If everything would just stop Then maybe I could collect my thoughts If everything would stand still I could’ve hidden how lost I feel. Если бы всё просто остановилось, Тогда я, может, собрался бы с мыслями. Если бы всё замерло, Я мог бы скрыть, насколько потерянным себя чувствую. Linkin Park — What We Don’t Know
Саске слепо таращился куда-то в одну точку, перед глазами был лишь размытый оттенок одежды Хатаке, невыразительный, с каждой секундой исчезающий. Слегка потеряв счёт времени, Учиха в какой-то момент мысленно отметил, что это больше не имело значения: последние слова Какаши перевернули его реальность, и он точно стремглав летел в пропасть, не мог остановиться, не видел, за что можно зацепиться, чтобы замедлить внутреннее падение в пустоту. Сакура ждала от него ребёнка. Эта фраза застряла во внезапно опустевшей голове Учихи, отбивалась гулким звуком от стенок, наполняла тело тяжестью, что мешала двигаться, блокировала дыхательные пути, отчего Саске испытывал в груди непривычную боль. Чем дольше он молчал и впитывал эту новость, тем лучше понимал, что эта информация в нём вызывала двоякие чувства — счастье и страх. То, что он в мире больше не единственный из клана Учиха, застало Саске врасплох. Он чувствовал, как в онемевшей груди что-то трепетало, словно небольшая пташка, запертая в клетке, что стремилась вырваться на свободу. В кровь внедрился адреналин, и сердцебиение заметно участилось: Саске не понимал больше, что испытывал в этот момент, но эти эмоции влияли на него совершенно неожиданным образом. Хотелось отправиться к Сакуре и молча обнять, ведь теперь судьба вернула ему то, что в прошлом забрала, — семью. Разумеется, Учиха надеялся возродить клан, но хотел повременить с подобными поворотами в жизни до окончания неразберихи с Райкаге, и то не сразу, так сказать, может, через год-два, чтобы у него хотя бы была крыша над головой в этом мире. Да и Сакура всегда была единственной женщиной, достойной носить фамилию Учиха, поэтому выбор спутницы жизни подсознательно давно пал именно на неё. Необычная радость, что поселилась в душе Саске, согревала изнутри и расползалась по коже, будто невидимый слой тёплой воды, поглощая его полностью. Он не знал, что делать и куда бежать, ведь хотелось развернуться и броситься на поиски Сакуры, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке, ведь он помнил о её неважном самочувствии, помнил, как повременил с тем, чтобы обратиться к кому-то за помощью или привлечь внимание. В рассуждениях Учиха полагался на слова Сакуры, ведь если она говорила ему, что всё в порядке, то причин сомневаться нет, и всё же нужно действовать так, как подсказывала интуиция: он ещё на той неделе должен был настоять на осмотре врача. Однако самобичевание из-за отсутствия опыта в отношениях с девушкой ничего не решит. Исход всё равно останется одинаковым: они с Сакурой станут родителями, и от одной мысли об этом Саске испытывал лёгкое головокружение от волнения. Но эта яркая вспышка искреннего счастья быстро покрылась туманом, который оседал вокруг мыслей воодушевившегося Учихи вместе с осознанием, насколько несвоевременно всё произошло и каков риск не только для Сакуры, но и для ребёнка. Он ни за что на свете не откажется от наследника своего рода, но чисто машинально Саске начал искать выход из ситуации, которую они создали, и этому есть несколько причин. Он ненавидел себя за то, что не мог насладиться этой новостью сполна, за то, что не мог, как обычный человек, отбросить проблемы и тревоги, чтобы отправиться к девушке, которая носила под сердцем его ребёнка, и обнять её. Точно нарочно его разум отыскал причины, по которым Саске в своей нелюдимой манере начал обдумывать худшее, что могло произойти, если вдруг информация о беременности Харуно просочится во вражеский лагерь. Выдохнув застрявший в груди воздух, он, словно во сне, несколько раз моргнув, сфокусировал взгляд на стоящем напротив Хатаке; тот выжидающе смотрел на него, и было не совсем понятно, сколько времени прошло с мгновения, как эта новость прозвучала в комнате. Вряд ли Какаши ждал от него каких-то слов, тут и так всё понятно: они с Сакурой предали его, в этот раз не как наставника или друга, а чисто по-человечески, ведь можно было сделать всё иначе, но Саске предпочёл не вмешиваться не в своё дело; наблюдение со стороны в последнее время было его самой большой ошибкой, ведь за несколько прошедших минут он отметил уже два случая, когда ему стоило вмешаться, что-то сказать, поступить по совести. В разорванных отношениях и канувшей в пропасть помолвке Хатаке виноват он, и за это Саске обязан извиниться перед человеком, который столько лет помогал ему выживать в этом мире и сохранять адекватность в камере заточения. Сжав пальцы в кулаки, Учиха протяжно вздохнул, приподняв голову, словно хотел взглянуть на потолок кабинета Хокаге. Его не смущали предстоящие слова — больше хотелось опустошить уголки разума, в которых скапливались причины для опрометчивых решений. Хатаке всё молчал, что начинало немного убивать Саске. — Извини, — вполголоса начал он. — За все хлопоты, что я причинил, за всё, что сделал. — Тебе хватило мужества признать это, — хмыкнув, не сразу ответил Какаши. — Похвально. — Тебе больше незачем выгораживать меня, я разберусь со всем на собрании Каге. — Как ты намерен поступить? — насторожился Хатаке. Ему на мгновение захотелось сделать жизнь Саске невыносимой — это был чистый импульс и вызван ревностью, предательством, ведь Какаши до последнего не мог подавить желание врезать последнему из клана. Необходимо выплеснуть скопившиеся в нём эмоции, но не хотелось терять лицо, опускаться до мордобоя, когда положение давно было неисправимым: ещё до новости об измене Сакуры он понимал, что они вряд ли смогут продолжать эти отношения, ставшие фарсом и тяжестью для обоих. Наверное, даже хорошо, что она нашла общий язык с Саске и они смогли возобновить эту связь, даже укрепить её совершенно неожиданным поворотом — ребёнком. Можно бесконечно презирать и ненавидеть Учиху за то, что он предал его доверие и надежды, но в итоге чего Какаши добьётся подобными мыслями и настроением? Он не хотел жить ненавистью, ведь даже стоящий перед ним Саске понял, что это самый худший путь, который можно избрать. Чего Хатаке боялся — повторения истории, ведь в прошлом Учиха уже наведался на подобное собрание Пяти Каге, и его целью была уж никак не мирная беседа с предводителями наций. Он явился, чтобы порешить Данзо за то, что старик сделал его клану, и когда Саске в гневе — он не видел препятствий. Поэтому Какаши хотел знать, что конкретно задумал наследник, ведь не хотелось, чтобы это собрание превратилось в кровавую месть Учихи. В одном можно быть уверенным — Райкаге вряд ли заявится в Коноху, но это не значило, что Саске пощадит тех, кто держался нейтрально и совершенно не подвергал его и Сакуру опасности. Признаться, Какаши боялся, что, услышав от него новость о ребёнке, Саске, жаждущий любым способом защитить свой род, свою семью, поступит нерассудительно, так, как посчитает нужным ради безопасности Сакуры. Он вряд ли станет думать о последствиях своих поступков в момент их совершения. — Я хотел предложить Каге сделку, чтобы очистить репутацию Сакуры, но теперь в свете новости, думаю, этого будет недостаточно, — спокойно ответил Учиха. — Поэтому?.. — Я готов обменять свою жизнь на помилование Сакуры и… нашего ребёнка. Подобной самоотверженности от Саске он совершенно не ожидал. Это показывало, насколько Учиха вырос морально, что он ценил и как смотрел на этот совершенно чужой и враждебно настроенный к нему мир. Саске действительно любил и уважал Сакуру, настолько, что был готов отдать ради неё всё, что имел, — позволить Райкаге собственноручно казнить его, с учётом явного преимущества в сражении. Он сложит меч, если это гарантировало жизнь Сакуре и их ребёнку, ведь существование последнего вычёркивало из списка требований верховного суда последнее наказание: род Учихи должен закончиться на Саске. Сегодняшний день изменил мир. Саске не хотел больше убегать или как-то дурачить судьбу, и он определённо мыслил лишь о том, как мог обезопасить самое дорогое, что у него теперь было, ведь до недавнего времени он был полностью изолирован от людей, жил в четырёх стенах и обрёл счастье слишком неожиданно, чтобы по глупости бросаться такими словами в присутствии Хокаге. Тем не менее каким бы благородным этот поступок ни казался, Какаши не был с ним согласен. Слова Саске заставили его в очередной раз испытать приступ гнева. Не было ничего похвального в том, что он собирался оставить любимую женщину одну с ребёнком в мире, где их будут считать изгоями, ведь фамилия Учиха навеки погрязла в тёмном прошлом, в трагедиях и Проклятии Ненависти, которое Наруто удалось развеять перед смертью, но это не значило, что кровь Саске и его наследников не закипит, окажись они в определённых способствующих этому обстоятельствах. Даже если Райкаге согласится на сделку с Саске, это не гарантировало безопасность Сакуры и ребёнка. Как показал опыт с вердиктом верховного суда — всё можно подкорректировать посредством шантажа или подкупа, а значит, любой договор, который Учиха заключит с Каге, продержится лишь определённое время, пока кому-то он не станет выгодным, к примеру тому же Эю, если тот вдруг сочтёт ребёнка Саске опасным для общества. Как Учиха мог даже допустить мысль оставить Сакуру одну в такой ситуации? Какаши ощущал, как в груди что-то стремительно нагревалось, закипало. — Это не решение, — наконец сронил он. — Я уже всё продумал, — ответил Саске, уставившись куда-то вдаль. — О Сакуре ты подумал? — Она будет в безопасности… — Я не об этом, — прервал его Хатаке. — Каково ей будет растить ребёнка в одиночку? Неужели ты для неё хочешь именно такого будущего? — Они ни в чём не будут нуждаться, — чуть раздражённо начал Саске. — Как знать, ты ведь собрался принести себя в жертву и вряд ли насладишься результатом своей стратегии, — чуть повысив голос, прервал его Какаши. — Это не решение проблемы, ты просто от неё убегаешь, Саске. Встретив его раздражённый взгляд, можно было отметить, что всегда уравновешенный и рассудительный Хатаке терял терпение. Учиха понимал его слова: подобная сделка с Райкаге ничего не гарантировала, и Саске, отдав жизнь за дорогих ему людей, даже не увидит, что случится, после того как пожертвует собой. Его решение было пропитано идеологией, которая никогда не была ему присущей, ведь Учиха всегда поступал одинаково: он рубил с плеча ради достижения цели. Сейчас его цель — лучшее будущее для Сакуры, и, как прояснилось, для его ребёнка тоже. Он раньше, может, считал, что, приняв на себя весь удар и вину, поможет Харуно вернуть хоть немного привычной обыденности в рутину, но, возможно, это совсем не то, что спасёт их в данной ситуации. И, конечно же, он был согласен с Какаши: оставить Сакуру одну с младенцем в мире, где им грозит столько опасности, чудовищно и несправедливо. Он будто убегал, да, но не специально. Хотя понять Хатаке можно было без лишних объяснений. Они только что прояснили, что Сакура отказалась от своей идеальной жизни ради Саске: она, наверное, могла вернуться к Какаши и всё же стать женой Хокаге, сохранить своё уважаемое положение в обществе и забыть общение с ним, как страшный сон. Несомненно, Хатаке, невзирая на измену и боль, продолжал испытывать к ней какие-то особенные чувства, желание защищать и поддерживать, поэтому злился, ведь знал, какой могла быть жизнь Сакуры с ним, но какой разворачивалась рядом с Саске и что тот потенциально уготовил для неё в будущем соглашении с Райкаге. Несомненно, его гнев оправдан: он всегда старался ограждать и оборонять Сакуру от любых невзгод, особенно после гибели Наруто, и сейчас все его старания шли насмарку из-за личных планов Учихи. Отчасти Саске понимал, почему Сакура не торопилась к хорошей жизни: вполне вероятно, что её такая тщательная охрана душила, и осознала она это, только когда рискнула и помогла ему с побегом. Она была сильной и способной куноичи, одной из лучших в этом мире, умной и уж точно не нуждалась в излишней опеке. Оказавшись в золотой клетке, она некоторое время наслаждалась безмятежностью, но потом поняла, что жить так не могла. В этом Саске видел ещё одну схожесть между ними: какой бы порядочной и хорошей девушкой Сакура ни пыталась показаться, она любила запах поля битвы и бурлящий в крови адреналин. Домашняя и спокойная жизнь не для неё — именно поэтому, когда представился шанс, Харуно ослушалась и сбежала вместе с ним навстречу неизведанности. Учиха ну никак не мог повлиять на мятежный дух своей избранницы, ведь именно эту черту характера любил в Сакуре: она не была слабой женщиной, тихо смирившейся с домашними обязанностями, подчинившейся монотонной рутине. Но всё же именно последнее, что сказал Какаши, ощутимо задело гордыню Саске, потому что он никогда не считал себя трусом, а подтекст, вложенный в ту фразу, точно на это и указывал, подчёркивал, как выглядели намерения Учихи в глазах его собеседника. Он не убегал, не бросал ведь Сакуру умышленно, потому что не хотел нести ответственность за ребёнка или просто не хотел больше участвовать в этом балагане, в который медленно превращалось всё вокруг. Признаться, Саске было с каждым днём всё сложнее придерживаться нейтралитета во всём происходящем, и он поступал так лишь из уважения к Хатаке и нежелания причинить ещё больший вред Харуно. Его можно было обзывать как угодно — предателем, убийцей, но никак не трусом. Всматриваясь в чёрные глаза Какаши, Саске чувствовал, как медленно вскипала в нём злость. Он был признателен Хатаке за всё, что тот сделал для него и для Сакуры, но, по всей видимости, эти товарищеские услуги закончились, и, если рассуждать честно, — это справедливо. — Если бы хотел сбежать, меня давно бы здесь не было, — чётко и с холодом в голосе промолвил он, спонтанно решив продемонстрировать Какаши то, о чём бывший наставник ещё не знал. За спиной Учихи начал по его команде формироваться небольшой проход из чёрно-фиолетовой эфирной субстанции, что спирально извивалась по кругу, образуя портал в одно из измерений Кагуи. Их беспрерывный визуальный контакт нарушился, когда Хатаке заметил это необычное явление, с удивлением вскинув брови, правда, не прокомментировав происходящего, словно новая способность Саске совершенно не впечатлила его, хоть это было не так, потому что Учиха заметил, как напряглись плечи Какаши, руки машинально поднялись, будто он предчувствовал опасность. Портал растянулся достаточно широко, и можно было увидеть, которое из измерений находилось по ту сторону прохода: облачный кислотно-жёлтый небосвод и коричнево-красные дюны указывали на гористое центральное измерение, что связывало все остальные измерения Ооцуцуки. Если бы Саске пытался сбежать, у него было бы больше возможностей, чем желания. — Когда ты успел… — Недавно, — ответил Учиха. Изучая портал, что образовался посреди его кабинета, Какаши старался не замечать витающие вокруг них от порыва воздуха листы бумаги, что напоминали подбитых белых птиц, бросающихся из стороны в сторону. Он понимал, на что намекал Саске: путей к отступлению у него было больше, чем все подозревали, и единственное, что его удерживало в деревне, — это Сакура. Он хотел быть рядом с ней и хотел отдать за неё жизнь, если понадобится, что было весьма благородно, но не обязательно. Хатаке давно рассуждал о том, как поступить после собрания Каге, ведь определённая картина уже складывалась и необходимо быть готовыми к стычке с Райкаге на территории Страны Водоворотов, откуда происходил род Узумаки. Вспомнив о Наруто, Какаши вдруг осознал, откуда в Саске мог появиться этот импульс к самопожертвованию. Наверное, он руководствовался опытом прошлого, когда дорогие ему люди отдавали за него жизнь: Итачи за безопасность брата принял пожизненную ношу отступника и смерть от руки дорогого ему человека, а Наруто в попытке спасти Учиху погиб, не отступился от убеждений и мировоззрения. — Раз ты ступил на этот путь, — чётко и ровно промолвил Какаши, — то веди себя достойно, как мужчина. — И что это должно подразумевать? — безразлично спросил Саске. Он старался не соблазняться прямым выходом из ситуации, который создал за спиной, потому что понимал, как именно этот поступок подтвердит слова Хатаке. Саске не был бесхарактерным, убегающим от малейших проблем человеком. Он встречал всё напрямую, но в некоторые моменты ему хотелось сбежать от мира, в котором оказался пять лет спустя, скрыться в спокойном уголке, где его никто бы не потревожил, и всё обдумать. Учиха не боялся проблем, просто чувствовал себя истощённым всей этой волокитой и разжёвыванием глупых законов, политики и попыток угодить каждому вовлечённому в конфликт шиноби. Именно поэтому он в прошлом предпочитал действовать в одиночку, с минимальной поддержкой избранных им лично товарищей — Карин, Джуго и Суйгецу. Раз его план о помиловании Сакуры заведомо отклонил сам Хокаге, то лучше, чтобы у Какаши было чёткое построение действий, на случай если бессмысленные трепания языком на совете не помогут, потому что Учиха медленно терял терпение. В какой-то момент он просто возьмёт Сакуру, и они растворятся в тёмном вихре портала, оставив всю эту чушь в данном измерении. Они могли бы переждать некоторое время в одном из более безопасных миров Ооцуцуки, а затем вернуться сюда, чтобы потеряться в неизведанных землях за Страной Ветра или на юге, на одном из островов. Такой вариант всё больше нравился Учихе, и он с ухмылкой поднял на Хатаке взгляд, дожидаясь ответа на свой вопрос. Он должен вести себя, как мужчина, так пусть растолкует, что именно это значило, ведь наглядного примера Хатаке подать почему-то не смог. — Любовь такой особенной девушки, как Сакура, — бесценна. Ты каждый день будешь вынужден доказывать ей, что заслуживаешь оберегать её сердце, — промолвил Какаши. Его сердце, казалось, было закопано где-то глубоко под землёй вместе с чувствами, которые он когда-то испытывал к Харуно. Он за последний месяц хорошо справлялся с самообладанием относительно данной темы, мысленно и душевно настраивался на то, что ему в скором времени придётся опустить занавес глупого спектакля. Какаши понимал, что во многом ошибался, и ему не хотелось, чтобы Учиха в своих первых настоящих отношениях с женщиной пошёл по той же тропе, ведь раз уж сама вселенная сводит этих двоих окольными путями, то противостоять подобному осознанию сложно. Он не хотел поучать Саске — тот не любил выслушивать нотации, — но всё же некоторые важные аспекты того, во что Учиха по любви ввязался, можно обосновать. Самым главным Хатаке считал понимание, которым Саске и Сакура уже овладели: по крайней мере, эту черту их отношений Какаши заметил моментально, ещё на Острове Гор. Помимо этого, Саске поддерживал её рвение к свободе, ведь в своё время Хатаке допустил в этом моменте ошибку, за которую расплатился. Не хотелось как-то смущать Учиху, который всё ещё демонстративно держал портал открытым, точно обдумывал своё будущее, что отсюда могло пойти одной из многих дорог, но выбор был настолько очевидным, что Какаши даже не хотелось загадывать. Саске останется в деревне рядом с любимой девушкой и продолжит защищать своё маленькое счастье от врагов. Самое главное — отговорить Учиху от стремления чем-то пожертвовать для достижения этой цели, и, кажется, Какаши этого смог добиться, как минимум повлиять на ход мыслей Саске, чтобы тот сам пришёл к подобному умозаключению. Отдав жизнь, что было вершиной благородия и демонстрации чувств Учихи, он ничего не изменит. Этим нельзя что-то гарантировать, лёд в сердце Райкаге не растает после самопожертвования врага. Саске должен вырвать свою семью из лап недруга, и у этого поступка будут последствия, ведь в жизни нельзя добиться желанного, при этом сполна не заплатив. — Она любит тебя и отдала тебе всё, что имела, в том числе своё светлое будущее со мной. — Я не просил… — И не надо было, — отрезал Хатаке, отметив, как портал за спиной Саске заметно уменьшался. — Я принял поражение, невзирая на неприятность ситуации, и хочу, чтобы ты был Сакуры достоин и вёл себя, как мужчина. Она достаточно в жизни настрадалась и заслуживает счастья. Больше не стану причитать, ты сам всё понимаешь. Саске с удивлением взглянул на отвернувшегося к рабочему столу Хатаке, отметив, что тот будто избегал прямого зрительного контакта. Нелегко было услышать подобное от Какаши, и, судя по слегка отстранённому поведению, эти слова дались ему крайне сложно, ведь, по сути, он склонил голову и принял это поражение очень благородно, невзирая на ножи, вонзённые в спину обоими учениками. За такое образцовое поведение в противоречивой ситуации Хатаке был достоин ещё большего уважения в глазах Саске, но, дабы не смущать обоих, тот поспешил воздержаться от лишних слов. Осмотрев комнату, усеянную листами бумаги, которые плавно падали на поверхности после вызванной порталом ветреной завесы, Учиха лишь молча сжал пальцы в кулаки, отвернувшись к выходу. Он знал, куда именно должен направиться, и с первым шагом в коридор поспешил отыскать сенсорными способностями Сакуру, лицо которой жаждал увидеть больше всего в этом мире. Раз уж Хатаке намекнул, что мирная жертва не выход, Саске будет сражаться за свою семью без угрызений совести за тех, кто погибнет в этом противостоянии, ведь вряд ли в завершении все останутся полностью довольны тем, как всё повернётся для победителей.***
Как только дверь захлопнулась, Какаши опустил листы бумаги, что собирал чисто машинально, чтобы намекнуть Учихе, что их разговор окончен; те разлетелись по полу, скрываясь из виду где-то под диваном, что совершенно не беспокоило Хатаке. Он стоял посреди рабочего кабинета, в котором будто пронёсся ураган, не обращая внимания на беспорядок, потерявшийся в мыслях и чувствах, которые вдруг нахлынули на него после неловкого разговора с Саске. Было непросто признать поражение, хоть они особо и не соревновались за сердце Сакуры, но последние месяцы стали именно таким состязанием, просто Хатаке этого не понимал до последнего, действующий как-то односторонне в этом вопросе, лишь на этой неделе всерьёз задумавшийся о возможности такой окончательной точки в их с Сакурой отношениях. Он, как мог, дал понять Саске без лишних душераздирающих речей, что не винил его в том, что всё так повернулось. Единственными ответственными за всю кашу были Какаши и Сакура, откровенная беседа с которой всё ещё должна состояться, и теперь уже нет смысла оттягивать это неприятное мгновение. Им давно необходимо поговорить по душам, но рутина комфорта, глубины чувств и понимания была слишком притягательной и нужной обоим, чтобы глядеть на вещи трезво. Возможно, они послужили друг другу той необходимой опорой в определённый отрезок жизни, а после разошлись разными дорогами: она покинет страну вместе с Саске, если Хатаке правильно уловил настрой Учихи, а он останется здесь и сосредоточится на своей должности Хокаге, чтобы максимально отдаться державе и своим подданным. Наверное, так было правильно, и осуждать кого-то за предательство нет смысла. Никто не безгрешен. Однако это не значило, что Какаши спокойно и незаметно принял глубокий удар от руки любимого человека. — Хокаге-сама, я тут… Вошедший без стука Шикамару запнулся, замерев в проходе. Он спешил с очередной стопкой разных нюансов собрания Каге, что должно было состояться в конце недели, и от увиденного даже забыл, что хотел сказать. Посреди комнаты рядом с рабочим столом неподвижно стоял Хатаке, устремивший взор куда-то вдаль, точно застывший в прострации или размышлениях. Все документы были разбросаны, словно по кабинету пронёсся вихрь, не задевший лишь последнего воина в поле. Слегка недоумевая, что тут произошло, Нара осторожно подступил ближе к Хокаге, осматривая помещение, точно ожидал увидеть за спинкой дивана замаскировавшегося врага. — Что произошло? — спросил он, остановившись рядом с Хатаке. — Жизнь, — кратко ответил тот. — Смею предположить, что вы побеседовали с Сакурой и она отбыла не в лучшем духе? — Саске, — как-то сухо исправил Какаши. — С ней поговорю завтра. — Понятно, — поджав губы, кивнул Шикамару и нагнулся, чтобы собрать разбросанные бумаги. Очевидно, затянувшаяся на месяц игра в молчанку наконец подходила к логическому завершению и за это нужно благодарить только дух бога всех шиноби этого мира. Шикамару совершенно не удивился такому повороту — всё же было в некоторой мере приятно осознавать, что личная драма этой троицы устаканится до начала собрания Пяти Каге, чтобы работа Хатаке была полностью отделена от его личных чувств по отношению к бывшим ученикам. Это, конечно, могло сыграть с ними в злую шутку, ведь Хокаге на почве эмоций мог и вовсе решить, что Страна Огня не будет защищать Учиху и Харуно, лишь сделает заявление о проделках Райкаге и подметит как тот манипулировал событиями, в финале которых Саске оказался на свободе. Именно такое участие в дебатах, если честно, было оптимальным в сложившихся обстоятельствах. Шикамару не хотел втягивать даже половину шиноби Листа в эту передрягу с Райкаге, но это не ему решать. — Шикамару, вызови ко мне отца Сакуры. — Зачем? — сорвалось с языка у Нары. — По личному делу. — Только его или… — Только Кизаши, — подтвердил Хатаке, наконец оторвав взгляд от пейзажа за окном. — Хорошо, только уберусь… — Немедленно, — помотал головой Какаши. — Оставь это, я сам. Исполняй приказ. Отметив перемену в голосе Хокаге, ведь тот стал почти механическим, пропитанным безразличием и холодом, Нара молча подчинился и поспешил покинуть неубранный кабинет. Он пытался понять, что конкретно произошло, без откровенной беседы с Какаши, которой просто не бывать, ведь тот не обязан делиться личным с первым помощником. Но, судя по тому, кого Хатаке вызывал на ковёр, дело касалось их с Сакурой помолвки. Вероятно, он лично хотел сообщить её отцу, почему так повернулись события, и намекнуть, в чём проблема такого непредвиденного решения. Сказать, что Кизаши-сан расстроится, — это ещё слабо, но мать Сакуры всё же устроила бы скандал в резиденции после услышанного, видимо, поэтому Какаши и хотел побеседовать лишь с главой семьи Харуно. Как-то странно, что они узнают раньше, чем Сакура, но, опять же, Шикамару не знал, в чём причина этого приказа, да и порыв сочувствия к бывшей однокласснице у него давно притупился. Нара подозревал, что Учиха высказался насчёт своего личного плана на время собрания Каге и они что-то не поделили, но всё же это просто домыслы, без подтверждающих фактов и прямых цитат всех участников конфликта. Выбравшись на улицу, Шикамару поспешил в сторону дома семьи Харуно, который помнил ещё с детства. Ему было неприятно это осознавать, но он действительно больше не сочувствовал Сакуре, ведь она всегда имела полноценный контроль над своими решениями, а это значило, что все её бесчисленные беды и невзгоды были лишь прямыми последствиями определённого выбора. Она, видимо, сама это хорошо понимала и, к счастью, не навязывалась со слезами и полуночными разговорами к Темари на тему несправедливой жизни. Кто-то мог сказать, что Шикамару в своих размышлениях чуть ли не жесток, но он относился к Харуно, как к взрослому человеку, способному мыслить и поступать самостоятельно. Она в конечном счёте выбрала жизнь с нукенином в лице Саске, и на этом всем несогласным придётся коллективно выдохнуть и проглотить неприятный факт, потому что никто не вправе указывать Сакуре, что думать, какие чувства испытывать и к кому. Оставалось лишь пережить те нелёгкие недели, что могли превратиться в месяцы, когда общество привыкало к этой новости, потому что не все будут искренне поддерживать Харуно в этом решении. Найдутся в деревне те, кто будет категорически против союза Сакуры и Саске, хотя, казалось бы, кому какое дело, но даже здесь не всё решалось исключительно по желанию влюблённых. В особенности Шикамару видел таких протестующих в лице родителей Сакуры, ведь они души не чаяли в мечтах о родстве с Рокудайме Хокаге, а теперь их дочь будет ассоциироваться с самым опасным нукенином всех времён и народов. Так сказать, из князей в грязь, без возможности восстановления в обществе и с потенциально пожизненным клеймом отступников. Шикамару уже слышал режущие уши крики Мебуки Харуно, и разрешение ситуации определённо станет весьма непредсказуемым, как ему казалось. Осталось лишь дождаться.