Синеглазые дельфины нас катали на спине Улыбаясь без причины говорила "Ты где?" Нарисованное солнце уходило в закат Только лето не вернется, не вернется назад Синеглазые дельфины нас катали на спине Улыбаясь без причины говорила "Ты где?" Нарисованное солнце уходило в закат Только лето не вернется, не вернется назад Света, "Синеглазые дельфины" Я не чувствовал, что у меня есть контроль над чем-либо еще в моей жизни, но еда была тем, что я мог и должен был контролировать, поэтому я сделал это. Гарри Стайлс для The Sunday Times Magazine 05/17
Номер ШЕСТЬДЕСЯТ ОДИН. Объект съемки (декорация): Кабинет, на столе стопка бумаг с выделенными строками ярким маркером. План: Крупный. Содержание: Мужчина читает про себя и выделяет или зачеркивает строчки. Говорит: Слишком много вопросов о музыке, спросите о личной жизни. Звук: Голос, шелест бумаги, музыка на фоне. Номер ШЕСТЬДЕСЯТ ДВА. Объект съемки (декорация): Кабинет, на столе стопка бумаг с выделенными строками ярким маркером. План: Общий. Содержание: Мужчина делает приписку, говорит Главному Герою: скажешь, что не хочешь отвечать на личные вопросы, но немного скажешь. Какую-нибудь ерунду про первую любовь. Звук: Голос, шелест бумаги, музыка на фоне. Номер ШЕСТЬДЕСЯТ ТРИ. Объект съемки (декорация): Кабинет, на столе стопка бумаг с выделенными строками ярким маркером. План: Крупный. Содержание: Главный герой сидит на кресле. Говорит: Могу сказать ту фразу на французском про кино и парня. Мужчина отвечает: Скажи. Звук: Голос, шелест бумаги, музыка на фоне.***
Луи оделся во все черное. Хоть мама его и говорила, что черный бывает праздничным, сегодня черный был самым настоящим траурным, что соответствовало выражению лица Луи. — Сделай лицо попроще, — шептал ему Гарри между улыбками обслуживающему персоналу интервью, но Луи никак не реагировал и пришел сюда только из-за Алекса, которому нужно было ехать в больницу, а Гарри от него никак не отлипал. Это ужаснейшая просьба отвлечь Гарри, как маленького ребенка, от важного взрослого дела не могла быть проигнорирована Луи, ведь просил о ней любимый папочка. Больной папочка, вид которого оставлял желать лучшего. И только чертов ребенок Гарри ничего не замечал, игнорировал серость лица Алекса, впалые щеки и лысину мужа. Это же новый стиль! Тебе так идет! Ага, сто раз. Дебил. — Отвали, — отвечал ему Луи, сложив руки на груди и уворачиваясь от визажистов. — Дай им поработать над тобой! Несносный ребенок. — Буду оттенять твою красоту как уродливая подружка, — и этого хватило, чтобы Гарри действительно отвалил и даже отозвал визажистов. 1:0. Луи сидел букой и изо всех сил старался держать язык за зубами, он даже губы поджал, чтобы не сказать ничего лишнего! Вообще ничего не сказать. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права? Вы понимаете свои права? Вы понимаете свои права? — Извините, он сегодня неразговорчив, — Гарри улыбнулся девушке напротив с планшетом в руках и повернулся к Луи, взглядом выражая свое раздражения. — Ответь на вопрос, — и губами добавил: мудила. — Только в присутствие адвоката, папочка, — нет! Не открывать рот! Не открывать! Рот не автоматический! Здесь нет швейцара или щеколды! Не открывать! — Кажется, он прибудет с минуты на минуту. — Шутит, — Гарри улыбнулся, сверкая отполированными зубами и ямочками на щеках, чтобы уж точно его альбом раскупили за первый час продаж. — Такой шутник, Луи! Он вообще любит пошутить. Альбом вот записал, так, для шутки. — Не для шутки, — не открывать! — Расскажи нам о своем альбоме, Луи, — мышцы рта девушки дрожали от напряженной улыбки, колени дрожали от близости Гарри, что вы!, великий же человек сидит напротив! — Ой, ну что Вы, я стесняюсь, пусть сначала расскажет Гарри, ему явно есть больше, чего сказать, — с ложной скромностью проговорил Луи, расставляя для недалекого Гарри свои ловушки. — На самом деле свой последний, хе-хе, — улыбнулся Гарри, — надеюсь, еще не последний, альбом я писал о своих фанатах и о том, какие они потрясающие, а также о своих чувствах. Знаете, мне кажется, песня — это самый лучший способ… эм, ну как бы раскрыть себя, показать себя голым перед всеми… — Вывернуть себя наизнанку? — подсказал ему Луи, хитро улыбаясь. — Да! Вот именно! Вывернуть себя наизнанку. — Прямо с кишками и со всем, да? — спросил Луи с серьезным выражением лица, словно понимая Гарри. — Ну… я бы не сказал, что с кишками, кишки — некрасивый орган. — Ага, на твои альбомы похожи. И когда их слушаешь, создается ощущение, что именно кишки ты выворачивал в первую очередь. Знаешь, пахнет так же, как вывернутые кишки, если ты понимаешь, о чем я. — Ну, я же говорил, что он у меня шутник, — улыбнулся Гарри и потер пальцем глаз, средним пальцем, смотря на Луи. Он показал Луи фак, потирая глаз средним пальцем. — Первый альбом — это всегда волнительно. Каждый альбом волнует, но вот первый… я помню свое большое интервью, приуроченное к первому альбому, и это было… я думаю, очень волнительно. Так что неуместные шутки от Луи вполне обоснованы. — Неуместность моих шуток диаметрально противоположна твоему нахождению в музыке. А вообще, знаете, написать альбом не так сложно! Уверен, что три четверти населения планеты справится не хуже Нейросети, хотя ее результат превысил все ожидания. Нет, извините, Нейросеть справилась лучше, лучше, чем три четверти населения планеты и Гарри. Она хотя бы удивила тем, что неживая, искусственный интеллект, ага. А я вот не хочу ручаться, что у трех четверти населения планеты есть интеллект. — Я слышал, что она написала. И, я думаю… — Ты думаешь… — Не перебивай меня! — Нет-нет! Что ты думаешь, папочка? — Я думаю, что в ее музыке нет души. В моей музыке, в музыке великих исполнителей, таких как… — Флитвуд Мак, РолингСтоунс, Квин, ПинкФлойд… — Да, спасибо, Луи. — Ничего нового. — В нашей музыке все иначе. В ней есть душа, в ней есть человек, а не просто набор искусственного интеллекта. — Ты хотел сказать, набор искусственных нейронных связей? — Да какая разница, что я хотел сказать?! — Никакой. Ты прав. — Дело в том, что она ненастоящая! Как ее музыку можно сравнивать с такими артистами, как… — Флитвуд Мак, Ролинг… — Да! Она ненастоящая. Искусственная. — Она, по крайней мере, в своем «творчестве» имеет связь с искусством. — Хорошо, — натянуто рассмеялась девушка, — перейдем к следующему вопросу. Гарри, что тебе приносит наслаждение? Когда ты особенно счастлив? — Думаю, большую часть времени я наиболее счастлив, когда вокруг меня друзья. А наслаждение мне приносит, на самом деле, езда на машине, это странно? Знаешь, вроде из тех поездок с открытыми окнами, музыкой наперебой, — я наслаждаюсь этим. — Угадайте, блять, что он слушает? — Эм… Флитвуд Мак? — Бинго! — А альбом? Как проходил процесс? — Мы сотворили альбом на Ямайке, в студии каждый день, не думая больше ни о чем. Просто пятеро ребят на Ямайке, так давайте же создадим ту музыку, которую захотим слушать там, где мы есть. Ту, что полюбим. Так мы и завершили альбом, которым теперь довольны. — Сотворили… Создали… боги культуры, блять! А еще у него выйдет фильм об этом! — Нет! Зачем ты сказал? Вырежем это. Луи, ты… зачем? — Это был секрет? — А о твоем альбоме видео не будет! — Пф, велика потеря! Мы же только ебались и нюхали твой кокс, пока за неделю настрочили двадцать песен. А потом записали их еще за одну неделю. Без видео. Мы, блять, не плавали на досках и не притворялись, что сочиняем что-то великое, творим! И мне глубоко все равно, как мой альбом встретят слушатели, потому что он сделан на коленке, но получился куда лучше твоего, которым ты так гордишься, к которому приложил УСИЛИЯ. Усилия, блять. Год писал! Я был на Ямайке и за определенную сумму могу рассказать вам, что там происходило на самом деле. Могу и эксклюзивные видео продать. — Это он шутит. — Ага, шучу. Потом поболтаем, — Луи подмигнул девушке и откинулся на стуле. — Шучу я так. Шучу. Я вообще — шутник! — Заткнись уже! То, что ты написал альбом на коленке, показывает тебя только неблагодарным сонграйтером! — Неблагодарным кому? — Слушателям! — Пока что мой альбом слушал только ты и еще два с половиной человека, так что мне посрать втройне! Дальше все шло, как обычно. Журналисты сменялись, Луи выпил три чашки кофе, Гарри уходил в гримерку «на пару минут», вопросы повторялись. Скучно — одним словом. Спустя полтора часа Луи не выдержал, хоть и проигрывал в голове концерт для скрипки с оркестром Глазунова, и сказал: А вы знаете, что Гарри ходит к гадалке? — Хироманту-астрологу, — исправил его Гарри и тут же покраснел. — Это не… простите, какой был вопрос? — Вы посещаете астролога? — Хироманта-астролога. Если бы я вас сводил к нему, вы бы не смотрели на меня такими глазами и не остались равнодушной к тому, как человек, зная только вашу дату рождения и видя ваши руки, может рассказать о самых глубоких глубинах вас, о таких вещах, в которых вы сами себе не признаётесь. — Блять, Гарри. О тебе есть страница в Википедии… — Он не пользуется интернетом! — Зато прекрасно пользуется твоими деньгами. Сколько там ты ему заплатил? — Это неважно, я дал ему столько, сколько посчитал нужным, от чистого сердца. Луи, шепотом: Двадцать тысяч долларов. — Нет! Это за несколько приемов! — Приемов! Точно, ты больной на голову. — На самом деле, я считаю, что это очень мило, — вставила девушка и улыбнулась Гарри. — Вот видишь! Один ты страдаешь дебилизмом. Все считают хиромантов-астрологов хорошими. — Эх! Я не верю в то, что судьба человека как-то предопределена, а о том, что астрология — квазинаука, спорить не приходится. Я знаю, что есть астрофизика, по-моему, самая увлекательная в мире наука, но вот в моей голове происходит эрор 404 при мысли, что безжизненные космические тела влияют на людей и, черт с ним на людей, на каждого конкретного, отдельно взятого человека! Только подумать! А узнать об этом можно, только отдав двадцать тысяч долларов. — Нет! Он не просил денег! Это я… — От чистого сердца. — Да! К тому же три года назад он сказал мне такое, что сбылось. И даже не самые приятные вещи. И с Алексом тоже, — добавил Гарри тише, сморщив лоб. Луи подозрительно уставился на него, на его бегающий задумчивый взгляд, и что-то екнуло внутри, подкидывая ответ, что Гарри все знает, но как он может? Неужто гадалка нагадала? — А что с Алексом? — Ничего. — Нет, скажи. — Мы на интервью. — Сделаем перерыв. — У меня встреча через час. — Гарри! — Отвали. — Гарри! — Какой следующий вопрос? — Да, Гарри, мы слышали, что ты научился играть на фортепиано. — Да! — Луи вздрогнул от рьяности, с которой ответил отец и даже подался вперед, выпрямившись на стуле. — Я освоил пианино. Мне было очень комфортно работать с людьми из моей команды, они вдохновили меня на многое. И мне нравится процесс написания песен, а также игра на пианино, да. — Кто учил тебя? Ты нанимал учителя или… — Нет, нет, мой музыкант, Митч, он учил меня. — Тот патлатый? — спросил Луи, ухмыльнувшись. — Его имя Митч? — Да, его имя Митч. Митч учил меня. — Хочу заметить, — выпрямился Луи, хотя сильнее уже было некуда. — Не каждую игру на пианино можно назвать «освоил пианино», — он демонстративно показал кавычки и скривил лицо. — Обезьяна тоже бьет по клавишам. Ничего личного! Правда! Правда-правда! Нет, вы видели, как курица сыграла основную мелодию из песни 1910 года AmericatheBeautiful? Или кошка набирала мелодию без нот? Боже! Да они сыграли лучше многих, кто «освоил пианино»! — Луи, прекрати. — Просто рассказываю, делюсь опытом. Продолжайте. Какой следующий вопрос? Или перерыв? Гарри, тебе не нужно отлить? — Что? — Гарри удивленно посмотрел на сына, вылупив глаза. — Зачем ты… — Ну, ты же всегда предупреждаешь своих фанатов, что тебе нужно отлить, — непринужденно пожал плечами Луи в ответ. — А посрать тебе не нужно? Мы бы подождали. Гарри поджал губы и резко встал, прихватив за собой и мальчишку за хилый бицепс, сжимая до боли, пользуясь тем, что он больше и сильнее. Как он раньше об этом не подумал?! Он же сильнее! Он занимается боксом и ходит в спортзал, он сильнее этого уродского ребенка. Гарри с СИЛОЙ прижал орущего мальчишку к двери в гримерной так, что никто теперь не мог зайти, и с СИЛОЙ тряханул его так, что Луи ударился затылком и заорал пуще прежнего, пытаясь вырваться. Гарри не слушал. Он тряс его, и поднимал над полом, и приложил бы еще больше СИЛЫ, если бы не робкий стук и вопрос, все ли в порядке. — Продолжу без тебя, — прошипел Гарри, толкая Луи к столу, отчего тот больно ударился бедром и зло зыркнул своими уродливыми глазами. — Я не ответил тебе только потому, что не хочу пачкать руки в дерьме, — Луи плюнул ему под ноги и демонстративно сел на диван, не трогая затылок, будто было совсем не больно. — И твое интервью мне даже за деньги не нужно. Я уезжаю. — Мне плевать. Луи посмотрел на Гарри, а затем склонил голову на колени, словно хотел заплакать, чтоб его никто не видел. Гарри не понимал, что происходит, и ему на миг даже стало жаль мальчика, ведь он… он первый всегда говорил, что грубой СИЛОЙ конфликты не решаются. Впрочем, он много говорил, и все его слова — как камни — имели вес разве что для того, чтоб покориться закону тяготения и смачно шлепнуться об его же действия, опровергающие слова. Но неужели Луи будет плакать? Нет! И Гарри понял это, когда услышал сначала тихий, но постепенно усиливающийся смех своего пасынка. — Гарри, — сказал он, хохоча и поднимая голову к отчиму, — черт возьми, ты так и не понял третьего закона Ньютона. — Какого еще Ньютона? Что ты несешь? — недоумевал Гарри. — А, конечно, ты же полуобразованный человек, которому все приходится объяснять. Третий закон Ньютона. На каждое действие есть противодействие, равное по силе и противоположное по направлению. И мы с тобой, словно лучшая иллюстрация к этому закону, зайка. Гарри сощурил глаза, даже не пытаясь понять, что имеет в виду Луи, потому что Луи просто, как обычно, оскорбляет его своими умными словами. — Ты такой глупый, Луи. Я же делаю это для тебя, для твоего будущего, — смягчив голос и улыбнувшись, покачал головой Гарри. — Что ты делаешь для меня? — Пиарю! Думаешь, это мне нужен пиар? Меня и так все знают, обо мне говорит весь мир, а вот о твоем альбоме никто бы и не узнал, если бы я не написал в инстаграмме и твиттере, если бы я не организовал для тебя интервью! А ты, как и всегда, неблагодарный! — О, простите меня! Я снова должен тебя благодарить? У тебя явно мания величия, Гарри! — Нет! Я прошу благодарности за действия, которые приведут тебя к успеху. Ты мог бы стать как я! Луи тяжело вздохнул, и в голове его голосом Гарри пророчилось будущее подобное Гарриному. Тупое и беспросветное. Так, стоп-стоп! Вот тут камера отъезжает и голос затихает, экран ме-едленно затухает. Голоса уже нет, ага. Но героев видно, ме-едленно затухает, чернеет и! Дальше все на черном фоне. Ничего не видим, слушаем. Слушаем и понимаем, думаем. Зритель думает. Слушает и думает, не смотрит на него. Пять секунд тишины, и запускай: Ты проводишь много времени в ЛА, это именно то, как ты себе представлял? Думаю, это плохое место для посещений. Люди едут туда на неделю и говорят, что им не понравилось. Если у них спросить, что они делали, то вы поймете их, ведь они занимались самыми странными вещами. Это то место, где вы можете попасть в какое-то странное дерьмо, но у меня пару друзей переехали туда из-за работы, поэтому у меня там группа людей. Погода вечно неожиданная. В Англии, если солнечная погода, мама приходит тебе в комнату и говорит: «Сегодня солнечно, тебе нужно встать с кровати сейчас». В ЛА так каждый день. У вас жизнь наполнена делами, которыми вы наслаждаетесь. Вы даже не против идти на работу. Sweet Creature… я не знаю, видел ли ты, но это моя любимая вещь. В общем, все в Твиттере и других социальных сетях уверены, что песня не о девушке, а о Луи. Ну типа: «Два сердца в одном доме». Все они уверены, что эта песня о твоих отношениях с Луи, так ли это? Ладно. Я имею в виду… Я думаю… Эм… Я имею в виду… [жутко заикается]. Я имею в виду… Думаю, что люди всегда будут рассуждать о том, кому или чему посвящена песня. Я никогда не хотел сказать им о том, что они не правы насчет своих размышлений и чувств об этом, даже если они абсолютно не правы. Забавная вещь в музыке — ты пишешь песни и не обязан потом объяснять, о чем они… И я больше склоняюсь к ответу «нет». Можете ли вы сказать то же самое о Гарри Стайлсе, который, как ожидалось, получит широкие овации, но в конечном итоге остался без единой номинации? Думаю, ситуация с Гарри всё же немного другая. Он сам по себе уникальная ситуация — он не новичок, он уже широко известен как участник невероятно успешного всемирного феномена, One Direction, с громадной фанбазой. Сейчас же он отшагнул от этого мира и на пути создания своего собственного стиля, и с музыкальной точки зрения это весьма отличается, в рамках того же образа и аудитории. Кто-то мог бы сказать, что это кратковременный период, и тогда для наших голосующих встаёт вопрос: достиг ли он уже такого уровня мастерства, что этот пик смог стать достойным номинации? В этом году этого не случилось — хотя он мог выбыть только из-за одного голоса. Это демократическая ситуация, и я не могу вам сказать, что к работе, которую он проделал, не было поддержки со стороны членства, но в этом году вышло так, как вышло — и тем не менее он кажется одним из тех артистов, чья карьера длится долго. Я думаю, это о тех вещах, что происходили со мной несколько лет назад, о тех вещах, о которых я раньше не писал, было ощущение, что это выходили, как бы, истории. Это всё из груди, я думаю. Веселье в том, что ты можешь написать песню о любви не всегда в традиционном смысле — песня не всегда должна быть романтичной или даже о человеке в общем, если ты сам этого не захочешь. Это началось как шутка и теперь это одна из моих любимых песен. У нас была такая неделя, когда мы находились в полной заднице и ничего не могли сделать. И затем, впервые за долгое время, я на самом деле решил отвлечься и сделал кое-что, затем вернулся в студию, и было принято решение написать песню об этом. Песня 'Carolina' про девушку, которую я встретил, когда отдыхал. Она не знает, что песня про нее. Быть частью момента, который для кого-то значил достаточно, чтобы написать песню — огромный комплимент. Отношения — эта та самая тема, которую я не люблю обсуждать. Так что этот разговор может затянуться, а я отойду пописать. Вы просто можете сказать, что я отошел помочиться и не вернулся. Здесь мы заканчиваем. После интервью Гарри заходит в гримерку, а там один из музыкантов Гарри трахает Луи. Гарри теряет дар речи, а Луи хохочет до такой степени, что у него падает. Гарри хочет уйти, Луи предлагает присоединиться, музыкант краснеет, но совсем не против. Тут Луи звонит Алекс, и настроение в комнате меняется. Давай, Гарри, твои слова. — Мои слова? — Да, говори. — Говорить что? — Реплику. Боже! Что, так сложно выучить текст? — Какой еще текст? Луи спрыгивает со стола и натягивает штаны, отвечая Алексу, который, к слову, звучит так, будто вот-вот умрет. — Нам нужно ехать. Гарри, поехали! — Что я должен сказать, чего все от меня хотят? Где мой агент? Митч! Где Джефф?! — Я его не видел с трех. Мне поехать с вами? — Гарри, нужно ехать! Срочно! Стоп! Снято! — Господи, да что снято?! Я не нанимал операторов! Почему здесь повсюду камеры? Где, черт возьми, стена?! Вы бесчеловечны. Единственный, кто здесь отвратителен — ты. Хотя если ты фапалка на Луи, то не удивительно. У него все фанаты двинутые. И какие это, интересно, его слова со сцены отвратительны? «Choose love», «I love you no matter who you are?» или миллион других прекрасных речей? Ты обкуренная, что ли? Его песни нытье? Мда уж, все ясно. Вся ваша эпопея полная чушь. Вы пишите такой бред, что лучше бы не писали вообще. О да, энтузиазм завидный. Так засирать артиста, который душу вкладывает в то, что делает, тупо потому, что не нравится его контент — это уметь надо. И правда похвально. — Где стена?! Почему здесь так много прожекторов?! Митч! — Гарри, нам нужно ехать, срочно! Повторите еще раз эту сцену, второй дубль, пожалуйста. Луи, будь убедительнее. Гарри, как всегда на высоте, сладкий пирожочек. Ты так талантлив, милый. — Спасибо, но… Почему здесь… — Гарри! Нам срочно нужно ехать! Вы не имеете права так издеваться над ним! Он же… Он сделал мою жизнь лучше! Он спас миллионы людей от самоубийства и ненависти к себе, он доказал нам, что он такой же, как и мы все, что каждый имеет место в его сердце, что мы все достойны жить, и всех он нас любит! Гарри человек с невероятно добрым сердцем, а вы все — отвратительны! Вы отвратительны! Отвратительны! Гарри, мы любим тебя! Говори все, что хочешь! Мы любим все твои песни! Одевайся, как тебе нравится! Ты невероятный! Не слушай их! Я извиняюсь, кто пустил ее сюда? Здесь, на минуточку, идут съемки. Покиньте помещение. Гарри! Мы любим тебя! Не трогайте меня! Гарри! Мы любим… Я люблю тебя! Я хочу от тебя ребенка! Гарри! — Гарри! Нам нужно ехать! Стоп! Снято! — Да что снято?!***
Я думаю да, очевидно. Если кто-то переживает о чем-нибудь, вы чувствуете, что должны знать, чтобы что-нибудь сделать для него. Но это не всегда получается, не так ли. Бывает, я не говорю о некоторых вещах, о которых не говорят и некоторые люди, когда имеют похожие вещи, и, возможно, это способ, благодаря, которому мы справляемся с этим. Я думаю, это о тех вещах, что происходили со мной несколько лет назад, о тех вещах, о которых я раньше не писал, было ощущение, что это выходили, как бы, истории. Это всё из груди, я думаю. Веселье в том, что ты можешь написать песню о любви не всегда в традиционном смысле — песня не всегда должна быть романтичной или даже о человеке в общем, если ты сам этого не захочешь. Это началось как шутка и теперь это одна из моих любимых песен. У нас была такая неделя, когда мы находились в полной заднице и ничего не могли сделать... Простите, у меня больше нет текста, могли бы мы закончить?