Сильных духом подчиняет любовь

So I’ll be sorry for now That I couldn’t be around There are things we have to do that we can’t stand Oh I’ll be sorry for now That I couldn’t be around There will be a day that you will understand. И я буду сожалеть об этом времени Из-за того, что не был рядом. Иногда приходится заниматься тем, чего мы не выносим. О, я буду сожалеть об этом времени Из-за того, что не был рядом, Настанет день, и ты поймёшь. Linkin Park — Sorry for Now

      Бесконечный рабочий день подошёл к завершению, и, покидая стены резиденции, Рокудайме был рад свежему ветру, что ударил в лицо, точно пытался пробудить его после длительного сна. Сегодня часы тянулись как резина, погружая то в унылость, то в прострацию в зависимости от того, во что Какаши был втянут расписанием; из всего одно стало понятно: он ощутимо терял интерес к политическим беседам и становился равнодушен к соглашению нюансов о военной поддержке союзников Конохи. Он устал за прошедшие месяцы больше, чем когда-либо в жизни, и это чувство начинало порабощать его тело и разум. Наблюдая, как молодые шиноби, в частности Шикамару и Саске, всё разрешали сами, Какаши изредка задумывался о том, что делал в кресле Хокаге и почему до сих пор старался управлять тем, в чём создал столько ошибок.       И всё же с самого утра Хатаке занимался почётными иноземными гостями, старался вести дискуссии на собраниях относительно стратегии альянса в сложившейся ситуации, помогал решать вопросы в деревне, с которыми в дверь закрытого круглого кабинета стучались помощники Шикамару чуть ли не каждый час. Привычная рутина Хокаге была знакомой и окутывала комфортом, который исчезал, как только Какаши покидал стены резиденции. Пока он был занят работой — мысли о личном не тревожили, но вечерами, сидя в одиночестве за круглым столом и рассматривая карту соседних стран, на которой они успели обозначить множество удобных для сражений точек, Хатаке точно затягивали зыбучие пески. Он давно не оставался абсолютно один, и гулкая тишина в помещении заставляла размышлять о вещах, которые не хотелось видеть на поверхности сознания.       Самой болезненной темой, к которой сквозь крепкие барьеры самоконтроля всё стремилось пробиться сердце, была Сакура. Он скрытно наблюдал за ней на собрании Каге, пару раз даже обмолвился по привычке, чего никто не заметил, а если кто-то и осознал, что произошло, — Хатаке это совершенно не волновало. А вот Харуно тревожила его болезненным состоянием, но Какаши прекрасно понимал, что не должен вмешиваться, что лучше не подсказывать Саске, как поступать в этой ситуации, ведь они сами могут разобраться со своими проблемами. Отрубив эмоции, Хатаке всё ещё мог с пользой обдумывать жизненные сложности своих учеников, но ради своего же блага старался держаться в стороне от того, к чему больше не имел отношения.       Как-то волей случая Какаши нашёл своё спасение в компании человека, которого давно знал, ценил как товарища и друга, но доселе тесно не общался. В вечер, когда Шизуне застала его у пруда, он принял опрометчивое и эгоистичное решение: завязал с ней дружескую беседу в попытке отвлечься от душевной пустоты. После той первой встречи они пересеклись ещё несколько раз, всегда соблюдая вежливость и уважение друг к другу во время недолгих прогулок окрестностями вечерней Конохи. Затем Шизуне пригласила его на ужин. Он согласился. С тех пор Какаши возвращался в свободные вечера, как этот, в небольшую квартирку Като, чтобы не проводить время в полном одиночестве в резиденции. Признаться, он терпеть не мог свои апартаменты, после того как Сакура забрала вещи, и время в доме Шизуне проводить приятнее, чем ночевать в кабинете.       Поднявшись на нужный этаж, Хатаке неспешно подошёл к знакомой покрашенной в тёмно-зелёный цвет двери, придерживая одной рукой пакет с коричневым рисом — любимой едой Като. Он забежал по пути в небольшой ресторанчик на ближайшей торговой улочке Листа, чтобы купить что-то к ужину, потому что ему становилось неловко приходить в гости с пустыми руками — это раз, да и Шизуне всегда угощала его чем-то домашним, и напрягать её готовкой из-за своих визитов не хотелось, ведь он приходил сюда не из-за еды или просмотров телепередачи. Какаши незаметно для себя нашёл в этой девушке надёжного друга, опору, которая не позволяла ему киснуть в такой дерьмовой ситуации, и он за подобное обращение был безмерно благодарен.       Остановившись перед дверью, Хатаке вдумчиво поднял руку и трижды постучал костяшками, дожидаясь ответа; по ту сторону раздались поспешные шаги, и через мгновение, щёлкнув замками, Като отворила, приветливо улыбнувшись ему. Немного склонив голову, она заметила в руках пакет, еле слышно хмыкнув, точно иного не ожидала. Какаши, морально уставший, был рад компании ненавязчивого человека, ведь это всяко лучше гордого одиночества. В прошлом он в период подобного кризиса отстранился от всех друзей, но на ошибках нужно учиться, и Хатаке старался делать всё, чтобы не возвращаться в те нелёгкие тёмные времена. Шизуне, казалось, поддерживала его в этом, потому что принимала без расспросов странные вечерние визиты. Она улыбалась ему, всегда, а сейчас молча отступила в сторону, приглашая в дом.       — Добрый вечер, — поздоровался он, пройдя в прихожую.       — Добрый, как дела? — ответила она, забрав из его рук пакет с рисом, и скрылась на кухне.       — Неплохо, а ты как?       Он запер дверь, снял обувь и жилет, повесив его на крючок в коридоре. Эта квартирка была ещё меньше той, которую когда-то для себя выбрала Сакура: на кухне помещалось полтора человека, в гостиной диван занимал почти всё место, располагаясь напротив тумбочки и телевизора. Одна из стен была заставлена стеллажами с книгами, две двери вели в спальню и ванную комнату. Ужинали они обычно сидя на диване, разложив еду на низком столике, под звуки какой-то передачи, в которую Хатаке особо не вникал. Он просто наслаждался обществом живого человека, что в сто раз лучше вечера, проведённого в рабочем кабинете в окружении пауков и свитков. Шизуне не возражала, наверное, также без лучших планов на свободное время после работы. И когда же они докатились до такой рутины — непонятно.       — Занятой день выдался, — ответила Като, показавшись в проходе с мисками в руках. — Слышала, у вас в резиденции не лучше: Мизукаге всё же капризная дама, а на первый взгляд не скажешь.       — Мей любит привлекать внимание, что быстро поправимо, — вздохнул Какаши, плюхнувшись на диван. — А старик Ооноки всё не может принять тот факт, что молодое поколение не хуже него.       — Какаши-сама, вам что принести попить?       — Без «сама»… — вздохнул он, почти пробубнив это, а затем ответил громче: — Просто воды.       Его смущало такое обращение Шизуне, ведь они давно уже не работали вместе, да и общались свободно как друзья не первый день. Но она продолжала очень вежливо подчёркивать его статус в разговорах, словно не могла принять тот факт, что в этих стенах и даже за их пределами они могут не играть с формальностями. Наверное, всё дело в многолетней привычке, и это исправит только практика и время. Хатаке покосился на вернувшуюся в комнату Като, отметив, что в домашней одежде она выглядела совершенно иначе, непривычно, хотя в её футболке и спортивных штанах не было ничего нестандартного. Видимо, проблема в том, что Какаши особо никогда не проводил с ней столько времени, чтобы привыкнуть к ожидаемым переменам в гардеробе.       — Говоришь, в больнице тоже суматоха была?       — Да, половина детей с весенней аллергией, вторая — прививки. Несколько несчастных случаев, без Сакуры очень сложно держать планку, ведь замену такому специалисту сложно найти.       Она принялась искать интересующую передачу, словно имя Харуно было чем-то обычным и маловажным в этой обстановке, — поведение, за которое Какаши был признателен. В последнее время люди, когда узнавали о разрыве помолвки и отношений с Сакурой в целом, старались не упоминать её имени в разговоре, будто боялись, что это задевало Хатаке, злило или, наоборот, наводило тоску, усугубляло депрессию, ещё что. А вот Шизуне, напротив, размышляла о подруге так, точно ничего не случилось: она не собиралась жалеть Какаши, что делало их нечастое совместное времяпрепровождение лёгким и приятным. Непринуждённость её обращения была заманчивой, подкупала, и это заставляло возвращаться ради ничем непримечательных вечеров, как этот.       — Она, кстати, приходила ко мне, — внезапно продолжила Като, притихнув после сказанного.       — И что? — вскинув брови, устало спросил без заминки Какаши.       — Насколько я поняла, Саске настоял на осмотре из-за её паршивого самочувствия.       — Я заметил, да.       — Удивлена, что он обеспокоен, не думала, что…       — Что он способен заботиться о ком-то, кроме себя? — хмыкнул Хатаке.       — Да. Никогда в нём не видела никого, кроме нукенина и убийцы…       Он совершенно не понимал, почему они вдруг начали беседовать на эту тему. Какаши не испытывал дискомфорта от упоминаний имён Саске и Сакуры, предварительно позаботившись о своих чувствах, заперев их за семью замками, чтобы не поддаваться печали и боли, он мог совершенно спокойно обсуждать дела с учениками напрямую, с кем-то другим также не избегал разговоров. И всё же Шизуне впервые напрямую упоминала Учиху и как-то озвучивала своё мнение о нём. Хатаке не удивился: лишь немногие в этом мире знали, что Саске на самом деле способен на заботу о ближнем. Просто дурная слава, созданная им же в прошлом, перекрывала всё хорошее в его характере, заставляла людей думать, что он лишён положительных качеств. Сакура, сблизившись с ним, как раз помогала пробудить все эти давно забытые инстинкты.       — Так как прошёл осмотр? — нарушил тишину Хатаке спустя несколько минут.       — Нормально, — ответила, чуть нахмурив брови, Шизуне. — Сакура прекрасно понимает, что с ней происходит. Это временные трудности, с ребёнком всё хорошо.       — Какого рода трудности?       — Медицинская тайна, — усмехнувшись, ответила Като, покосившись на него.       Она действительно не могла рассказать, даже если бы и хотела успокоить Хатаке. Он виду не подавал, но ему было необходимо быть в курсе всего происходящего — черта характера Хокаге, заботящегося о своих подданных, в этом случае первых и единственных оставшихся учениках. Да и не исключено, что ему неприятно слушать о беременности Сакуры, ведь повернись судьба иначе — счастливым отцом мог бы быть он, а не Саске. Нахмурив брови, Шизуне переключила канал, даже не заметив, что именно отображалось на экране. Она слишком быстро привыкла к этому комфорту рядом с Хатаке, а потом будет больно, ведь было совершенно понятно, что он к ней не испытывал никаких чувств, кроме дружеских. В этом и заключалась вся жизненная проблема Като.       Казалось бы, путь к завоеванию Какаши открыт: Сакура действительно наведывалась к ней вместе с Саске, и он правда беспокоился о самочувствии матери своего ребёнка — факт, что удивил Шизуне до глубины души. Оказалось, что Учиха не знал о генетических аномалиях в кланах с сильным Кеккей Генкай и как это сказывалось на Сакуре, у которой в ДНК не было ничего необычного. Объяснив, что к чему, Шизуне предложила экспериментальный метод лечения, скорее, способ улучшения самочувствия Харуно, пока организм не привыкнет и не отыщет выход сам. Та согласилась попробовать, и на этом они покинули кабинет Шизуне, оставив её с горсткой разочарования и горечи о собственной жизни. Даже чёртов Учиха удостоился любви, незаслуженно, как она считала, но тут уж против судьбы не попрёшь — они с Сакурой единое целое, и, понаблюдав за ними во время визита, Като начала это замечать, даже принимать.       Всю свою взрослую жизнь Шизуне испытывала нежные чувства только к Хатаке, но никогда ни словом, ни делом не открывалась, потому что была не уверена в себе как женщина. Она выросла под крылом Цунаде-самы, легендарной куноичи, гениального медика, обладательницы необычной внешности, от красоты которой мужчины ложились под ноги Сенджу, а та после смерти дяди никого к себе не подпускала. Если вечное уединение наставницы было объяснимо, то почему Шизуне повторяла её путь, она не знала. Её всегда беспокоило собственное одиночество, и она боялась последовать по стопам Сенджу в этом плане: остаться незамужней, без семьи и детей. Самое главное: у Шизуне никогда не было причин сомневаться в себе, её никто не обижал, не травмировал душу так, как это сделал Саске с Сакурой ещё в юности, или даже дядя Дан — с Цунаде-самой, не специально, разумеется, но всё же. Что-то мешало открыться, и Като сперва винила во всём Харуно.       Когда узнала, что Какаши выбрал в спутницы свою ученицу, — ушам своим не поверила. Ревность накрыла с головой, но очень быстро Шизуне поняла, что нет смысла тайно ненавидеть Сакуру, ведь никто из них даже не подозревал о настоящих чувствах Като к этому мужчине. Если она не способна переступить через собственную зажатость и показать себя Хатаке, то почему удивлялась, что его внимание привлекла другая женщина? Смирившись с положением вещей, Шизуне пыталась радоваться за своих друзей, поддерживать их во всём, особенно Сакуру, ведь для неё это были первые серьёзные отношения, ещё и с мужчиной намного старше её — Харуно поначалу была неуверенной, боялась себя и своих желаний. Като поддерживала её, как могла, — искренне, но в некоторых моментах обида и ревность, которые она думала, что подавила, мелькали.       Она не остановила Сакуру, когда та захотела отправиться в тюрьму и повидаться с Саске. Наоборот, Шизуне подтолкнула её к этому, даже не знала почему: просто хотелось неосознанно нарушить идиллию их с Хатаке отношений, ведь несправедливо, чтобы всё складывалось без заминки, точно сказочно. Она ненавидела себя за то, что поддалась пробравшейся в разум зависти, ведь затем случилось то, что случилось, и Като с тех пор мучила себя угрызениями совести, разрываясь между чувством вины и надеждой, потому что Какаши теперь свободен от отношений и она наконец могла сделать хоть что-то, чтобы открыть ему свои чувства. Тем не менее она сидела рядом с ним на диване, уже не первый раз он приходил в гости, и продолжала молчать, заминаться, стопориться, а всё потому, что не умела задействовать свою женственность, не знала, как именно продемонстрировать то, что испытывала к этому мужчине многие годы.       — Сейчас вернусь, — промямлила она и, резко поднявшись с дивана, поспешила на кухню.       Скрывшись в темноте небольшой комнаты, она обняла себя за плечи, прижавшись поясницей к столу. Нахмурив брови, Шизуне нервно поправила волосы, пожёвывая нижнюю губу в порыве волнения. Она не хотела показаться бестактной, ведь Хатаке не горевал от потери жены — Сакура не умерла, но всё же душевная рана у обоих была достаточно свежей, и если Харуно залечивала свою новым счастьем с Учихой, то Какаши приходил сюда, словно бездомный кот, который неосознанно искал тепло и ласку другого человека. Она приглашала его без задней мысли, поддерживала, как умела, но в ответ не видела в его глазах ничего, кроме пустоты. Было глупо надеяться на собственное счастье, возведённое на чужом горе, — Шизуне сама себе была противна. Она считала любовь Сакуры к Саске странной, болезненной, а сама, оказывается, не лучше: как ещё можно описать происходящее? Сколько времени уже прошло, а Като всё топталась на месте.       Краем глаза она заметила какое-то движение со стороны прохода в кухню, и в дверном проёме появился высокий силуэт Хатаке, застывший рядом с холодильником. Он подкрался тихо, точно кот, которого всегда напоминал Шизуне, наверное, удивлённый переменой в её настроении. Вздохнув, она подняла голову, вяло усмехнувшись ему, хотя в темноте это было неважно. Какаши молчал, подступив ближе. Он, должно быть, ждал, пока она сама всё расскажет, но это лишнее, ведь от слов мало что изменится. Шизуне подняла на него взгляд, отметив, что он пристально наблюдал за ней, и от этого по спине пробежал холодок: отчасти именно она виновата в его бедах и даже признаться в этом не могла, потому что боялась негодования в свой адрес. Всё ведь так хорошо складывалось, она считала, но, может, это как всегда только её фантазия — не больше.       — Всё нормально? — тихо спросил он.       — Да, просто искала таблетку от боли в голове.       — Если я мешаю…       — Нет, — вздрогнув, прошептала она, насупив брови. — Нет-нет, идём смотреть программу, а что мы хотели глянуть сегодня, не помните?..       Она отодвинулась от стола и уже собиралась обойти Хатаке, как была остановлена его рукой: он обхватил пальцами её предплечье, удержав на месте, но без физической силы. Тело само замерло, обездвиженное этим неожиданным жестом. Застыв, точно пойманная с поличным, Шизуне лишь выдохнула весь скопившийся в груди воздух, потупив взор, чтобы не смотреть ему в глаза. Не хотелось говорить о личном именно сегодня: всё раздражение собственной неспособностью это сделать выветрилось — осталась привычная неуверенность и зажатость, от которой хотелось провалиться под землю. Была бы Шизуне смелее, давно поцеловала бы его, ведь если Сакура смогла добиться немыслимого — увидеть, что скрывалось под маской, — значит, это возможно. Немного сгорбившись, Като медленно повернулась к нему, всё ещё с опущенной головой.       — Что случилось? — спросил Хатаке почти ласково.       — Ничего, — вздохнула она, ответив честно. — Просто у меня какое-то плохое предчувствие.       — Насчёт?       — Ничего конкретного…       Она покачала головой, будто просила не расспрашивать о том, что сболтнула, просто чтобы не молчать. Плохое предчувствие было отчасти правдой, но она не хотела преувеличивать или как-то тревожить Какаши в без того сложной ситуации. Прикрыв глаза, Шизуне вдруг сдвинулась с места поближе к нему, положив одну руку ему на грудную клетку ладонью вниз, а другую — на плечо, нежно обхватив пальцами сквозь водолазку; склонив голову, она прижалась лбом рядом с ключицей, замерев в таком положении, словно боялась самой себя, — о реакции на это с его стороны даже мыслей не было, ведь Като в первую очередь ошарашила собственное сознание. Она осмелилась и сделала то, что подавляла многие годы: не обняла его, но хотя бы прижалась в знак поддержки и — если Хатаке уловит скрытый подтекст — симпатии.       Сперва он никак не отреагировал, и Шизуне начала в панике думать, что было бы неплохо умереть от позора тут и сейчас, чтобы не объяснять Какаши эти внезапные порывы эмоций. Она ощущала тепло его тела сквозь одежду, вдыхала аромат его кожи, что будоражил сознание не хуже афродизиака. Като не сходила с ума, но была близка к тому, чтобы отстраниться от него и вежливо попросить распрощаться на сегодня; она рискнула и оказалась в проигрыше. Может, Шизуне просто не достойна женского счастья, может, выбрала себе не того мужчину и надо было влюбиться в Аобу, к примеру, чтобы не страдать от несбыточной мечты. Какаши для всех был загадкой ещё с детства, и пусть она провела большую часть жизни, путешествуя по миру с Цунаде-самой, — о сыне Белого Клыка Листа была наслышана даже за пределами деревни.       Наверное, лучше оставить всё как есть, не соблазняться банальными девичьими мечтами. Шизуне не знала, был ли Хатаке осведомлён о том, что она почти на год старше; осознание того, что она в таком возрасте эталон женского одиночества, огорчало. Вздохнув, Като приподняла голову с его груди, намереваясь отодвинуться, извиниться и завершить странно сложившийся вечер, как внезапно ощутила на спине его сильную руку: Какаши приобнял её в ответ на спонтанный жест, не сронив при этом ни звука. Сердце в груди Шизуне начало биться с новой силой, подпитанное волнением и удивлением. Он не оттолкнул её, не расспрашивал о причинах такого порыва эмоций — лишь молча приобнял, словно в благодарность. Не было неуверенности, неловкости или же отчуждения. Хатаке будто завис в контакте с другим человеком.       Сглотнув ставший в горле ком, Шизуне медленно подняла дрожащую руку, другой всё ещё придерживая его за плечо; она знала, что позволяла себе слишком много, но желание удостоиться той же чести, что Сакура, узнать этого мужчину в более интимном плане овладевало её окутанным туманом происходящего разумом: кончиками пальцев она дотронулась до линии его подбородка, миллиметр за миллиметром поднимаясь чуть выше, к краю ткани, что всю жизнь скрывала его лицо от мира. Прикрыв глаза, Шизуне старалась дышать спокойно, настроенная на поражение. Она даже не мечтала об этом, лишь во сне, наверное, как и любая женщина, положившая в своё время глаз на Хатаке. Но, быть может, он разрешит ей это сделать. Глупость, конечно, но Като всё же осмелилась на ещё один маленький шаг к мечте, пусть заранее понимала, что Какаши не из тех, кто подпускал к сердцу кого угодно.       Точно подтвердив её опасения, пальцы Хатаке легли поверх её, застывших на краешке маски, остановив попытку стянуть ткань вниз. В груди сердце билось неистово, ритм был настолько неровным и буйным, что Шизуне начинала испытывать головокружение от шока и неожиданности происходящего. Его ровное дыхание приглушала маска, но она слышала выдохи где-то рядом с ухом, на своих волосах, отчего по спине промчалась волна мурашек. Во что она ввязалась, подчинившись силе собственных желаний? Как теперь смотреть ему в глаза, при этом не краснея до кончиков ушей? Неуверенность и смущение медленно пробирались в кашу из мыслей и эмоций, что бушевали в голове Като. Она должна отойти от него, немедленно.       — Простите меня, я не знаю, что на меня нашло, я…       — Не извиняйся, — тихо ответил он.       Его тёплая ладонь всё ещё находилась на её спине, а другая, обхватив дрожащие пальцы Шизуне, опустила их вместе. Он не оттолкнул её, возмущённый столь наглой попыткой снять маску с его лица. Какаши выглядел уставшим, почти безразличным к своей самой главной тайне, предотвратив такой поворот скорее по привычке, чем от явного желания скрываться. В какой-то момент Като запуталась в посыле и знаках: он не подпустил её к себе, но и не оттолкнул. Сглотнув волнение, она сомкнула губы в тонкую чёрточку. Было сложно принять такое странное ограждение со стороны Хатаке, но в какой-то мере она понимала источник подобного поведения: слишком рано она провоцировала его на какое-то развитие.       — Я не хотела, простите меня. Не знаю, что за бес попутал…       — Проблема не в тебе, — спокойно ответил Какаши. — Я не могу… прыгать из огня в полымя.       — Да, конечно, я не подумала…       — На данный момент я не готов открыться новому человеку по понятным причинам, но я хочу, чтобы ты знала, что рядом с тобой мне удивительно спокойно.       — Рядом со мн…       Она неуверенным шёпотом даже не завершила мысль, подняв на него ошарашенный взгляд, в темноте не способная чётко рассмотреть в тех омутах всё, что хотела бы в такой момент. Он не признавался ей в любви, не говорил о своих чувствах, ведь, как она правильно сама догадалась, разрыв с Сакурой ударил глубоко, и Хатаке ещё нескоро разрешит себе опустить барьеры. Он был с ней откровенен и честен, за что Шизуне была благодарна; некоторые мужчины воспользовались бы положением вещей и запудрили ей мозги, наобещали бы с три короба, а она, одинокая и наивная, поверила бы в то, что было просто игрой слов. Но Какаши был откровенен: на данный момент он не мог открыться ей, но ему было приятно проводить с ней время. Вот почему он возвращался сюда, смотреть глупые телепередачи и кушать её стряпню. Кто-то бы подумал, что раз они ужинают вместе, то она обязательно уже подглядела его лицо в мгновение, когда он снимал маску, чтобы поесть, но на самом деле это происходило настолько быстро, что было даже смешно.       — Вы не обязаны отвечать на мои глупые чувства, я всё понимаю…       — Дело не в этом, — заверил её Хатаке, вздохнув. — Мне нужно время.       — Да, конечно, что вы, — мямлила Шизуне в ответ, ощущая, как лицо наливалось румянцем.       — Если ты не против, я не хотел бы торопить события и обижать тебя своей апатией. Однако мне хотелось бы изредка заглядывать на ужин, если тебе удобно.       В груди трепетало замученное бешеным ритмом девичье сердце: он не отказывал, но и не подтверждал заинтересованность конкретно в романтических отношениях. Шизуне понимала, что он хотел пока просто проводить с ней время, вот как они это делали последнюю пару дней, чтобы не чувствовать себя одиноким, наверное, чтобы хоть с кем-то общаться, делиться проблемами, мыслями, идеями после трудных рабочих суток. Она понимала его нужды и желания: Хатаке за три года освоился жить с кем-то — к хорошему очень быстро привыкаешь, а вот обратный процесс мучительный, и ему, видимо, не хотелось бы проходить ещё и через это. Фактически Какаши искал себе компаньона и собеседника, которым ему была в быту Сакура. И, самое главное, он спрашивал, согласилась бы Шизуне на такую роль в его жизни?       Если бы Като поступала из размышлений о самоуважении, то сразу же ответила бы, что нет. Он понимал, что она испытывала к нему нечто большее, чем дружескую симпатию, и, конечно, не воспользовался бы этим в омерзительных целях, поэтому с порога предупреждал: пока что он не способен ответить взаимностью, но это не значило, что так будет всегда. То общение, которое ему было необходимо, позволяло Шизуне находиться рядом и терпеливо ждать погоды в море. Он понимал это и поэтому откровенно говорил о том, какого рода отношения завяжутся, если Като согласится. Оставалось решить, что для неё важнее: глупая мечта о сказочной любви или же шанс на неполноценную близость с мужчиной, который давно, и сам того не ведая, покорил её сердце? Усмехнувшись, Шизуне подняла на него взгляд, присматриваясь в темноте к его лицу.       — Я готова ждать сколько угодно и быть рядом, если вы позволите.       — Спасибо.       Улыбнувшись, молча кивнув, она вздохнула и прижалась щекой к его тёплой и крепкой груди, прислушиваясь к размеренному сердцебиению. Совершенно причудливый вечер, резкий поворот которого никто не предсказал бы даже в самых диких снах о несбыточном. Шизуне в своё время тайно упрекала Сакуру в том, что та не могла отказаться от Учихи, будучи в расположении такого мужчины, как Хатаке. Эти мысли всегда частично подпитывала ревность, зависть, ведь Шизуне корила себя за то, что потеряла понравившегося ей мужчину без борьбы: она всегда стеснялась озвучить то, что до крови обволакивало колючей проволокой сердце, но, всего чуточку приоткрывшись ему сегодня, Като поняла — надо было давно действовать и не ссылаться на несправедливую судьбу за то, что кто-то другой добился того, на что она не осмелилась.       — Какаши-сама… — начала тихо она.       — Без «сама», — обречённо вздохнул он, отодвинувшись от неё немного.       — Хорошо, Какаши, — улыбаясь, продолжила она. — Ужин остынет.       — И то верно, — хмыкнул он.       Взяв её за руку, Хатаке повернулся в сторону прохода, потянув Шизуне за собой обратно в гостиную комнату, в место, где они свободно общались и наслаждались обществом друг друга. Прикусив в улыбке губу, Като пыталась не витать в облаках от счастья: она знала, что никому не сможет рассказать о том, что произошло и о чём они сегодня беседовали во мраке её тесной кухни; такой интимный момент с Какаши хотелось сберечь в сердце как можно дольше. Она станет ему верным другом, будет прикрывать тыл и верно ждать того дня, когда Хатаке свободно вздохнёт, повернувшись к ней, и поделится с ней не только своим самым большим секретом, но и согласится быть частью её жизни, желательно навсегда.       Возможно, кто-то скажет — глупая девичья мечта, но теперь у Шизуне был шанс воплотить её, и она не позволит такому долгожданному счастью просочиться сквозь пальцы. Не в этот раз.