"Day" / День

Себастьян сосредоточенно вглядывался в экран телевизора, вникая в сюжет фильма. Его брови были нахмурены, потому что жанр был не из веселых. Если честно, история показалась ему затянутой и в некоторые моменты мужчина хотел сделать вид, что умирает от скуки, но этого не давала сделать мысль о том, что этот фильм нравится Сиэлю. Михаэлис не хотел лишний раз вызывать со стороны юноши протестующие реплики в сторону его предпочтений и представления красивого. Вкусы у них и вправду были разные. Тихо вздохнув, когда начался самый важный момент всего кино, Себастьян осторожно пошевелился, разминая затекшие конечности, и мимолетно глянул на Фантомхайва, сидящего рядом, и — замер. Себастьян видел, как Сиэль смеялся, улыбался, грустил, каким юноша бывает, когда серьезен, и просто спокойное выражение его лица. Но Себастьян еще ни разу не видел, как Сиэль плакал. А он это делал прямо сейчас. Не так, как плачут впечатлительные девушки, корча лица и для вида всхлипывая от недостатка воздуха. Слезы не катились ручьем, а только навернулись на глаза, при этом лицо у Фантомхайва было такое, словно он находится на месте главного героя, а не сидел на удобном диване в качестве зрителя. Стараясь не делать лишних движений, Себастьян подпер подбородок рукой, опираясь на подлокотник. Картина, представленная ему, была красивой, однако — сказать, что она нравилась ему, не было бы правдой. Мужчина только представил, что причиной слез Сиэля бывают и другие вещи — не только безобидное кино — и в нем закралась подсознательная злость ко всему, что этими вещами являлось. К людям, которые доводили бы его до слез, она увеличивалась в несколько раз. Михаэлис стал часто замечать, что Сиэль все чаще будит в нем то, что раньше даже не напоминало о себе. Забота? Себастьян был эгоистом по своей сути, но в последнее время это определение несколько не состыковывалось с его поступками. Раньше бы он никогда и никому не отдал свой последний кусок пирога. Ему не было интересно узнавать о планах другого человека, и его не волновало совпадают ли они с его планами. Когда, за долго до встречи с Сиэлем, он просыпался по ночам и видел, что рядом лежащий не укрыт одеялом, ему было все равно холодно ли тому человеку. Он никогда раньше не спрашивал предпочтений в еде своих гостей, готовя только по своему вкусу. Михаэлис не любил, когда к нему прикасались, и сам он не проявлял инициативу в этом деле, и он был равнодушен к тому, когда люди плакали. До этого момента. Себастьян, вдруг, понял, что если Сиэль исчезнет, он станет таким же, каким был до него, и Михаэлиса это пугало. До чертиков, до ощутимой боли в грудной клетке, до слез. Трагичный момент закончился затухающим черным экраном и скользнувшей слезой по щеке обоих зрителей. Только причины последнего были разные. Сиэль шумно вздохнул и слишком резко посмотрел на Себастьяна, собираясь спросить о впечатлениях и замечая мокрые глаза. — Ты плачешь? — спросил Фантомхайв, слабо улыбаясь. — Нет, — быстро ответил Себастьян, тут же отворачиваясь. — Да, я видел. Сиэль подвинулся ближе и закинул руки на плечи мужчины, который повернулся к нему спиной. — Тебе показалось. — Я не слепой. Положив свои ладони на лицо Михаэлиса, Сиэль почувствовал пальцами мокрые ресницы и обрадовался своей победе в споре, который они затеяли перед просмотром фильма. — Ты должен мне шоколадку, — сказал Сиэль, садясь на свое место и складывая руки на груди. Себастьян засмеялся и повернулся обратно, раскрывая объятия, в которые тут же забрались. — Хоть десять штук, — сказал он в сизую макушку, оставляя на ней поцелуй.