***
На следующий день Хоакин не объявляется. Его телефон молчит и отзывается лишь бесконечными гудками, а никто из знакомых не может подсказать, где найти Змея. И Кевин не глупый ребёнок – он всё понимает. Осознание больно жжёт глаза, но он не позволяет себя начать разваливаться на части так скоро. Вместо этого Кев отправляется к Змеям, пытаясь выяснить местоположение парня, несмотря все предостережения отца и реальную опасность такого визита. Члены банды не принимают его с распростертыми объятиями, но и не нападают с битами – видимо, многие из них знают об отношениях Хоакина – или, если вернее выразиться, о его задании. Один из парней – высокий и скуластый – говорит ему, что Де Сантос не хочет его видеть, но затем почему-то намекает, что того можно найти у реки Свитуотер. Кевин блуждает по лесу около часа, прежде чем наконец обнаруживает темный силуэт у самой воды. Хоакин сидит прямо на влажной земле, пахнущей хвоей особенно сильно в это время года. Его обтянутая черной кожей спина сгорблена, темные волосы спутаны и свисают неопрятными прядями прямо на лицо. В этот момент, в мягких лесных сумерках он почему-то кажется Кеву особенно юным и хрупким. Ни рваная куртка со змеиной пастью, ни грубые ботинки уже не добавляют его образу ни капли брутальности. Кевин видит его – и будто не видит одновременно, потому что этот Хоакин – совсем не тот человек, с которым он обнимался в постели и которого целовал у кухонного стола. Легкие будто разъедает кислота, и подойти к нему и заговорить кажется почти невыполнимой задачей. Келлер намеренно хрустит сухой веткой под своей ногой, надеясь, что Змей обернется сам и сам объяснит, что, чёрт возьми, происходит с ними в последние дни. Но тот никак не реагирует – даже не вздрагивает, продолжая смотреть на темную воду, словно загипнотизированный. - Хоакин, - наконец выдавливает Кев, замирая почти за его спиной, невнятно, но достаточно громко, чтобы тот точно его услышал. Ноль реакции. Очевидно, что он услышал его и узнал голос, но все равно продолжает молчать, лишь слегка опустив голову, чтобы сильнее скрыть лицо за волосами. Это кажется слишком жестоким. Сырой речной холод забирается под тонкую рубашку, и Кевин неловко одергивает рукав, не зная, куда деть собственные руки. С каждой секундой тишина все сильнее вгрызается в горло, грозя разорвать его на части, и он больше не выдерживает. - Я знаю, что ты использовал меня, - он идёт ва-банк, одним потоком воздуха сквозь зубы. Молчание длится, кажется, целую вечность, прежде чем Хоакин всё же отзывается, обрывисто и хрипло, одним коротким словом: - Ладно. - Ладно? Это всё, что ты можешь сказать? – не веря своим ушам, переспрашивает Кев. Конечно, он не ждал слёз и извинений, но рассчитывал хотя бы на незамысловатое оправдание. - А что еще я должен сказать? Это неправда? Прости? Всё не так? Я люблю тебя? – в голосе Хоакина сквозит горькая усмешка, но сам он так и не поворачивает головы, продолжая безучастно смотреть вдаль. – Это так не работает. - Ты прав. Это не сработает… - Кевин с силой сжимает зубы, стремясь не пустить злость вперемешку с отчаянием наружу. Стремясь не показать этому ледяному куску дерьма, как ему больно. – Но тебе явно это особо и не нужно. Молчание. - Почему?.. Почему нельзя было найти другой способ? Зачем поступать именно так? Зачем играть с чужими чувствами? – он все-таки срывается на крик, негромкий и нервный. Неужели это тот самый человек с лукавой улыбкой и взглядом, полным нежности, каким он был все эти несколько нелепых дней, проведенных вместе? Кев понимает, что всё это время не знал абсолютно ничего о настоящем Хоакине Де Сантосе. А настоящий он вот – безразлично опущенные плечи, ровный голос, будто монотонное произношение автоответчика. Проходит еще несколько секунд, прежде чем Змей наконец делает неуклюжее движение, поднимаясь на ноги, а затем разворачивается и подходит к Кевину в упор. - Ты до сих пор не понял, Кев? – его глаза холоднее айсбергов. – Всем плевать на любые чувства, кроме своих собственных. Мир жесток. А тебе пора повзрослеть. - Мне пора повзрослеть? Я хотя бы добиваюсь своих целей честными способами, а не использую людей! – Келлер выплевывает слова прямо в безучастное лицо Хоакина. - Я не выполняю прихоти больных на всю голову мудаков и не подчиняюсь каждому их слову! И уж тем более я не покрываю тварей, убивающих подростков! Кто из нас более взрослый, а кто просто мальчик на побегушках у преступника? - Знаешь что, Кев? Не всем из нас везет родиться в белом доме за резным забором, в любящей семье, ни в чем не отказывающей дорогому сыночку! Некоторые с самого детства видят несправедливость мира и понимают, что выжить можно, только подстроившись под него! И если для этого нужно манипулировать людьми, подчиняться или убивать невинных подростков – это приходится делать, потому что в отличие от тебя, у меня выбора нет! – отрезает Змей, а в его глазах мелькает что-то уязвимое и болезненное, словно осколок стекла. Он тут же берет себя в руки, отводя взгляд в сторону и выпрямляясь в попытке казаться непоколебимой скалой. Но Кев замечает этот надрыв – и застывает, надеясь, что тот осколок настоящего Хоакина снова прорвется наружу. - Твоя единственная проблема – это плохая оценка за контрольную и красивый мальчик, который не посмотрел в твою сторону! – отрывисто бросает Змей, добавляя в голос твердости, будто стараясь посильнее ужалить – или может быть, казаться более жёстким. - Да что ты знаешь о моих проблемах? О моей семье?.. – с горечью качает головой Кев, продолжая смотреть в глаза. Так сильно хочется прикоснуться к этому упрямому подбородку, к четко очерченным губам, провести пальцем по нахмуренным бровям Змея. Но он не может. Больше нет. - Твой отец шериф, этого достаточно, чтобы сделать выводы. И Кевин сдаётся. Острые слова Хоакина бьют по самому больному, и он не выдерживает, больше не может находиться рядом с этим человеком, которого пару дней назад – или целую вечность назад? - считал своим. Он отворачивается и отходит в сторону, понимая, что делать здесь ему больше нечего – все слова сказаны, все карты раскрыты, он Хоакину не нужен – точнее нужен, но совсем не затем, зачем хотелось бы. Просто пешка в чьей-то игре – пешка, которую не только поимели во всех смыслах, но и прогнали прочь с доски, даже не пытаясь оправдаться за сделанное. А главное - нет у них никаких родственных душ. Желание уйти подальше с этого холодного берега, от этого ядовитого человека, из этого циничного города захлестывает с головой – и спрятаться где угодно, куда не доберутся ледяные щупальцы его взгляда. Кевин уже делает шаг в сторону леса, но потом все же вспоминает о еще одном незаконченном деле – ведь речь идёт не только о его отношениях, которые оказались лишь суррогатом. Кев перебарывает себя. - Ты украл у него папку с делом Джейсона. Хоакин возвращается к воде, поднимает что-то с земли, а затем бросает парню. Кевин машинально ловит предмет – и обнаруживает в руках ту самую папку, полную непонятных файлов с фотографиями, записями и пометками, сделанными рукой его отца на белых страницах. На бордовой обложке блестят мутные капли – должно быть, брызги от реки, но в целом, документы не тронуты и судя по всему, никто, кроме Хоакина, их не просматривал. Почему Змей так поступает? Почему так легко отдаёт вещь, ради которой, судя по всему, он столько старался, обхаживая сынка шерифа, да так, что даже залез в его постель? Кев поднимает на него непонимающий взгляд. - Зачем ты это делаешь? Если мой отец поймает ЭфПи, рано или поздно он выйдет и на тебя, - он растерянно качает головой, сбитый с толку тем, что вернуть папку удалось настолько легко. В этом же должен быть какой-то подвох?.. - Ну видно, такова судьба. - Тебя это не волнует? - Ты все равно теперь все обо мне знаешь, - Хоакин просто разводит руки в стороны с нечитаемым выражением лица. - Так какая разница, отдашь ты ему папку или расскажешь все на словах. Кевин замирает на месте. Судя по всему, Хоакину действительно грозит срок в случае поимки ЭфПи, если удастся доказать, что он являлся соучастником преступления. Значит, ему придется отсидеть в тюрьме, и черт знает, сколько. Кевин знает, что такое тюрьма. Какой бы мразью ни был Хоакин, он ее не заслуживает. Безразличие парня к собственной судьбе удивляет, но Кевин не даёт себе времени как следует подумать и принять взвешенное решение. Чувства застилают разум, и вместо этого он подходит к краю берега, оставляя глубокие следы в липкой грязи, размахивается и швыряет папку в реку. Течение подхватывает и тут же уносит небольшую стопку бумаг, пропитывая её водой, и вскоре она скрывается из виду. - Зачем? – судя по приподнятым бровям, Хоакин действительно обескуражен его поступком, хотя и продолжает держать на лице невозмутимую маску. Кевин набирает в лёгкие кислорода. И поворачивается. - Может, хотя бы так ты поймешь, что не всем людям в мире плевать на чувства других. Даже если те последние ублюдки, - с этими словами он проходит мимо Змея, едва не задевая его плечом. Но потом все же останавливается и замирает еще на секунду, всего на одну. И слышит, будто бы со стороны, как ломается собственный голос на последних словах. - Лучше бы ты никогда не появлялся в моей жизни.***
Хоакин остается на берегу в одиночестве. Зеленая ткань мягкой рубашки Кевина еще мелькает среди деревьев, но вскоре окончательно сливается с соснами и пожухлой травой. В прозрачном, дышащем смолой воздухе снова повисает тишина, только едва различимо вода плещется о камни, да ветер обдувает кожу, ероша волосы. Хоакин кусает обветренные губы и все смотрит вслед, несколько почти неподъёмно тяжелых минут. А потом переводит взгляд на землю и не понимает, почему так сильно жжёт глаза.