Сильных духом подчиняет любовь

I saw through the words you said To the secrets you’ve been keeping It’s written upon your face All the lies how they cut so deeply. Увидел в твоих словах Секреты, что хранила. Видна на твоём лице Ложь, что глубоко проникла. Linkin Park — Blackout

      Время текло очень медленно, когда доводилось ждать слов, способных изменить всю жизнь. Сакура не могла спокойно сидеть в кресле напротив рабочего стола Шизуне-сан, пока та забирала отчёты по анализам, которые они отдали в лабораторию вчера. Не все ответы будут на руках — некоторые тесты занимали больше суток, — но самое главное, что беспокоило Сакуру на данный момент, должно проясниться сегодня. От волнения она не могла сосредоточиться на нейтральных мыслях, всё возвращалась к самым худшим вариантам медицинского заключения: она либо чем-то больна, либо беременна, потому что эта усталость, анемия, припадки головокружения и тошноты ненормальны. Харуно старалась не накручивать себя и соблюдать спокойствие, но было сложно совладать с неведением. Она с замиранием сердца прислушивалась к шагам в коридоре.       Знакомый приближающийся стук каблуков заставил Сакуру вздрогнуть и обернуться лицом к двери. Она обнимала себя за плечи, не способная согреться, уставшая и на грани очередной волны тошноты, которую в этот раз вряд ли подавит глотком свежего воздуха. Утром Харуно вырвало тем несчастным завтраком, которым она пыталась подкрепиться, даже не доев небольшую порцию, после и вовсе пришлось всё выбросить в мусорное ведро, потому что кусок в горло не лез. Ломота в теле начинала сводить с ума, и Сакура затруднялась привыкнуть к этим симптомам, всё лелея надежду, что это последствия какой-то инфекции или вируса. Дверь в кабинет резко открылась, и Шизуне-сан прошла в небольшое помещение, прижимая к груди запечатанный конверт.       — Что там? — не сдержалась Сакура.       — Я ещё не смотрела, — спокойно ответила Като, заняв своё место за столом. — Хочешь сама глянуть?       — Нет, давайте лучше вы… Нервы уже сдают.       Испытывая дрожь в каждой клеточке тела, Сакура отвернулась лицом к окну, выходящему на парк, нервозно потирая похолодевшими пальцами шею. Она старалась не паниковать и прислушивалась к движениям Шизуне-сан, которая вскрыла конверт из лаборатории небольшим ножиком, а затем принялась листать доклад, просматривая результаты анализа крови Сакуры. Сердце в груди колотилось с такой силой, что Харуно еле заметно пошатывалась в такт этому звуку, затаив дыхание, подавляя головокружение, которое, вероятно, вызвало волнение и прилив крови к мозгу, чем непосредственно симптом недуга. Где-то в животе неприятно изворачивалась тошнота, словно свалившегося Сакуре на голову стресса мало. Она с замиранием сердца ждала слов Шизуне-сан, своеобразного вердикта на собственном суде.       — Уровень ХГЧ 2790 мЕд/мл.       Сакура прикрыла глаза, позволив словам Като проникнуть в сознание и обработаться мозгом. Хорионический гонадотропин, он же ХГЧ или ХГ во всех лабораторных отчётах, — это гормон, который начинал вырабатываться тканью хориона после имплантации эмбриона; в организме он начинает скапливаться уже на шестой-восьмой день после оплодотворения яйцеклетки и является одним из важнейших показателей наличия и благополучного развития беременности. В небеременном организме в норме ХГ отсутствует, однако часто производится различными злокачественными опухолями. Количество гормона, которое упомянула Шизуне-сан, сочеталось с третьей-четвёртой неделей беременности в зависимости от множественных факторов организма женщины и плода.       Все эти конкретные цифры Харуно помнила из обучения на ирьёнина и книг, которые читала для саморазвития, ведь полевому медику незачем запоминать тонкости беременности, но ей всё же хотелось знать как можно больше, чтобы быть полезной в любом отделении больницы. Она сомневалась, что тут дело в какой-то болезни, ведь всё крайне очевидно: они с Саске-куном не предохранялись ни вчера, ни в тот раз. Это не безответственный поступок, ведь Сакура почему-то сомневалась, что вот так сразу забеременеет — не первый же раз занималась сексом, — но, видимо, судьба распорядилась иначе. Определённо, теперь можно с точностью сказать, что Саске Учиха не последний из своего клана: скоро в мире появится ещё один наследник.       Опустив левую руку чуть ниже, Сакура положила её поверх плоского живота, размышляя о том, как это событие изменит мир. Она никогда особо не мечтала о ребёнке, в отличие от некоторых подруг, потому что знала, что мужчина, с которым ей с детства хотелось создать семью, пожизненно заключён, а с Какаши они будто жили сами для себя, не заглядывая в будущее настолько далеко, чтобы думать о детях. Замужество казалось на этом этапе жизни вершиной развития их отношений, и обо всём, что могло произойти после свадьбы, они почти никогда не разговаривали. С момента освобождения Саске-куна ей также не доводилось задумываться о том, какой будет их жизнь после стычки с Райкаге, ведь в любую секунду всё могло поменяться.       Видимо, беременность стала первым фактором влияния на текущие события: при иных обстоятельствах Сакура бы витала в облаках от счастья, ведь этот ребёнок был доказательством их с Учихой чувств друг к другу, чудом, что станет физическим воплощением их любви. Она ещё полностью не осознала, что случилось, но точно знала, что не позволит никому в этом мире отнять или обидеть этого ребёнка. Но прежде чем она сможет раскрыть эту тайну кому-то ещё, необходимо преодолеть все препятствия, что стремительно возводились вокруг неё, подобно высоким каменным стенам крепости. Шизуне-сан была хорошим другом, и она сможет понять её как женщину. Пока ещё всё не настолько очевидно, лучше скрыть положение вещей от тех, кто мог навредить плоду.       Вспомнив о правде, Сакура лишь вздохнула. Слишком много лжи скопилось, что теперь уже некуда бежать. Чем лучше она сближалась с Учихой, тем больше отдалялась от Какаши, и осознание этого ранило сердце. Вряд ли можно разрешить эту путаницу без скандала, и Сакура морально и эмоционально настраивалась на такой исход событий. Она пообещала Саске-куну, что поговорит с Хатаке, и обязательно это сделает, только теперь слова придётся подбирать не только для того, чтобы разорвать помолвку, но и чтобы сообщить чинному Хокаге, что род Учиха продолжится, невзирая на запреты альянса или негодование Райкаге. Харуно считала, что в болоте недосказанности, тайн и лжи эти слова правды поставят точку в скрытности и обмане, что поглотили её, Какаши и Учиху. После этой беседы она не собиралась больше кому-то лгать, даже во благо.       Конечно, неизвестно, как на новость отреагирует Саске-кун. Без сомнений, в его планы также не входил ребёнок, но он вряд ли откажется от наследника. Сакура понимала, что, в случае если Учиха внезапно отвернётся от неё, она останется матерью-одиночкой, но вера в Саске-куна оставалась непоколебимой. Им необходимо держаться вместе, чтобы не быть заживо съеденными мелкими пираньями, что выплывали из каждой щели. Учиха, когда узнает, вряд ли обрадуется такой новости в типичной манере, которую представляли все женщины: слёзы счастья и подарки можно вычеркнуть из списка, — но Сакура не сомневалась, что для него это станет потрясением, и в хорошем смысле, ведь он столько лет был последним из своего рода, а теперь в мире появится ещё кто-то, и Саске-кун сможет обучить первенца всему, что знает, чтобы имя Учиха не кануло в вечность. Сглотнув ком, что встал поперёк горла, она медленно повернулась к Шизуне-сан.       — Не говорите никому о том, что узнали, — спокойно промолвила Харуно, опустив руку с живота.       — Подожди, — захлопав ресницами, Като в недоумении сдвинула брови. — Сакура, ты берем…       — Нет, — подняв, точно в предупреждении, руку, прервала та. — Поклянитесь, что будете молчать.       — Я… Конечно, — удивлённая её поведением, Като лишь кивнула. — Хорошо.       Она не совсем понимала, что происходило, но для Сакуры было важно услышать эти слова, и как подруга она сделала то, что нужно, чтобы успокоить собеседницу. В зелёных глазах, что доселе были словно опустевшие, потухшие, появился странный огонёк. Харуно заметно побледнела, истощённая, под беспрерывными ударами волн стресса она выглядела нездорово, но с учётом результатов анализа крови — все симптомы становились на свои места, подтверждая вчерашние догадки. Первый триместр беременности обещал быть беспощадным для Сакуры, и Шизуне начинала беспокоиться о девушке. Она не сомневалась в разумном суждении о ситуации со стороны Харуно, но в последние месяцы её поведение показало, что Сакура изредка, но мыслила в силу своей неопытности в жизни. Рядом с Хатаке она повзрослела и стала самодостаточной, но всё же рискованные и необдуманные поступки твердили об обратном.       — Мне нужно идти, — промолвила Сакура, повернувшись к выходу. — Спрячьте эти бумаги пока.       — Ты не хочешь сообщить хотя бы отцу ребёнка?.. — недоумевала Шизуне.       — Обязательно, — сжав в тонкую полоску губы, ответила Харуно. — Потом ещё забегу к вам.       — Сакура, подожди, — привстав с кресла, начала Като, но та крутанулась на каблуках и поспешно покинула кабинет, хлопнув дверью. — Сакура…       Шизуне медленно опустилась обратно на мягкое сиденье, хмуря в раздумьях брови. Она не понимала происходящего, тем не менее не собиралась сидеть в полном неведении. Главной новостью была беременность Сакуры, о которой та попросила не распространяться. Конечно, следовало бы дождаться и других отчётов из лаборатории, но, кажется, они обе прекрасно знали, что показатели будут подтверждать диагноз. Для девушки эта новость обычно была чем-то настолько радостным и грандиозным, что в голове не укладывалось, почему Сакура отреагировала подобным образом: она в какой-то миг выглядела преисполненной надеждой, но после будто протрезвела и на бледном лице промелькнула тень страха. В происходящем где-то явно была зарыта собака, и Шизуне намеревалась выяснить, что конкретно происходило.       Она потянулась за бумагами из лаборатории, пролистав несколько первых страниц, на которых были сплошные таблицы с процентным соотношением всех веществ в крови Сакуры. Пробежав взглядом по нескольким неточностям, Като не отметила ничего такого, что вызвало бы тревогу или подозрение, за исключением уровня хорионического гонадотропина, который был, с одной стороны, в нужном диапазоне, если учитывать срок созревания плода, но с другой — показатель гормона слишком высокий. С научной точки зрения имелось несколько объяснений этому феномену, и первым было вынашивание двойни, потому что средняя норма ХГЧ повышалась прямо пропорционально количеству развивающихся плодов. Это одно из множественных объяснений наблюдения, в остальном причины отмечались как аномалии плода, болезни матери и прочие отклонения, такие как гестоз.       Но также было известно влияние наличия улучшенного генома у плода на некоторые показатели беременности¹. Этот феномен наблюдался зачастую только в кланах с очень чистой кровью, таких как Хьюга, где принято заключать браки между членами главной и вторичной ветви ради сохранения традиций, секретов и силы Бьякугана будущего поколения. Так как члены подобных кланов почти всегда проходили лечение у доверенных лиц, то есть личного врача, который обычно был членом клана, об аномалии знали лишь самые продвинутые врачи Конохи, в том числе Цунаде-сама, которая в своё время объяснила Шизуне некоторые нюансы, что необходимо принять во внимание, и повышенный уровень ХГЧ в крови относительно срока беременности был одним из них. Трюк, которому Сенджу её научила, был странным, но понятным, если судить с точки зрения Кеккей Генкай и как это влияло на генофонд плода.       В общих чертах показатель Сакуры указывал на полтора ребёнка, что, по сути, было глупостью, и обычный врач сказал бы, что эта цифра крайне нестабильна и что нормы гормона могут отличаться в зависимости от лаборатории, где делали анализ, и прочих жизненных факторов, что влияли на организм матери. Вот только Цунаде-сама в своей теории подчеркнула, что этот завышенный показатель спровоцирован Кеккей Генкай в генах ребёнка. Вдобавок такое наблюдалось только в случаях, когда один из родителей имел чрезвычайно сильный генетический фонд относительно улучшенного генома, а второй был по факту обычным человеком.       Когда родители происходили из одного клана, как в случае с Хьюгами, это не проявлялось, потому что у обоих было идентичное Кеккей Генкай. А вот если бы Хината, будь Наруто жив, вышла за него замуж и у них появились бы дети, данный случай был бы уникален, ведь это открыло бы много интересной статистики относительно генов клана Хьюга. К примеру, мало кто знал, что белый и безликий внешний вид, характерный для Бьякугана, — это как алый цвет Шарингана: все члены клана Хьюга из-за скупого и однотипного генетического фонда рождались с натуральными серыми глазами, что так красиво гармонировали с оттенком их Кеккей Генкай. Никто даже не задумывался, что человек со смешанной кровью двух разных кланов выглядел бы иначе, если бы генетика Хьюга в нём доминировала, но при этом внешние черты он унаследовал бы от второго родителя.       Подобные тонкости генетики всегда увлекали, особенно вся эта полезная информация вспоминалась сейчас, когда Шизуне изучала анализы Сакуры и пыталась сопоставить какие-то факты с действительностью. Было тяжело принять то, что у Харуно проявлялись все эти симптомы, и ещё хуже было осознавать, что причиной был невинный ребёнок, отец которого определённо не Хатаке Какаши. В это сложно поверить с учётом истории странной любви, которая зародилась между Какаши и Сакурой, но иного объяснения быть не могло: оба не располагали особенным Кеккей Генкай, который могли бы передать детям, а вот Саске Учиха, будучи последним из древнего рода, ошеломляюще талантливым шиноби, который владел не только Шаринганом, но и Риннеганом, без проблем передал бы детям наследственный улучшенный геном. Именно его гены провоцировали эту аномалию ХГЧ, ведь ребёнок — Учиха.       Откинувшись на спинку кресла, Шизуне как-то обмякла, вздыхая. Она почти отбросила отчёт на стол, расстроенная заключением происходящего. Получалось, Сакура изменила Какаши с Саске около месяца назад, наверное, когда они вернулись в Коноху. Она активно избегала общения с Хатаке, который был занят военным конфликтом, спровоцированным его же учениками, и причиной такого поведения отчасти были тайные отношения Сакуры с Учихой. Если Харуно стыдилась своего поступка — так ей и надо, потому что Шизуне затруднялась отыскать логическое объяснение произошедшего. Они были помолвлены: неужели эти узы не заставили Сакуру одуматься в мгновение помешательства рядом с Саске? Если судить по результатам — то нет. Чувств, что её связывали с Какаши, оказалось недостаточно, для того чтобы забыть и противостоять любви к Учихе. Конечно, Шизуне не знала, как всё произошло на самом деле, но со стороны это выглядело именно так: привязанность к Саске, точно болезненная и нездоровая, всё же победила.       Обида за Какаши внезапно наполнила сердце Шизуне. У неё к нему всегда было особенное отношение, которое Като всю жизнь подавляла, стеснялась озвучить чувства, но по мере возможности старалась помогать, утешать и поддерживать Рокудайме. Он был особенным мужчиной, заботливым, доблестным и мудрым — мечтой любой женщины, а достался в итоге девчонке, которая даже не оценила то, что подарила ей судьба. Почему-то Шизуне сомневалась, что Сакура поделится новостью о беременности с Какаши, ведь они даже не поговорили насчёт того недоразумения на Острове Гор, которое застряло между ними как кость в горле, и никто не был достаточно смелым, чтобы прояснить ситуацию. Като не понимала причин этого глупого поведения обоих, но, наверное, Какаши также имел весомые аргументы, которыми оправдывал своё инфантильное поведение. Как бы там ни было, Шизуне их совершенно не понимала.       Как влюблённая в недосягаемого мужчину женщина она видела мотивы Сакуры. Учиха был ей ближе по духу, ближе по статусу, и после всего, что они недавно пережили вместе, логично, что их связывали какие-то события, произошедшие в пути на Остров Гор, о которых никому не было известно. Жизнь почтенной жены Хокаге наводила на Сакуру скуку; изначально яркий фонтан эмоций, что ей дарил Какаши три года назад, стал замыленным, ведь оба занимались чем-то более важным, препятствующим нормальным отношениям влюблённой пары. Шизуне видела это уныние в глазах подруги, когда та приходила поболтать в обеденный перерыв. Сказывалась разница в ожиданиях и надеждах, Сакура будто оказалась затянута в роль, что была ей не по вкусу, но она не спешила что-то менять или признаваться Хатаке, потому что не видела просвета в новой рутине.       Шансом на освобождение из золотой клетки стал Саске Учиха. Сакура тогда загорелась любопытством, что было ожидаемо, и, как уже призналась Като, если бы она не подтолкнула Харуно к действиям, всё будто рукой сняло бы в течение нескольких дней. Сакура отговорила бы себя от глупой затеи, осталась бы в деревне дожидаться возвращения Хатаке и его отряда с секретной миссии. За этот толчок в неправильную сторону Шизуне отчасти винила себя, но всё же у Сакуры на плечах собственная голова, и прежде чем принимать советы, что не сочетались с новыми идеалами её жизни, надо было подумать дважды. Видимо, Какаши тоже обзавёлся железобетонными причинами, по которым опустил отношения с Сакурой до такого плачевного уровня. Вокруг всё фактически крошилось, и Хатаке, без сомнений, мог бы исправить эту ситуацию, если бы только захотел. Именно это настораживало: он заметно страдал от того, что разрушал узы с Сакурой собственными руками.       Но почему? Что такого произошло между ними, чего нельзя было бы исправить? В данный момент с учётом беременности и измены с Учихой всё уже непоправимо. Но раньше ведь Какаши мог выделить хоть немного времени, чтобы отлучиться и побеседовать с Харуно. Шизуне отказывалась верить в сказку о том, что Сакура настолько удачно избегала его, проживая в апартаментах Хокаге этажом выше, что было невозможно пересечься и поговорить. Определённо, Какаши осознанно принял это решение и просто наблюдал, как Сакура отдалялась, наверное, даже подозревал, к кому и что конкретно происходило между его учениками. Это также подсказывало, что он порядком смирился с положением вещей и ждал какого-то толчка, который раз и навсегда разбил бы их с Сакурой потенциальное совместное будущее.       Сжав пальцы в кулаки, Шизуне задумалась о том, как могла помочь людям, о которых заботилась и за историей жизни которых столько лет скрытно наблюдала из тени. Определённо, спасать утопающих смысла нет: даже если она поможет помирить Хатаке и Сакуру — последней уже не до отношений с мужчиной, с которым она ещё официально помолвлена, но которого не любит. Саске был её единственной любовью, какими бы токсичными и неправильными эти чувства ни казались посторонним, — о них знали все, даже Какаши, и задолго до того, как решился на романтические отношения с Харуно. Наследник клана Учиха, которого Сакура вынашивала под сердцем, мог изменить будущее мира шиноби, и тут уже не шло речи о каких-то глупых обидах или недосказанности между оставшимися членами Команды 7. Какаши вряд ли свернёт с курса лишь потому, что узнает правду об отношениях Саске и Сакуры.       В назревающем конфликте дело не только в учениках Хатаке, но и в адекватности Райкаге, который заметно тронулся крышей, в авторитете альянса и проверке доверенных лиц внутри каждой из великих наций. Насколько Шизуне понимала, Учиха главный предлог для множественных вторичных планов Какаши, от которых он вряд ли откажется только потому, что окончательно разорвёт отношения с Харуно. Като понимала, что это не её дело, что лучше не влезать в болото, от грязи которого потом не отмыться, но трепетное сочувствие к Хатаке подталкивало к непростому решению: Шизуне почти пообещала Сакуре, что никому не расскажет о беременности, но дословно она ни в чём не клялась — просто согласилась, чтобы успокоить заметно встревоженную Харуно. Какими бы запасами понимания и уважения Шизуне ни располагала, она всё же считала, что каждый имел право на правду, и Хатаке не исключение.       Сакура вряд ли раскроется ему до собрания Каге, а это чревато заблуждениями Какаши: он должен понимать, что конкретно отстаивает в этом конфликте, и среди причин уж точно не должно быть фальшивой любви к Сакуре. Их недосказанность нуждалась в точке, которую Шизуне не боялась поставить. Поднявшись с кресла, она решительно направилась к двери, обдумывая то, что намеревалась совершить. Она предавала подругу самым подлым из способов, но в душе считала, что Сакура это заслужила. Хатаке был всегда добр и заботлив со своей ученицей, желал ей только счастья и вряд ли сделал что-то настолько ужасающее, что не заслуживало прощения или кристально чистой правды. Какаши должен знать, что происходит у него за спиной. С камнем на душе Като спешила покинуть пределы больницы, чтобы попытаться поговорить с Рокудайме, что проводил время в резиденции, — она точно знала, где его искать.       Проигнорировав нескольких работников госпиталя, поздоровавшихся с ней, Шизуне вышла на улицу, щурясь от лучей солнца. Весенняя погода была потрясающей: тепло согревало землю, цветы проклёвывались на клумбах, наполняя воздух сладким ароматом, покрывая землю красками. Лазурное небо, безоблачное и бескрайнее, было настолько ярким, что она с трудом могла на него смотреть. Благо резиденция находилась недалеко от корпуса больницы, в которой Като работала, поэтому прогулка между зданиями была короткой. Она ускорила шаг, чтобы проскочить в дверном проёме между покидающими резиденцию шиноби. Поднимаясь на нужный этаж, Шизуне обдумывала, как начать этот нелёгкий разговор. В животе всё переворачивалось, точно она слезла с центрифуги и пыталась поймать баланс. Она не хотела показаться доносчицей, но кто-то должен разрешить это недоразумение, и Като не боялась марать руки, если это для благого дела.       Ступив на красную дорожку, которой был застелен коридор, что вёл к двери кабинета Хокаге, она поспешила ближе к цели, пока нервы не сдали и смелость не покинула тело. Из круглого помещения доносились голоса, что не удивило, ведь она заявилась среди рабочего дня и рядом с Какаши как минимум находился Шикамару и его новые ассистенты. Темари, будучи на последних месяцах беременности, требовала присутствия мужа в доме как никогда раньше, и Наре пришлось обзавестись бестолковыми помощниками, чтобы успевать со всеми делами, ведь теперь его внимание было чётко разделено между домом и работой, и вряд ли это в скором времени поменяется. Подступив к двери, Като прислушалась, чтобы подобрать удобный момент для стука. Голос Хатаке звучал приглушённо, было сложно разобрать слова, а вот фразы Аобы, напротив, были чёткими и вносили хоть какой-то контекст в разговор, который она собралась прервать.       — Разведка доложила, что Райкаге и его приспешники разбили лагерь близ границ Страны Скрытых Водоворотов, так что вряд ли он намеревается отделиться и присутствовать на собрании.       — Ожидаемо, — тихо ответил Какаши.       — Что будешь делать?       — Ничего. Нужно, чтобы Гаара и Мей в этом сами убедились и остались нашими союзниками.       — А старик Цучикаге? — спросил Аоба.       — Он пока тёмная лошадка, не уверен. Подозреваю, что Ооноки решит всё в последний момент.       — Тогда, полагаю, и территория для сражения уже нашлась. Хорошо, что Узушиогакуре давно в руинах: не надо никого эвакуировать и опасаться разрушений.       — Обсудим это после собрания Каге, — точно не настроенный на какие-то серьёзные беседы, ответил Какаши. — Увидишь где-то Шикамару — передай, что я просил отчёт со всех жучков Шино, которыми он записывал происходящее на нашей миссии.       — Понял, отдыхай.       Шаги Аобы стали стремительно приближаться к двери, и Шизуне успела ловко отскочить в сторону, чтобы не показалось, будто она подслушивала. Они обменялись молчаливыми кивками в качестве приветствий, и Ямаширо без лишних комментариев отправился по своим делам, даже не закрыв за собой дверь, чем воспользовалась Като, пригласив себя внутрь кабинета без стука. Хатаке наблюдал за деревней, повернувшись спиной к входящим, что немного успокоило её нервы: его взгляд всегда заставлял нервничать, будто Хатаке умел мастерски читать мысли или был настолько проницательным, что узнавал о причине чьего-то визита по запаху. Она прикрыла дверь, чуть прочистив горло, привлекая внимание Какаши, и если не получится, то таким способом Шизуне хотела хотя бы намекнуть, что он в кабинете не один. Кресло чуть повернулось, и он взглянул на неё.       — Неожиданно, — легко прокомментировал он, улыбнувшись под маской.       — Простите, Какаши-сама, что беспокою вас, — продолжила Шизуне, подступив к столу.       — Что ты, ни в коем случае, — вежливо ответил он. — Чем могу помочь?       — Я с вопросом личного характера… — замявшись на секунду, ответила Като. — Можно?       — Разумеется, что у тебя произошло?       — Не у меня, Какаши-сама. У вас.       Его брови на мгновение сдвинулись, будто он пытался понять, что конкретно она имела в виду: видимо, у него столько личных проблем, что трудно определить, какая из них находилась на линии огня в этот раз. Осознание того, в каком морально убитом состоянии сейчас Какаши, заставляло сердце Шизуне биться с грустью, болезненно и наполняло душу стремлением помочь ему хоть как-то, излечить от этой пропитанной гноем язвы, что медленно разъедала его сущность. Он не заслужил предательства, тем не менее стал жертвой такого поступка любимой женщины. Поэтому Като мысленно оправдывала своё решение принципом «око за око»: предательством Сакуры она лишь отплатит за торчащие в спине Хатаке невидимые ножи.       — У меня? — переспросил он как-то сухо.       — Не хочу показаться бестактной, но мне хотелось бы услышать от вас правду обо всём этом недоразумении с Сакурой, — собравшись с духом, выпалила она. — Почему вы с ней уже месяц не можете поговорить, ссылаетесь на какие-то глупости? Почему разрушаете то, что так долго строили, что вам так к лицу? Я совершенно не понимаю логики происходящего…       — Ты и не должна, — резко ответил Какаши, в его чёрных глазах отражался лишь холод. — Со всем уважением, Шизуне, это не твоё дело, поэтому, будь добра, не вмешивайся.       Действительно, что-то её занесло немного, что даже стало на секунду стыдно за своё поведение, но потом Като вспомнила, зачем пришла: уж точно не для того, чтобы раскрыться Хатаке, а чтобы помочь ему прозреть и увидеть происходящее у него за спиной. Он мог не делиться с ней причинами своего поведения, но она всё же озвучит то, что в некотором роде пообещала сохранить в секрете, потому что этот безумный цикл необходимо прервать. Успокоив дыхание и сердцебиение, что слегка сорвались от избытка эмоций во время сказанного, Шизуне мысленно собралась, бесстрашно ответив на его апатичный взгляд. Какаши крайне незаинтересованно наблюдал за ней, дожидаясь объяснения происходящего. Она заявилась к нему в кабинет и, словно обезумевшая женщина, взялась требовать объяснений, обвинять чёрт знает в чём. Като понимала, что выставила себя не в лучшем свете, поэтому намеревалась всё популярно разложить по полочкам.       — Ко мне вчера вечером в больницу приходила Сакура, — сдержанно и чётко начала она. — Попросила сделать анализ крови.       — Зачем? — Упоминание Харуно не подействовало, он спросил будто из вежливости.       — Ей нездоровится, и, чтобы развеять или подтвердить свои догадки, она попросила помощи.       Сглотнув волнение, Като потупила глаза, на секунду усомнившись в том, что почти сказала. Неужели она способна поступить так с лучшей подругой только потому, что та помолвлена с мужчиной, который нравился Шизуне? От этих мыслей на душе стало гадко. Она ведь не такая, но почему-то подчинялась худшим инстинктам и была готова заложить Харуно только потому, что не соглашалась с её выбором партнёра, — нет, даже не так, потому что тайно осуждала Сакуру за то, что та решилась поступить так, как Като никогда бы не хватило мужества. Но пути назад уже не было: Хатаке выжидающе смотрел на неё, уставший, не подозревающий, насколько переменится его отношение к Сакуре через несколько минут. Вдохнув полной грудью, Шизуне отважно выдержала его взор, больше не в силах топтаться на месте.       — Согласно бумагам из лаборатории, Сакура в положении, примерно на четвёртой неделе.