Однажды в Готэме

       — Сел за стол и съел кашу, — заорала мать на сына.        — Я что, маленький что ли, чтоб кашу жра… есть? — распсиховался Брюс, но за стол все же сел, ибо его мама любит давать хороших подзатыльников.        — Чтобы после уроков сразу домой!        — Не, не могу. У меня танцы еще. Не забыла? Или ты их тоже стала наконец-то за урок считать? — впихнул он в себя огромную ложку каши.        — Какие танцы? Ты после них приходишь в таком состоянии, будто накурился или нюхнул, — начала она стучать наманикюренными пальцами по столу.        — Может, стоит радоваться, что твой сын не бездельник и испытывает такой кайф от танцев?        — Я вечером к вам приду и посмотрю, от чего ты там кайф испытываешь, — закурила она.        — Ммм… может не надо? Ничего интересного там нет. Танцы да танцы. Все они одинаковые.        — Я сказала, что приду, значит приду. А теперь доедай и быстро в школу.        — Как скажете, ваша милость, — пробубнил Брюс и бросил на мать тошнотворный взгляд из-за того, что она вновь курит перед ним, а не выходит на балкон хотя бы.        После уроков, Брюс помчался на второй этаж, где каждый вторник проходили танцы. Срать ему на эти танцы, они ему даже не нравятся, зато очень нравится высокий красавчик учитель.        — Брюсье, мальчик мой, — пропел учитель, которого звали Эдуардо Эмигдиус.        — Да, я ваш мальчик, — тихо и очень медленно, произнес брюнет, потом опомнился и встал к другим ребятам, что занимались здесь. Он один мальчик тут был.        — Итак, сегодня мы выучим такой вот элемент волной, который обязательно делается с помощью рук, правая должна быть боле… — начал он трещать, но Брюс лишь любовался им и пропускал все мимо ушей. Это ему было на руку, ведь учитель частенько оставлял его одного, отпуская остальных, и продолжал учить элементам, которые тот так и не смог выучить.        Когда большие ладони учителя легли на бока мальчика, именно в этот такой прекрасный момент в зал зашла мать Брюса. Еще и с сигаретой во рту.        — Мисс? — заинтересованно посмотрел на нее Эдуардо, — я бы вас с радостью учил, да только я преподаю детям и подросткам.        — Я мама мальчика, которого вы так крепко держите за талию, — высунула она сигарету изо рта и скинула пепел прямо на пол.        — Мама! — начал злиться Брюс. Она его позорила.        — Простите, тут не курят. И пол нельзя… — он не договорил, потому что Барбара кинула сигарету на пол и достала следующую. Ну и нахуя она это делала? Сама хоть знала?        — МАМА, ИДИ ДОМОЙ! — заорал Брюс.        — Ты как с матерью вообще разговариваешь? — после этого она подошла к нему и хотела дать очередной подзатыльник, но Эдуардо не позволил этому случиться.        — Руку мою отпустил, тварина!        — Вы очень наглая и жестокая особа, вам не говорили? — отпустил он ее руку и поправил очки.        — А лапать своих учеников не есть хорошо, вам не говорили?        — Да вы что? В своем уме или в чьем-то другом?        Брюс вдруг рассмеялся. Вот сейчас мать ему еще больше пизды даст, ведь над ее шутками он никогда не смеется.        Барбаре вдруг начал нравиться мужчина, и она пыталась с ним флиртовать, но он наконец-то стал злее и выставил ее за дверь.        После этого случая девушка каждый вторник приходила на занятия сына и тем самым влюбила в себя учителя. Брюс собрал свои вещи и ушел к отцу.        — Привет, отец. Можно у тебя пожить какое-то время? — почти плача, спросил Брюс.        — Я бы рад, да у меня… я… тут… — начал Джервис.        — Что? Тоже хочешь вышвырнуть меня?        — Да что ты? Конечно, нет. Просто думал, ты будешь не рад видеть мою новую женщину. А у нас с ней сын еще есть, твой бр…        — Срать я хотел на твою новую семью, мне пожить где-то немного надо, — Брюс ввалился в дом.        — Л-ладно.        Оказавшись в доме, в Брюса впечатался какой-то парень.        — Осторожнее, идиот, — смеясь, произнес он и, открыв холодильник, достал пироженку, начав ее мерзко облизывать.        — Вообще-то, это ты в меня влетел и должен был извиниться, — ответил ему Брюс.        — Впще-то, это ты вмня бла-бла-бла, — жуя, издевательски ответил ему парень с рыжими волосами и синими прядями.        Брюс хотел сесть на стул, но наглый парень отодвинул его и Брюс ебнулся на пол.        — Какая, блять, старая и заезженная шутка, ебанутое ты создание, — заорал брюнет.        — Шутка? Шутка — это то, что природа тебя создала. Здорово она ржала, создавая тебя? — залился он смехом.        — Псих, что ли? Или наркоман? Или все вместе? — Брюс не мог встать, ибо пол жопы и спины отбил.        — Ты че вообще в моем доме делаешь, червячок? — он опять начал ржать.        — С хуя ли я червячок? — у него аж глаза на лоб полезли от бреда исходящего от этого парня, — и как бы, здесь живет мой отец. Так что соси, придурошный, — он снова попытался встать, но руки соскользнули на полу, и он лег.        Джером поставил ноги по обе стороны Брюса, прищурившись и издевательски смотря на него.        — Удобный пол?        — Сейчас узнаешь, — ебнул его ногой по его правой ноге, и пока Джером слегка скрючился, Брюс потянул его на пол, но сам встать так и не смог, со спиной вообще беда.        На кухне появился их отец.        — Парни! Идите в комнату развлекаться, тут все-таки люди едят, — зевнул он.        — Что? Что за шум? — на кухню вбежала Табита.        Увидев, как ее сына пиздил какой-то левый парень, девушка оттащила их друг от друга.        — Ты кто такой? — обратилась она к Брюсу.        — Заебали уже интересоваться, кто я такой. Я к отцу пришел, так что съебались с моего поля зрения.        Пока Брюс срался с новой бабой своего отца, Джером незаметно полез в холодильник, достал пару тарелок сладкого желе и опрокинул на Брюса, который от неожиданности и холода заорал так, что Табиту чуть не унесло к двери.        — Вот ты пидор, сука! — выплевывая желе и снимая его с лица, произнес Брюс и даже от шока смог встать на ноги, потом начал скакать, ибо куски холодного желе скатывались по спине. Он пытался стащить с себя кофту.        — Пойдем, — сказал Джервис Табите, обнимая ее.        — Куда? Куда пойдем? Они ж убьют друг друга. Ты больной совсем?        — Парни играются, че такого? Пошли и мы с тобой поиграем? — подмигнул он ей.        — Ты вообще ебанутый… но ладно, пойдем.        — Я, пожалуй, попрошу прощения у мамки и вернусь домой, — начал Брюс, — даже приму ее мужика, на которого первым запал.        — Ебать, у тебя жизнь интересная, — вздохнул Джером, который сам не заметил, как помогал Брюсу избавиться от комков желе.        — Ну да, не то, что у тебя, урод, — заржал он и пошел к двери.        — Брюс, стой, — появился на кухне его отец, — раз ты так редко заглядываешь, я тебе тут сумку сладостей и прочего собрал. И это, маме привет, — чутка улыбнулся он и передал ему сумку.        Пока отец с сыном болтали, Джером незаметно вытащил из сумки все сладости и залез в нее сам, кое-как закрыв. До конца не вышло, но Брюс сам закрыл, увидев не до конца закрытую сумку, и потащил ее кое-как на улицу.        — Блять, что ж за мутантские сладости то там? — ворчал он, ведь еще и жопа со спиной до сих пор болели от падения.        Барбара простила сына, впустила его в дом. Он сразу пошел в свою комнату и поволок туда сумку. Уже сил просто не было, поэтому не до конца занеся ее, он открыл и охуел, когда увидел там Джерома.        — Здрасте, — подмигнул он ему.        — Ебать меня десять ночей подряд, — охуел брюнет.        — Как скажешь, — выпрыгнул он из сумки, закрыл дверь и поволок Брюса на его кровать.        — Ты че бля? Ебанулся в край? Я ж образно сказал, идиот! И я твой брат, мудила.        — Закрой рот… хотя можешь не закрывать.        — Ты… — Брюс не доорал, потому что Джером засосал его.        В комнату вошла Барбара.        — Окно с хуя ли открыто? — возмутилась она, — простудитесь еще. Вон без одежды валяетесь, — сказала она и вышла из комнаты, плотно закрыв ее.        Брюс зарыдал. Почему у него такая ебанутая мать?        — Я тоже бы хотел такую маму, — проорал Джером Брюсу в ухо.        — Ты сука! — закричал Брюс.        — Нет, сука сегодня ты, — улыбаясь, ответил он…