Замерзающее пламя

Я думала, что крепкий сон поможет и утром мне будет легче. Однако стоило открыть глаза, как все ужасы недавних событий обрушились на меня. Я словно получила резкий удар по спине, который сбил меня с ног, не позволяя подняться. Всё тело онемело и отказывалось хотя бы пошевелиться, как будто в нем не было ни мышц, ни костей. Из глаз одна за другой  потекли слёзы, переходящие в откровенные рыдания с ошеломляющей скоростью. Горе, боль, страдания разом накрыли меня с головой. Впервые в жизни я плакала так сильно и не пыталась остановить слёзы. Сердце болело, сильно болело, и не только оно. Казалось, никогда ещё мне не было так плохо. Когда я потеряла Дмитрия, ощущение было схоже с тем, как если бы погибла часть меня, как если бы мне удалили большую половину сердца. Ноющая, монотонная, невыносимая, как щекотка, боль, проникающая везде и всюду, плакать хотелось тихо, забиться в угол и просидеть там, пока не закончится всё, давиться слезами, не издавая ни звука. Болело так, как болеть могла ампутированная конечность. И что самое главное - боль была внутренней, тьма застилала внутренний взор, переполняла оставшуюся часть сердца. Сейчас всё было иначе. Боль была снаружи, хотелось рыдать, содрогаясь всем телом, кричать, пока не сорвёшь голос. И было больно. Именно больно. Как если б сотня человек одновременно резали меня идеально заточенными ножами, резали и тело, и душу. Способность мыслить вернулась сразу, и моё вчерашнее поведение относительно этого казалось весьма глупым. Я просто устала, не зачем было так пугаться. Я села на кровати и заглянула в окно. Было очень рано: четыре или пять утра по моройскому расписанию - спали все кроме караульных стражей; солнце и не начинало садиться. Я снова легла, с головой накрывшись одеялом и свернувшись маленьким калачиком, снова заплакала, все мысли обратились к Дмитрию. Я потеряла его. Теперь. Совсем. Но прежде... он стал моей любовью, моей жизнью, затем - целью и в то же время средством. Я бросила все силы на его спасение, а когда их не хватало, черпала из воспоминаний о нём. Желание освободить его горело во мне жгучим огнём, позволяя терпеть и преодолевать всё на свете. Он жив. И он снова дампир. Он прежний. А если нет, то это лишь вопрос времени. Он снова есть. Но в моей жизни впервые за последний год его нет. Разум твердил: "Нет. Это не так. Ему плохо, нужно время. Он оправится. И всё станет как прежде: он вернётся ко мне; мы будем вместе". Конечно, так и будет, просто нужно время. Нужно время. Он многое пережил, ему, несомненно, трудно. Очень трудно. Просто нужно время. Нужно время. Я была в этом почти уверена. Какой - то тоненький и тихий голосок внутри, говорил, что Дмитрий был серьёзен, что всё кончено. Но я ему не верила. Пусть говорит, что хочет [голос]. Под одеялом было ужасно жарко, кожей я чувствовала как сбегали капли пота, прокладывая дорожки для других, с каждой секундой дышать становилось всё труднее и труднее, однако вылазить я категорически не хотела. Через какое - то время послышался стук в дверь - я не пошевелилась, не подала голоса. Он не прекращался, наоборот, становился всё громче, потом меня позвали по имени. Адриан. Он продолжал звать меня, просил открыть, говорил, что это важно. Когда он начал через дверь рассказывать, что произошло, слов я не разбирала, и в предложения они не складывались, однако "Совет" врезалось в моё сознание; я решила, что проще вскрыть вены, чем вынести ещё хоть звук. Я встала с постели, закрылась в ванной, открыла кран. Поток воды обрушился на белое покрытие, перекрывая своим шумом стук и голос Адриана. Я сползла по стене, снова хлынули слёзы: он бросил меня. Как такое возможно? ... вскоре сидеть на полу в ванной я устала, выключив воду, вернулась в комнату. Здесь было тихо. Я легла на прежнее место - укрываться не стала: слишком жарко. Потом стучались снова. Или это было уже на следующий день? Счёт им я потеряла. Тьма сменялась светом, а свет - тьмой. Стук не прекращался. Сначала я думала, что стучат сутки на пролёт, потом, в тишине, мне казалось, что не больше десяти минут с интервалами в несколько часов. Время шло, стучались всё чаще и уже дольше. Я слышала умоляюще голоса, слов не понимала, но логика подсказывала, что обращаются ко мне. Спустя ещё какое - то время я начала их узнавать: одни были родными, знакомыми с детства, другие - тоже знакомые, но не такие как первые. Ещё позже я начала запоминать слова. Почти все они повторялись, но смысла их я не знала, как если бы говорили на незнакомом языке. Не знаю сколько времени прошло. Дня два, наверное, на третий я начала приходить в себя. Наконец, я снова научилась говорить, но тех слов уже не помнила. Голоса... Лисса, Адриан, Эдди, даже Кристиан и Таша. Таша, помнится, один раз приходила одна, предлагала поговорить, голос у неё был заботливо - материнский. Я нашла в себе силы подняться, после нескольких дней, проведённых в одном положении: лёжа на кровати, свернувшись калачиком. Помню, иногда я раскрывалась, иногда укрывалась с головой. Как произошло, что несколько суток меня буквально не существовало? Постепенно то чувство, которое загнало меня, отпускало. Я приняла душ, надела всё чистое, грязную одежду постирала. Феном высушила волосы, собрала их в конский хвост, в комнате навела порядок. И ближе к ужину вышла на свежий воздух.