***
Немногим ранее.
Ведун склонился над беспробудно спящей дриадой, вглядываясь в нечто незримое для остальных, едва слышно нашёптывая заветные слова. Антон не мог не заметить, с какой надеждой смотрит на волхва Арс; казалось, волшебная сила Макарова ничуть не пугает его, однажды уже чуть не упокоенного этой слепой мощью. Сам Шаст не испытывал такого уж благоговения, прекрасно зная, что и у ведовства есть предел. Да, волховская магия редка и необычайно могуча, но не всесильна. И если столь опытный и сильный целитель, как Елик, всё равно потерпел поражение, то вполне вероятно, что и ведуну окажется не под силу помочь Лике прийти в себя. — Никак в толк взять не могу, в чём здесь закавыка, — вполголоса посетовал Илья, в очередной раз проводя ладонями над тельцем девочки. — Вроде как до́лжно всё: и жизнью от неё веет, а не смертью, и кровушка потихоньку восполняется, и твоя, Антош, руда прижилась да на пользу пошла. Всё верно, всё на лад, давно должна была очнуться дриадья дочь, а почему этого не случилось ещё — ума не приложу. Всё так, да не так, а уловить суть этого «не так» хоть убей не могу. — Всё равно спасибо, — от души произнёс Антон. Ему было совестно за то, что потревожил друга в его законный выходной, оторвал от любимой жены и соскучившихся детей, но разве можно было поступить иначе? Волхв грустновато улыбнулся, принимая благодарность, и с глубоко задумчивым видом отошёл в сторонку, чтоб никому не мешать. — Эх, Лиана Данииловна, такую сложную головоломку ты нам устроила, — вздохнул Арсений, мягко проводя пальцами по округлой детской щёчке. Поначалу Антон не понял, о какой такой Лиане Данииловне идёт речь, но в следующую секунду догадался — это полное имя Лики. Он-то думал, что её Анжеликой зовут, а оно вот как оказалось… Интересно, давать детям растительные имена — это специфическая дриадская традиция или просто личный каприз родителей? А как мальчиков тогда называют, есть ли для них связанные с деревьями и цветами имена? Девчачьих-то имён полно: Лилия, Роза, Лиана… даже Анну и Маргариту можно к ним причислить, мол, отсылка на анютины глазки и маргаритки. Или вот, к примеру, Ира как-то показывала ему на прогулке цветок, заявляя, что тётушку Гарри Поттера назвали в честь него; Антон уже само имя этого второстепенного персонажа забыл, да и то, как выглядит этот цветок, тоже, но сам факт! Ему было немного совестно за мысли обо всякой ерунде, всё-таки тут такая серьёзная проблема, практически горе, окружающие изо всех сил работают над тем, чтобы помочь Лике прийти в себя… Но что ещё ему остаётся? Он не врач, не ведун и даже не целитель. Ну, шарит немножко в лечении ожогов — вынужденно, как и всякий огневик-самородок; ну, разбирается в оказании первой помощи — но по сравнению со знаниями и умениями профессиональных целителей это капля в море. Погружённый в раздумья, он не заметил, как подошла Тина. Тем более это было далеко не впервые: сестрица весь вечер подходила к маленькой пациентке, осматривала её, применяла какое-нибудь диагностирующее заклинание и вновь отходила. Даже Арс, поначалу наблюдавший за ней с затаённой надеждой, и то привык к этим Кристинкиным подходам и уже не обращал на них никакого внимания. Вот и теперь, ощутив приближение Тин-Тин, клыкастик даже плечом не повёл, не говоря уж о том, чтобы оборачиваться и наблюдать за её действиями. Подойдя поближе, Кристина прошептала очередное бесполезное заклинание, внимательно вгляделась во что-то, видимое только ей, и расстроенно поджала губы — опять неудача. Впрочем, несмотря на смену фамилии, типично шастунской настойчивости Тине было не занимать, так что, не отходя от девочки, она тут же сделала новую попытку: сложила руки лодочкой, а потом резко взмахнула, будто стряхивая с пальцев невидимые капли воды. На живот Лики высыпался ворох крохотных ледяных горошин. — Эээй! — только и сумел воскликнуть Антон, метнувшись к сестре и ухватив её за руки в попытке пресечь заклинание. Не получилось. Он запоздало вспомнил, что сбить каст природной способности, в отличие от заклинаний, почти нереально. Ну да, Тина ж туманница, а они способны использовать власть над воздухом ради охлаждения своей второй стихии, воды. Снег, лёд, иней — это всё по их части. Если сведущий в магии Антон первым делом кинулся устранять причину, то клыкастик поступил иначе — поспешил убрать следствие. Бросившись к Лике, он принялся сгребать градины с её живота — прямо так, руками. — Не получилось, — досадливо вздохнула Кристина. — Ты нормальная вообще?! — наконец нашёл цензурные слова Шаст (нецензурных у него было полно, но в присутствии ребёнка и сестры у Антона язык не поворачивался их использовать). — Я пыталась помочь! — сердито объяснила Тина. — По результатам диагностики выходило, что у неё сохранилась часть рефлексов. Обычно в таких случаях можно разбудить сознание пациента посредством холода или боли, но на боль она почему-то не реагирует — когда Елик ей один особо болезненный укол в мышцу ставил, она не дрогнула, не поморщилась, даже зрачки не расширились! Вся надежда на холод… Была. Всколыхнувшееся было внутри него пламя успокоилось: сестра и впрямь хотела как лучше, жаль, не вышло. Переведя взгляд на Арсения, уже высыпавшего себе под ноги несколько пригоршней ледяных шариков и старательно убирающего с живота Лики последние оставшиеся градины, Тин-Тин ойкнула и поспешила развеять наколдованные ею ледышки. При виде покрасневших от холода рук Арса в памяти всплывали какие-то смутные тревожные образы, но Антон никак не мог на них сосредоточиться — отвлекало фантомное ощущение вечно преследующей вампкуба стужи. Уже спрятав его озябшие ладони в своих, делясь с ним теплом и огнём, Шастун вдруг вспомнил. Когда-то давно, когда он по возрасту был как Лика примерно, может, чуть младше или старше, они с бабушкой Таней пошли гулять. Почему-то вдвоём, без Тины — то ли она занята чем-то была, то ли болела, то ли просто не захотела идти, он уже и не помнил — как-никак два десятка лет прошло. Помнил лишь то, что на дворе стояла зима, вокруг было белым-бело от снега, и даже ночная темнота вовсе не казалась такой уж тёмной — свет уличных фонарей отражался от снежинок, и потому всё было видно ясно, как днём. Он помнил, что бабушка в тот вечер забыла дома перчатки, но не захотела за ними возвращаться — «Ничего, Антош, они мне и не понадобятся, порезвей покатаю тебя на санках, да и согреюсь». Он помнил, как здорово было сидеть на санках, крепко ухватившись за край сиденья, и смотреть в спину быстро шагающей бабушки, когда весь заснеженно-фонарный мир пролетал мимо них. Он помнил, как, накатавшись, они пошли домой — бабушка, устав от беготни, шла медленно, а он, не истративший и половины своей детской энергии, нарезал круги по сугробам. Он не помнил, как провалился в сугроб. Не осталось в памяти никакого перехода, просто всё было хорошо, а потом резко РАЗ! — и он по пояс в сугробе, и двинуться не может, потому что нога зацепилась за что-то невидимое. Помнил только свой крик «Бабушка! Я застрял!» и то, как странно её успокаивающее «Стой смирно, Тош, я сейчас тебя вытащу» контрастировало с суматошными движениями её рук, разгребающих снег. Он не помнил, чтобы ему было страшно — чего бояться, бабушка ведь рядом, она взрослая, она знает что делать, она поможет… Но нынешнему, двадцатипятилетнему Антону от этого воспоминания стало не по себе: поздний зимний вечер, пустой двор, в котором некого даже позвать на помощь, одинокая пожилая женщина с ребёнком — как, должно быть, ей было страшно за него! Он помнил, что, когда бабушка раскопала мешающий снег и помогла ему вытащить ногу из какой-то арматурной загогулины, в которую он умудрился попасть, её руки так замёрзли, что пошли красно-белыми пятнами. Помнил, как, чувствуя себя виноватым за это, снял с себя варежки и растирал её ледяные ладони своими, и как старался согреть своим дыханием. Но к чувству вины примешивался и восторг пополам с гордостью — какая у него всё-таки замечательная бабушка! А ведь Арс Лике не отец и не дед, не родственник даже — так, друг родителей, кто-то типа крёстного, не больше… — Тон-Тон, — виноватый голос сестры развеял дымку воспоминаний о прошлом, вернув его в настоящее, — я немного не рассчитала, лёд подтаял и, ну, в общем, не получится всё магией просушить, влажность воздуха высокая слишком. Пациентку бы переодеть да постель сменить, а то если будет в промокшем лежать, возможны всякие неприятные осложнения… Арсений сориентировался быстрее него, не привыкшего к мелким бытовым форс-мажорам: — Ангел, принеси из спальни новую простыню и любую чистую футболку из приятной на ощупь ткани. Запасной детской одежды у нас нет, но любая вещь с моего плеча Лике по длине как платье будет.***
Остро заточенное лезвие неуклонно приближалось к беззащитному горлу вампкуба. — Арс! Нет, нет, пожалуйста, не надо! Не делай этого! — отчаянно взмолился Антон. Безумно хотелось метнуться наперехват, но это могло навредить Арсу, ведь клинок оставался слишком близко к его шее. Замерев прямо как был, с приподнятым подбородком и опасной бритвой в руке, Арсений недоуменно воззрился на него. Точнее, на его отражение в зеркале. — Ангел, с тобой всё хорошо? У тебя руки дрожат. — Голос клыкастика, спокойный, собранный и с неизменно слышащейся в нём заботой, привёл его в чувство. Опасности не было, ложная тревога, никто не нападал на Арсения в их собственной ванной, никто не собирался вновь наносить ему смертельную рану в горло, вампкуб всего лишь хотел побриться. А он тут, блин, развёл панику на ровном месте. Стало стыдно. — Дрожат? — Опустив глаза, Антон понял, что так оно и есть: кисти чуть потряхивало. Сцепив пальцы в тщетной — клыкастик ведь уже увидел — попытке замаскировать дрожь, Шастун окинул ванную рассеянным взглядом, пытаясь вспомнить, зачем вообще зашёл — зрелище поднесённого к горлу Арса лезвия напрочь выбило из него всякую память о том, что он собирался сделать. — Не знал, что ты опасной бритвой пользуешься, — заметил он вслух, лишь бы что-то сказать: затянувшаяся пауза ощущалась слишком уж неловко. — Отец учил меня бриться именно такой, — улыбнулся Арс, нанося пену на нижнюю часть лица и смежную с ней область шеи — не ладонью, как это делал обычно Антон, а специальным помазком. — Зачем тогда тебе столько одноразовых станков? — Шастун по-прежнему не мог вспомнить, что ему было нужно здесь, в ванной, а уходить, не вспомнив, не собирался — нелепо будет уйти, тут же вспомнить и вновь заявиться обратно. Арсений, уже подносивший лезвие к коже, придержал руку, чтобы ответить — разговоры во время бритья всё-таки травмоопасны. — Не мне — партнёрам, — терпеливо поправил он. — Наутро после бурной ночи людям обычно хочется привести себя в порядок: кого-то ждёт важная встреча, кто-то торопится на работу, для кого-то решение заночевать вне дома было спонтанным, кому-то очень важно, чтобы никто не узнал о том, как и с кем он провёл ночь… Если предоставить человеку возможность нормально помыться, побриться и почистить зубы, это подарит ему ощущение тепла и комфорта. Да и шансы на утренний секс в таком случае повышаются. Не люблю лишний раз пользоваться чарами, повторное их применение грозит очарованному человеку головной болью, поэтому приходится уповать на то, что наутро мой партнёр сам, максимум на остаточном эффекте чар, захочет повторить. Вампкуб говорил об этом просто, не стесняясь и ничего не утаивая. Антону было странно; конечно, он давно привык к такой открытости со стороны соблазнителей, для них это норма… Но раньше он и представить не мог, чтобы суккуб говорил о таких вещах со своим истинным. Это было как-то дико, но вместе с тем Антон понимал его той частичкой не ушедшей ещё суккубьести, что осталась после обмена. На миг он представил, как могло бы быть, окажись они не в столь сложной ситуации. Если бы злодеи, подпалившие квартиру, не стали бы похищать и калечить вампкуба, не пришлось бы его спасать, целовать, беспокоиться за его жизнь и узнавать о связующей их истинности — что тогда? Безусловно, Арсений приютил бы погорельца, устроил бы спать на диване или постелил в одной из полупустых комнат, но за неимением альтернативы продолжил вести типичный для одинокого суккуба образ жизни: вечерами отправлялся на охоту за очередной пассией, возвращаясь уже среди ночи и не один, скрывался бы с очередным избранником-на-одну-ночь в спальне и выходил лишь наутро, довольный, в одном лишь халате на голое тело, с припухшими от чужих поцелуев губами и потеплевшими от вновь утолённого голода пальцами. Готовил бы кофе на троих, угощал завтраком, провожал до двери очередную партнёршу, чтобы вечером вернуться с другой или другим. А Шастуну оставалось бы лишь принять все причуды сверхъестественного соседа и втихую злиться на очередную одноночку, не убравшую за собой посуду или споткнувшуюся в коридоре о его ботинки и не поставившую их обратно на место. Арсений бы делал вид, что всё прекрасно и его устраивает такое соседство, а Антон вёлся бы на его актёрскую игру, не подозревая, как ранит вампкуба постоянная близость к желанному и недостижимому истинному. — О чём задумался, зефирка? — слегка игривый голос вампкуба заставил его оторваться от неуютных мыслей. — Вспоминал сон, — Антон почти не покривил душой: о своём сне он тоже думал, причём совсем недавно, буквально перед тем, как зайти в ванную. — Сегодня мне не особо-то спалось: постоянно куда-то бежал, искал, бросался вслед за кем-то, торопился куда-то, чтобы что-то сделать, и не успевал… Арсений сделал сочувственное выражение лица, вместе с тем вновь поднося бритву к коже, и Шастун отвернулся, не в силах на это смотреть. Даже от тихого шороха срезаемой щетины и то было как-то не по себе, то и дело перед глазами вспыхивала картина того, с какой лёгкостью наточенное лезвие рассекает кожу, связки, мышцы, сосуды, как струится кровь под слабеющими подрагивающими пальцами, тщетно зажимающими рану… Худший кошмар — тот, который едва не сбылся наяву. Послышался характерный плеск воды — вампкуб сполоснул бритву, чтобы затем вновь поднести её к лицу и продолжить начатое. Ощутив, как дёрнулось веко, — так и до нервного тика недалеко, — Антон продолжил смотреть в окно. Ну хоть зачем-то пригодилась эта странная планировка в духе мечты эксгибициониста… — Так волнуешься? — Чувствовалось, что Арсений придал фразе вопросительную интонацию только лишь из тактичности. Бережёт самолюбие истинного? Хотя нет, Арс ведь всегда очень трепетно относится к чувствам окружающих, даже совершенно незнакомых. — Волнуюсь, — не стал отрицать очевидное Шаст. — Думаю, правильно ли я сделал. По-хорошему стоило бы встретиться с Панфиловыми вчера, пока у вражеского менталиста не было возможности прочитать их мысли или заворожить новичков так, чтобы они сами ему всё выложили. А сегодня они проведут в участке весь день, и как бы заняты они ни были, всё равно рано или поздно подумают о назначенной на вечер встрече или ещё как-нибудь проколются. Свинцовое небо за окном спокойствия не добавляло: ветер сгонял тучи над городом, и неизбежность ливня висела дамокловым мечом. Антон даже пожалел, что вместе с квартирой сгорел и казённый ведомственный зонт-трость со встроенным клинком — такой и от дождя пригодится, и дополнительное оружие на рискованной встрече не помешает. — Ты ведь сам выбрал время и место, значит, у тебя были на то причины, — резонно рассудил Арс, продолжая бриться. — Когда я назначал встречу на сегодняшний вечер, я мог думать лишь о том, что так у нас будет больше времени на восстановление, — ответил Антон, изо всех сил стараясь не слушать звук скользящего по коже лезвия. — Остаточные эффекты обмена до сих пор не прошли полностью, а тут ещё и недавняя кровопотеря… — Ангел мой, это было позапозавчера. За прошедшее с тех пор время мы оба успели в должной мере восстановиться, разве нет? Безалаберность этой фразы так и провоцировала поспорить с нежитем, наорать на эту заразу клыкастую за то, что совсем себя не бережёт, что не то что последнюю рубаху — последнюю крупицу жизненных сил готов отдать ради чужого благополучия… Но он сдержался, усмирил беспокойно вспыхивающее внутреннее пламя: какой смысл читать вампкубу нотации, если Антон и сам такой же? Да и, в конце концов, Арсений взрослый мужчина, ветеран нескольких войн, переживший невесть сколько битв с обезумевшими вампирами и прочих экстремальных ситуаций, так что сам факт того, что двухсотлетний вампкуб всё ещё жив, уже говорит о его осмотрительности и благоразумии. И о феноменальном чутье: невесть как почувствовав разгорающееся в нём раздражение и беспокойство, Арсений поспешил утихомирить своего истинного одним лишь вопросом, простым, но идущим от сердца: — Могу я как-то помочь тебе обрести равновесие? Вот как на него такого злиться? Антон обернулся как раз в тот момент, когда тонкое лезвие из нержавеющей стали опять приблизилось к шее. По спине неприятно пробежали мурашки, он поёжился и, не утерпев, всё же сказал то, о чём подумал: — Мне будет спокойней, если ты воспользуешься безопасной бритвой. Вампкубье отражение удивлённо вскинуло брови, в точности повторяя мимику оригинала. — Станки бреют не настолько хорошо, — осторожно отозвался Арсений, — и щетина начнёт колоться раньше, чем обычно. Твоим губам это вряд ли понравится. — Потерплю, — хмыкнул Шаст. — Зато моим нервам так будет проще. Согласно улыбнувшись, Арсений промыл бритву, протёр её специальной аккуратной тряпочкой и убрал на место, после чего склонился перед шкафчиком, извлекая из его глубин одноразовый станок. — Так лучше? — обратился он с чуть ироничной, но по-прежнему мягкой и понимающей улыбкой. — А? Что? — вопрос вывел Антона из состояния бездумного взирания куда-то в пространство, и потому он даже как-то не сразу сориентировался. — А, ну да. Лучше. Спасибо, клыкастик. — Ты сегодня рассеянный, — заметил Арс, лёгким движением рук разрывая упаковку бритвы, — из-за погоды, наверное. Ещё и волнуешься из-за этой встречи. Вон даже кольца с самого утра нацепил, хотя обычно надеваешь их перед выходом, а до него ещё много часов. Шастун замешкался, не зная, стоит ли говорить вампкубу, что обычно он, напротив, надевал все противонежитевые аксессуары сразу после пробуждения, а в самых любимых кольцах даже спал, причём делал так годы напролёт: в пятнадцать, когда из серебра у него было лишь подаренное наставником для подстраховки (огонь тогда ещё плохо слушался, а одним лишь воздухом, случись что, отмахаться от нежити необученному магу не под силу) кольцо, в двадцать, когда он жил на вполне безопасной территории Академии, в двадцать три, на не менее защищённой территории ведомственной Базы, и в двадцать пять, буквально пару месяцев назад. Боевой маг должен быть бдителен и готов к неожиданностям, Антон уяснил это ещё со дня знакомства с собственной магией, а потому старательно привыкал к кольцам и браслетам до тех пор, пока не начал воспринимать их почти как часть собственного тела. То, что последний месяц он почти не носил волшебных украшений — скорее исключение из правил. Поначалу, выхаживая вампкуба, и без того израненного и слишком ослабленного, он на время отказался от серебра, чтобы ненароком не сделать хуже, затем, беспокоясь о благополучии Арса, уже пошедшего на поправку, отдал ему едва ли не половину своих браслетов… Словом, как-то незаметно привык ходить дома с почти голыми руками и не испытывал при этом дискомфорта. Даже Елик, помнится, в первые дни приезда удивился — раньше он Шаста без привычных побрякушек разве что в ведомственной душевой видел, или порой на «тихих» заданиях, где до определённого момента требовалось изображать из себя простого бытовика или и вовсе неосвоенного, а кольца могли выдать истинное положение дел. Впрочем, сегодня, после сумбурного сна Антону впервые за долгое время было слишком неспокойно, и спросонья он по привычке потянулся за тем, что всегда ассоциировалось у него с защитой и готовностью ко всему, лишь с прохладным прикосновением металла почувствовав себя хоть немного лучше. Хоть это и было глупо — надевать кольца, а через пять минут идти в душ и опять снимать их… — Точно! Кольца! А я-то гадал, что ж такое забыл! — воскликнул Антон и, подойдя ближе, сгрёб в ладонь все лежавшие на полочке под зеркалом украшения. — Спасибо, клыкастик. Что бы я без тебя делал? — он улыбнулся, приобнимая вампкуба со спины, и, благодарно чмокнув Арса в висок, ушёл из ванной, не желая и дальше отвлекать друга от бритья.***
Выдвигаясь к месту встречи, Антон уже не так сильно нервничал. Арсений назвал это эффектом сцены, пояснив, что перед премьерой спектакля актёры всегда как на иголках, пусть и репетировали постановку сотни раз, но стоит им выйти из-за кулис — и волнение отступает, сменяясь приятной и даже как будто слегка неожиданной уверенностью в том, что всё пойдёт как надо. Сам Антон назвал бы это скорее эффектом продуманной операции. Он знал, что предусмотрел всё, что от него зависит, и что верные товарищи подстрахуют в случае чего, и само это знание позволяло не то чтобы расслабиться, но обрести хоть какое-то спокойствие. За два часа до назначенного срока Женя Отставнов, прикрывшись невидимостью и неслышимостью, осмотрел окрестности кафе с высоты птичьего полёта, раскидал парочку заклятий на всякий случай, сделал несколько фотографий, не забыв заснять и служебный выход на задворках, и вернулся домой, не найдя ничего подозрительного. Ещё через час туда отправился Елик, прихватив с собой Чеха и заняв вдвоём столик на четверых, нарочно выбрав тот, что стоял у стеклянной стенки-окна. Удачное расположение позволяло Чехову наблюдать за происходящим на улице и следить за входом, в то время как менталист, сотворив иллюзию вдвое большей компании — будто и он, и Чех пришли с девушками — с обманчиво расслабленным видом вслушивался в мысли посетителей и персонала, благо и зал, и служебные помещения входили в радиус действия его врождённого таланта. Уже почти подъехав к месту встречи, вампкуб свернул вглубь микрорайона — ещё утром, во время продумывания деталей, Антон заметил, что злодею-менталисту, подчинившему отделение Ведомства, будет совсем несложно узнать и номера его BMW, а уж способов подгадить посредством автомобиля у мага любой стихии предостаточно. Тем более, преступник однажды уже попытался вывести Макара из строя посредством наложенных на его «ниву» чар, а значит, вполне может предпринять ещё одну попытку устранить их дистанционно. Словом, доводы припарковаться подальше от заведения были вполне весомыми, пусть и пришлось оставшуюся часть пути пройти пешком, но если уж для бешеной собаки семь вёрст не крюк, то для легконогого воздушника и выносливого вампкуба тем более. Они зашли в кафе минут за пятнадцать до назначенного времени и тут же были встречены коротышкой-официантом, который провёл их прямиком к свободному столику в глубине зала. Антон отметил, что это заставило вампкуба насторожиться — по всем признакам заведение было не из тех, где есть хостес или метрдотель, слишком уж простое и непритязательное, в таких кафе клиенты сами ищут себе свободное место, а не полагаются на персонал. Впрочем, Арсений быстро понял, что к чему, когда услышал в чужом голосе слишком уж знакомые ехидные нотки: — Могу предложить вам, ваше сиятельство, блюдо дня — хуй на блюде. А вашей долговязой спутнице наверняка понравится кукиш с маслом. — А у вас со своим можно? Без блюда, — с усмешкой переспросил вампкуб, заметно — для знающего его человека — успокаиваясь. Ну да, привычка Елика время от времени брать под контроль кого-нибудь из окружающих порой обескураживала, однако это помогало держаться в форме, вдобавок неожиданные подъёбы от абсолютных незнакомцев, как ни странно, помогали сбросить напряжение. Не говоря уж о том, сколько раз эта способность менталиста выручала их во времена совместной службы. Антона отчего-то посетило чувство, будто он привёл своего нежитя на двойное свидание. Возможно, дело было в некотором сходстве с их разведкой на суккубьей вечеринке обмена партнёрами, а может, в том, что им предстояло ждать появления другой пары — пусть на деле это были брат и сестра, а не влюблённая парочка, но всё равно ведь их двое, как ни крути. По крайней мере, Арсений вёл себя примерно так же, как Шастун сам обычно поступал на свиданиях — галантно, но при этом сдержанно. Разве что пальто снять не помогал (оно и ясно — какое нахуй пальто, лето на дворе) и стул для своей «долговязой спутницы» не отодвигал (вампирской силы, конечно, хватило бы на то, чтобы без труда отодвинуть прикрученный к полу диванчик, но смотрелось бы это не ахти). Арсений сел рядом, и ощущение свидания как ветром сдуло: сознательно или нет, вампкуб устроился именно так, чтобы максимально закрывать собой Антона от возможной атаки со стороны окон и дверей, а это одновременно успокаивало и напрягало — вроде и приятно, что рядом есть плечо верного друга, а вроде и беспокоишься лишний раз из-за того, что это самое плечо может пострадать. Конечно, они подстраховались как могли; Шастун знал, что не только в кафе есть свои люди, но и за улицей следят ещё двое — засевший с подветренной стороны Лангепас в волчьем обличье, замаскированный так, чтобы даже магам на его месте виделся гуляющий с овчаркой человек, и кружащий над зданием сокол Вася, тоже благодаря иллюзии кажущийся обычным городским голубем. Впрочем, сам Антон этих иллюзий не видел, спасибо иммунитету истинного, так что знал про них лишь потому, что подобные проявления менталистики тоже были предусмотрены в коллективно разработанном плане. Панфиловы оказались пунктуальны и предупредительны — за две минуты до срока позвонили ему на мобильный, сообщая, что вот-вот подойдут, и уточняя, пришёл ли он уже на место встречи. — Да, конечно, уже сижу за столиком у окна, — легко солгал им Антон. Обычно его внутреннему огню претила ложь, но когда дело касалось своей и чужой безопасности, даже капризная стихия не настаивала на привычном правдорубстве — магия всегда заинтересована в благополучии своего носителя. Вскоре на пороге кафе появилась громоздкая фигура теперь уже дипломированного природника. Парень оглядывался, поворачивая голову то влево, то вправо, медленно и грозно, как танковую башню. На его фоне невысокая светленькая сестричка казалась юрким язычком пламени у огромного валуна. — Сонечка, мы здесь! — Арсений помахал рукой, привлекая внимание, и девушка, чуть вздрогнув, наконец заметила их и, ухватив брата за руку, ломкой походкой устремилась к их столику. — Ты сказал, что сидишь у окна! — в её голосе было слышно некоторое недовольство, но лёгкое раздражение вообще частый спутник огневиков, особенно тех, кто не имеет возможности регулярно спускать пар посредством боя или секса. — А ты так легко поверила человеку, которого видишь второй раз в жизни? — резонно возразил Шастун, в который раз отмечая несовершенства местной системы образования: подходя к столу, ни один из Панфиловых даже не проверил окружающее пространство хотя бы парочкой заклинаний. За такую грубую ошибку даже довольно спокойный Денис Геннадьевич бы отругал и прописал пиздюлей, точнее, отправил бы на штрафную тренировку с Белым, а уж отставной майор-то не постесняется выдать выписанные коллегой лекарства от беспечности. Помедлив, девушка всё же села к ним за столик, тут же сдвигаясь по дивану к стенке, чтобы брат мог присоседиться. Помолчав пару секунд, Панфилова собралась с мыслями и тут же взяла быка за рога. — Для начала покажите ваше удостоверение, — теперь, когда первоначальное недовольство потухло, Соня вспомнила о том, что к малознакомым магам, тем более сильным, лучше обращаться на «вы». — Не вопрос, — Антон извлёк из кармана джинсов удостоверение в чёрной кожаной обложке, которую подарила ему Ирка на выпускном. Позаботилась, специально несгораемую взяла… Всего три года прошло, а такое чувство, будто целая жизнь. Не зря, наверное, при подсчёте выслуги лет год в Пятёрке приравнивается к пяти годам обычной службы, а год в особых следователях — к трём. — Думаю, будет справедливо, если вы тоже предъявите свои документы, — как бы мимоходом мурлыкнул вампкуб, одаряя своих визави лёгкой улыбкой, и тот кусочек суккубьей сущности, что ещё остался в Антоне, подсказал, что Арсений воспользовался чарами, чтобы развеять настороженность и смягчить обстановку. Довольно странно было не замечать умом признаки применения чар, а чувствовать их вот так, напрямую, интуитивно, как течение магии. Панфиловы, слегка удивившись, закопошились: Кирилл искал, в какой из многочисленных карманов карго-шорт и жилетки задевал выданное на вручении дипломов удостоверение, Соня же пыталась выудить корочку из своего небольшого модного рюкзачка. Сразу видно, что ещё не привыкли к службе в Ведомстве: все мало-мальски опытные боевики, — даже те, кто принадлежит к их числу лишь номинально, типа слишком неприспособленного для оперативной работы Сергея Викторовича или эксперта-лаборанта Смирнова, — носят удостоверение при себе, причём так, чтобы его было легко достать. Для мага, пожалуй, это более важный документ, чем даже паспорт: его, как и свидетельство о рождении, водительские права и прочие бумажки слишком легко подделать; удостоверение же — наполовину документ, наполовину артефакт, причём требующий особых условий изготовления. Недаром каждый студент Академии с первого дня обучения и до самого выпуска носит при себе металлическую (а для менталистов керамическую или, если менталист ещё и воздушник, стеклянную) заготовку бляшки, которая в дальнейшем станет частью удостоверения; каждый год студенты сдают их на несколько дней, чтобы мастера-артефакторы что-то там подправили и перенастроили, а после получают обратно. За пять лет учёбы заготовка настолько пропитывается индивидуальным отпечатком магии своего хозяина, что потом даже с закрытыми глазами можно различить, где чья. Незадолго до выпускного заготовки вновь собирали, чтобы на самом мероприятии вручить доработанные артефакты вместе с дипломами. На этом метаморфозы гильдейских заготовок-пёрышек и больничных бляшек-бабочек завершались, а вот для драконов ничего не заканчивалось: если новичок шёл работать в пятёрки и находил ту, в которой получалось прижиться, через несколько месяцев на драконе делали насечку в виде чешуи; у спецследователей на удостоверение наносились особые чары, показывающие особый допуск, при этом чары срабатывали только когда маг сам добровольно нажимал на гребень дракона. Говорят, у некоторых особо секретных подразделений и вовсе необычайно сложные опознавательные знаки; Шастун не проверял — штабная работа его не привлекала, а с засекреченной верхушкой Ведомства и внешней разведкой ни в Пятёрке, ни в следаках ему пересекаться не доводилось, так что подобными аспектами он не интересовался. Подождав, пока брат и сестра выудят свои удостоверения и обратят внимание на его собственное, Антон продемонстрировал, как глаза его собственного металлического дракончика загораются огненно-алым. — Ух тыыы! — восторженно протянула Соня. — Особый допуск! И в пятёрках работал! Блин, мы тоже хотели в пятёрки, но нас не взяли… — Ничего, вот поработаете пару лет в участке, поднаберётесь опыта, ещё немножко стихии прокачаете — и можно будет подать прошение о переводе, — утешил Шастун. Он прекрасно помнил, что едва ли не половина одногруппников-боевиков метила в пятёрки, но сразу после Академии взяли только двоих — его и Ирку. Бабанов возмущался, конечно, и ворчал, что женщинам в этой профессии не место, но делал это очень тихо — из пяти его спаррингов с ней три закончились полной победой Мягковой, и ещё один — ничьей, так что нарываться не стоило. Быть зачисленным в отряд особого назначения прямиком после выпуска — редкость и большая удача. Насколько Антон знал, из всей его Пятёрки разве что Елика взяли немедля после перепрофилирования из обычного целителя в боевого, а всем остальным — даже такому сильному и опытному капитану Махно! — сначала пришлось послужить в других, менее престижных частях. Неудивительно, что Панфиловых не взяли вот так сразу: какими бы перспективными ребятами они ни были, качество обучения в провинции оставляет желать лучшего. Шастун для порядка провёл рукой над выложенными на стол удостоверениями, прислушиваясь к ощущениям. То, что поближе, источало тепло и немного неприятно давило на руку, а другое помимо давления слегка щекотало ладонь, будто метёлкой травы кто провёл — сразу видно, где чьё, Панфиловы-то оба землевики, разве что она огнёвка, а он древесник, вот и ощущаются слегка похоже, но при этом по-разному. Не то чтобы Антон подозревал, что горе-охотники на вампира используют чужие удостоверения, но по уставу требовалось всегда проверять такие мелочи. Как говаривал Косяков, а то мало ли что. Смотреть на то, как вчерашние студенты неумело проверяют его собственное удостоверение, было как-то странно. Антон привык к тому, что у всех, с кем он сталкивался, этот жест выходит как-то сам собой, отточенно и плавно, без лишних эмоций, и если здоровяк мог похвастаться хотя бы плавностью, то Соня и вовсе подбиралась к его ксиве подобно котёнку, играющему в большого взрослого хищника: притаилась, замерла, потом резким и в то же время робким движением протянула ладонь вперёд, осторожно, будто боясь обжечься… И отдёрнула. — Ай, жжётся! Антон виновато развёл руками — его пламя не терпело чужих, даже собратьев по стихии. Если при совместном сотворении заклинаний он ещё мог придержать огонь, чтобы он не обжигал напарника, то в случае с удостоверением был бессилен: оно устроено так, чтобы в точности отражать волшебные силы мага. — Жжётся? — удивлённо переспросил Арсений, беря в руки уже знакомую ему корочку и на удивление наработанным движением проводя над ней ладонью. — А я чувствую только поток тёплого воздуха, как от свечи. До того успешно игнорировавшая его присутствие, девушка уставилась на него с недоверчивым прищуром. — Антон… — она сделала паузу, будто пытаясь вспомнить отчество, — могу я спросить, почему на нашей сугубо магической встрече присутствует он? — Панфилова выделила местоимение недовольной интонацией, но Шастун так и не понял, что конкретно её не устраивает: то, что на встрече магов присутствует вампир, или всё-таки то, что этот вампир — её бывший случайный любовник, который так и не перезвонил. — Вас двое и нас двое. Всё честно. Девушка явно не приняла эту арифметическую отговорку, но смолчала. — Может, перейдём к делу? — по-суккубьи вкрадчиво предложил Антон, невольно подражая чарующим интонациям Арса — мало ли, вдруг оставшейся в нём частички вампкубьей сущности хватит для того, чтобы природное обаяние соблазнителей подействовало. — Эм… Да, конечно, — чуть запоздало откликнулась она и, кажется, хотела сказать что-то ещё, но её отвлекло появление официанта. — Вы заказывали эклеры, но, к сожалению, они уже закончились, а новые в ближайшее время приготовить не получится. Но вы можете выбрать что-либо другое, — доложил всё тот же невысокий парнишка, что встретил их при входе. — Рекомендую взять клубничные пирожные, очень свежие, только-только приготовили. Антон немного расслабился: прорабатывая детали операции, они заранее договорились, что Елик постарается максимально незаметно прошерстить сознания Панфиловых, и, если всё в порядке, упомянуть чужими устами клубнику, а если что-то насторожит — вишню. Возможно, Арсений предпочёл бы наоборот, однако в работе боевиков нет места вкусовщине: слово, предупреждающее об опасности, должно быть коротким. — Не знаю, стоит ли вас в это впутывать, — устало выдохнул Шастун, стоило подконтрольному официанту уйти. — Дело опасное, это не единичное преступление, количество убитых и иным образом пострадавших неуклонно растёт, так что вам, возможно, безопаснее было бы вовсе ничего не знать… Хотя, попав в участок и позвонив мне, вы уже оказались замешаны. Но у вас ещё есть возможность отсидеться в стороне и жить как жили раньше. Выберете возвращение к спокойной жизни — я попрошу знакомого менталиста стереть из вашей памяти всякое воспоминание обо мне и расследуемом мною деле. Конечно, это не защитит вас от всего на свете, всё-таки от случайно свалившегося на голову кирпича никто не застрахован, но в данной ситуации, надеюсь, убережёт. Соня смотрела на него с внимательным прищуром, и Шаст вдруг ощутил себя киношным Морфеусом. Конечно, до негра в крутых очочках ему было очень далеко, да и Панфиловы на роль Нео никак не тянули, но суть оставалась та же: он предлагал своим визави сложный выбор между блаженным неведеньем и страшной правдой. — Впрочем, встречи с менталистом вам не избежать и в другом случае: если вы решите, что знание полной картины ситуации стоит того, чтобы рисковать здоровьем и жизнью, мой знакомый установит в ваших разумах систему защиты информации, чтобы хоть как-то обезопасить и вас, и всех, кто в этом деле замешан. Ещё не договорив, он уже знал, каким будет её выбор, отчётливо чувствовал решимость девушки пойти до конца. И не ошибся. — Я в деле, — отчеканила она даже прежде, чем переглянуться с братом. — Мы в любом случае так или иначе рискуем, а так хоть будем знать, почему и ради чего. Кирилл согласно прогудел что-то в поддержку сестры. Шасту он почему-то напоминал слона: большой и неповоротливый, он покорно идёт за своей дрессировщицей, потому что привязан к ней не верёвкой, но симпатией, и охотно подставит ей шею, если хозяйке вздумается оседлать его, но попадись на их пути выскочивший из джунглей тигр — пронзит бивнями, задушит хоботом и растопчет без всякой жалости. — И всё-таки я по-прежнему не понимаю, зачем вмешивать вампира в дела магов, — неодобрительно заметила Панфилова, искоса глядя на Арса. Тот принял это на удивление легко, даже хорошо знающий его Антон не нашёл никаких признаков того, что высказывание Сони его задело — от вампкуба ощутимо фонило доброжелательным миролюбием, и разве что по совместному опыту попадания в передряги угадывалась его готовность в любой момент защитить своего истинного. — Затем, что это дело напрямую касается не только меня, но и Арса, — отрезал Шастун, недовольный, что собеседница то и дело отвлекается от сути разговора. Чуть ли не через реплику его упоминает, и ладно бы с сердечками в глазах и желанием потрахаться, это хоть на чары можно списать, но нет же — с холодком и отторжением. А вот на него самого посматривает с каким-то странным интересом, и если поначалу Антон ещё мог предполагать, что это всего лишь свойственное недавним студентам восхищение, возникающее при виде бывалых боевых магов, то теперь всё отчётливее понимал, что Сонин интерес другого толка. Это было… странно. Оставшаяся в нём суккубья частичка вяло оживлялась в ответ на случайно уловленную симпатию, но в целом он испытывал разве что желание отстраниться. Зачем я тебе такой сдался? Ни кола ни двора, лишь забитая до отказа походная сумка, жгучее пламя в венах да вечно занятые расследованием мозги. А бонусом ворох проблем и смертельная опасность. И влюблённый вампкуб в придачу. Вспомнив об Арсе, Антон незаметно прикоснулся к нему коленом — не резким толчком, будто сообщающим об опасности, а лёгким соприкосновением своей голени с его, просто чтобы почувствовать, что он рядом. На мгновение его будто омыло тёплой волной — остаток полученной при обмене суккубьести уловил согревающее отношение своего «истинного». Впрочем, нет времени отвлекаться, нужно убедить упрямую огнёвку отвлечься от этой непонятной неприязни к вампкубу и перейти наконец к делу. — Кл… Арсений, позволишь? — поправился Антон, жестом прося у него руку. Почему-то светить при чужих привычным прозвищем ему не хотелось. И клыкастик, видимо, это мнение разделял, поскольку протянул ладонь с молчаливым кивком вместо почти ожидаемого «Конечно, мой ангел». Осторожно сдвинув браслеты по предплечью вниз, к локтю, Антон обнажил знакомое запястье и продемонстрировал Панфиловым: — Надеюсь, на уроках нелюдеведенья вам рассказывали, чем можно ранить вампира так, чтобы остался шрам? — Осина, серебро, огонь, — заученно оттарабанили сиблинги. Ну хоть в чём-то местное образование не оплошало… Антон объяснил, что раны, приведшие к нерассасывающимся шрамам на каждой конечности, были оставлены тем же преступником, что заставил всех поверить в гибель дымника в пожаре, и хотел было уже приступить к основному рассказу, но Соня опять его перебила: — Это вовсе не гарантия того, что он на нашей стороне. Даже наоборот, преступнику достаточно пригрозить ему повторением — и вампир вмиг станет его преданнейшим слугой. Внутреннее пламя недовольно затрещало, негодуя от столь кощунственной мысли. Единственное, что могло заставить Арса служить их общему врагу — нож у горла его истинного, или пистолет у его же виска, или иной способ лишить Антона жизни так быстро, чтобы вампкуб не успел устранить угрозу. Арсений воспринял это абсурдное заявление удивительно спокойно, Шаст даже позавидовал такой выдержке — сам он, подзуживаемый собственным огнём, мог разве что приглушить возмущение, а не подавить его в зародыше. Вдохнув поглубже, чтобы усилить воздух и чуточку притушить им сердящееся пламя, он принялся объяснять, размеренно и медленно, как ребёнку. — Из всех жителей этого города Арсений — единственный, кому я могу полностью доверять, — вкрадчивым тоном произнёс он, стараясь сохранить при этом уверенное и твёрдое звучание, — и если вы сами согласились сотрудничать со мной, значит, вы принимаете и моё решение довериться Арсу. — Слепое доверие никого ещё до добра не доводило, — фыркнула Панфилова, и хоть в целом он был согласен с сутью её слов, в данном конкретном случае фраза блондинки жутко раздражала. Уж кто бы говорил о слепоте! Провести ночь (а, зная Арса, наверняка ещё и совместное утро) с вампиром и за всё это время не заметить его клыков — это ещё умудриться надо! — А кто сказал, что оно слепое? — резонно возразил Антон, сдерживаясь лишь за счёт того, что не хотелось позориться перед таким образцом великодушного терпения, как Арс. Не будь вампкуба рядом, давно бы уже психанул. — А какое же ещё? — запальчиво начала Соня, вновь сбиваясь на тыканье: — Кто он тебе? Сосед, друг, товарищ по несчастью? Предать может и друг, и брат, и мать родная. Последние два слова она проговорила с особой горечью, и посмурневший Кирилл по возможности незаметно, насколько это вообще возможно с его комплекцией, постарался ободряюще приобнять сестрёнку. — Но не суккуб, — слова сорвались с губ сами, не дав Антону подумать, стоит ли посвящать чужаков в эти нюансы, и от их звучания на душе становилось спокойней, будто всё наконец-то стало правильно. — Своего истинного суккуб предать неспособен. Панфиловы очумело вытаращились на него. Пользуясь прикрытием стола, Арсений мягко коснулся его колена, и Антона опалило жаром его благодарности. Понять бы ещё, за что он благодарит… С того момента, как Антон вообще узнал о своей с Арсом истинности, их связь вовсе не была тайной за семью печатями, разве что все наглядные её проявления Шастун старался оставлять в пределах защищённой квартиры — хрен знает, что известно злоумышленнику, а что нет, лучше уж перестраховаться и не афишировать всё это, чтобы преступнику не пришло в голову обернуть факт их истинности против них самих. Перед друзьями — что местными, что приезжими — Антон не видел смысла скрываться. Панфиловы же… Ещё при разработке операции Елик обещал, что, получив от них добровольное согласие, поработает над их разумами так, чтобы закрыть блок памяти от постороннего вмешательства: так злодей не сможет ни прочесть их мысли о связанной с Шастуном ситуации, ни загипнотизировать их так, чтобы сами рассказали. — У вампиров не бывает истинных, они только у суккубов! — наконец нашлась девчонка, и Антону стало смешно. Столь упорное отстаивание своей позиции, пусть и в корне неверной, напомнило ему самого себя в детстве. Интересно, наставник тоже чувствовал эту странную смесь снисходительности и теплоты, когда смотрел на его упрямые попытки обуздать собственную магию? — Верно, истинные бывают только у суккубов, — мягко согласился Антон, невольно копируя Галыгина: приколист и балагур по жизни, на занятиях Вадим Палыч всегда включал режим многомудрого наставника, старающегося не дать ответы на блюдечке, а натолкнуть непутёвого ученика на нужную мысль, чтобы тот сам догадался. — А длинные клыки — только у вампиров. — Но… но… но это невозможно! Любая нечисть при обращении в вампира либо умирает, либо лишается всех свойственных ей отличительных признаков. Ага, невозможно, как же. Одно такое «невозможно» вот уже два века разменяло. Конечно, вампкуб — случай уникальный, но блин, как можно быть магом и при этом не верить в чудеса? — Многие вещи лишь кажутся невозможными, — негромко вступил в разговор Арсений. — Когда-то невозможной казалась отмена крепостного права, воздухоплаванье, появление электричества в каждом доме, существование мощных электронно-вычислительных машин, умещающихся на ладони, а сегодня эти блага цивилизации настолько привычны и понятны, что мы пользуемся ими, даже не обращая особого внимания. Слушая, как вампкуб перечисляет прелести научно-технического прогресса, Антон впервые за долгое время отчётливо ощутил, что судьба свела его с существом из совершенно другого времени. Арсений до того легко вписывался в современность, — следил за модой, чинил технику, в которой сам Шаст не смыслил, пользовался новейшими гаджетами, прекрасно понимал то и дело проскальзывающий в речи окружающих молодёжный сленг, — что Антон привык воспринимать его как современника, и оттого мысль о том, что клыкастик был свидетелем множества исторических событий, казалась невероятной, почти дикой. — Чем докажешь, что ты суккуб? — не сдавалась Панфилова, и Арс ощутимо оторопел. Должно быть, за всю его двухсот с чем-то там летнюю жизнь ему не доводилось доказывать собственную принадлежность к расе соблазнителей, и теперь он не знал, как вообще подступиться к этой задаче. Очаровать заупрямившуюся Соню может и не выйти — если человек из принципа не хочет ничего такого, чары на него не подействуют. Конечно, можно было бы включить суккубью притягательность на максимум и заворожить всё кафе, но плакала тогда конспирация… Рассказать про обмен? Так его побочные эффекты, если верить Елику, не сегодня-завтра пройдут, так что продемонстрировать новообретённые свойства уже вряд ли получится, а сам по себе рассказ без веских доказательств хрен кого убедит. «Есть у меня один могильничек», — скрипуче пронеслось в голове, и Антон, ухватившись за промелькнувшую идею, слёту принялся её воплощать. — Скажи, Сонь, ты помнишь, как познакомилась с Арсом? — спросил он будто мимоходом, так, словно они были давними друзьями-подружками, обожающими сплетничать о своей и чужой личной жизни. — Наверное, в клубе, да? Тем весенним вечером ты пришла в клуб, потому что хотела развеяться, потанцевать, выпить пару коктейлей, возможно, пофлиртовать с приглянувшимся тебе парнем… Огнёвка выглядела немного смущённой из-за столь неожиданного перехода к довольно личной теме, но всё-таки кивала, подтверждая его слова. — Скажи, ты помнишь, как ты его впервые увидела? Это Арс к тебе подошёл или ты к нему? Что он тебе сказал, какой комплимент отвесил? Девушка призадумалась, и Антон, понимая, что находится на верном пути, принялся подкидывать ей всё новые поводы для размышлений: — Ты помнишь, где вы впервые поцеловались — в клубе или за его пределами? Как добрались к нему домой — на его машине, или взяли такси, или прогулялись пешком? На улице было ещё холодно, или наступила оттепель? Когда вы зашли в квартиру и принялись раздеваться, на нём под пальто был свитер, рубашка или футболка? Помнишь ли ты, какое бельё было на тебе и как он его с тебя снимал? — видя, как побагровел Кирилл, которому явно было неприятно слушать такие вещи про собственную сестру, Антон поспешил уточнить: — Это не моё дело, и ты не обязана отвечать на вопросы. Просто попробуй вспомнить тот вечер и ответь сама себе: ты помнишь все эти детали? Повисло напряжённое молчание, и Антон уже на всякий случай готовился отражать возможную атаку доведённого до ручки Панфилова, но в какой-то момент девушка изменилась в лице и тихо призналась: — Не помню… Никаких деталей не помню. — А всё потому, что суккубьи чары не дают памяти запечатлеть подробности, — улыбнулся Шаст, чувствуя, что гроза миновала. — Природа позаботилась о том, чтобы за соблазнителями не бегали толпы их влюблённых бывших. Суккубы чуткие и умелые любовники, но после связи с ними ты не помнишь почти ничего, кроме того, что тебе было хорошо, и даже особого желания повторить не испытываешь. Вампирским гламором такого не добиться, как ни старайся, тем более с магами, которые и вовсе к нему иммунны. Ну что, убедилась? Соня неловко кивнула, наконец-то поверив его словам, и Антону стало немного легче, хотя глубоко внутри он всё равно негодовал: ну что в этом городе вообще с Академией, а? Кто там работает, выжившие из ума старые пердуны или зелёные новички из вчерашних студентов? Судя по Панфиловым, в этом городе явно что-то не то с качеством обучения: переспать с вампкубом и искренне считать его после этого простым человеком, не заметив ни вампирской, ни суккубьей сущности — это надо не то что все лекции по нелюдеведенью проёбывать, но даже и гуляющие среди студентов слухи игнорировать, как слепоглухонемой! Пока девушка успокаивала брата и извинялась перед клыкастиком за весенний эпизод (не прошло и полугода, блин), Антон, услышав высокий, граничащий с ультразвуком сигнал, установленный у него на смс и прочие сообщения, решил, что вполне может себе позволить немного отвлечься, и, откинувшись на спинку сиденья, запустил руку в передний карман джинсов — не самое удобное место для хранения смартфона, но что поделаешь, из заднего телефон слишком легко может выпасть. Кольца цеплялись за подкладку, телефон как назло ускользал от пальцев, но дело не терпело промедления: этот номер был известен лишь Пятёрке, Арсу, Тине и Макару с Серым и Позом, и звонить или писать на него следовало лишь в экстренных случаях, так что проигнорировать сообщение Антон не мог. Грохот и звон бьющегося стекла застал его врасплох. Чья-то сильная рука резко дёрнула его вперёд, почти до хруста сжимая плечо, что-то просвистело мимо, разбившись о стену там, где всего мгновенье назад была его голова, и его обдало холодным крошевом осколков. Нехорошее предчувствие не подвело.