Я знаю точно наперёд...

Малолетка смотрит испуганными почти бесцветными светлыми глазами через стеклянную витрину магазина косметики, в её руке - объёмный фирменный пакет. На плечах - расстёгнутая приметная синяя куртка, и Даша понимает - та боится и знает, что нет смысла обращаться в полицию. Даша понимает, что малолетка боится ещё и её, боится до одури, почти даже до безумия. Почему?.. Впрочем, размышлять некогда, сейчас надо бежать за стремительно пронёссшейся к запасному выходу шустрой (и высокие каблуки же не мешают!) девчонкой. Сейчас надо договориться и помочь. На заднем дворе торгового комплекса темно: освещают небольшой пятачок разве что отблески из немногочисленных выходящих на эту сторону окон. И тихо: словно бы одна из будущих жертв слилась с тенями, замаскировалась и не хочет, чтоб её обнаружили. Или уже сбежала - но нет: щелчок зажигалки, громкий звук нервного вдоха, глубокой затяжки, оранжевый огонёк сигареты. Даша знает, куда ей идти. Но Даша совершенно не ожидает резкой техничной серии ударов вместо приветствия: кулаком в челюсть, локтем в солнечное сплетение, коленкой в низ живота - и на закуску - пальцами с острыми ногтями в горло. Она не ожидает того, что малолетка готова дорого продать свою жизнь и будет сопротивляться до последнего, до конца, ещё и утащит за собой нападающего. Куда? Не так уж и важно, важно договориться с ней, поэтому боевая ведьма не слишком-то сильно обороняется, просто не даёт взбесившейся фурии убить себя, просто... да к чертям все политесы! Но бросить сейчас эту дикую загнанную в угол зверушку равносильно убийству, а на убийство Даша не готова - и, кажется, понимает, почему Машка разве что пожелала ей удачи. Впрочем, странно, что их отнюдь не тихую возню ещё никто не заметил: но вот противница прижата спиной к изрядно проржавевшему столбу под изрядно проржавевшим навесом, руки и ноги надёжно заблокированы, и пора бы объясниться... Но наглая малолетка подаётся вперёд и целует: отчаянно, страстно, словно хочет отдать с поцелуем свой страх, все свои мысли, все свои горечь и боль воплотить в одном настойчивом касании жёстких обветренных губ к другим - мягким и послушным. Впрочем, преступная в их положении ласка длится буквально пару мгновений - может, полминуты. И Воскобоева снова видит поспешное бегство и смазанное мелькание приметной ярко-синей куртки. Что ж, ей есть о чём подумать. Ей есть, что сказать потом этой чрезмерно храброй девчонке: но это будет потом. Это будет тогда, когда стыд за глупую выходку и чудовищно интимный (о нет, они обе совершенно точно предпочитают мужчин!) жест перейдёт в понимание того, что нужно объединиться... Хотя Воскобоева сама очерчивает пальцем собственные губы, облизывает их... словно старается запомнить до конца своей жизни вкус короткого отчаянного поцелуя, словно желая повторить... и зная, что та девчонка тоже будет не против: у неё самой губы горят, она сама сейчас мечтает избавиться от фирменного пакета и сбежать вниз, грохотом высоких каблуков по ступенькам возвещая своё пришествие... А потом будет ещё одно соприкосновение губ: холодных и обветренных с привкусом мятно-табачной свежести - и нежных, послушных воле своего персонального наваждения, Дашкиных... Потом - а, нет, уже сейчас! - будут крепкие объятия: хоть ждать пришлось недолго, но в условиях сырого холодного питерского ноября это станет подвигом. Потом девчонка благовоспитанно и благоразумно проводит Воскобоеву до станции метро. Потом они обменяются номерами. Но они друг друга поняли - и если этот случай не мог бы стать началом прекрасной дружбы, то что ещё?..