Paralyzed

      Она отключается первой, ровно в тот момент, когда чувствует как вся её, напускная смелость, что позволила минутой ранее набрать давно заученный номер, испаряется, оставляя за собой только взыгравшую в новую силу смесь из страха, злости и отчаяния. Её пальцы дрожат, и телефон падает из её задеревеневших рук на землю. На черном экране расползается паутинка трещин, но это не важно. Весь мир на бесконечные секунды теряет краски, становится бесшумным серым ничем. Она зажмуривается сильно, почти до тупой боли в глазах, и судорожно выдыхает, когда прохладный ветер приносит за собой далекий шум автострады и зимнюю свежесть. Старается восстановить сбившееся из-за волны паники дыхание, пока сердце отбивает в ушах бешеный ритм, подбирает с земли разбитый телефон и, прежде чем вернуться к мотелю, напоследок оглядывается на скудный пейзаж, состоящий только лишь из голого поля с парочкой сосен, виднеющихся почти на линии горизонта. Обратная дорога занимает почти полчаса, наполненных звуком дыхания и почти мертвой тишиной в голове. Ни одной мысли, все чувства парализованы.       Кара с силой сжимает челюсть, когда темно-коричневое панельное здание мотеля с каждым шагом становится ближе, а два расплывчатых пятна на парковке превращаются в силуэты людей. Кара застывает на месте, когда узнает в этих двух фигурах Майка и его девушку Мэри, длинноволосую пепельную блондинку. Парень сидит на бетоном дорожном ограждении, спиной к Дэнверс, пока девушка рядом с ним гневно размахивает руками. Кара не слышит их разговор, хотя и прекрасно понимает, о чём он. Самая популярная тема всего их небольшого путешествия — неугасимая ревность Мэри к Майку. Что весьма глупо, как думает Кара, она так и сказала однажды, когда во время поездки Мэри вновь начала осыпать Майка косыми, полными недовольства взглядами каждый раз, когда парень пытался начать с Карой разговор. «Это глупо. Я ведь звезда лесбийского скандала, не так ли? Не стоит ревновать своего парня к человеку, об которого недавно вытерли ноги. Отношения или интрижки — это последнее, в чем я нуждаюсь сейчас». Тогда Мэри вмиг зарделась краской, пристыжено отвернувшись к окну и промолчав вплоть до следующей остановки.       Но сейчас их не должно быть здесь. Они должны были уехать, должны были оставить её в покое. Господи, как же ей надоело чувствовать сосущее чувство зависти, наблюдая за их поцелуями или милыми любовными переговорами. Каре осточертело быть третьим колесом, ненужным жалким свидетелем их отношений.       Дэнверс мысленно стонет, когда понимает, что Мэри заметила её. Девушка поистине театральным жестом прикрывает на мгновение глаза рукой, а в следующую секунду, гордо вскинув голову, уходит с парковки к мотелю. Кара морщится от короткого укола вины. Мэттьюс же, обернувшись, загорается искренним весельем, жестом подзывая Дэнверс подойти к нему, даже не пытаясь скрыть свою широкую улыбку. — Как видишь, мы решили остаться. — «Мы»? Не похоже, что согласие было обоюдным. — Ничего, – отмахивается Майк, кинув взгляд в сторону, куда ушла Мэри. — Перебесится, да успокоится. Ей порой это нужно, ну… немного охладить голову, а то слишком уж горячий нрав у неё. Хотя, в большинстве случаев, мне это нравится, если ты понимаешь, о чем я. — Парень с пошлой улыбкой подмигивает Дэнверс, но Кара лишь нервно оглядывается. Если Мэри увидела бы их сейчас, то наверняка попыталась бы придушить фотографа во сне. — Эй, расслабься, говорю же, что все хорошо. — Вам надо было просто уехать. — Ну да. — И не было бы больше никаких истерик. — Угу.       Кара закатывает глаза, несильно толкая парня в плечо, пока Майк с задумчивым видом продолжает кивать. — Мы бы не ссорились и у нас были бы не отношения, а сказка из Диснея, ага. Я понял. — Тогда почему вы все еще здесь? — Потому что ты все еще здесь, Кара. Мы договорились вместе доехать до Глазго, вот и доедем. Нет никакой необходимости оставлять тебя в каком-то паршивом мотеле. — Ты же знаешь, я бы могла найти попутку и сама бы доехала.       Это всё пустые отговорки: если говорить честно, Каре бы вряд ли хватило смелости сесть в незнакомую машину. По пути к этому мотелю она надеялась, что Мэри начнет возмущаться вновь у подъезда к какому-нибудь маленькому городку, а там Дэнверс легко бы нашла автобус, направляющийся в Глазго. Но терпение Мэри дало трещину намного раньше, и Кара, раздраженная очередным потоком подозрений, ляпнула, что сможет доехать сама. Дэнверс вряд ли можно обвинить в гордыне, но свои слова она забирала редко.       Но Мэттьюс не отвечает, чуть подтягивается, разминая спину, достает из кармана брюк помятую пачку сигарет. Он прикуривает в тишине, и Кара может поклясться, что слышит треск тлеющего табака в сигарете. Майк кладет сигареты рядом с собой в безмолвном предложении, довольно усмехаясь, когда Дэнверс неуверенно тянется к пачке. — Это было так давно, когда мы с тобой сидели так. Лет шесть назад, верно? — Уже почти семь. — А курить ты по-прежнему не научилась за столько лет, — со смешком подмечает парень, наблюдая, как Кара едва сдерживает кашель. — Я не особо и тренировалась, знаешь ли.       Дэнверс передергивает плечами от непривычного долгих пауз в разговоре. Не таким она помнила Майка, в её воспоминаниях он редко, когда молчал, предпочитая заполнять каждую минуту общения веселой болтовней. Но это было семь лет назад — вполне себе долгое время для того, чтобы до неузнаваемости изменить человека. Дэнверс уже собирается подколоть парня насчет радикальных перемен в его поведении, но внезапная мысль о том, что она и сама может казаться в его глазах совершенно незнакомым человеком из прошлого, заставляет её прикусить язык. — Так, значит, Глазго, а потом куда собираешься? В Эдинбург, на нашу с тобой историческую родину? Мама будет рада твоему приезду. Наверняка, Элисон тоже обрадуется. — Я так не думаю, я не общалась с ней уже сто лет, — чуть помедлив, отвечает Кара. Поднимать тему старых друзей ей не хотелось, ей вообще не хотелось обсуждать свои планы. Особенно, когда этих планов у неё не было. — Я останусь в Глазго на неделю, отдохну немного. Прогуляюсь по городу, а потом уже решу, что делать дальше. — Отдохнешь, а потом опять в бега?       Она съеживается, посильнее кутается в куртку, вмиг готовая отражать любые болезненные упреки, но парень рядом с ней лишь шутливо поднимает две руки вверх, в примирительном жесте. — Я не осуждаю, не думай. — А я не нахожусь в бегах. Просто… путешествую, проветриваю голову. — Решила взвесить все «за» и «против», уехав в другую страну? Неужели в Америке так плохо думается? — Ага, воздух там плохой, вот и решила подышать в Лондоне, а заодно прокатиться до Шотландии. — Да-да, понимаю. В Лондоне тоже плохой воздух. Слишком влажный и порой отдает пивом от пабов. — Майк выкидывает недокуренную сигарету в сторону, не отводя взгляда от Кары. — Ну, и как это? — Как "что"? — Как это, когда об тебя вытерли ноги, а ты сбегаешь, будто сама во всем виновата? Мало приятного, наверное. Хотя вряд ли я могу понять. Обычно, когда меня посылают куда подальше, я шлю в ответ, а не продолжаю цепляться за эту мра… за эту девушку.       Дэнверс с ужасом смотрит в глаза Мэттюса, чувствуя, как все тело превращается в ледяную глыбу, не успев парень и договорить. Она пытается отвести взгляд, заметив в глазах напротив только лишь мертвое спокойствие, но мышцы не слушаются. Будто в насмешке, Майк в вопросе изгибает брови.       Сигарета в руке Кары, истлев до фильтра, обжигает ей пальцы, короткой болью возвращая девушку в реальность. — Ох, прости, я, кажется, тебя не так поняла, когда ты сказал, что не осуждаешь, — сквозь зубы шипит Дэнверс, кинув окурок себе под ноги и потушив его ботинком. Она тянется за пачкой, и вновь закуривает, не обращая внимания на першение в горле. — Вам, действительно, стоит уехать. — И всё же, как это, когда она бросила тебя?       Она вновь смотрит его, теперь с несвойственной ей ненавистью во взгляде, но, к удивлению парня, всё же отвечает: — Это больно. И я… я не знаю, что мне делать.       Майк грустно улыбается, протягивает ей руку, но Кара отшатывается от него, как от огня, отходя на несколько шагов назад. — Я помню, что ты сказала мне однажды. Ты сказала это в больнице, когда ждала, что твой отец очнется после аварии. Твоя мать уже была мертва. Я стоял рядом с тобой, помнишь? Моя мать пыталась уговорить нас поехать домой, но мы остались. Ты сидела в зале ожидания, а я смотрел на тебя, не имея ни малейшей мысли, что сказать. Ты вдруг спросила, что тебе теперь делать. Я ответил, что не знаю. Что едва ли у кого-то найдется ответ. И ты улыбнулась и сказала, что это называется «цугцванг», твой отец рассказал тебе об этом. Ты объяснила мне, что в шахматах бывает положение, когда самый полезный ход — ничего не делать, потому что любой ход только всё усугубит. И ты осталась ждать, продолжала сидеть в кресле даже после того, когда вышел врач. Даже после того, когда приехала служба опеки. Но сейчас ты здесь, — Майк поднимается с насиженного места, осторожно подходя ближе к девушке, позволяя уйти. Но Кара не двигается с места, даже когда его ладонь на короткое мгновение касается её щеки. — Чувствуешь? Ты здесь. Это не шахматы, не любая другая игра. Тебе не нужно ждать хода противника, не нужно бояться поражения. Это твоя жизнь, и самый полезный ход в ней — это действовать, не ждать, надеясь на призрачную надежду. Я не врал, когда говорил, что не осуждаю. У меня нет такого права, Кара, ни у кого нет. Даже если ты выберешь самый ужасный, по моему мнению, вариант — это нормально. Просто продолжай жить, а не теряй себя, мотаясь по странам, городам. — Я не знаю, что мне делать, Майк. Я не знаю. — Правда? — Он улыбается ей, ободряющее сжимая плечо. — Может, просто боишься признаться себе, что уже давно всё решила? — Я не знаю. Не знаю.       Её голос дрожит. Кара тянется к щеке, где еще остался призрачный след прикосновения парня, но её пальцы скользят лишь по мокрой дорожке от слез. Она не знает, когда начала плакать, не может почувствовать, продолжает ли плакать сейчас.       «Это так глупо. Совершенно глупо. Я должна злиться, но не плакать. Я должна собраться и решить, что делать дальше. Но уж точно не плакать», — думает Кара, вытирая лицо рукавом куртки. Но когда она в очередной раз касается щеки, её пальцы вновь мокрые от слез.       Майк тянется к её руке, забирая сигарету и затягиваясь, а после протягивает её обратно. От дыма Дэнверс начинает мутить, но, назло себе, она делает еще одну затяжку, и ещё одну. — Я солгала тебе. — О чем? — О том, что я почувствовала, когда «об меня вытерли ноги». Это больно, но гнева было больше. Но сейчас… сейчас нет ничего. — Опустошенность часто идет в комплекте со злостью. — О господи, да что с тобой случилось? — Кара взрывается в приступе истерического смеха. Всё окружающее кажется чем-то нереальным, глупым сном. Кошмар, где все её друзья стали незнакомцами. Девушка всем сердцем желает проснуться. — Только послушай себя. Говоришь, как чертов психотерапевт. Серьёзно, что с тобой случилось, Майк? — Случилось… эм… я, — Мэттьюс заметно бледнеет, оборачиваясь в сторону мотелю, но после его спокойствие возвращается. — Было несколько ошибок, некоторые глупые, некоторые не очень. Длинная история, которую можно рассказать двумя словами. Но ты и сама знаешь. Дерьмо случается. Порой слишком часто для одной жизни. — Да. Я знаю.       Он уходит в номер, оставляя Дэнверс в одиночестве. Она без всякого интереса оглядывает парковку, виднеющиеся вдали высокие сосны, и едва ли себе признаваясь в этом, надеется, что всё это лишь сон. Особо извращенный кошмар уставшего мозга.       Надо просто проснуться.

***

      Она с тихим вздохом откидывается на подушки позади себя. Подтягивает одеяло повыше, почти до носа, и закрывает глаза, пытаясь заставить себя заснуть. Однако сон не приходит ни через десять минут, ни после того, как она перевернется на другой бок. Кара открывает один глаз, смотрит на тумбочку, где часы неоном отсвечивают полночь. Просто отлично. Замечательно.       Дом Лены, который она до сих пор с непривычки не может назвать «их» домом, находится почти за городом, в чертовски тихом районе города. Очень тихом. Прямо-таки противоположность району, где она прожила уже три года. В грязном, в бедном районе, где шум улицы можно заглушить, если включить панк-рок на максимум. И, черт возьми, Дэнверс привыкала три года спать под любой шум не для того, чтобы потом мучиться от бессонницы в прекрасном двухэтажном доме.       Кара не спит толком уже две недели. Она успела за это время заново перепробовать все энергетики, забытые со времен учебы, дабы не отключится на работе. Боже, кофеин в её венах уже должен был заменить кровь.       Алкоголь не помогает со сном. Этот факт Дэнверс признает с ужасной головной болью где-то в четыре утра после недели скомканного сна.       Она признается Лене, что не может заснуть на третий день. Лютор готовит ей какао со сливками, а после засыпает рядом с ней, не выпуская из крепких объятий всю ночь. Но любовь не может справиться со всем в этом мире. И, кажется, бессонница входит в этот список вещей.       Лена. Мысль о ней, заставляет Кару открыть глаза и потянуться к телефону, но новых сообщений нет. У Лютор сегодня «очень важный день на работе», и она должна была лишь немного задержаться. Похоже, у Кары и Лена весьма разное понятие о «немного задержаться», но Дэнверс нехотя проглатывает упреки каждый раз, когда её девушка поздней ночью возвращается домой. Это происходит уже не в первый раз, но Кара не находит в себе сил возмущаться. У Лены хорошая работа, а что более важно — Лютор любит свою работу, компанию, которой она будет руководить. К тому же, это Кара говорила о небольшой жертвенности в отношениях, пусть Алекс с недовольным видом язвит, что подобная жертвенность легко может перерасти в чертово жертвоприношение. Но младшая Дэнверс не слушает. Не тогда, когда Алекс сама просиживает часы возле телевизора в ожидании своей девушки с ночной смены.       Кара поднимается с кровати, бредет до кухни. Заваривает чай. И каждый час проверяет телефон. Никаких сообщений. Дэнверс опускает голову на стол, лицом ощущая прохладу лакового покрытия.       Её будят ласковые прикосновения пальцев к щеке. Они опускаются на плечо, чуть сжимают, и Кара с трудом открывает глаза. Она заснула на кухне, её шея ноет от малейшего движения. Дэнверс подтягивается, не сдерживая стона от боли в мышцах, краем глаза замечая фигуру Лены слева от себя. Лютор копается в шкафчике, пытаясь дотянуться до своей кружки. — Тяжелый день на работе? — Да, прости, что не написала. Я заснула в офисе, — Лена коротко целует её губы, а после продолжает готовить себе кофе. — Лилиан даёт мне все больше и больше отчетов для работы. Хотя грех жаловаться, я сейчас хотя бы занимаюсь чем-то более полезным, чем обычно.       «Да, грех жаловаться», — для себя повторяет Кара. Лютор выглядит жутко уставшей с синяками под глазами и заметно побледневшей кожей. Её одежда помята, а манжеты кремовой блузки испачканы в черной пасте от ручки. Брюнетка улыбается, замечая на себе её взгляд, садится рядом и со вздохом опускает голову на плечо Дэнверс. Кара вздрагивает от ощущения теплого дыхания на своей коже. — Мне, правда, жаль, что я не написала. Я хотела, но заснула. Прости меня. — Все нормально, не переживай. — Кара делает глоток кофе из кружки. — Так с работой покончено? Я имею в виду, сейчас суббота и у тебя выходной, верно? — Лена рядом с ней напрягается всем телом. Дэнверс даже не нужно смотреть на девушку, чтобы все понять. — Ох, ясно. Просто сегодня моя выставка, и я думала, что ты будешь там. Ты же… ты же говорила, что хочешь пойти со мной. — Черт, сегодня уже 12? — Ага, 12 сентября. Моя выставка, о которой я говорила весь месяц. — Я помню-помню, я приду, если ты хочешь.       Кара отодвигается от Лютор, чтобы лицом повернуться к ней. Лена смотрит на неё с неуверенностью, чуть прикусывая нижнюю губу. И Дэнверс не может избавиться от ощущения, что она что-то упустила из разговора. — А почему я должна быть против? — Из-за слухов? — Ты говоришь о тех фриках, которые оставляют комментарии у тебя в инстаграме? Ну да, мне не нравится, что они обсуждают нас, но это явно не та причина, по которой я не захочу быть с тобой на выставке.       И тогда Лена опускает глаза, все свое внимание обращая на кружку в своих руках. — Возможно, это чуть больше чем просто фрики из интернета. Мне сегодня, ну, то есть вчера, звонил один журналист с вопросом встречаюсь ли я с тобой. — И что ты ему сказала? — Что я не встречаюсь с тобой, мы просто друзья. — Кара бездумно кивает, пытаясь переварить услышанное. Слухи — это плохо, очень плохо, если учесть, где она работает. Но от мыслей Дэнверс отвлекает легкое прикосновение к своей руке: Лютор с виноватым выражением на лице переплетает пальцы. — Это всего лишь один журналист, Кара. Все обойдется. — Поэтому ты не хочешь идти со мной вместе на выставку. — Может быть, будет лучше, если мы не будем появляться какое-то время вместе на публике. — Мы живем в одном доме, Лена, если хоть кто-то из прессы решит приехать сюда… — Всё будет хорошо.       Нет, не будет. Кара отчего-то уверена в этом, она замечает слабую улыбку Лютор, и понимает, что не она одна думает так же, не она одна считает, что скоро их дела вряд ли можно будет назвать хорошими. Они обе это понимают. Кара подается вперед, целует Лену с отчаянием, в попытке справиться с растущей паникой внутри. Пытается успокоиться, когда тонкие руки обвивают её шею. — Всё будет хорошо. — Повторяет Лютор между поцелуями. — У нас всё будет хорошо.       Кара кивает, чувствуя под своими ладонями тепло тела Лены. Поцелуи опускаются на шею, и Лютор стонет, ощущая несильные укусы на своих ключицах. Руки Лены путаются в светлых локонах. — Я люблю тебя. — На выдохе произносит Кара.       Ответ Лены тает в стоне.

***

      Выставка проходит ожидаемо отвратительно. Для Кары. Все же остальные посетители галереи мнение Дэнверс насчет всего мероприятия явно не поддерживали. Пожалуй, единственным исключением был молодой парень, не старше двадцати пяти лет, кто весь вечер переругивался с главным управляющим, который не мог найти одну из работ молодого фотографа. Этот парень в перерывах между новыми раундами шипения угроз, возвращался к фуршетному столу и с угрюмым видом поедал сэндвичи, со злым прищуром наблюдая за избегающим его персоналом.       Остальные же гости и участники выставки чувствовали себя уверено и расслаблено, то неспешным шагом прогуливаясь по широкому залу галереи, то заводя короткие светские разговоры, обсуждая в основном экономику, политику и только потом представленные здесь фотографии. Вечер для них выдался приятным, наполненным теплым освещением декорированных ламп и кисло-сладким привкусом дорогого шампанского на губах. Однако для Кары само мероприятие было испорчено ровно в тот момент, когда Лена рассказала про звонок журналиста, а после сама Лютор отказалась поехать на выставку. Да-да, конечно, это было сделано из наилучших побуждений, но Дэнверс не могла избавиться от чувства обиды. Рациональное мышление никогда не избавляло от глупого недовольства.       Вторым отвратительным моментом вечера стала пресса: журналистов в галерее собралось приличное количество, и Кара вздрагивала каждый раз, замечая вспышку фотоаппарата. «Какая ирония, фотограф боится фотографов» — Кара недовольно скривилась от собственных мыслей, но сосущая изнутри паника только сильнее разрасталась после каждого щелчка фотоаппарата. Она попыталась успокоиться. Попробовала следить за дыханием; досчитала до пятидесяти, когда поняла, что счет цифр никак не мешал тревоге набирать силы.       Дэнверс ушла с выставки на два часа раньше закрытия, пряча в карманах брюк дрожащие руки. Если её уход по-английски могли и простить, то паническая атака в галерее была бы точно социальным самоубийством.

***

— Ну, так что? — Мэгги от нетерпения не может усидеть на стуле, меняя позу ежесекундно. Её глаза горят искренним, почти детским любопытством.       У неё слишком много энергии, с завистью стонет про себя Дэнверс, лениво прокручивая пустой стаканчик из-под кофе в руке. Глаза Кары слипаются — желание заснуть на пару десятилетий посетило её, как всегда, не вовремя, ровно в полдень. Она зевает, прикрывая рот рукой, и ойкает, когда Сойер ощутимо ударяет её по плечу. — Давай, Кара, рассказывай, не нарушай наш договор. Я покупаю тебе кофе, а ты… — Рассказываю, я помню, — перебивает Дэнверс. — Всё прошло шикарно, высший балл, Мэгги, поздравляю.       Лицо Сойер застывает в комическом выражении полного замешательства и негодования. — А можно немного больше подробностей?! — Алекс понравилось ваше свидание, она прям… эм, в восторге от него. Чёрт, да она позвонила мне в три утра рассказать, как всё волшебно было. Я, конечно, счастлива за вас двоих, но серьёзно? Три утра? Алекс повезло, что я не спала, иначе бы у тебя не было бы девушки, а у меня сестры. — Из-за бессонницы ты похожа на старую ворчащую бабку, — со смехом замечает Мэгги. — На самом деле, это моё семейное проклятие. Все женщины в моей родословной глубоко внутри вечно недовольные бабки, — с усмешкой отвечает Кара, вспоминая, как её мать порой занудно отчитывала отца за грязные кружки на его рабочем столе.       Мэгги продолжает смеяться, и Дэнверс подхватывает её веселье, чувствуя, как быстро исчезает сонливость. У них редко когда получалось встретиться наедине, без своих девушек, и просто так поговорить. Каре нравится Сойер, она добрый отзывчивый человек, который никогда не откажется помочь своим близким. Самоотдача — вот, что их объединяет, для них обеих семья всегда на первом месте. Заглавный ориентир всей их жизни. А ещё Мэгги вечно покупает кофе. Господи, храни эту девушку, она же точно святая.       Дэнверс откидывается на спинку деревянного стула, жестом подзывая официанта, чтобы заказать салат и ещё одну кружку кофе. — Итак, офицер Сойер, стоит ли мне спросить насчет ваших намерений касательно моей сестры? — Очень своевременно, Кара. Мне казалось, это спрашивают перед первым свиданием, а не после переезда в новую квартиру. — Первые свидания переоценивают, — с умным видом подмечает Кара, едва сдерживая широкую улыбку. — На первых свиданиях никто не думает об отношениях серьёзно. — Что же, мисс Дэнверс, мои намерения насчет вашей сестры очень серьёзны. А что насчет вас? — Мои намерения насчет моей сестры тоже очень серьёзны. Стоит ли считать нас соперниками? — Фу, Кара, — шутливо морщится Мэгги. — Ты и Алекс? Я не думала, что ты фанат инцеста. — Прошу заметить, что мы не связаны кровно! И я не фанат инцеста, может только немного из-за Холодного сердца, но это не относится к разговору!       Мэгги напротив неё подозрительно прищуривается и придвигается ближе к столу. Кара в ответ отодвигается дальше, вызывая усмешку у девушки. — Надо же, Кара, ты избегаешь отвечать на мой вопрос. — Не помню, чтобы я была на допросе, офицер Сойер, — с нескрываемым развлечением подмечает Дэнверс. — Еще одна увертка. Я начинаю подозревать самое худшее.       Кара наконец сдается, понимая, что с Мэгги не удастся избежать этого разговора. Дэнверс со стоном поражения закрывает глаза рукой, нехотя отвечая: — У нас с Леной все более или менее нормально. — И ты думаешь, этот ответ меня более или менее устроит? — Всегда нужны подробности, да? Ну, Лена много работает, и я работаю. В общем, типичные проблемы влюбленных трудоголиков. — И всё?       Что-то в подозрительном тоне Мэгги настораживает. Кара осторожно кивает, наблюдая, как девушка с громким выдохом заметно расслабляется. — Я думала, что вы серьёзно поссорились или что-то типа того. Просто Лена уже сто лет не появлялась у нас, и ты всё время ходишь хмурая. Так что легко подумать, что между вами что-то случилось. — Нет, мы в порядке. — Я рада за вас. Мы с Алекс переживали, особенно после того, как поползли слухи.       Вот оно что. Кара замялась. Она уже хочет отбрехаться, но вовремя себя останавливает — Дэнверс никогда не была хорошим лжецом, а Сойер со своим комплексом копа уж точно не купится на посредственную ложь. Но говорить правду тоже не хотелось. Как бы высокомерно это ни звучало, но все происходящее для Кары было глубоко личным делом, в которое уже засунули нос парочка журналистов, допускать еще кого-то до её личных проблем она не желала. По крайне мере, пока ситуация еще держалась в относительной тени без громкой огласки по дешевым телепередачам, Кара могла вполне себе справиться самостоятельно.       Впрочем, Дэнверс понимает одну простую истину — очень скоро эти слухи превратятся в скандал; в огромную помойную лужу, в которой её с радостью будет топить каждый житель города, любящий погреть уши на грязных подробностях чужой жизни. Как только это произойдет, Кара потеряет работу. Надеяться на хороший исход не приходится: прошёл уже месяц с того дня, когда Лена рассказала про звонок журналиста, но волна подозрений в их сторону не уменьшилась, а только набирала обороты. — Нет, мы в порядке, — глухо повторяет Кара, не поднимая взгляда от принесенной официантом тарелки с салатом. Есть уже не хочется. Она тянется к кружке кофе, делает небольшой глоток, и только после этого поднимает глаза на Мэгги. И широко улыбается. В отличие ото лжи, улыбки у неё выходят всегда безукоризненными. — Не переживай, сейчас все хорошо. — Ну, если ты так говоришь… — в голосе у Сойер ни намека на то, что она верит словам Дэнверс, но Мэгги не давит.       На несколько минут наступает неловкое молчание, после которого разговор между ними утрачивает былую легкость и становится напряженным. Они обе пытаются избежать неприятную тему, но чем сильнее они стараются, тем чаще им на ум приходят новые доводы обо всей ситуации, и они вновь замолкают. И если Мэгги смачивает ненужные слова поддержки и заверения, что все обойдется, то Каре в голову лезут только все более отвратительные сценарии развития проблемы.       От продолжения этого неловкого общения, их спасает звонок с работы Сойер. Не заметно друг для друга, они выдыхают с облегчением, понимая, что это небольшое представление из двух актеров, старающихся найти наиболее «безопасную» тему для разговора, закончилось.       Они обнимаются на прощание, и прежде чем уйти, Мэгги с улыбкой произносит, что все будет хорошо. Опять же, без всякой веры в уже свои слова.

***

— Все только это и повторяют. Всё будет хорошо, всё наладится, — фыркает Майк, одной рукой удерживая руль, а другой пытаясь достать зажигалку из заднего кармана брюк. Когда ему это удаётся, он подкуривает сигарету, открывая окно. — Года три назад я попал в больницу. Авария. Все кости левой ноги в труху. И вот приходит врач, а моя мать сидит рядом, держит меня за руку и на каждую фразу врача говорит «все в порядке» или «все хорошо». Док говорит, что, скорее всего меня ждет ампутация, а мать рядом кивает и сквозь слезы говорит, что все наладится. — А что ты ожидал? Думаешь, было бы лучше, если бы она сказала что-то типа: «ну пиздец, сынок, ты теперь будешь пиратом. Помнишь, как в детстве ты мечтал о деревянной ноге? Ну вот, пожалуйста». Так, что ли?       Мэттьюс заливается громким хохотом, но вмиг затыкается, когда Мэри на заднем сидении, уснувшая час назад, просит его заткнуться. — Я имею в виду, что порой не нужно ничего говорить. Когда все катится в жопу, оно и понятно, что лучше не станет, ни когда ты туда катишь, ни когда изваляешься в дерьме по уши. А все эти «со временем станет лучше, надо только подождать» хоть и правдивы, но только сильнее злят. Потому что тебе говорят, что тебе нужно вот так немного постоять в дерьме и всё наладится. Поэтому, как по мне, лучше просто помолчать. — О господи, Майк, послушай себя и закрой свой рот! — жалобно стонет Мэри, вызывая этим усмешку у Кары. Дэнверс как-то проснулась, когда парочка обсуждала секс на пляже и песок, натирающий в кое-каких местах. Тоже так себе разговор для пробуждения. — Милая, у нас важный разговор. — Я слышу. Вы разговариваете о дерьме. — Это метафора, Мэри. Но ладно, закончим пока с образными выражениями. — Майк делает глубокую затяжку и передает Каре сигарету. — Для такого разговора нужны не сигареты, точно не сигареты. Итак, значит, все пошло под откос в сентябре? — В сентябре я только узнала обо всей этой херне. В октябре все набирало силу, чтобы, наконец, разорваться в ноябре. Бум, и утром мой телефон разрывается от звонков и уведомлений. Каждая скотина считала должным поинтересоваться у меня лично действительно ли я сплю с Лютор.       Кара затягивается, краем глаза замечая в зеркале заднего видения, что блондинка не спит, а очень даже увлечено следит за разговором. Дэнверс морщится, отворачиваясь к окну, наблюдая за ночным пейзажем. Она чувствует себя как героиня шоу Грэма Нортона: все ожидают от неё интересную историю, но Кара не находит ни одной причины, почему всё случившееся так сильно всех интересует. — Ой, перестань, Кара. Сейчас на тебя никто не давит, если не хочешь — не говори. А если хочешь… милая, проснись и достань вискарь, который ты греешь за своей спиной. — Отвали уже от меня, Мэттьюс, — со злобой шипит Мэри, но бутылку передает прямо в руки Дэнверс без своего любимого хмурого взгляда. — Вот так, спасибо большое. А теперь, Кара, прими анестетик, до Глазго осталось чуть больше двух часов. Свою новую жизнь ты обязана начать без сомнений. — Имеешь в виду пьяной? — Это всего лишь побочной эффект напитка живой храбрости. Давай, пару глотков и еще парочку, — руководит Майк, наблюдая как Дэнверс нехотя пьет виски. — А теперь пару затяжек. Ага. А теперь все повторить. Молодец, теперь можешь рассказывать. С данного момента ты считаешься пьяной, а все, что ты скажешь, автоматически засчитывается за пьяный бред и не воспринимается всерьёз. — И что мне рассказывать?       К удивлению Майка и Кары, отвечает Мэри. Её звонкий голос звучит неуверенно, но она всё же спрашивает: — А как… как твоя девушка отнеслась ко всему этому? Её ведь это тоже коснулось.       Дэнверс оборачивается, чтобы встретиться с внимательным взглядом блондинки. Мэри с видимым трудом удерживает на себе взгляд Кары, не отворачиваясь, и Дэнверс устало закрывает глаза, поворачиваясь обратно. Она открывает бутылку под тихий смешок Майка и делает несколько больших глотков. — Хорошо, реакция Лены, ага. — Кара делает еще пару глотков и тянется за сигаретами. — Боже, для этого разговора действительно нужно что-то посильнее и зеленее табака. Но ладно.

***

      Сначала ей кажется, что она хорошо справляется.       Кару будят приходящие одно за одним уведомления на телефон — в твиттере, похоже, только ленивый не ставит её имя в теги под очередным постом с фотографиями её и Лены или саркастичными шуточками насчёт внезапного каминг-аута. Дэнверс только едко усмехается, примерно такую реакцию она и ожидала от людей. Нет никаких истерик, ни грустных взглядов в никуда. Кара лишь поднимается с кровати, чтобы сделать кофе. Если этот день и обречен на полный провал то он, хотя бы, должен начаться с нормального завтрака.       Лениво жуя яичницу, она пишет Лене, желая удостовериться, что с Лютор всё хорошо. Лена не отвечает, зато на телефон начинают приходить сообщения от Алекс, Мэгги и матери. Каждая интересуется, как она справляется, и Кара массовой рассылкой отвечает только одним словом: «Неплохо». А после замечает, что опоздала на работу, но Дэнверс лишь пожимает плечами, продолжая завтракать.       Наверное, это неправильно. То, как она себя ведет. Может это какое-то пассивное смирение, но если это полное эмоциональное отчуждение продержится до конца дня, то Кара совсем не против. Черт, да она даже рада не размазывать тушь по лицу от слёз или трястись в истерике.       Она также беззаботно моет посуду, а после надевает любимую рубашку с принтом старой рок-группы и рваные джинсы, полностью наплевав на рабочий дресс–код. Обувая кеды, Кара ловит своё отражение в зеркале прихожей и, распрямившись в полный рост, подмигивает себе, а после с кривой ухмылкой говорит: — Пусть весь мир катится в пекло.       Её начальник не был бы полным ублюдком, если бы не попытался унизить её перед увольнением. Мистер Аскер а-ля Мудак–всего–офиса–№–1 поджидает её у лифта, не говоря не слова, следует за ней до её рабочего стола, чтобы со злорадной улыбочкой кинуть перед её лицом кипу газет с весьма говорящими заголовками. Дэнверс про себя фыркает — она опоздала на три часа, которые её начальник провел здесь, карауля её, чтобы разыграть эту унизительную сценку. Кара хмурит брови, понимая, что все работники офиса с интересом наблюдают за происходящим. Среди едва знакомых лиц она замечает Люси. Лейн ободряюще улыбается. Улыбка выходит неестественной. — В мой офис. Сейчас же, — ядовито шипит мужчина, наслаждаясь тем фактом, что привлек внимание всего этажа. — Нет, спасибо.       Аскер замирает с открытым ртом, пораженный наглостью Дэнверс. Но Кара игнорирует его, собирая со стола личные вещи. — Похоже, я ослышался. Что ж я повторю… — Не стоит, правда. Я услышала все хорошо и с первого раза. В ваш офис я идти не собираюсь, — перебивает Кара, не сдерживая довольную ухмылку, замечая, как лицо начальника покрывается красными пятнами. — Я хочу поговорить с тобой, Дэнверс. — Это не нужно. Я уволена, понимаю. Сейчас соберу вещи, и больше не буду позорить ваш храм гетеросексуальности своим присутствием. А все необходимые документы можете выслать по почте. — Дэнверс, ты не понимаешь, что творишь. — В смысле? Я все прекрасно понимаю. Грублю вам, например. Так многие, знаете ли, делают при увольнении. Или вы про то, что я трахаюсь не с теми людьми? Ох, ну, думаю, это вообще не ваше дело. — Так, значит, ты не отрицаешь этого? — А толку? Ну да, я лесбиянка. — Кара отрывается от копания в ящике в поиске своего блокнота и окидывает взглядом всех внимательно слушающих работников. И повторяет намного громче: — Эй, народ, я лесбиянка. Спойлер: я сплю с девушками. Еще один спойлер: я уволена из-за этого. И да, я буду еще здесь минут пять, так что можете пойти поискать вилы и факелы. Замутим урок истории по гонению непохожих на остальную массу.       Аскер рядом с ней раздражено потирает переносицу, что-то бормоча себе под нос про самоуверенных идиоток. Мужчина наклоняет ближе к Дэнверс, с силой хватает её за предплечье, не давая уйти, и с нескрываемой брезгливостью шипит в её лицо: — Тебе нужно закрыть свой поганый рот, Дэнверс. Всем здесь находящимся наплевать, с кем ты спишь и какой ты ориентации. Хватит кричать об этом. Никому до этого нет дела, слышишь? Всем насрать на тебя. И если бы ты поменьше открывала свой широкий рот, может быть я бы позволил тебе остаться на этой работе. Но сейчас ты уволена, поняла? А теперь свали из моего офиса.       Ауч. Вот же ублюдок. Кара с трудом удерживает на лице нахальную полуулыбочку, изо всех сил стараясь не скривиться от жалящих слов. Она поджимает губы, на мгновение закрывая глаза, но когда открывает их, растягивает губы в искреннюю улыбку. Она знает, что сейчас собирается сделать. Ярость внутри неё распаляется с новой силой, восстанавливая пошатнувшуюся уверенность в себе. Кара вырывает свою руку из крепкой хватки и ударяет ей по лицу Аскера. Кулак попадает по его бледным губам, разбивая их в кровь. Мужчина заходится коротким воем боли, закрывая лицо ладонями. — Черт возьми, почти получилось. — Ч-ч-что? — ошарашено спрашивает Аскер, убирая руки с лица лишь для того, чтобы получить ещё один удар, теперь уже в нос.       Из разбитого носа хлещет кровь, и Кара с удовольствием наблюдает как белый воротник белоснежный рубашки и кремовый галстук пропитывается алыми пятнами. — Вот что, идиота кусок. Пошел ты в жопу, вместе со всем твоим офисом. Надеюсь, вам там будет тесно.       Дэнверс собирает свои вещи в небольшой пакет и идет к лифтам. Она нажимает на кнопку первого этажа, замечая размазанную кровь на костяшках. Прежде чем двери лифта закрываются, Кара ловит на себе испуганный взгляд Аскера и показывает ему средний палец.       На первом этаже её уже ждет охрана. Кара не сопротивляется ни на их просьбу задержаться, пока не приедет полиция, ни когда её везут в участок. Если это цена того, что она пару раз врезала своему уже бывшему начальнику, то она не прочь вернуться и продолжить начатое. В этот раз уже используя ноги.       В отделении полиции Дэнверс просит позвонить. Молодой офицер протягивает ей телефон рукой, не отрываясь от заполнения бланков. Кара набирает номер Лены, но Лютор не отвечает. — А можно еще раз позвонить? — Это не по правилам. — Я знаю. Но если кто-то приедет за мной как можно быстрее, то это спасет вас от ненужной работы, верно? — Какая ты умная, — фыркает коп, по-прежнему не отрывая головы от бумаг. — Слишком умная даже. Может быть, тебе пойдет на пользу, если ты посидишь немного в камере? — Возможно, хотя я думаю, что это плохая идея. Нет-нет, я не против, но как представлю, что ваш участок оккупируют эти наглые журналисты, так мне прямо-таки жаль вас становится. — Журналисты? Ты звезда, что ли? — Фотограф, однако больше прославилась своими интересами. Сегодня мой звездный час, кстати. — Ладно, звони в последний раз.       В этот раз она набирает номер сестры. Мэгги приезжает через пятнадцать минут с выражением неподдельного беспокойства на лице. Так выглядят родители, когда узнают, что с их детьми что-то случилось. Кара почти жалеет, что позвонила. Надо было остаться здесь и решать свои проблемы самой, как она всегда делала. Сойер разговаривает с копом, то и дело кидая в сторону Дэнверс взволнованные взгляды. Когда Мэгги удается договориться с дежурным офицером, что совсем не обязательно оставлять Кару на ночь за решеткой, они выходят из участка и направляются к синему форду Сойер. — Ты точно в порядке? — Я в порядке. Просто супер, — садясь в машину, отвечает Дэнверс. — И почему все продолжают меня об этом спрашивать? — Мэгги не спускает с неё внимательно взгляда, и Кара отворачивается к окну, почти шепотом добавляя: — Можно мы просто уедем уже отсюда? Пожалуйста.       Они едут в тишине. Примерно на полпути Кара понимает, что Мэгги везет её домой к Лене, но оставаться одной в пустом доме не хочется. Она просит Сойер остановить возле знакомого бара, в котором они часто собирались вчетвером. Кара с Леной и Алекс с Мэгги, они рассказывали друг другу истории под шоты текилы. Веселое было время. Сойер не отвечает ей, только лишь кидает в её сторону полные беспокойства взгляды, однако всё же останавливается возле бара. — Сейчас час дня, Кара. Не рановато ли для алкоголя? — Самое время.       Дэнверс выбирается из машины, не оглядываясь, зная наверняка, что Мэгги не собирается оставлять её одну. Она заходит в бар, сразу же направляясь к барной стойке, и заказывает виски с колой. — Может все-таки лучше начать с чего-то проще? — вновь насаждает Сойер, садясь по правую сторону от Кары. — Ладно. Бармен, просто виски будет отлично.       Дэнверс выпивает первый стакан залпом под недовольный взгляд Мэгги. Она заказывает ещё один, отмахиваясь от девушки рядом, когда Сойер пытается отговорить её. — Мэгги, может тебе надо на работу? — Я в отпуске. Уже как неделю. — Точно. Ну, тогда, возможно, тебе надо ехать к Алекс? — Она на работе, Кара, и нет, я не оставлю тебя одну. — А я бы и не была одна, если бы Лена хоть раз ответила на мой чертов звонок. Но глянь-ка, — Дэнверс разводит руки в стороны, больно ударяясь левой ладонью об деревянную стойку. — Она на своей долбаной работе. Понимаешь? Она работает. Как всегда.       Мэгги тянется к карману кожаной куртки, достает из него свой телефон и протягивает его к Каре. — Позвони ей. — Бесполезно. Я звонила уже несколько раз. — Просто попробуй.       Дэнверс набирает номер Лены, не переставая повторять Мэгги, что эта идея бесполезна. Она качает головой, когда слышит гудки и вызов сбрасывается. Кара кладет телефон на стойку и тянется за стаканом. — Каждый чертов…       Но Кара не договаривает, чужой телефон заходится звонкой трелью с номером Лютор на экране. Дэнверс почти молниеносно хватает его, отвечая на вызов. — Алло, Мэгги? — голос у Лютор спокоен, на заднем фоне Кара с легкостью узнает перезвон колокольчиков. Она что обедает в кафе? — Лена? Это я. — Ох, Кара? Я не ожидала тебя услышать.       Это злит Дэнверс. Её злит вся ситуация в целом, где Лена спокойно себе обедает, не обращая никакого внимания на пропущенные звонки, где Мэгги продолжают свою мантру, состоящую из вопросов в порядке ли Кара. — Наверное, потому что ты кинула меня в черный список в телефоне? Какого черта? Я звонила тебе несколько раз, ты не перезвонила ни разу! — Я не добавляла тебя в черный список, — с обидой в голосе отвечает Лена, и уровень гнева Дэнверс поднимается на несколько отметок. — Я… я была на работе. — Охренеть как удивительно. Но знаешь, на работе можно отвечать на звонки! — Кара, успокойся, прошу. Я испугалась, я узнала о новостях уже на работе и не знала, что делать. — Ответить на мой звонок было бы хорошим вариантом действий. — Хватит, пожалуйста. Я думала, ты будешь зла на меня из-за всего случившегося. — Ладно-ладно, мы поговорим дома, хорошо? Я просто хотела узнать, в порядке ли ты.       Лена на другом конце трубки замолкает, и Кара устало закрывает глаза, почти со стоном спрашивает: — Что не так? — Мне позвонила наша соседка Кэти, она сказала, что возле дома ждут журналисты.       Это означает «Кара, ты не можешь ехать в мой дом» — Лютор не произносит этого вслух, но только идиот не понял бы намека. — И что делать? Что мы теперь должны делать? Я уволилась с работы, так что можем подтвердить все эти слухи, дать официальное заявление. Ну, мы ведь не могли раньше никому рассказать из-за моей работы, верно? Сейчас этой проблемы нет. — Кара, я не могу сделать официальное заявление. — Почему? — Из-за работы. Совет директоров провел сегодня собрание, они согласились сделать меня главой компании с одним условием. — У Дэнверс пересыхает во рту. Она замирает на месте, забывая на несколько минут как дышать. — Я должна отказаться от дачи любых официальных заявлений по сложившейся ситуации. И я должна отрицать, что мы с тобой встречаемся. Для прессы я буду говорить, что мы просто друзья. — Быть может нам действительно стоит остаться «просто друзьями». — Что? Кара, послушай, это временно. Мы справимся, слышишь? Нужно немного потерпеть, и всё будет хорошо. Это только…       Она сбрасывает вызов, даже не пытаясь дать Лютор договорить. Кара отдает телефон Мэгги, прокручивается на барном стуле, спиной облокотившись о стойку. Дэнверс с задумчивым видом наблюдает за входом в бар, словно ожидает кого-то. Сойер кажется, что Кара хочет сбежать, поэтому она осторожно кладет свою руку на плечо блондинки, но та сбрасывает её, а после скомкано извиняется, не отводя взгляда от дверей. — Кара, что происходит?       Дэнверс лишь пожимает плечами. — А что насчет Лены? — Лена обедает. У неё все отлично, — отвечает Кара, больше ничего не объясняя.       Она снимает небольшой номер в отеле, что находится недалеко от офиса CatCo. Раньше, когда она работала на Кэт Грант, ярко-желтое трехэтажное здание всегда привлекало взгляд Кары. На первом этаже отеля расположилось уютное кафе, в котором часто готовил сам хозяин гостиницы — добродушный старичок с итальянским акцентом. Так что когда встал выбор, где Дэнверс предстоит переночевать, на ум сразу же пришёл этот отель.       Несмотря на то что Алекс упорно продолжает ей звонить и просить остаться на ночь в их с Мэгги квартире, Кара просит бармена вызвать такси, оплачивает счет и уезжает, отказавшись от предложения Сойер подвезти её. Дэнверс хочется испариться для всех, остаться в одиночестве без раздражающих своей заботой звонков. Когда такси останавливается возле нужного здания, Кара заходит в кафе, где заказывает небольшой сэндвич и двойной эспрессо — она хочет прийти в себя и окончательно решить, что ей делать со сложившейся ситуацией. В номере она ест, принимает холодный душ и падает на кровать.       Им нужно расстаться и как можно скорее — к этому выводу приходит Дэнверс, но в противоречии своему решению мысленно добавляет, что к Лене поедет только завтра, а может и послезавтра. Ближе к вечеру, снедаемая собственными сомнениями, Кара хватает телефон и пишет Лютор сообщение, что они больше не встречаются, а после добавляет короткую просьбу написать, когда Лены не будет дома, чтобы Дэнверс приехала и забрала вещи. Во втором сообщении она пишет, что оставит ключи у соседей.       Лютор звонит сразу же. Она плачет и просит Кару передумать, сквозь громкие всхлипы клянется, что они могут быть вместе, что это все временно. Дэнверс лишь повторяет просьбу, предлагая заехать завтра утром и забрать вещи. Лена сбрасывает вызов.       Кара с твердой уверенностью решает поехать за вещами завтра утром, а после переехать на первое время к матери в Мидвейл, пока будет искать работу. Она засыпает под шум телевизора, а на утро обнаруживает на телефоне десяток сообщений от Лены, умоляющей её передумать. Дэнверс одевается, спускается в кафе позавтракать, но после возвращается в номер. Она плачет несколько часов, прежде чем заснуть на полу, возле кровати.       Она не едет за вещами ни на завтрашний день, ни на следующей неделе. Лена воспринимает это как небольшую победу, начиная звонить всё чаще. Однако Кара редко, когда отвечает на её звонки. «Надо же, всё испортилось за день. Мы строили отношения полтора года лишь для того, чтобы они были разрушены за один день», — с обидой и злостью думает Кара, когда в очередной раз сбрасывает звонок Лютор. Но позже понимает, что всё началось рушиться намного раньше, даже раньше того звонка Лене от журналиста или и вовсе с самых первых комментариев под их фотографиями. К этому всё шло с самого начала, стоило им начать тайно ото всех встречаться. Но что им теперь делать?       Кара приезжает к сестре в субботний вечер с пакетом китайской еды и бутылкой бурбона в руке. Алекс лишь качает головой, но не спрашивает ни о чем. Дэнверс прекрасно понимает, насколько сильно её сестра зла на неё за все пропущенные звонки, за несколько дней молчания без единой фразы, где Кара пропадает. Но Алекс не задает вопросов, рассказывает про работу, про ремонт, который они с Мэгги планируют. И Кара медленно, но всё же избавляется от своей защитной оболочки и говорит, что планирует уехать к матери. И судя по тому, как Алекс поджимает губы, Дэнверс стоило помалкивать об этом. — Это ведь неправильно, Кара. — Что именно? — Всё. Нельзя так реагировать, нельзя вмиг закрыться от всех, когда что-то идет не так. Нельзя просто взять и сбежать. Ты хотя бы разговаривала с Леной? — Мы говорили по телефону несколько раз. — Тебе нужно встретиться с ней, поговорить. Господи, хватит вести себя как обиженный ребёнок.       Это точно не то, что Дэнверс хотела услышать от сестры. Но Кара горько усмехается. Боже, и о чем она думала, когда шла сюда. — Ты даже понятия не имеешь, о чем ты говоришь! Ты вообще не понимаешь, что происходит, Алекс! Мне нужно поджать хвост и бежать к Лене, так? Верно? Этого ты хочешь? — Алекс отшатывается от неё, с неверием наблюдая с какой яростью кричит Кара. — Меня оставили одну. Променяли на мягонькое кресло главы компании! Что ты хочешь от меня? Господи, что вы все хотите от меня?! Я должна извиниться перед Леной? Отлично, вышлю ей свои письменные извинения из Мидвейла. Если хочешь, тебе тоже!       Кара срывается с места, забирает свою куртку с вешалки и вылетает из квартиры. На лестничной клетке она чудом не врезается в Мэгги, которая замирает на месте, переводя ничего непонимающий взгляд с Кары на Алекс, стоящую возле распахнутой двери. Но младшая Дэнверс обходит её и, не оглядываясь на девушек, спускается по лестнице.

***

      Она встречает Лену совершенно случайно. Устав сидеть в комнате отеля, Кара поздним вечером отправляется на прогулку по центральному парку. Она неспешно бродит по узким аллеям почти два часа и уже собирается уходить, когда замечает до боли знакомую фигуру возле входа в парк. Лютор идет быстрым шагом, не обращая внимания ни на кого вокруг. Лена ни за что бы не заметила Дэнверс, но Кара, не отдавая себе отчета, что делает, направляется к ней. Между ними метров двадцать, и Дэнверс переходит на бег, не желая потерять брюнетку из поля зрения. — Лена, стой. — Её выкрик прерывается кашлем. Холодный воздух обжигает легкие, не давая нормально вдохнуть.       Но Лютор слышит её, оборачивается и неуверенно спрашивает: — Кара?       Дэнверс подходит к Лене почти вплотную, кивает, пытаясь восстановить дыхание. Лютор всё так же с широко раскрытыми глазами не отводит от неё взгляда, она касается плеча Кары, до сих пор не уверенная, что всё происходящее не выдумка её мозга. — Нам надо поговорить, — произносит Дэнверс, не обращая никакого внимания на руку на своем плече. — Кара, послушай, я не знала, что это случится. Пожалуйста, выслушай меня. Я… я не хочу тебя терять.       И Кара слушает. Они садятся на скамейку, подальше от света фонаря, чтобы не привлекать взгляды чужих глаз. Лена рассказывает про совет директоров, про поставленный ультиматум от них. И про то что, есть только одна возможность обойти это условие. — Я могу уволиться, слышишь? Скажи мне, и я сейчас позвоню же в офис. Но, пожалуйста, не бросай меня. Мне так жаль, что всё это случилось. Просто скажи, и я уволюсь.       Дэнверс не отвечает. Она действительно хотела, чтобы Лютор бросила свою работу, они бы смогли уехать и начать заново. Но разве это будет не очередная попытка бегства? А что будет дальше? Постоянно убегать и прятаться — не та жизнь, которую хочется прожить. — Я не могу сказать этого. Это твоя работа, твоя жизнь, твое решение. Я не могу сделать выбор за тебя. — Я понимаю, — кивает Лена, а после закрывает ладонями глаза, тщетно пытаясь скрыть слезы. Кара обнимает её дрожащие плечи, не произнося ни слова. — Я… я сделаю это.       Они сидят в тишине еще некоторое время, пока всхлипы не прекращаются, и Лена не вытирает потекшую тушь бумажным платком. Дэнверс притягивает её ближе и целует. Губы Лютор соленные, но Кара не обращает на это никакого внимания.

***

— Это займет время, — объясняет Лена, когда они встречаются вновь в кофейне. — Фактически я уже являюсь главой компании, так что процесс увольнения займет время. Недели две как минимум.       Дэнверс соглашается подождать, а после соглашается вернуться домой к Лене. Первую неделю их жизнь напоминает какую-то комедию, где разведенная парочка старается вести себя будто никакого развода и не было. Но неловкие паузы и обиженные взгляды постепенно исчезают, и всё возвращается к привычному распорядку, за единственным исключением не сдающихся журналистов, отчаянно пытающихся докопаться до правды. Однако и назойливая пресса начинает успокаиваться после комментариев Лены, что они обычные друзья.       Вот только две недели проходят, а Лютор по-прежнему ходит на работу, как ни в чем не бывало. Кара из всех сил старается убедить себя, что нужно больше времени. Она продолжает упорно расспрашивать Лену про увольнение, но ответ никогда не меняется: — Нужно еще немного времени.       Когда проходит месяц, Кара осознает, какой именно выбор сделала Лена. Лютор вовсе не собиралась бросать работу. Для Лены все произошедшее только сыграло на руку — теперь она глава компании, да и Кара осталась с ней. Никаких потерь. Дэнверс первое время отказывается верить, что Лютор так ловко провела её, однако позже Кара признается себе, что может ей действительно лучше остаться с Леной. Забыть всё произошедшее и просто двигаться дальше. Однако первого декабря NationalJournal публикует статью с громким заголовком: «МИССИС ЛЮТОР РАССТАВЛЯЕТ ВСЕ ТОЧКИ НАД I В СКАНДАЛЕ С ЕЁ ДОЧЕРЬЮ». Сама статья занимает пять страниц, на которых Лилиан обвиняет Дэнверс в том, что она, якобы, заставила Лену встречаться с ней, и сделала для себя хорошую карьеру благодаря связям семьи Лютор.       После этой статьи все меняется. Пресса вновь начинает оккупировать дом Лены. Вновь начинаются звонки на телефон Дэнверс с вопросами, что ей принесло сотрудничество с Лютор. Это катастрофа. Кара больше не может справляться со всем этим раздутым фарсом. Не может больше не обращать внимание на болезненные издевки от незнакомцев. Она просит Лену дать интервью, сказать, что её мать настоящая сука и в её словах не было правды. Но Лютор отказывается. И Кара сдается.       Дэнверс собирает сумку самых необходимых вещей, бронирует билет на самолет и предупреждает мать, что её не будет в стране некоторое время. В Лондоне проходит выставка фотографий — отличный шанс отвлечься.       Лена приходит ровно в тот момент, когда Кара кладет трубку. — Кара? Милая, я придумала, как мы будем праздновать Рождество, — с первого этажа кричит Лютор.       Дэнверс забирает подготовленную сумку и спускается. Она поймает такси на улице, зная, что вряд ли сможет спокойно остаться с Леной наедине, дожидаясь машину. Лютор ещё что-нибудь провернет, заставит её остаться. Придумает какую-нибудь умную уловку. — Кара?       Лена смотрит на неё с улыбкой, которая пропадает в ту же секунду, стоит брюнетке заметить сумку в руках Дэнверс. Лютор бросается ближе в девушке, но Кара отступает на несколько шагов, выставляя руку вперед, не позволяя подойти. — Что происходит? — Ты знаешь, что происходит, Лена. Между нами всё кончено. Я ухожу. — Нет, нет, этого не может быть. — Лютор проводит рукой по волосам, смотрит на сумку в руках девушки, словно это какой-то посторонний предмет не из этого мира. Лена пытается вновь подойти к Каре, но та легко отталкивает её. — Я не могу тебя потерять. Ты разве не понимаешь этого? — Лена, между нами всё кончено. — Перестань говорить это! — Мы больше не можем быть вместе, — тихо говорит Кара, отказываясь смотреть в глаза девушки. — У тебя хорошая жизнь. Хорошая работа. Тебя ждет хорошее будущее, в котором для меня явно нет места. — Это не правда… я не могу без тебя.       Дэнверс опускает сумку на пол и крепко обнимает Лену. Лютор в её руках дрожит, не переставая шепотом просить не уходить. — Ты справишься намного лучше без меня, Лена. Ты будешь в порядке. — Хватит, прошу, хватит. — Брюнетка всхлипывает, отчаянно хватая Кару за куртку, не позволяя уйти. — Я виновата, я всё исправлю. Только не уходи, прошу. Пожалуйста. Прости меня, пожалуйста, прости меня. Я обязательно исправлюсь, только не уходи. — Лена… — Нет, прошу тебя, Кара. Еще один шанс, я все исправлю, клянусь. Пожалуйста, я не смогу без тебя. Прости меня, я была идиоткой, я исправлюсь. Только не уходи, не бросай меня.       Кара обхватывает лицо Лены в ладони, заставляя посмотреть на неё, с нежностью вытирает дорожки слез со щек и мягко целует. Дэнверс осторожно освобождает ткань куртки из крепкой хватки брюнетки, забирает с пола сумку и уходит.