В списке критически больных

       Следующие несколько дней Антон провёл как в старые, но не очень добрые времена: практически без сна, чередуя энергетик с быстрорасворимым кофе, в одной руке с электронной сигаретой (авансом подаренной Димой на новый год), а в другой с конспектом. И не потому что он дурак, а, как вы могли догадаться, потому что сессия.        Если с иностранным языком, историей русской и зарубежной музыки всё было понятно, то с сольфеджио и теорией музыки всё было чуть сложнее. Сольфеджио вызывало страх ещё со школьных времён (кто знает, тот поймёт, как говорится). Антон всегда немного завидовал тем, кому этот предмет давался просто, а не как ему непосильным трудом. Для Шастуна это было как вторая математика, а с ней у него были проблемы. Порой ему казалось, что он бы вполне мог бы стать героем видео «травка зеленеет, солнышко блестит… сука, училка сложное задаёт». Тот же видос. Другими словами, вертел он ваши эти хроматические гаммы и интервалы. С теорией музыки дела обстояли сильно лучше, даже надо бы сказать, что вполне себе хорошо. Дисциплина не требовала от студентов невозможного, большинству учащихся для нормальной оценки хватало элементарной концентрации на лекциях и старого доброго заучивания терминов, только Антону от этого спокойнее не становилось. Парень из раза в раз перечитывал и проговаривал вопросы, скинутые старостой в беседу группы, ширудил учебные пособия и конспекты, но чем больше он вчитывается, тем больше ему казалось, что он тупеет на глазах. Вот он тридцать минут назад наизусть рассказывает все определения, которые ему приходят на ум, а потом натыкается на «какие существуют виды минорного лада?». И всё. А в голове то обезьянка хлопает тарелочками.       — Шаст, ты так с ума сам сойдёшь, и меня за собой потащишь, — недовольствовал Дима, накрывая голову подушкой. На дворе уже была глубокая ночь, Шастун, сидя на кровати и освещая тетрадь фонариком на телефоне, шёпотом перечитывал написанное. Парень отложил в сторону конспект, растерянно моргая.        — Прости, Поз, я что-то пиздец волнуюсь, — отозвался Антон тяжело вздохнув. Со стороны второй кровати послышались скрипы: Дима развернулся к соседу лицом.        — Бля, говорить так, наверное, неправильно, но твой Арсений Сергеевич тебе и так отметку нормальную поставит, даже если ты двух слов связать не сможешь.        — Во-первых не мой, а во-вторых не поставит.        — Ну-ну, — хмыкнул Позов, глубже зарываясь в одеяло.        Да, для Антона это был не просто экзамен, а что-то личное, понимаете? Шастун боялся ударить в грязь лицом. Не оправдать ожидания. Боялся взглянуть в глаза-океаны и увидеть там хоть каплю разочарования. Боялся, что подобный провал хоть какая-то отразится на их… дружбе? Они же теперь друзья, верно?        Антон задумался. Он может назвать Арсения Сергеевича своим другом?       Как отмерить ту шкалу, когда человек уже не хороший знакомый, а кто-то больше? Взять Диму, к примеру. С Позовом они постоянно проводят время вместе, как в университете, так и вне его стен: ходят в магазин, на работу, тусуются в общежитии; делятся секретами и переживаниями, выручают друг друга в трудную минуту. У них есть общие приколы, так сказать «локальные мемы», совместные истории. Да, Шастун точно мог бы назвать Диму своим другом.       А Арсений Сергеевич? С самого начала у них были взаимоотношения исключительно учитель-ученик, хоть и немного со странностями, но потом? В какой-то момент же всё изменилось? Хоть Шаст и не мог отучиться называть брюнета по имени отчеству, но глупо было бы отрицать, что сейчас у них не учебные взаимоотношения. Так они теперь друзья? Ведь друзья зовут тебя на прогулки, готовят вместе ужин, привозят в больницу, забирают пьяного к себе домой. По друзьям скучают. Друзей хочется обнять. Антон уже немного начал проваливаться в сон, но следующая мысль заставила его глаза широко распахнуться: если есть шкала, отделяющая знакомого от друга, то существует ли в этом измерении красная черта, пересекая которую человек для тебя становится чем-то большим? И как бы Антон не пытался всё сопоставить у себя в голове, парень так и не смог заснуть, ведь, похоже, Дима и Арсений в этом графике человеческих чувств находятся в разных осях координат.

***

      Антон стоял около знакомых дверей и не мог сдержать дрожь в руках. Экзамен начался примерно 40 минут назад и студенты, разбившись на небольшие группы, поочерёдно заходили в аудиторию. Вообще, Шастун всегда придерживался тактики, что чем быстрее отмучаешься, тем лучше, но сегодня он трусливо спрятался в конец очереди, стараясь оттянуть неизбежное, о чём успел уже несколько раз пожалеть. То время бесконечного ожидания его сильно вымотало, и сейчас, когда до захода в аудиторию оставалось пару минут, парень материл себя за то, что будь тот в числе первых учеников зашедших на экзамен, он бы уже успел забыть об этом кошмаре.       Дверь открылась, из аудитории один за одним начали выходить студенты, что могло означать лишь то, что одни бедолаги отмечались и настал черёд следующих. Зайдя в класс, Антон слегка прищурился от яркого света и растерянно осмотрел помещение, словно до этого не провёл здесь многочисленные часы лекций. Одногруппники один за другим направились к преподавательскому столу, вытягивая билеты и тому моменту, когда настала его очередь, злосчастных бумажек осталось совсем немного. Будь у Шастуна настроение чуть лучше, он бы загадочно провёл над всеми ладонью в поисках самой тёплой ауры, достал бы маятник и спросил бы у него совета, но, очевидно, не сегодня. Антон, устремив взгляд куда-то в ноги, схватил ближайший у нему листок и поплёлся в глубь аудитории забыв даже огласить номер своего билета. Заняв своё место, парень позволил себе минуту просто пялиться на вопросы, не вникая в их суть, и лишь после принялся за дело. В душе немного потеплело, неприятный мандраж немного стих– к счастью, все задания ему оказались знакомы, и на большую часть он бы смог ответить даже без той зубрёжки, что он устроил себе накануне. Экзамен проходил устно, и того времени, которое было отведёно на подготовку ответов ему оказалось предостаточно. Антон несколько раз перечитал вопросы и сверился с написанными им на черновике ответами, боясь, что он что-то упустил, и убедившись, что всё в порядке, с облегчением выдохнул. Шастун откинулся на спинку стула и прикрыл глаза: бессонные ночи неожиданно начали давать о себе знать, и на смену панике пришла игнорируемая им ранее усталость. Парень слушал, как один за другим отвечают студенты, и вскоре стал ловить себя на том, что чужая речь кажется ему всё более неразборчивой, и проблема здесь явно не в одногруппниках.        — Шастун, ты что, спишь?        Антону, если честно, и глаза сейчас было открывать лень, но совесть у него еще присутствовала. Парень устало провел рукой по лицу, сфокусировал свой взгляд на преподавателе и покачал головой, мол, нет, я всё еще здесь. Хватило его, правда ненадолго. Веки снова начали тяжелеть, голову стало всё сложнее держать на весу, так что парень облокотился щекой на руку.        — Антон, просыпайся.        От столь близкого голоса преподавателя парень вздрогнул и распахнул глаза. Арсений Сергеевич, скрестив руки на груди, смотрел на Антон так, как смотрят на побитого щенка. Шастун в недоумении повертел головой: в кабинете не осталось ни одного студента.        — Моя очередь? — прохрипел парень.        — Какая очередь, собирайся, подвезу тебя к общежитию, — ответил Арсений, голос у него был серьезный, но у Шастуна всё это не как шутку воспринимать пока не получалось.        — Арсений Сергеевич, так экзамен же, — наморщив лоб, скромно напомнил парень.        — Ты пока тут спал, я ни то что экзамен провести успел, так еще и бумажки твои прочитал. Сдал ты, Антон, поехали, — мягко ответил преподаватель. Мужчина поднял рюкзак Шастуна с пола, вторую руку протянул студенту. Антон секунду растерянно посмотрел на ладонь, после протянул свою, позволяя мужчине помочь подняться.        До машины они шли молча, у Антона не хватало смелости даже взгляд поднять на Арсения, хотелось провалиться сквозь землю. В голову лезли разные мысли, тарабанили как град, одна перебивая другую. Надо бы извиниться. Чёрт, я такой дурак. Это, наверное, не очень приятно, когда засыпают на твоём экзамене. Да за такое бы выгнать, а он мне зачёт ставит. Чёрт. Чёрт. Чёрт       Антон бы и дальше набирался смелости, чтобы вымолвить хоть слово, но спустя пару минут поездки преподавать прервал тишину:       — Ты не хочешь поехать ко мне?       Шастун, до этого и так ведущий себя тише мыши, остолбенел окончательно. Только сердце предательски ускорило свой ритм, стучало так громко, что, казалось, еще чуть-чуть, и это сможет услышать и сам водитель. Он хочет. Хочет приехать сегодня, завтра, послезавтра. Только ему так тяжело признать это самому себе, как такое тогда вообще произнести вслух? Антон медленно кивнул, потом еще раз, но уже более уверенно. Украдкой посмотрев на водителя, Антону хотелось заплакать: Арсений тоже бросал на него короткие взгляды, стараясь не отвлекаться от дороги, и на лице его была такая мягкая, нежная улыбка, а синие глаза горели яркими искрами. Парень готов на всё, лишь бы каждый день видеть его таким.       — Ты не против, если мы по дороге в магазин заедем? Нам тут по пути, у меня почти все продукты закончились, — спросил мужчина, разворачиваясь на светофоре уже в сторону общежития, а своего дома.       — Да, без проблем.        Они остановились около небольшого супермаркета, зайдя внутрь, Арсений схватил корзинку.       — Ты, может быть, что-нибудь хочешь? Пока доедем, что-то приготовим, часа полтора пройдет точно. Ты ж с утра только ел? Да? Ну вот, что-то возьми себе перекусить.        Антон прислушался к себе. Да, он действительно уже проголодался, но что-то в голове у него кричало «недостаточно», от чего захотелось сморщиться, как от неприятного звука. Шастун помнит уговор, помнит данное им обещание. Сдаваться так быстро он не намерен. Пока Арсений выбирал что-то в отделе овощей, парень подошел к фруктам. Старый Антон взял бы зеленое яблоко, новый возьмет банан. Почему-то даже такая мелочь вызывала у него чувство торжества, но вот только Попов, посмотрев на выбор Шастуна, недовольно покачал головой.        — Ты же знаешь, что этого мало, возьми, пожалуйста, что-нибудь еще.        Обидно, но честно. Парень продолжил бесцельно бродить по магазину, пока преподаватель собирал нужные продукты. Вместе они проходили отдел за отделом, но Шастун только мрачнел и мрачнел — даже близко ничего не подходило для того, чтобы без сожаления потратить на это свою норму калорий. Антон уже был готов забить на эту затею и начать придумывать отмазки, но проходя мимо отдела с молочными продуктам он неожиданно даже для самого себя остановился. Полки были завалены разнообразными товарами: молочные коктейли, йогурты, творог… глазированные сырки. Антон подошел чуть ближе к сладостям, но в душе его терзали сомнения. Он знает, сколько там калорий, он слишком хорошо это знает и еще месяц назад ни за что в жизни даже не задумался о такой покупке.       — Антон? — Арсений, до этого наблюдавший за парнем за его спиной, встал рядом.       — Я очень любил сырки, раньше, до всего этого, я… — парень не мог понять, зачем он это рассказывает, но и молчать ему не хотелось. Впервые за долгое время ему захотелось быть честным, рассказать о чем-то важном, ведь он знал, что его не осудят, в чем бы он не признался, — я ел эти долбанные сырки везде: на завтрак с кофе или чаем, брал в школу, перекусывал ими дома. Мама вечно меня ругала, везде валялись эти обертки. А потом… потом это всё для меня пропало.       Арсений мягко сжал его руку, столь небольшой жест, который громче многих слов. В этом жесте читалось то, в чем так сильно нуждался Антон. Я рядом. Я тебя поддерживаю. Я помогу тебе.       — Давай мы найдем твой любимый и купим несколько? Я тоже попробую, — предложил мужчина. Антон кивнул.       — Спасибо, что вы рядом, что ты рядом. Вот вроде такие глупости тебе рассказываю, а ты всё равно рядом.        А у Арсения сердце готово разорваться на части, потому что ему так хочется всегда быть рядом.