Неотвратимость

Моя мать не любила Скади. Она вообще мало кого по-настоящему любила. Думаю, что ни я, ни отец не были исключением. Она ревновала нас - это верно, но за ее ревностью скрывалась не любовь, а всего лишь желание безраздельной власти. В ее свите никогда не было молодых женщин, и это она настояла на воспитателях мужского пола, когда речь зашла о моем образовании. Единственной преградой, от которой она так и не сумела избавиться, стала Скади. Талантливая и приветливая, она была мила даже моему отцу - и потому ей прощалось очень многое. Я никогда не мог понять, как ей удавалось ладить с ним даже тогда, когда остальные в отчаянии хватались за головы, утомленные горячим нравом своего Короля. Каким-то чудом Скади всегда находила нужные слова, от которых становилось легче на сердце. Я помню, что она приходила ко мне в те ночи, когда родители ссорились, и иногда оставалась до самого утра. Я помню, какими теплыми были ее руки. Я помню все ее сказки. Все до единой. Моей любимой, разумеется, была легенда о Сехаррет, поэтому Скади рассказывала мне ее чаще прочих. И каждый раз она звучала по-новому. Несмотря на то, что моя мать никогда не скрывала своей враждебности, Скади с неподдельной скорбью оплакивала ее преждевременный уход, потому что жалела меня. Однако я не тосковал и в половину столько, сколько должен был бы. Сейчас эти воспоминания отдаются тупой болью в сердце. Я не знаю, в кого превратился бы, не будь рядом со мной милой Скади - ласковой тени за моей спиной, единственного живого существа, которому я мог всецело довериться. Она всегда беспокоилась о моем благополучии, и это отличало ее ото всех прочих. Когда год назад я вернулся с охоты с полумертвым Эдрианом на руках, Скади бросилась его выхаживать, не задавая никаких вопросов. Лучшие придворные лекари не решались подступиться к раненому, пока Скади не осталась уверена, что его жизни ничего более не угрожает. Потом она занялась мной и моей рассеченной губой - и я помню, что она впервые глядела на меня так хмуро из-под сведенных рыжих бровей. "Скади, это была всего лишь кучка работорговцев с Юга", - тщетно пытался оправдаться я. "Тем бесславнее была бы ваша гибель, мой Король", - злилась моя рыжеволосая хранительница, яростно перетирая в ступке какие-то пахучие травы с такой силой, что любой целитель позавидовал бы. Конечно, много позже именно Скади первой догадалась, какие чувства я начал испытывать к Эдриану. Мне кажется, она поняла это даже раньше, чем я сам. Ей хватило такта и деликатности делать вид, что она ничего не замечает - ровно до тех пор, пока я не набрался смелости рассказать ей. Клянусь Сехаррет, я не знал, какой реакции мне ожидать. Станет ли она злиться? Или, может, ее это рассмешит? Но Скади в который раз доказала, что равных ей нет. Она улыбнулась и заявила, что у Эдриана благодетельное сердце, и это важнее всего. "И он почти так же прекрасен, как мой господин". "Почти так же прекрасен". Я был абсолютно уверен, что мой носатый профиль имел мало убедительных преимуществ поистине немыслимым совершенством черт Эдриана, но спорить с дорогой Скади не стал. Сегодня я поступил так же. Признаюсь, после разговора с ней мне немного полегчало - хотя бы перестало казаться, что своды замка вот-вот обрушатся на мои плечи, а королевская тиара прорастет серебряными шипами прямо внутрь моей головы. И все же, сомнения не покидают меня. Что, если моя несдержанность оскорбит его? И тогда он, быть может, лишит меня своего общества, покинет замок насовсем, а мне останется только потерять разум от горя... Сехаррет, я не видел его всего несколько дней, но и это время уже кажется мне длиннее вечности. Снова ловлю себя на мысли, что хаотичность этих рассуждений могла бы быть простительна влюбленному мальчишке, но никак не правителю, от которого зависит слишком многое. Завтра я навещу его, а то, чего доброго, Скади сделает это за меня.