***
Драко был рад вернуться домой. Здесь не было ни слухов, ни потопов, ни студентов без признаков жизни. Он мог не бояться, что его обвинят во всех грехах. Грейнджер была права. Никто из учителей и комиссии, присланной министерством в школу, даже не обращал на него внимания. С наслаждением, впервые за многие месяцы, блондин уплетал свой завтрак. Второй день этих непредвиденных каникул начинался прекрасно. Отец читал свежий номер пророка, мама ковырялась в омлете, делая между делом записи в блокноте, а домовики лавировали между стульями подливая чай. Но едва отец отложил газету, идиллия была разрушена. — Драко, — мягко начал отец. Мальчик моментально отложил приборы и поднял голову. — Хотел первым сообщить тебе радостную весть. Скоро Дамблдора отстранят. Люциус смотрел на сына, ожидая реакции. Комок в горле Драко нарастал. Никакой радости он в этой новости не видел. И маска, на минуту слетевшая с мальчика, явила все потаённые страхи. — Что-то не так? — со сталью в голосе уточнил Малфой-старший. — Отец… — Драко запнулся. Он прекрасно знал этот тон. Нужно говорить правду. Ложь отец чуял всегда. Нужно было как минимум сравняться с ним в искусстве обмана, а лучше превзойти, прежде чем врать. А мальчик этого пока не сделал. Аккуратно подбирая слова блондин продолжил: — Если Дамблдора снимут, могут умереть люди. Станет больше жертв. — Люциус, он… — вмешалась Нарцисса. — Цисси, он не ребенок, — тяжело взглянул на жену Люциус. Женщина замолчала и потупила взгляд. — Драко, — снова взглянул на него отец, — кто попадает под заклятие? — Грязнокровки, — тихо прошептал мальчик. — Громче! — Грязнокровки, — без единой эмоции повторил Драко. — Может быть тебе их жаль? Может быть ты хочешь назвать их людьми? — ядовито проговорил Люциус. — Нет, — все так же меланхолично отвечал сын. — Что нет? — резал голосом мужчина. — Мне. Их. Не. Жаль. — Отлично. Запомни: грязнокровки-это болезнь нашего общества. Мы должны сказать спасибо за то чудо, что происходит сейчас. — Да, отец, — отчеканил Драко. Люциус кивнул и продолжил завтракать. — Я закончил с завтраком, можно я пойду? Все так же не поднимая взгляда отец кивнул, и Драко встал из-за стола. Последнее, что он услышал выходя из столовой, засядет в его голове надолго. — Не разочаровывай меня, сын.***
На вокзале Гермиону встречала мама и Эдвард. Так звали ее нового мужчину. Он был высоким. Темные жёсткие волосы обрамляли его лицо. В нем было что-то располагающее. Только глаза казались хитрыми. Маленькие карие чертики, которые изучали Гермиону с прищуром. До дома они добрались быстро. Всю дорогу Эдвард болтал с девочкой, узнавая о ее успехах. Он казался довольно милым, а особенно Гермиону подкупало внимание, которое уделялось ее персоне. Так прошло несколько дней. За это время девочка узнала, что Эдвард плотник, причем очень талантливый. Еще он очень любил чистоту, Бога и ее маму. А вот это сочетание уже казалось ей… Странным. Гермиона, несмотря на свой юный возраст, была склонна скорее к науке, чем к религии. А такое яростное поклонение кому-либо казалось ей нелепым. Особенно раздражал постоянный запах ладана в доме. Девочка ненавидела его. Приторный. Сладкий. Ужасный. Ей становилось дурно, если его было слишком много, поэтому она не любила церковь. В спальню матери были перевезены полки, заставленные иконами, лампадками и благовониями. Но Гермиона закрывала глаза на все перемены в доме. И хоть иногда они, бывало, ругались с Эдвардом, девочка все равно пыталась принять его. Обстановку накалял отец. Едва он узнал о появлении нового мужчины, как сразу взбесился. Гермиона снова понимала обоих. Матери нужно было двигаться дальше, папе было до сих пор больно. И снова все переживания выливались на нее сквозь бесчисленные телефонные звонки. Девочка балансировала на грани между отцом и Эдвардом. Она пыталась примерить мистера Грейнджера с новым положением вещей, но становилось лишь хуже. Все окончательно рухнуло вместе с первым звуком разбитого стекла в их доме. Гермиона собиралась гулять, когда услышала звон на втором этаже. Чувствуя неладное девочка побежала вверх по лестнице и застала мать лежащей на полу. Она держалась рукой за щеку, а Эдвард безумными глазами вытаращился на девочку. — Мама, что случилось?! — Гермиона сразу же подошла к ней, не обращая внимания на мужчину. Но мисс Грейнджер лишь растерянно молчала. Дочь перевела взгляд на мужчину, и все сразу стало ясно. — Вам лучше уйти, — звенящим от злости голосом сказала Гермиона, смотря в глаза Эдварду. — Замолчи и выйди из комнаты, — рыкнул он. — Не тебе мне указывать, что делать в моем доме! — от злости девочка забыла о любых правилах приличия и перешла на «ты». Эд отвернулся от Гермионы. Она уже было подумала, что он правда уйдет. Но в тот же миг в них с матерью полетела огромная фарфоровая ваза, в которой стояло 37 роз. Единственное, что успела сделать девочка, так это толкнуть едва начавшую подниматься маму на пол и упасть сверху, закрывая собой от осколков. Осколки были везде. Они оставляли царапины на виниловых обоях. Они сыпались с ее кофты, когда Гермиона поднималась. В голове словно что-то щёлкнуло. Она вывела маму из комнаты, взяла телефон и пошла на кухню. Вернувшись в спальню она кинула кипу пакетов под ноги Эдварду и отчеканила: — Сейчас ты собираешь свои вещи и съебываешься из нашего дома. Если ты тронешь меня или маму хоть пальцем, я вызываю полицию. Она никогда раньше не материлась. Считала, что это некрасиво. Но сейчас это казалось увесисто, по-взрослому, угрожающе. А он стоял и смотрел. Снизу вверх смотрел и усмехался. Мол, «что она мне сделает то». Это привело Гермиону в ещё большее бешенство. Она схватила пакет и начала без разбора скидывать вещи со стола в него. Она бросала туда стеклянные фигурки, ручки, одежду. Когда ей это надоело она вытряхнула ящик его стола на пол и как можно злее посмотрела на мужчину. — У тебя 30 минут, иначе я звоню. Выйдя из комнаты она закрыла дверь и сползла по стене. Слезы подступали к горлу, но Гермиона упорно подавила всхлипы и поднялась. Его нужно выставить и помочь маме. Мисс Грейнджер была в ее комнате. Она лежала на кровати и тихо плакала. — Доченька, ты как? — спросила мама севшим голосом, пытаясь подняться. — Я нормально. Он собирает вещи. Что вообще случилось? — Мы поругались. Из-за твоего папы. Он позвонил Эдварду и начал говорить что-то о тебе, что ты не будешь жить с чужим мужиком, помешанным на вере. Я не знаю… Не помню уже точно… Эд разозлился, начал говорить что-то про тебя, я вспылила. Разбила его чёртову лампаду со святым маслом, — мама усмехнулась одним уголком рта. На втором до сих пор красовалось красное пятно. — Дальше сама видела. Гермиона вышла из комнаты. Не было вообще никаких эмоций. Она пошла на кухню и бесстрастно наблюдала за сборами мужчины. Он яростно и спешно бросал все в сумку и пакеты. Это заняло где-то час. Весь дом находился в напряжении. Его можно было почувствовать, проведя рукой в воздухе, настолько густым и едким оно было. Когда Эдвард наконец ушел, Гермиона закрыла изнутри все замки, подмела в спальне осколки, накрыла спящую мать пледом и сама без сил рухнула в кровать.Это было одно из тех событий, что навсегда отнимают у тебя детство.