Сильных духом подчиняет любовь

A fire needs a space to burn A breath to build a glow I’ve heard it said a thousand times But now I know. Огню нужно пространство, чтоб гореть, Дуновение, чтобы создать жар. Я слышал, это говорили тысячу раз, Но теперь я осознал. Linkin Park — Until It’s Gone

      Он стоял в тени дальней колонны одного из залов для собраний на первом этаже резиденции Хокаге. В овальной части помещения, где располагался длинный стол и стулья, было прохладно, шумно из-за беспрерывной болтовни шиноби Листа и порядком скучно, потому что Учиха слышал все эти аргументы, доводы и стратегии уже не первый раз. Всё, что эти люди делали, — убивали время никому ненужным пустословием о мирном разрешении ситуации, пока Хатаке всеми силами пытался убедить их, что этот вариант развития событий, к сожалению, невозможен из-за боевого настроя Райкаге.       Саске понимал, что шиноби Конохи не хотели вмешиваться в конфликт, который к ним не имел никакого отношения, — всё действительно сводилось к тому, что ядром недоразумений был Учиха и его конфликт с разгневанным правителем Страны Молний. Вишенкой на торте оказалась Сакура, которая в контексте разговоров всегда приплеталась к Саске, точно они единое целое. В глазах ниндзя, что согласились с оппозицией, двое нукенинов Листа, связанных непростым прошлым и общим побегом из тюрьмы, однозначно казались частями одной проблемы.       Учихе то, в каком свете представляли их с Сакурой, совершенно не нравилось, но он пока не спешил как-то высказываться или вносить коррективы в политику Какаши. Для этого было несколько причин — самой главной являлось нежелание Саске привлекать внимание, тем самым точить искры для каких-то внутренних перепалок шиноби Листа, и безопасность будущего Харуно. Он слушал всю эту чепуху не просто так, ведь пытался понять, что конкретно собирался делать Хатаке с Райкаге, каким будет его разговор с остальными Каге на следующей неделе во время собрания и когда Саске удобнее всего внедрить свой план действий в начертанную картину происходящего.       Пока что все эти политкорректные и узколобые участники беседы не могли договориться о чём-то определённом, что раздражало Хатаке, выводило из себя Нару и порядком вносило ясность в видение Саске: теперь он понимал, почему его клан славился наплевательским отношением к демократии и правителям Страны Огня. Дело даже не в том, как поступил Второй Хокаге с его родом, а после и Третий; определённо намного выгоднее и легче порешать всё зачисткой недовольных, чем сидеть в овальных кабинетах, разглагольствовать о разном мусоре и надеяться на лучшее. Но то, что Саске понимал зов крови своего клана, не значило, что он готов в очередной раз попасться на уловку, посланную ему Никщими но Норой. С Проклятием Ненависти он давно покончил, и пути назад в тот мрак не было: теперь Учихе было о ком заботиться.       Всё, что Саске сейчас делал, было только для Сакуры. Он подчинялся системе, которую считал неисправной независимо от стараний Какаши, послушно скрывался в тени кабинетов, молчаливо прислушиваясь к шёпоту недовольных жителей деревни; даже то обоюдное решение держаться определённой дистанции, когда хотелось находиться рядом с ней каждый вечер, — всё делалось с мыслями о будущем Харуно, о её безопасности, репутации и самочувствии. С момента, как он сронил те первые слова в тюрьме, когда подчинился сжигающему любопытству и желанию помочь ей с проблемой, что заметно досаждала Сакуре, он не мог остановиться от стремления продолжать поддерживать её, оберегать и утешать, раз уж оказалось, что он на это способен как человек.       Его отношение к Сакуре всегда было нестабильным: то она его раздражала, то он даже не замечал её присутствия, но бывали всё же моменты до ухода в Ото, когда Учиха заботился о ней, как умел. Он не знал, как правильно проявить эти чуждые чувства в ответ другому человеку, поэтому большую часть времени Саске просто спасал ей жизнь на миссиях, и не только. Даже на войне он как-то через раз, чисто инстинктивно защищал её от врага, правда, не всегда, а затем в какой-то момент и вовсе решил отчеканить катаной то, что чувствовал к Харуно, — эти импульсы заставляли его испытывать душевный дискомфорт. Она незаметно заставляла его меняться в сердце, и Саске это было совершенно ни к чему: его бесило то влияние, которым Сакура располагала, о котором даже не подозревала. Оказавшись в заключении, он настойчиво следовал этой стратегии.       Она определённо не собиралась возвращаться к нему с визитами в камеру после той первой неудачной попытки. Но независимо от того, как всё сложилось, Учиха был рад, что впустил её в свою жизнь, и не потому, что замечал какую-то выгоду от их отношений или подсознательно планировал с Сакурой своё будущее, нет. Общение с ней вымещало ту едкую нелюдимость и жёсткость его характера, что достаточно успешно развивалась в стенах камеры заключения. Она ворвалась в его монотонное существование настолько неожиданно, словно дикий ветер, что разбил все стёкла былой реальности резким порывом; внесла новые краски, предоставив ему задачу, с которой необходимо разобраться, заставила действовать и думать, дала ощутить себя востребованным. И, конечно же, не побоялась стать соучастником в побеге из тюрьмы, за который теперь расплачивалась крушением личной жизни, оборванными узами с родными и друзьями.       И всё же самым неожиданным для Саске в этом возобновлённом общении стало то, что вспыхнуло между ним и Сакурой с первых нейтральных разговоров, с тех дней, что они провели в путешествии в Страну Волн. Простые беседы ни о чём были настолько приятными, что не хотелось останавливаться. С ней было уютно просто молчать, хотелось видеть на её лице ту миловидную улыбку, что изредка заставляла зелёные глаза сверкать радостью. Саске не заметил поглотившей, точно зыбучие пески, привязанности к Харуно, пока не прозрел, но было слишком поздно что-то менять: Учиха понимал, чего хотел, и знал, что добьётся этого любым способом. Он отыскал тот недостающий элемент в жизни в Сакуре и был готов отстаивать всеми силами.       Романтические отношения, что расцвели между ними в том путешествии и укрепились уже здесь, в Конохе, поначалу озадачивали его. Саске не знал, как правильно отвечать на осязания или слова Сакуры, полагался исключительно на инстинкты, что дремали в нём, о которых Учиха даже не подозревал. Сначала каждое движение было обдуманным, контролированным. Разум будто ставил какие-то ментальные блоки, которые Саске преодолевал лишь с помощью времяпрепровождения с Харуно. А потом он просто начал делать то, что хотел: прикасался к ней так, как представлял это на задворках полусонного сознания, целовал, как чувствовал, пылко и властно, а она отвечала на каждый подобный контакт с не меньшей интенсивностью и желанием.       Решение держать дистанцию и не пересекаться слишком часто вызвало ещё и то, что Саске иногда с трудом мыслил рядом с Сакурой так, как следовало. Она была свежим воздухом, которым он не мог надышаться, которого организм требовал ежедневно, и без её присутствия Саске будто покрывался инеем, чувствовал, как тепло и радость отступали, замещаясь знакомым холодом и прямолинейной логикой. Ему не хотелось возвращаться в прошлое, ведь теперь он знал, рядом с кем его место, и был готов бороться за неё. Но иногда этой трезвости требовали обстоятельства, и сейчас Учиха не мог рисковать тем, что у него осталось, за что должен быть благодарен человеку, сидящему во главе стола, что пытался свести концы с концами на стороне делегации Листа перед собранием Пяти Каге. Хатаке выглядел уставшим и раздражённым, но это его не останавливало.       — Гостиницы для каждой из сторон подготовлены? — вполголоса, но чётко спросил он.       — Да, Хокаге-сама, — ответил какой-то парень, сверяясь со списком.       — Мы решили, где будет проходить ужин? — покосившись на Нару, проложил Какаши.       — С учётом пожеланий Мей-самы… — сравниваясь с записями, протянул тот. — Да.       — Нужно подумать и решить, куда на время собрания могли бы переместиться Саске и Сакура.       Эти слова привлекли внимание Учихи, выдернув из прострации размышлений. Он не понимал причины такого распоряжения, потому что намеревался присутствовать на собрании Каге. Разумеется, в последний раз, когда он решил прервать эту официальную встречу, всё пошло не совсем согласно плану, и Райкаге лишился руки, что, вероятно, по сей день мешало ему жить и было причиной личной ненависти Эя к Саске. Без сомнений, остальные Каге также остались не с лучшими впечатлениями от того собрания, половина мечтала увидеть Саске обезглавленным, поэтому резонность в планах командиров Хатаке всё же была. Однако это не значило, что Учиха собирался сидеть в каком-то бункере и дожидаться новостей от посыльного. Какаши прекрасно понимал, что никакие отряды шиноби не смогут затолкать Саске обратно в закрытое пространство.       Относительно Сакуры он ещё был наполовину согласен со сказанным, но исключительно в целях её безопасности. Если же она выскажется и будет против таких предварительных мер — Саске не видел причины, по которой она должна оставаться за пределами зала, где будет проходить собрание. Они как объекты обсуждения имели право присутствовать — это ведь даже не слушание или суд: можно договориться о разрешении проблемы, которое устроило бы все стороны, будь то мирное согласие с какими-то требованиями Райкаге или же поединок, что, скорее всего, и станет требованием Эя, — Учихе было параллельно. Разумеется, каждый Каге придёт со своими телохранителями, по двое на правителя, а это значило, что лучшего места для Харуно, кроме как рядом с ним, не было: Учиха мог защитить её абсолютно от всего, и это, несомненно, будет в интересах Какаши.       Прежде чем Саске смог вмешаться в разговор, какой-то шиноби ответил:       — Храм Нака?       — Почему именно там? — удивился Шикамару.       — Потому что попасть туда могу только я, — ступив на шаг в сторону стола, спокойно ответил Саске.       Присутствующие в комнате шиноби все как один повернули к нему головы, отреагировав на беспристрастный голос, как на взрыв печати. Некоторые действительно выглядели так, словно даже не заметили скрывающегося в тени колонны нукенина: ниндзя Листа совершенно не смущали Саске, он вмешался в эту беседу только потому, что какой-то умник упомянул важную для клана Учиха локацию, одну из уцелевших после нападения Пейна — подземелье точно было в отличном состоянии.       Последний раз, когда был в Храме Нака, он вместе с Така и Орочимару во время Четвёртой Мировой Войны Шиноби пробрались внутрь с определённой целью; чтобы попасть туда, Саске использовал специальную технику, что снимала печать на камне, который перекрывал путь в подземелье, и позволяла переместить его в сторону. Посередине печати отображался рисунок Шарингана, что и делало её уникальной и недоступной людям не из клана Учиха. Именно это подразумевал Саске в своём ответе: он единственный, кто мог открыть проход в подземелье. Странно, что неприметный ассистент осведомлён об этом месте и том факте относительно защиты храма. Остановившись в нескольких метрах от Хатаке, Саске спокойно сказал:       — Я не собираюсь сидеть в подземелье. Уверен, Сакура со мной солидарна.       — Вашу голову требует сам Райкаге и вся его свита, э-эм, Саске-сан, — поправив очки, смущённо ответил ассистент, и за смелость парня можно было поздравить. — Почему бы вам не пересидеть бурю в тихом месте?       — Именно это я и делал последние пять лет — посмотрите, куда такая стратегия нас привела.       — И что ты предлагаешь, Учиха? — рыкнул какой-то джоунин из заднего ряда стульев.       — Мы с Сакурой будем присутствовать на собрании Каге.       В помещении повисла такая глубокая тишина, что были слышны разговоры персонала резиденции в коридоре. Саске не смотрел на присутствующих шиноби Листа, потерявших дар речи от такого заявления. Он немного склонил голову влево, наблюдая за размышляющим Хатаке, сидящим в кресле, определённо уставшим от всей этой чепухи, приготовлений и бессмысленных галочек рядом с глупыми пунктами требований. Учиха надеялся, что ему не придётся разжёвывать причины своего заявления, уж Какаши так точно, потому что остальные смотрели на наследника, как на сумасшедшего; мнение офисных крыс и просиживающих штаны великих стратегов Саске не интересовало. Единственный человек, с которым он был готов считаться и обсуждать альтернативы, — Хатаке, который по-прежнему молчал. Рядом с ним Нара слегка насторожился, но помалкивал.       — Обсудим это чуть позже, — наконец промолвил Какаши, потерев подбородок пальцами. — Шикамару, все свободны. На сегодня достаточно.       — Понял, — подчинился тот и начал собирать какие-то бумаги у своих ассистентов; со скрипом ножек стульев присутствующие начали удаляться к выходу, изредка бросая взгляды на Учиху.       Тот отвернулся, следуя к задней двери помещения с намерением покинуть эти стены как можно быстрее. Саске собирался отыскать Сакуру, чтобы обсудить с ней всё, что только что услышал, потому что не хотел оставлять её в неведении: она имела право решать свою судьбу и принимать участие во всём, что касалось собрания Каге, где будет формироваться их будущее. В последнее время она сидела дома, и под этим Саске подразумевал апартаменты Хокаге этажами выше. Он несколько раз скрытно пробирался внутрь, за что было крайне неудобно перед Хатаке, ведь это его дом, а Саске без приглашения появлялся там, когда вздумается. Если подумать, то это меньшее, за что Учихе было стыдно, когда тема касалась бывшего наставника.       За согревающее сердце счастье с Сакурой, от которого Саске никогда в жизни не откажется, он заплатил предательством единственного человека, который его поддерживал все эти годы после завершения войны. Даже сейчас Хатаке боролся и отстаивал своих учеников, не догадываясь о том, что Саске собственноручно разбил то единственное утешение, которое было в жизни Какаши: его тайные отношения с Харуно ежедневно разрушали помолвку Какаши и Сакуры, что до сих пор не была расторгнута, держалась на недосказанности и неспособности обоих поговорить об очевидном. Учиха считал, что не имел никакого права как-то высказываться или вмешиваться в эти отношения ещё больше, поэтому предоставил Сакуре полную свободу действий. Она же боялась оступиться, особенно накануне собрания Пяти Каге и назревающего военного конфликта.       Саске не осуждал её за такое нервозное поведение: она не играла на два фронта, потому что не пересекалась с Хатаке вот уже больше месяца. С таким же успехом она могла оставить обручальное кольцо на столе в квартире и Какаши всё сам бы понял без лишних разбирательств, но почему между ними ситуация повернулась так, как повернулась, — Саске не понимал и вникать особо не хотел. Он терпеливо и верно ждал дня, когда Харуно придёт к нему без обязательств, чтобы больше не скрываться под покровом ночи от любопытных глаз. Он столько лет искал и не видел того единственного человека, с которым мог быть собой, что теперь был готов вытерпеть всё, лишь бы Харуно не корила себя за неправильные поступки до конца жизни. Она сама должна всё решить.       — Саске, подожди, — раздался за спиной голос Хатаке.       Замерев на секунду, Учиха тихо вздохнул, прикрыв глаза. Он не следовал примеру Сакуры и не избегал общения с Какаши, но это не значило, что он мог без угрызений совести смотреть этому человеку в глаза, скрывать правду о чувствах к Харуно, пока та всё топталась на месте. Он повернулся лицом к собеседнику, окинув того спокойным взглядом: Какаши всё ещё сидел в кресле, подпирая голову рукой, вдумчиво рассматривая коробки с документами рядом со столом. Было заметно, что Хатаке выгорал с таким графиком, со всеми этими проблемами, которые приходилось незамедлительно решать, что не позволяло ему даже выйти подышать весенним воздухом. Тёмные круги под глазами Какаши подтверждали его истощённость, и не только физическую: он был замечательным Хокаге, но это уничтожало его как личность.       Саске примерно представлял, о чём мог быть разговор, но не хотелось загадывать, потому что единственное, что в последнее время поднималось в беседах, — нейтральные темы, обычно относительно Харуно, потому что совесть не позволяла Саске делать вид, будто он не знал, как она поживает, не знал о её самочувствии и проблемах с родителями; подобные ямы на дороге были очевидны, но всё же такие детали помогали Какаши не ощущать себя полностью отрезанным от учеников. В своё время Хатаке тоже сообщал ему о происшествиях с Сакурой, пусть Учиха и не хотел этого слышать, отрекался всеми способами, которыми мог. Это меньшее, что Саске мог сделать, чтобы успокоить Какаши, пусть всё и выглядело так, словно он пускал пыль в глаза верному товарищу, сделавшему столько всего ради спасения и поддержки их с Сакурой. Может, после этого разговора он убедит Харуно разрешить эту недосказанность как можно быстрее, потому что краски с каждым днём сгущались всё больше, да и не хотелось дальше поддерживать эту ложь.       — Что-то случилось? — спросил Учиха, так и не удостоившись развития беседы со стороны Хатаке.       — Хотел спросить, как вы?       — Мы? — вскинул бровь Саске.       — Ты и Сакура, — подтвердил Какаши, подняв на него взгляд.       — Она в порядке, — кратко ответил тот, пристально изучив бывшего наставника, точно пытался понять, в чём подвох внезапного разговора.       — Вы заметно сблизились как друзья, — продолжил Хатаке. — Ты изменился.       Чуть насупив чёрные брови, Саске пытался не выдавать мимикой, насколько его обеспокоили слова собеседника. То, что Хатаке очень мудрый и наблюдательный человек, даже не обсуждалось: он замечал абсолютно все перемены, все мелкие детали в самых хаотичных ситуациях. Наверное, не составило труда отметить и некое смирение, в своём роде подчинение происходящему со стороны Саске, которое он открыто не демонстрировал, но что определённо заметил даже сам, и началось всё с Сакуры. Именно она влияла на Учиху таким образом: умиротворяла — вместо импульсивных решений, впоследствии которых от взмаха Кусанаги летели бы головы, Саске стал размышлять обо всём, и не только с точки зрения собственных желаний. Теперь ему было кого оберегать и о чём думать в миг принятия решения. Он не хотел подвести Хатаке, но больше всего не хотелось разочаровывать Сакуру, которая всегда в него верила и чья похвала была бесценной.       — Да, подружились, — глухо подтвердил он.       — Со вторым ты не согласен? — усмехнувшись, поднял на него взгляд Какаши.       Не хотелось что-то подтверждать или опровергать. Да, он изменился, и всё благодаря Сакуре, но это не должно стать чем-то публичным, тем, что крепилось бы к его имени, как дешёвая реклама. Харуно не нужна дурная слава, и такого рода отсылки к преступнику лишь отбросят тень на то, что Саске планировал очистить в ближайшем будущем. Да и зачем кому-то трезвонить о каких-то заметных переменах в отношениях учеников Рокудайме. Не обязательно присуждать Харуно все лавры в этом вопросе, ведь он и без неё переосмыслил многие вещи, освежил взгляды на свою жизнь и определился с курсом. Сакура во многом помогла своим отношением и дружбой, но акцентировать на этом внимание Саске не хотелось.       — Какого рода изменения ты подразумеваешь?       — Покорность и понимание, — без лишних размышлений ответил Хатаке, хмыкнув. — С учётом того, что ты уже неделями стоишь в тени и не высказываешься, — я удивлён. В прошлом ты давно бы уже вмешался в дискуссию, ведь ты вряд ли со всем согласен. Сегодня ты впервые заговорил, и всё потому, что мы упомянули Храм Нака, а это священное место для твоего клана.       — Не вижу причин указывать тебе, как править страной, — отчеканил Учиха.       — Иными словами, тебя не интересует происходящее с альянсом, — продолжил Какаши. — Ты уже решил, что предпримешь, чтобы разрешить данный конфликт, и на мои планы наплевать.       — Нет, твои планы — это для Страны Огня. Я давно не считаю себя частью этой державы.       — Тем не менее ты здесь живёшь, и шиноби Листа, которые согласились помочь и выступить против оппозиции, считают тебя равноправным жителем и даже отличным парнем.       — Интересно, с чего бы это, ведь я пять лет гнил в камере, и никто не знает меня настоящего.       — Скажем, не все в этом мире лишённые проницательности и мозгов, — подшутил Хатаке. — К примеру, Аоба очень даже проникся твоим жестом помощи на Острове Гор. Он считает тебя боевым товарищем. Шикамару не шибко радушно, но согласился с тем, что ты полезнее Конохе на свободе, чем в тюрьме. Тот первоначальный страх и ненависть к твоей персоне, которые испытывали жители нашей страны, со временем рассеялся, и отношение к тебе стало нейтральным. С учётом твоего идеального послужного списка за последний месяц, ведь люди видят тебя на улице и формируют какое-то мнение, мне кажется, восприятие тебя как хорошего человека, а не нукенина, в процессе.       — И что с того? — хмыкнул Саске, совершенно незаинтересованный в общественном мнении.       — Смерть Наруто уже не настолько яркое событие в памяти, чтобы раздражать и гневить обычных граждан нашей страны. Боль прошла, отголоски прошлого навсегда останутся, но есть надежда на лучшее, в том числе для твоего положения, — ответил Какаши. — Когда всё разрешится, ты не хотел бы остаться в деревне и работать вместе со мной и Шикамару над будущим Конохи?       Предложение казалось Саске очень странным, ведь он будет гораздо полезнее Листу, если последует изначальному совету Нары и покинет территорию, скроется в песках пустынь и зарослях безлюдных островов, где его дурная слава и набор фатальных способностей никого не будет задевать за живое. Зачем Учихе оставаться в деревне? Он вряд ли сможет прижиться среди мирного населения, а перспектива вечно пропадать на каких-то заданиях его не привлекала. Саске не хотел подчиняться кому-то, даже если это Хатаке: он только обрёл свободу и намеревался покинуть Страну Огня, как только добьётся своей единственной цели — вернёт Сакуре нормальную жизнь. Когда это случится, она по желанию сможет либо отправиться с ним, либо остаться здесь.       Иногда Саске порывался придумать себе новую жизнь в Конохе рядом с Сакурой, точно приспособился к обыденности и новой рутине, но эта картина плохо прорисовывалась в его разуме. В минуты перед сном он невольно представлял дом, даже знал, в каком из районов выбрал бы место, представлял, как именно обустроил бы это жилище, слышал голос Сакуры в стенах нового домашнего очага возрождённого клана Учиха. Но потом Саске пробуждался и понимал, что это всего лишь фантазии, подброшенные уставшим разумом. Ему было гораздо легче оставаться собой где-то в дикой чаще, чем подстраиваться к жёсткой системе чинных политиков альянса и прочей чепухе, с которой Хатаке насильно приходилось разбираться ежедневно. Единственное, что сдерживало Учиху от ухода в путешествие, — Сакура. Она была тем стержнем, что связывал все нити судьбы, и решение будет нелёгким.       — Мне кажется, ты знаешь ответ, — наконец промолвил Саске.       — Ты покинешь деревню после всего, понимаю, — кивнул Хатаке, потерев пальцами переносицу.       — Это самое оптимальное решение.       — И что об этом думает Сакура?       Определённо Какаши пытался уколоть его беседой о Харуно, но необычной: он будто прощупывал что-то странными отсылками и вопросами. Саске не понимал, что происходило, но чутьё подсказывало, что этот разговор начат с конкретной целью в мыслях Хатаке, и своими ответами Учиха что-то подтверждал или же опровергал — была непонятна выгода этой беседы. Он не хотел проливать свет на чувства к Сакуре, потому что это отдельная тема и, пока она сама не осмелится раскрыться, Саске намеревался молчать. Он понимал, конечно, всю инфантильность и глупость заварившейся каши, но предпочитал не вмешиваться в то, что его касалось лишь частично. Учиха поспешно обдумал ответ, потому что повисшая между ними тишина начинала давить.       — Сакура ничего о моих планах не знает. Тебе лучше поговорить со своей невестой и прояснить всё, потому что я устал передавать информацию между вашими лагерями.       Это прозвучало жестоко, но Учиха считал, что необходимо начертить линию на песке, разделяющую темы разговоров, что приветствовались и которые уже порядком надоедали. Взгляд Какаши, что вмиг стал холодным и стеклянным, точно подтвердил щепетильность темы, в мыслях Саске в очередной раз подчеркнул необходимость откровенного диалога между Хатаке и его невестой: они вечно не смогут избегать этого нелёгкого мгновения, и уж лучше разрешить всё как можно быстрее, потому что даже его такое положение вещей порядком раздражало. Перемена во взоре Какаши определённо намекала на то, что слова наследника надавили на больную мозоль.       Он точно искал и не видел то, что портило их с Сакурой личную жизнь, ссылаясь на ситуацию с её статусом отступницы, на ту обиду, что овладела Харуно, и небеспричинно, и на назревающий военный конфликт, разрешением которого Хатаке усердно занимался, но на самом деле прояснить положение можно элементарно: они оба боялись ранить друг друга, а наблюдающий за всем Саске уже порядком устал от такой неразберихи. Хотя эта нерешительность и недосказанность отлично подчёркивали достоинства подобных романтических уз: проникшись к другому человеку любовью, сложно как-то отделить ясность ума от криков сердца, когда дело доходило до нелёгких решений. Сакура и Какаши, очевидно, думали сердцем, игнорируя проблески разума, и это превращало их особенную связь в якорь, тянущий корабль на дно. Кому-то придётся уступить и разбить иллюзию первым, ведь так не могло продолжаться вечно.       — Согласен, и я пытался поговорить с ней, но Сакура всё время избегает меня.       Подбор слов для ответа на эту заезженную фразу был крайне скрупулёзный, но после недолгой паузы Саске промолвил:       — Она… боится. Просто поговорите.       Учиха не знал, как ещё намекнуть, что это поведение абсурдно. Не пересекаться чуть больше месяца — заметно ведь, что проблема скрывалась не только в статусе нукенина Сакуры и обязательствах Хокаге, что навалились со всех сторон. Сколько ещё они смогут списывать вину на иные факторы, а не на собственные опасения, страхи и нежелание принять удар судьбы — непонятно. Саске вряд ли бы вытерпел давление недосказанности, тем не менее он косвенно был замешан в этом и ненавидел каждый день этого притворства.       — Общение с ней действительно изменило тебя, — хмыкнул Хатаке. — В лучшую сторону. Сакура сделала тебя человечным, способным выслушать и понять, а не рубить с плеча, подчиняясь гордыне.       — Наверное, ты прав.       Сдвинувшись с места, Учиха, так и не осознав, в чём суть этого странного разговора, направился к двери. Он всё ждал подвоха, но в какой-то момент Хатаке будто передумал следовать изначальному плану и перевёл беседу в безопасное русло, и всё же это заставило Саске задуматься: что конкретно подозревал Какаши о его отношениях с Сакурой? Желание Хатаке выбить из него истину оправданно, ведь Саске поступил бы идентично в подобной ситуации. Неизвестность убивала настолько, что подобные мысли порой сводили с ума. В прошлом Учиха испытывал подобные чувства под воздействием ненависти и жажды мести, но что могло подталкивать Какаши к такому странному поведению? Вряд ли отчаяние или подозрительность. Тут что-то другое, и Хатаке тщательно подбирал слова и вопросы, чтобы не раскрыть свои странные мотивы.       Мотнув головой, Учиха попытался не забивать перегруженный разум странными повадками бывшего наставника. Он вышел на улицу, припоминая, чем хотел заняться после собрания командиров Хатаке. Подняв голову, Саске осмотрел верхний ярус резиденции и дверь на балкон апартаментов Хокаге, что еле виднелась с этого места. Он хотел навестить Сакуру, но после этого странного разговора с Какаши передумал. Возможно, он отыщет её ночью, как обычно поймает в парке во время очередной прогулки под луной, но при свете дня как-то не хотелось подвергать себя лишним расспросам со стороны Хатаке или других жителей, что могли потенциально наблюдать за зданием и увидеть Учиху на балконе апартаментов. Вздохнув, Саске отвернулся и неспешно направился в сторону небольшой квартирки, в которой обитал с первого дня после возвращения в Коноху, чтобы немного отдохнуть и обдумать всё, что произошло с Какаши.