколь мучительны были вынужденные измены Вольдемару — а ведь люди гораздо слабее вампиров, а значит, и ночевать в чужих постелях придётся чаще… Если бы Батист не проговорился мимоходом о дате своего рождения, Арсений не рискнул бы поцеловать его, готовый в любой момент стереть гламором воспоминание о поцелуе. И лишь тогда, утвердившись в случайной догадке, обретя в Батисте не просто друга, но истинного, Арсений позволил росткам симпатии окрепнуть и вырасти в нечто большее. Ну а любовь к Антону пришла, намного опередив открытие их предназначенности друг другу. — Твоя истинность никогда не была для меня определяющим фактором, ангел, — спешно заверил Арс, рывком разворачиваясь к нему. Антон зябко переминался с ноги на ногу, одетый лишь в трусы и футболку, и отчего-то не спешил опускаться на кровать, хотя его пошатывало от слабости. — К-каждая связь действует в обе стороны, — с запинкой произнёс он, отчего-то пряча глаза. Арсений продолжил логическую цепочку: раз это был именно обмен, в духе «ты мне, я тебе», значит, его теперь грел огонь мага, в то время как сам Антон… чувствовал, как по венам взбирается к сердцу мертвецкий холод?! — Ты… не просто мёрзнешь? — едва не охнул Арс, представив, каково сейчас теплолюбивому магу. Антон ничего не ответил, даже не кивнул, но по выражению его лица было понятно, что догадка верна. Вампкуб сам не заметил, как оказался с ним рядом, обнимая, чтобы скорее согреть. — Что ж ты сразу не сказал, огонёчек? Давай ложись, не трать силы попусту, я о тебе позабочусь. Уложив любимого на постель, Арсений принялся гладить его, стараясь вложить в прикосновения всю щемящую нежность, что сейчас испытывал — он хорошо помнил, что это чувство согревает хоть и не так быстро, как страсть, но полученное от него тепло остаётся гораздо дольше. Как бы он хотел обласкать Антона всего, полностью, не обойдя вниманием ни единого миллиметра кожи! Но увы, Арсений отчётливо чувствовал негласно очерченные границы: обычно маг легко воспринимал прикосновения к верхней половине тела, не дозволяя при этом без весомого повода прикасаться к нижней. Суккубы такие мелочи ощущают интуитивно и строго соблюдают эти границы. Это правило нерушимо, как законы физики, его не обойдёшь даже при всём желании: ласки, не встречающие осознанного принятия со стороны партнёра, и уж тем более истинного, грозят неприятными последствиями обоим. Заключив, что поверхность кожи уже достаточно согрета, Арсений перешёл ко второму этапу — поцелуям, ведь именно этот вид прикосновений сочетает в себе обилие нежности и страсти, а значит, сможет лучше всего согреть его ангела. Приобняв Антона, он приник к любимым губам, целуя медленно и нежно, давая привыкнуть к новым ощущениям — сам ведь когда-то был ошарашен тем, как от наполненных любовью прикосновений Вольдемара по телу расползалось непривычное тепло. Поцелуй закончился, и Антон увлёк его в новый, целуя жадно, требовательно, с нескрываемым удовольствием. Если раньше, до обмена, Шастун старался не подавать вида, будто даже боялся показать, что ему приятны их поцелуи, и вампкуб понял, что его ангелу и впрямь нравится целоваться с ним, лишь по увеличившемуся количеству получаемого от поцелуев тепла и редким моментам частичной потери самоконтроля, как тогда, на обратном пути от Лукерьи, то теперь Антон целовал его самозабвенно, словно напрочь выкинув из головы всякую мысль о самоконтроле, наслаждаясь процессом и даже не пытаясь это скрыть. Маг крепко обнимал его, прижимая к себе, беспрестанно поглаживая, сам подавался навстречу, ловя его губы своими, разрывая контакт лишь ради торопливого глотка воздуха и вновь возвращаясь к поцелуям, алчным и пылким. Антон даже тихонько постанывал в поцелуй, отчего по спине волной пробегали мурашки и хотелось не просто стонать самому, словно ведя с любимым чувственный диалог, а внаглую стащить с него трусы и… Но нельзя, нельзя, следовало сдержаться ради их же блага. Чёрт бы побрал неумолимые законы суккубьей природы! Арсений легко почувствовал, когда доставшаяся Антону суккубья жажда была утолена — поцелуи стали мягче, поглаживания по спине и плечам медленней, в движениях всё заметней проявлялась тягучая сонливость. Завершив сеанс подпитки последним на сегодня поцелуем, сладким и нежным, Антон блаженно улыбнулся, с зевком пожелал ему спокойной ночи, после чего повернулся на бок и вскоре заснул. Вампкубу же не спалось. Сердце билось часто-часто, почти как тогда, когда он не был ещё вампиром, пульс барабанной дробью стучал в висках, его всего лихорадило от нереализованного желания, он едва сдерживал томную судорожную дрожь в теле, и то лишь потому, что опасался разбудить едва-едва забывшегося сном Антона. Не выдержав, он осторожно встал с кровати и беззвучно проследовал в ванную. Если суккубий голод теперь перешёл к Антону, быть может, ему в обмен досталась чисто человеческая разновидность возбуждения, которую гораздо легче утолить? Плотно закрыв за собой дверь, чтобы уж точно сработала наложенная магом звукоизоляция, он прижался лопатками к холодной кафельной стенке — Антона хотелось до дрожи в коленях, хотелось, чтобы маг прижал его к вот этой же самой стене, не прекращая целовать, властно запустил руку в его бо́ксеры, жадно обхватывая его член, и… Несколько торопливых движений, и горячая волна удовольствия накрыла его с головой. Непроизвольно закусив губу, Арсений застонал, выплёскиваясь себе в ладонь, представляя, будто делит этот оргазм на двоих, будто это Антонова рука ласкает его напряжённый ствол, будто это Антонов член отдаётся горячей пульсацией в его ладони. Представляя, будто слышит его финальный стон, будто видит перед собой раскрасневшегося и довольного Антона, его распухшие от поцелуев губы, его ошалевшие, полные восторга и неги глаза… Избавившись от всех последствий, включая сбившееся дыхание и учащённый пульс, Арсений замер, прислушиваясь к ощущениям. Останься у него хоть капля присущего суккубам голода, его тело терзала бы неудовлетворённость, требуя пойти к кому-нибудь, желательно истинному, и получить свою дозу ласки, но нет, тело чувствовалось расслабленным и довольным; получив своё, оно просто хотело спать. Выходит, свершившийся обмен передал всю его суккубьесть Антону. Ох и несладко им обоим придётся… Арсений бесшумно вернулся в спальню и тихонько опустился на кровать. Сквозь сон почувствовав его появление, Антон переполз ближе, прильнул к нему, одной рукой обхватывая его и крепко прижимая к себе, будто следуя невнятному голосу суккубьего инстинкта. Уже позже, за миг до того, как сорваться в безмятежное забытьё сна, Арсений вдруг осознал. Это не потакание приобретённой суккубьести. Антон бессознательно прижимался к нему во сне задолго до обмена.